Встречать рассвет на крыши башни замка было рискованно. Уже просто сюда забраться было подвигом. Нога продолжала болеть, поэтому подъем по крутой лестнице занял слишком много времени и сил. К тому же потом пришлось вылезать из окна, на крышу, где был небольшая выемка. Как раз такая, чтоб поместились два человека. Она наверное была специально оставлена так, чтоб рабочие могли поставить статую жуткой твари, которая украшала башню и отпугивала нечисть, которая могла позариться на такую высоту и приземлиться на крышу.
Влажный камень после утреннего тумана выглядел неприглядно. Мируша даже порадовалась, что догадалась взять с собой подушку, чтоб не отморозить зад. За остальное она не переживала. Теплая куртка, которую ей вчера дошли, хорошо защищала от утренней сырости. Скоро должно было начаться представление, на которое она и пришла полюбоваться.
Вроде и осень уже заканчиваться начала. Столько времени прошло, а она никак не могла привыкнуть к новой жизни. Пусть и со стороны казалось, что она давно уже смирилась с этим замком, с этими людьми, но здесь все было иначе, не привычнее, чем дома. Они ее не принимали. Не хотели принимать. Шарахались, как от ведьмы. Вначале это злило и забавляло, но в последнее время стало расстраивать. Самое обидное было знать, кто эту травлю организовал. Он хотел выгнать ее из замка. А вчера предложил прямо переехать в деревню. И это было обидно.
В воздухе пахло туманом и пряной листвой. Внизу был слышен шум. Крепость просыпалась. В последние дни сюда прям потянулся ручейком народ, который приходил из дальних деревень. Людей стало много. С ними прибавилось и насмешек. Дурного отношения. Пришедшие видели, как к ней относились местные и перенимали такое обращение, даже не потрудившись разобраться в чем дело. Да и зачем разбираться? Проще камень кинуть, чем руку протянуть. Она это знала и продолжала удивляться.
Со стороны окна, из которого вылезла Мируша на крышу, показалась голова. Вслед за ней кто-то в простой куртке выбрался на площадку. Обернулся.
— Князь, а ты чего здесь забыл? — удивленно спросила Мируша.
— Вот тебя об этом тоже спросить хочу, — ответил он.
— Я рассвет встречаю. Говорят, что завтра по приметам холода придут. И солнце почти перестанет появляться. Вот и решила перед зимой на него полюбоваться, — ответила Мируша.
— Наши желания совпали, — ответил князь, садясь рядом с ней.
— Здесь вид красивый открывается. Недавно нашла это место, когда в комнате убиралась. Сюда ведь скоро стекла вставят и отдадут под комнату.
— Народу много приходит. Их надо всех разместить, поэтому и решили, что это комнату закроют. Но могу подсказать другое место откуда вид хороший открывается. И не так опасно туда выходить.
— И где это? — спросила Мируша.
— Над складской башни. Она даже повыше этой будет. И там можно из комнаты на закат и рассвет смотреть. Достаточно окно открыть. А можно и не открывать, хотя стекла там мутные. Дешевые.
— Понятное дело. Никто не будет ставить дорогие стекла в комнаты, которые используют как склад, — ответила Мируша. — Все верно.
— Что у тебя с ногой? Ты хромаешь давно. С уборки яблок.
— Ногу подворачиваю, — ответила Мируша. — Смотри, солнце встает.
Лучи солнца показались из-за гор, что окружали долину. Небо сразу стало нежного цвета, капельки, что оставил после себя туман, заблестели, как драгоценные камни. Красноватые лучи проникали в каждую щель, прогоняя холодную ночь и даря свет. Яркий свет, что должен был проникнуть в душу, вдохнуть в нее жизнь и надежду. Мируша смотрела на солнце с каким-то детским выражением лица. Так ребенок встречает первый день зимы и радуется крупным хлопьям снега. Искренняя радость и предвкушение зимних забав. Ведь достаточно выйти из теплой комнаты и окунуться в волшебный снежный мир. Это для взрослого снег означает приход новых забот в защите дома от холода и распределение запасов, чтоб их хватило до конца зимы. Весий заметил, что давно прошли те времена, когда он просто радовался обычным вещам. Сейчас каждый день у него начинался с забот и проблем. Ими же и заканчивался. Он с тоской смотрел, как дружинники отправляются на охоту, чтоб пополнить запасы кладовых. Когда-то раньше сам был среди их числа. Но тогда и князем был другой человек.
