Мируше не спалось. Она долго пыталась уснуть, но все время мысли возвращались к Силию. К его настойчивым ухаживаниям и поцелуям таким непохожим на другие. Он запутал ее так сильно, что она не могла понять, что все это значит. Рядом с ним было тепло, потому что он приходил с дровами и растапливал печку. С ним было интересно. И хотя она относилась к нему настороженно, а сегодня его выходка ее напугала, когда он ее просто поднял и закинул на кровать, но от него не было желания ей навредить.
Так как удобства находились на этаже, Мируша выскользнула из комнаты и пошла по коридору. Дом гудел, как улей.
— Ты слышала, Силий зятю пятак начистил, — услышала она чей-то взволнованный голос.
— Давно надо было. Него руки распускать. А то на Дашу смотреть больно было. И чего она только в нем нашла?
— Любовь зла, полюбишь и такого, — женщины вздохнули, а Мируша не стала останавливаться.
Эта новость ее находила еще несколько раз. Силий избил зятя. Кто-то говорил, что он ему руки переломал, другие говорили, что ноги, а третьи уже рассказывали, что Силий его со стены скинул. Слухи разнеслись быстро. Их пообсуждали, а потом легли спать. Даже в комнате, где устроили попойку, уснули. А Мируше не спалось.
Мируша вышла за дровами. Звездная ночь. Мороз. Снег хрустел под валенками. Силий сидел на полене. В тусклом свете фонаря было заметна его высокая фигура, которая сейчас ссутулилась. Мируша подошла к нему и села рядом. Немного подумав, положила голову ему на плечо.
— Ты чего? — казалось, что он только сейчас обратил на нее внимания.
— Мне не спится, а тебе плохо.
— Связи я в этом не увидел.
— Я тоже, — она зевнула. — Какой-то ты проблемный. Я думала, ты спать пойдешь.
— Мне не спалось.
— Поэтому решил найти приключения? Не отвечай. Я знаю. Слышала. Об этом все слышали. К утру окажется, что твой зять превратился в оборотня, а ты спас всю крепость от него.
— Почти так и было, — тихо рассмеялся Силий. Он снял рукавицу и взял ее за руку. — Опять у тебя руки холодные.
— Рукавицы забыла. Хотела дров принести, а подумала, что рукава куртки распущу и ими вместо рукавиц воспользуюсь, — вздохнула Мируша.
— Спишь?
— Наверное. А ты в той комнате живешь, где сегодня праздник был?
— Там.
— Ясно. Я тебя туда не отпущу.
— Почему это? — разворачиваясь к ней, спросил он. Мируша, словно кошка, пробралась к нему под руку, а ладонь положила ему на грудь.
— Потому что пропадешь. А я еще не решила нужен ты мне или нет. Вот решу я завтра, а ты уже пропал. Зачем мне пропащий нужен? — прошептала она.
— Хорошо сидите, — к ним подошел Весий.
— Так время есть, почему бы и не посидеть? — спросила Мируша и опять зевнула, спрятав лицо на груди у Силия.
— Чего у вас случилось? — спросил Весий, с любопытством поглядывая на Мирушу. — Борис ко мне прибежал, со словами, что ты совсем с катушек съехал. Мируша заговор плетет. Власть хочет захватить твоими руками.
— Ага, и стать Королевой крепости. А мне это надо? Тогда же не посидишь. Вот придется бегать, как тебе князь, — пробормотала Мируша.
— Слушай, у Бориса все с головой в порядке? Или там какая-то неразделенная любовь к Мируше? — не выдержал Силий. — У него снег пошел, так Мируша виновата. Солнце выглянуло, так опять Мируша. Мозоль на пятке — Мируша наговорила.
— Буду я такой гадостью заниматься. Пусть носки нормальные носит. Или обувь поменяет, — пробормотала Мируша, не отнимая лица от куртки Силия.
— Мне порой тоже кажется, что он к ней неровно дышит, — усмехнулся Весий.
— Вот и шел бы ко мне. Я его бы приголубила. А сейчас так надоел, что приголубить могу только чем-то тяжелым, чтоб голова работать начала, — вставила Мируша. — Можешь так ему и передать, что он свое счастье упустил.