— Когда-то в крепости детьми все углы крепости облазили, — сказал князь.
— Я сама этим занялась, как приехала сюда, — ответила Мируша. — Нужно знать дом, в котором живешь. Ситуации разные бывают. Порой затаиться приходиться. А для этого надо знать все ходы и выходы.
— И от кого ты таишься?
— Люди разные. А врагов нажить легко. Даже если этого не хочешь. Князь, скажи, что у тебя с Луизой? Она целыми днями сидит у окна и шерсть прядет. Ее из комнаты не вытащишь. На мои слова огрызается. Не понимаю я, что происходит. Вот наш воевода говорит, что лучше мне в деревню переехать. А как переехать, если Луиза совсем грустная сидит. Она же тогда одна останется…
— Чего это он тебя в деревню гонит?
— Говорит, что я здесь не нужна. Помощи от меня никакой, а только умы смущаю. Чем смущаю? Была бы красоткой какой, я бы его поняла. А так-то? Я же только языком мелю, да смеюсь. Он же думает, что я ворожу. Такой красивый и такой злой. И ведь даже не злой, а ворчливый. Такое ощущение, что ему много-много лет. И он уже старый-старый. Вечно недовольный. Ведь чую, что в душе он хороший. Но вот видит меня и сразу плохим становится.
— Борис — он хороший человек. Но немного упертый. Придумал что-то и вбил себе это в голову.
— Знаю, поэтому и не держу на него зла. Я ни на кого не держу зла, но не понимаю, почему одни люди хорошие ко всем, а другие выбирают с кем хорошо будут общаться, а с кем плохо. И часто не понимают, что творят. Даже не разбираются. Вот, князь, случай был вчера. Кто-то утащил окорок из кладовки. Подумали на Силуну. Она к нам пришла недавно. У нее пять детей. А мужа нет. Обвинили ее. Позорить стали. А ведь окорок взял один из дружинников. И пиво он утащил. Целый бочонок. Но разве можно на дружинника вину возволять? Вы ведь нас защищаете. Но разве может тот, кто защищает, вести себя так подло? Он слышал, как ее обвинили, а даже не поднял свой зад, чтоб на защиту встать. Разве это защитник? Я к воеводе пошла. Только он же меня слушать не стал. Все что ни говорю, то ложь. Даже вот сейчас сказала бы ему, что солнце встало, так он мне не поверил бы. Я пошла к Луизе. Она имеет власть. Может наказать того, кто ложь не присек. Но Луиза сказала, что из комнаты не выйдет. И не будет она ни с кем ругаться. Это ее работа в крепости порядок наводить.
— Это когда я соседние деревни объезжал? — спросил князь.
— Да. И Силуну выгнали с кухни. Сказали, что воровкам в крепости не место. Она попросила детей оставить. Сама уйти хотела. Но никто их к себе не взял. Я их спрятала на чердаке, над вашими покоями. Но сколько так будет продолжаться? Скоро холода придут. А им идти некуда. Мы же всех приютить должны. Так ведь говорили. Но на деле каждый сам за себя. Где та семья, про которую я слышала? — горько спросила Мируша. — Ну уйду я в деревню, а разве от этого кому хорошо станет? Пока мы смотрим друг на друга, как на воров, которые воруют лишний кусок хлеба, то мы не выживем. Разлад — он ослабляет. Только почему-то это никто не
понимает.
— Никто не ожидал, что у нас столько деревень придется вернуть. Ошибки старого воеводы. Моя женитьба. Чужачку не хотели видеть на месте княгине. Не принято, но это хороший гарант торговли, которая нам сейчас необходима. Нужно вперед идти. А для этого надо общаться и торговать с другими странами. Все это и наложилось. Вот народ и злится.
— Но крепость должна стать домом. Она гарант безопасности. Гарант того, что всегда есть место, которое защитит и примет, когда беда случилось. Так ведь? Я правильно понимаю, что крепость для вас больше, чем стены, которые защитят от врагов? — Мируша искоса на него посмотрела.
— Правильно.
— Тогда и поставь все так, чтоб это домом стало. Как должно быть. У тебя есть на это власть. Тебя слушают. Не ты должен кладовые считать лично. И не ты следишь за заготовкой дров. Ты командовать должен, а не лично везде ездить. Люди сами справятся, если им правильно сказать, для чего это нужно. А сейчас у нас каждый сам за себя. Ведь тогда все, что делаешь впустую будет.
— Пришел на солнце посмотреть, а в итоге нарвался на отповедь Мируши, — усмехнулся Весий.
— Ты сам разрешил мне говорить все, что на ум придет. Я не виновата, что пока одна гадость приходит. Князь, а ты недавно крепостью правишь?
— Три года. Но тогда проще было, — ответил Весий. Он посмотрел вниз, где уже кипела жизнь. — Я как-то все поставил так, что за всем пригляд нужен.
— А теперь поставь так, чтоб даже в твое отсутствие крепость не развалилась. Ты умный. Придумаешь, как это сделать.
— Рад, что ты веришь в мои силы, — уже откровенно развеселился Весий.
— Так я правду говорю. Посчитала бы что ты дурак, так и сказала бы.
— Не побоялась? — прищурившись спросил Весий.
— А чего мне бояться? Люди бояться, когда им есть, что терять, а мне нечего, кроме моей шкурки, за которую и монетки никто не даст.
— Может шкурка у тебя не важная, но голова ясная. И сила духа такая, что враг испугается, — ответил Весий. — С окороком и Силуной я разберусь. Никто ее и детей никуда не выгонит.
— Спасибо, — искренне ответила Мируша. — И почему пришлось правды добиться только к тебе обратившись? А ты один и на всех нас не хватит.
— Что-нибудь придумаю, чтоб наладить местную жизнь.
— Придумай, — согласилась Мируша.
Он поднялся и помог ей выбраться в комнату. Мируша сделала несколько шагов и опять подвернула ногу. Выругалась, запрыгав на одной ноге. Весий довольно грубо поднял ее за талию и посадил на пустую бочку, которая не пойми как здесь оказалась. После этого задрал ей юбку. Сапог был стоптан до такой степени, что ходить в нем нормально было невозможно. Каблук скошен в сторону.
— Чего новые сапоги не сделаешь?
— Не положено. Вот холода ударят, тогда зимние дадут. А пока в этих еще доходить можно, — ответила спокойно Мируша.
— Сейчас пойдешь к Луизе и будешь с ней шерсть плести, пока ноги не переломала. Поняла? — снимая ее с бочки, спросил Весий.
— Поняла.
— Даже спорить не будешь? — с сомнением посмотрел на нее Весий.
— А чего спорить? Мне все равно к Луизе надо. Ей волосы еще убирать. Одна она не справится, — ответила Мируша и поковыляла вниз, чем-то напоминая раненую птицу, которая по зиме лапу отморозила. Весий же оглядел комнату. Как раз подойдет для матери с большим семейством. Если еще под присмотр трех детей возьмет, так и вовсе хорошо будет. С этими мыслями он пошел следом за Мирушей.
Мируша молча убиралась в комнате Луизы, пока та сидела около окна и пряла пряжу. Она это делала так сосредоточенно и внимательно, что казалось Луиза решила этим на жизнь зарабатывать.