— Так чего произошло?
— Зять напился. Драку затеял. Я его в камеру кинул, чтоб проспался, — ответил Силий. — Навестил называется дочку.
— А я уж думал тут власть кому-то нужна. Опять разочаровали, — сказал Весий.
— Нет, сам со своей властью возись. Нам и без нее хорошо, — сказала Мируша. После очередного зевка она не выдержала. — Пойдем спать. Я больше не могу, а тут усну. И замерзну!
— Звучит грозно, — заметил Силий.
— Ага. Я старалась. Завтра все дела решите. Ночь на дворе, — она подскочила на ноги и стала набирать дрова, которые складировала в руки Силию.
— Это я тебе еще и дрова нести должен.
— Но не мне же этим заниматься! — нагрузив Силия, она стала подталкивать его к входу в дом. — До завтра Весий!
— Подожди, птичка.
— Не подожду. Замерзла и спать хочу.
— Прешь как танк.
— Не знаю что это, но согласна, — открывая перед ним дверь, сказала Мируша.
Чем ближе они подходили к комнате, тем спокойнее становилась Мируша.
Вместо задора появилась усталость.
— Сегодня у меня переночуешь.
— Почему?
— Потому что у меня бессонница, а тебе плохо. Я же тебе говорила! — она схватила чайник и ушла за водой. Когда она вернулась, то Силий уже снял куртку.
— Ты точно этого хочешь? — спросил он, наблюдая как она достает из-под стола деревянную кадку.
— Тебе умыться надо и руки помыть. Чтоб все сегодняшнее осталось в сегодняшнем дне. Все проблемы смыть, а завтра ты их не найдешь. Так что умывайся!
— Тебе надо армией командовать, — сказал Силий, но спорить не стал.
Холодная вода смыла усталость, разбитость. Словно и правда он все это оставил где-то в прошлом. Она достала из шкафа чистое вышитое полотенце и присев напротив Силия, стала вытирать ему лицо и руки.
— А теперь послушай. Все это ерунда. Да, сейчас тяжело, но завтра все решится. Ссора забудется. Будет примирение. Ты правильно поступил. Защитил. Иногда надо защищать человека от самого себя, потому что он не может с этим справится. Утром все наладится. По-новому будет. А пока мы ложимся спать.
— Это что же, чтоб заинтересовать тебя, надо было кому-то врезать?
— Нет. Я так и не поняла, как к тебе относиться. Но сейчас ты захочешь забыться, разобраться. И можешь применить тот способ, который тебе знаком.
А тогда ты пропадешь. И я даже не пойму могло ли чего-то быть, или ничего не могло, — ответила она. Прищурилась. — Хочу рубашку длинную такую, до пят. С длинным рукавом. Чтоб в ней тепло спать было даже зимой.
— Это к чему?
— К тому что у меня рубашки нет, — ответила Мируша, задвигая кадку под стол. Сама же выключила свет. По шуршанию одежды он понял, что она снимает юбку и кофту. Около шкафа послышалось шуршание. После этого Мируша забралась в кровать. — Хорошо, что вспомнила про рубашку, которую мне князь отдал. Я ему хотела ее вернуть, но передумала. Так ты ложишься? Или скажешь, что я ненормальная?
— Добрая и порывистая, — ответил Силий, снимая валенки и ставя их около печки.
Она так ласково к нему прижималась, доверчиво, что устоять от соблазна было слишком сложно. Он и не хотел с ним бороться. Вместо этого Силий осторожно коснулся губами ее щеки. Раскраснелась ото сна. Вздохнула. Неожиданно подставила губы для поцелуя. От этого точно отказываться было глупо. Ткань рубашки задралась, словно зазывала. Он и хотел всего лишь прикоснуться, понять, что это не сон, а реальность. Приятная, дурманящая реальность.
— Я тебя пригласила кровать разделить, а не лапать меня, — прошептала она, останавливая его руку.
— А я думал, что мне все это сниться, — сонно ответил Силий.
— Что-то я в это оправдание совсем не верю. Может мешает наглая улыбка, как у кота, что задумал пакость?