— Лу, я тебя обидела чем? — спросила ее Мируша. — Чего за молчание? Как я могу вину загладить, если не понимаю ее? И опять молчание. Обидел кто? Так только скажи. Я ему украдкой травы подсыплю, от которой живот прихватит. Так сразу за ум возьмется, когда будет все грехи вспоминать. Ну вот, уже улыбнулась.
— Это ты в тот раз такое сделала с Хартом?
— Я хотела. Он к служанкам приставал, а так как его отец всегда прощал, то от него спасу не было. Но он сам траванулся. Нажрался тухлого мяса.
— Зачем? — с интересом спросила Луиза.
— А ему его впарили, как заморскую еду. На самом деле стушили, травой посыпали и дураку в три дорого продали. Поэтому это не моих рук дело. Но я от души радовалась, когда он три дня мучился и чуть не помер.
— Злая ты.
— Справедливая, — Мируша отложила веник и села рядом с Луизой на скамью.
— Так в чем дело?
— Домой хочу. Не могу я здесь жить, — не скрывая слез, ответила Луиза.
— Дорога назад закрыта. Это давно надо понять.
— Я знаю, но… — Луиза разревелась. — Но больше не могу!
— Рассказывай, — забирая у нее шерсть, велела Мируша. — Не смотри на меня, как на врага. Я тебе во врагах никогда не была. Помнишь, как мы мальчишкам в кровати лягушек подкинули, когда они тебя дразнить начали?
— Это ты подкинула, а потом еще и от Тэти получила.
— Ага, пришлось всю комнату вымыть. Правда, я тогда зачем-то в печку полезла.
— Не вспоминай. Помню, как мы тогда вернулись с прогулки, а вся комната в саже и ты посреди комнаты стоишь.
— Я думала, что Тэти меня убьет, — рассмеялась Мируша.
— Отец не дал. И долго смеялся над твоей проделкой. А я тогда его испугалась.
— Его никто из нас не знал. Тэти рассказывала, что он себя в каждой ситуации по-разному ведет. А моя матушка говорила, что он словно маски меняет. Мне тогда казалось, что он каждый день достает карнавальную маску и надевает ее. Еще думала, что у него этих масок должно быть много. Но почему-то он мне их не показывал. Я еще к нему забралась в кабинет эти маски поискать.
— Не нашла? — улыбаясь, спросила Луиза.
— Он меня поймал, когда я открыла ящик стола, а там были одни бумаги, — ответила Мируша. Она не стал рассказывать, как Карл Конрт вначале рассердился на нее, но когда услышал про маски, посадил к себе на колени и долго объяснял, что человек меняется под ситуацию. Что для каждой роли должна быть своя маска. Она тогда поняла его через слово. И все-таки уточнила, что у него правда нет масок? Он подтвердил, что нет. Но пообещал ей подарить красивую карнавальную. Она тогда попросила страшную маску, чтоб все ее боялись. Мальчишки бы точно пугались, когда она выходила бы из-за угла. Смешно, но ее желание сбылось. Или все-таки грустно… — Веселые тогда были времена. Но хватит воспоминаний. Мне тебя пытать, чтоб понять кому лягушек в кровать подсовывать?
— Князю.
— О как! Хм. Не думаю, что он лягушек испугается, а животом будет мучиться, так мне же его и лечить придется. Эта лекарка ничего не умеет.
— О чем я и говорю. Не получится ничего поменять.
— А чего хоть менять надо? Лу, то что происходит между мужчиной и женщиной — это нормально. Непривычно, но потом и понравиться может, — сказала Мируша.
— Как это может нравится? — поморщилась Луиза.
— Ну, как… Как от поцелуев, — ответила Мируша.
— Меня от них тошнит, — выпалила Луиза.
— От поцелуев? — уточнила Мируша.
— Мы с ним лежим в одной кровати. А он ко мне целоваться лезет. И такой запах противный. А еще у него борода неприятная. И руки…
— Чего руки?
— Он меня лапать начал, как Харт. А я не знаю, что делать.
— В ответ бы полапала.