— Зачем мне тебе пакостить?
— Откуда я знаю почему люди делают злые вещи! — она отодвинулась и посмотрела на него.
— Мне не стыдно за свое поведение.
— Знаю, — спокойно ответила она. Они какое-то время просто лежали и смотрели друг на друга. — Такое ощущение, что мы проспали все на свете.
— Это важно?
— Не знаю. Главное ведь, что проснулись, — ответила она, проводя кончиками пальцев по его щеке. — Колючий. А внутри добрый.
— Думаешь? Никогда за собой доброты не замечал.
— В тебе нет зла. Мыслей нет дурных. Ты отличаешься от них. И Весий отличается. Вы какие-то другие. Видите то, что скрыто, — она прижалась своим лбом к его. — Будущее у тебя хорошее. Дети. Солнце. Ты хороший человек, а хорошее всегда к хорошему притягивается. Я во сне видела. Такие сны сбываются. Я и пожар видела, но не обратила на это внимание. Потом поплатилась. И вашу крепость видела. Во сне. Как вы ее строили. А сегодня ты снился. Вокруг дети мелкие. Крепкие такие. И ты счастливый. Хороший был сон.
— Раз сон хороший, тогда почему плачешь?
— Потому что он хороший. Там тепло было, а тут холодно, — прошептала она.
— Так затопим печку и вновь нагреем комнату. Ведь все в наших руках.
— Не все. Некоторые вещи изменить не получится, — возразила Мируша.
— У тебя с утра какое-то очень уж грустное настроение, — не выдержал Силий.
— Сон был хороший.
— А если бы был плохой, то настроение было бы лучше?
— Ты не понимаешь, — она отвернулась.
— Так объясни, — потребовал Силий, который уже начал терять нить разговора, понимая лишь то, что чего-то с птичкой происходит, а он это не замечает.
— Я детей иметь не могу. У меня шрамов много. И страшная я, — выпалила Мируша. Еще и с вызовом посмотрела на него, словно готова была отбить нападение, если потребуется.
— Есть такая сказка про одну женщину дурную. Пошла она в погреб за маслом. Увидела, что ее муж топор над входом оставил и испугалась. Расплакалась, потому что представила, что был бы у них сын, спустился бы в погреб и получил бы этим топором по лбу. Так и у тебя. Тебе приснился сон. Сбудется, не сбудется — это сон. Даже если ты можешь видеть будущее, то это одна из его версий. Что такое жизнь? Это перекресток. Вот стоим мы на этом перекрестке и каждый раз выбираем тропинки, по которым идти собираемся. Ты и увидела одну из тропинок, — сказал Силий, проводя ладонью по волосам. — Насчет шрамов и возможностью детей иметь
— я связи не вижу. Вон, у меня тоже шрам на руке есть. И на животе отметина. Двое детей имею. А если и не можешь, то какая разница? Ты мне не для этого нужна.
— А для чего? — спросила она. — Для чего я тебе нужна? Чтоб под одеялом лапать?
— Почему сразу лапать? Так говоришь, как будто я тебе чего-то плохое сделать собираюсь. Сама же говоришь, что зла от меня не чувствуешь, так чего боишься?
— Ничего я не боюсь. Но и так сразу ко мне в кровать лезть — это…
— Птичка, ты запуталась. Сама меня пригласила. Сама поцеловала. Теперь в каких-то обманах обвинить пытаешься? Не получится, — перебил он ее.
Он коснулся ее губ. Мируша попыталась отстраниться, но вместо этого лишь сильнее к нему прижалась. Руки сами обвили его за шею, прижимая к себе. Губы с такой горячностью ответили на поцелуй, что Силий опять от нее потерял голову. Пришел же в себя, когда пытался стянуть с Мируши рубашку, а она ее возвращала на место.
— Не могу днем, — ответила Мируша.
— Чувствую ты из меня всю душу вытащишь, — сказал он, резко поднимаясь с кровати. Она слышала, как он натянул сапоги, как хлопнула дверь. Слезы потекли по щекам. И что? Сама виновата. Зачем все это затеяла? Хотела добрый поступок сделать. Так он-то все понял иначе. И она почему-то себя так повела, как будто на шею первому встречному кидаться для нее в порядке вещей. Вот он ушел, только на душе почему-то стало плохо. Мируша зарылась лицом в подушку.
Скрипнула дверь, но Мируша даже не услышала этого. Она так углубилась в свои переживания, что ей было не до незваных гостей. Поэтому она удивилась, когда около печки раздался шорох. Силий решил растопить ее. Поставил на печку чайник. Мируша наблюдала за ним искоса. Стоило ему повернуться, как она опять спрятала лицо в подушку. И ведь понимала, что ведет себя как дура, но ничего не могла с собой поделать.
— Я думала ты ушел.
— Ага, оставил тебя подушку слезами поливать. Сейчас хоть какой повод, чтоб плакать? — спросил Силий, разрезая яблоко на две половинки. Одно он протянул Мируше. Она повернулась на бок, накрылась с головой одеялом и стала грызть яблоко. Силий понял, что ответа не дождется, поэтому решил продолжить разговор.
— Ты меня боишься?
— Не знаю. Я с такими людьми, как ты, не сталкивалась раньше. Был бы ты симпотичный, так можно было бы о тебе повздыхать. Но тогда ты на меня не обратил бы внимания. А ты какой-то настоящий. Тебя потрогать рукой можно и ты не растворишься туманом. И когда ты меня трогаешь, то какие-то такие чувства поднимаются, что даже передать не могу. Словно душа вот-вот вылетит. И сразу страшно становится, что все закончится и будет таким простым, как обычно, а мне все это показалось. А потом становится страшно, что и дальше будет также, приятно. И тогда я потеряю себя. Когда же все закончится, то мне себя найти будет сложно. Ты говоришь много красивых слов. Приятных слов. Они искренние здесь и сейчас, но
потом…
— Потом все закончится и ты останешься одна с разбитым сердцем.
— Как-то так, — ответила Мируша, выглядывая из-под одеяла.
— Давай поженимся?
— Совсем сдурел? Это не смешно.
— А я и не смеюсь. Пойдем к Весию и попросим, чтоб он при свидетелях добро
дал.
— Не дело это. Ладно мы с тобой поцеловались пару раз. Ну переночевал ты у меня. Так сегодня мы вместе, а завтра…
— А чего будет завтра?
— Чего-нибудь будет. Со мной тяжело. Сам видишь.
— Вижу. Я много чего вижу, как и ты. А еще знаю.
— И чего ты знаешься? — улыбнулась Мируша.
— Что на празднике ты станешь моей женой. А то мы с тобой в ухаживаниях застрянем надолго.
— Не стану. Но попробуй, — ответила она.
— Давай чай пить, — он развернул салфетку с остатками вчерашнего пирога. — Завтрак мы с тобой проспали, поэтому будем радоваться этому.
— Прям пир, — ответила Мируша. — Только ты отвернись. Мне надо переодеться.
— Стесняешься?
— Да. А то посмотришь на меня раньше времени и до свадьбы сбежишь, — отшутилась Мируша.
— Не сбегу, — ответил Силий. — Куда я от тебя денусь?
— У, много есть мест куда, — выбираясь из кровати, ответила Мируша. — Но я их подсказывать тебе не буду.
Она что-то еще бормотала себе под нос. Силий искоса наблюдал за ней. Самооценка у птички была ниже плинтуса. Страшная. Да не видел он в ней ничего такого. Хотя сейчас она выглядела для него обаятельной, привлекательной. Даже несмотря на утрешнюю истерику. Но он ее напугал. Рано все это. Не готова она. Для начала надо было убедить, что и на ее улице может быть праздник, что она может понравиться кому-то просто так. Она ведь даже мысли не допускала, что ее может кто-то любить искреннее и без корысти. А ему просто хотелось быть с ней рядом и ничего большего. Целовать ее, обнимать, ощущать и никуда не отпускать. Только ведь в слова она не поверит, хотя и отказываться от них тоже не стоило. Но нужно было придумать, как ей объяснить, что она неправа.