— Чего?
— Он тебя, ты его.
— Зачем мне его лапать?
— А чего? Ни разу не хотелось? — спросила Мируша. Искоса посмотрела на Луизу. Та отрицательно покачала головой. — Дальше поцелуев и лапанья дело дошло?
— Нет. Он говорит, что торопиться не будет. Хочет, чтоб я к нему привыкла.
— И поэтому ты домой хочешь?
— В последний раз меня рвало. Он ко мне целоваться, а мне так муторно стало.
Я не смогла удержаться. Еле добежала.
— Что же он такого на ночь жует, что тебя от него воротит? — не выдержала Мируша.
— Не знаю.
— Надо выяснить. И сказать, чтоб не ел. А то так у вас точно ничего не получится, — сказала Мируша.
— Я и не особо хочу, чтоб получилось, — призналась Луиза.
— Тебе с ним жить. Отец тебя домой не примет, даже если тебя тут бить будут. Для него дело важнее, чем люди. И ты это знаешь так же хорошо, как и я. Поэтому надо жизнь наладить здесь, — твердо сказала Мируша. Луиза лишь вздохнула.
Весий злился, что ему пришлось заниматься такой ерундой, как обустройство многодетной матери и подсчетом бочонков пива. Но он оказался прав. Кто-то из дружины начал воровать. Только этого не хватало! Он собрал десятников и Бориса. Долго объяснял им, что такое недопустимо. Велев занять дружину делом, он отвел Бориса в сторону.
— Мне не нравится, что ты так предвзято относишься к Мируше. Она к тебе подходила по поводу воровства. Почему не выслушал ее?
— Я ей не верю, — ответил Борис. — Она наговаривает.
— Мне ты веришь?
— Чего за глупые вопросы? — буркнул Борис.
— Нет, ты мне ответь. Я заслуживаю твоего доверия? — продолжал настаивать Весий.
— Если не заслуживал бы, то не стал тебя выбирать, — ответил Борис.
— Тогда послушай меня. Я проверил бочонки. Пропал один бочонок пива.
Хочешь сказать, что эта женщина с детьми украла окорок для них, а потом еще детей пивом напоила? Давай до бреда доходить не будем? — сказал князь. — Раньше у нас такого не было. Кто-то из новых дурит из дружины. Займись этим.
— Раз такое дело, то надо ее вернуть. Не должна далеко уйти, — почесывая голову, сказал Борис, думая о Силуне.
— Мируша Силуну спрятала на чердаке. Ты говоришь, что она ведьма. Но разве ведьма будет кому-то помогать? На себя гнев навлекать? Ведь укрывательство воров
— это серьезный проступок. Почти преступление.
— А может она с ней заодно? — не удержался Борис. Подозрительно прищурился.
— Чего заодно? Ели окорок, запивая пивом? Не смеши, — ответил ему Весий. — Заканчивай видеть зло там, где его нет. Займись своей работой, а Мирушу не трогай.
— И чего ты эту страхолюдину защищаешь?
— А я вижу то, что скрыто, а не то, что на поверхности лежит, — ответил Весий. Посчитав разговор оконченным, он пошел искать для Мируши валенки. Заодно и решил узнать, как обстоят дела с одеждой в крепости. Всем ли всего хватает.
Уже занимаясь разбором склада, на котором можно было ноги переломать,
Весий подумал, что занят не своим делом. Мируша права. Он старается все сделать сам, а не поручить другим. Почему-то у него плохо получалось командовать людьми. Такой проблемой с дружиной у него не было раньше. Он от оруженосца дошел до десятника элиты. Командовал лучшими из лучших. В крепости же люди казались ему или слишком хлипкими, и не способные выполнить порученную работу, или слишком тупыми. Тогда вставал вопрос почему они занимаются работой, которую не могут выполнять сами? В крепости народу было как грязи. Заменить и дело с концом. Но он же оставлял на местах тех, кто с этим не справлялся, пытался научить, а в итоге делал все сам. Только это не дело. Надо иначе работу строить. Когда в крепости было меньше народу, да и воевода мог помочь, то Весию было проще. А тут Борис вместо того, чтоб делом заниматься, новеньких, тех, что недавно приняли в дружины, гоняет.
Этот год выдался тяжелым. Неправильным. И эта неправильность наваливалась со всех сторон. Начиная от смерти родителей, заканчивая потерями деревень. Весий старался держаться, но каждый день приносил новые неприятности. Он даже к этому уже привыкать начал. Одни неприятности и никакого просвета. Но сегодняшнее солнце, которое он встречал вместе с Мирушей, давало надежду. Почти призрачную надежду, что рано или поздно все наладиться.
Отчитав кладовщика и велев выдавать все необходимое всем, кто находится на довольствие в крепости, он поймал Бориса, велев ему делом заняться, а не ерундой страдать. После этого пошел к Луизе.
Жена. Да какая она ему жена? Девчонка с глазами полными страха. Такого сильного страха, что он уже сам себя начинал бояться. Все не так. Не так как должно быть. Дурной брак, на который он согласился, чтоб иметь отца Луизы в союзниках. Ему нужен был тот рынок. Нужен был надежный человек. А если посмотреть суть этого брака, то он больше походил на взятие заложника. Весий взял Луизу в свой дом. Пообещал о ней заботиться. За это получал возможность торговать руками ее отца и от его имени. Правильно ли это? Весий не знал. Его прежнего такое положение дел напрягало. Он привык иначе вести дела. Но прежняя жизнь осталась далеко. О ней сохранились лишь воспоминания. Почти детские. Рассказы стариков, которые предпочитали отмалчиваться и не вспоминать ту жизнь. Раз все изменилось, а обратной дороги нет, то надо приспособиться к новой жизни. Наладить ее.
Научиться жить в новом мире по новым правилам.
Мируша сидела в коридоре на деревянном ящике и смотрела в окно. Лучи солнца освещали ее каким-то волшебным светом. Как в театре освещали софиты актеров, так и ее освещало солнце, смягчая черты лица. Театр. Давно это было. Можно и вернуть развлечение. Когда они разберутся с делами. Только когда это еще будет…
— Чего делаешь? — спросил он, прерывая невеселые мысли.
— Честно? Бездельничаю, — ответила Мируша. Она посмотрела на него. —
Луиза в сад ушла. Все ищет место для цветника. У тетки такой был. Красивый. А я бы собрала там лекарственные травы. Все спорим с ней. Думаю, что посадим как нужные травки, так и красивые. Ты же ей разрешил садом заниматься?
— Разрешил. Пусть хоть чем-то занимается, а не только в комнате сидит, — ответил Весий, прислонившись плечом к стене.
— Привыкнет, — ответила Мируша.
— Я решил проблему с Силуной.
— Уверена была, что ты справишься. Ты хороший человек. На своем месте, — ответила она.
— А ты на своем месте? — неожиданно для себя спросил Весий.
— Мы сами решаем, где наше место. Мое место здесь, — ответила она.
— Держи. Должны подойти, — он протянул ей валенки. — В ближайшие дни должны морозы ударить.
— Спасибо! — Мируша тут же поменяла стоптанные сапоги на новые валенки сваленные из шерсти. — Но я сама бы справилась.
— Наладим работу крепости и не будет таких проблем, — ответил Весий. — А старые сапоги выкинь и забудь.
— Князь, ничего личного. Можешь подойти? — забираясь на ящик, попросила Мируша.
— Зачем? — спросил Весий, но все-таки подошел.
Мируша оказалась теперь чуть выше его. Пришлось голову запрокинуть, чтоб поймать ее взгляд полный решимости. Ее ладони скользнули по его щекам. Один вдох и ее губы коснулись его губ. Почти невесомо, словно ветер прошелся по ним. Весий схватил ее за талию, прижимая к себе. Она испуганно схватила его за плечи. Попыталась отстраниться. Но он не дал, увлекая ее в поцелуй. Мируша и не особо-то думала сопротивляться. Когда она поняла, что ее никто с ящика снимать не собирается, она искренне ответила на поцелуй.
— У тебя губы со вкусом яблок, — сказал Весий, снимая ее с ящика.
— Так я яблоки люблю. А еще мед, — ответила она, выскальзывая из его рук. Подобрав сапоги, она посмотрела на Весия. — Забудь, что сейчас было.
— Такая благодарность за новую обувку? — спросил он. Мируша уже сделала несколько шагов к лестнице. После его слов обернулась. Серьезно посмотрела на него, прикусив губу.
— Знаешь князь? Мне тебя жаль, — тихо сказала она и пошла вниз. Оставив его гадать, что это было. Так паршиво целуется? Одну тошнит от него, другая жалеет. Весий снял шапку и сел на ящик. Дурная какая-то жизнь пошла. Раньше все проще казалось. Интереснее. А теперь? Теперь непонятно. И усталость валит с ног. Вокруг же дел немерено. Он выглянул в окно. Мируша шла по двору. Стоило ей столкнуться взглядом с Борисом, как она тут же ему улыбнулась, он сразу нахмурился. Ответом ему был звонкий смех, что разнесся по всему двору и казалось проник в каждую щель крепости. Смех — это намного лучше, чем слезы.
Мируша дошла до сада. Луиза бродила между деревьями, которые покрыли зеленую траву красной и желтой листвой. Схватив с ветки кем-то забытое яблоко, Мируша вытерла его об куртку и откусила кусок. Так жуя, она и подошла к Луизе.
— Смотри какие, — поднимая юбку, она похвасталась новыми валенками.
— Валенки как валенки.
— А мне их выдавать не хотели. Сапоги хочу. Нормальные и новые. На меху.
— Не слишком ли дорогой заказ? — спросила ее Луиза.
— Дорогой. Но удобный. Надоело ноги ломать. Может крутануть роман с сапожником? Или замуж за него пойти? Всегда буду обутой ходить.
— Тебя никакой муж не вытерпит.
— Думаешь придушит? — спокойно спросила Мируша, прислоняясь спиной к яблоне.
— Выгонит. Никто не любит, когда к нему лезут с советами и высказывают свое мнение. А у тебя не язык, а помело. Ты всегда любишь какие-то гадости говорить, — сказала Луиза.
— Это не гадости. Я говорю только то, что вы думаете, но не решаетесь сказать. Это правда. А правда — она такая гадость, — ответила Мируша. Откусила яблоко. — Вместо того чтоб по садам разгуливать и от мужа прятаться, больше с ним времени проводила бы. И не наговаривай на него. Нормально он целуется.
— Мируша! Ты…
— Подошла и поцеловала его. Раздразнила любопытство. А ты знаешь, что я не могу его удержать, — ответила Мируша, наблюдая как Луиза стоит напротив нее, сжав кулаки. — И чего злиться? Тебе он все равно не нужен. Но это не значит, что не придет другая и не заберет его. А целуется он вкусно. Ты еще не знаешь, что такое гадостные поцелуи и надеюсь никогда не узнаешь. Но злись. Делай глупости. А потом плач в подушку, вместо того, чтоб пытаться что-то изменить.
— Ты переходишь все границы! — резко сказала Луиза.
— А между нами не было никогда границ, княгиня. И вот так надо не со мной разговаривать, а с ними. Они этого от тебя ждут. Мне же на твою злость плевать. Я сама по себе. И ты это знаешь, — Мируша отвернулась и пошла в сторону крепости.
— Завидуешь? — крикнула ей в спину Луиза. — Ты просто завидуешь мне.
— Чему завидовать? Ты же птичка в клетке, а у меня свобода. И я не пошла бы в клетку. Поперек отца бы пошла, но не пошла. Хотя, князь симпатичный, а у меня сердце всегда бьется сильнее при симпатичных мужчинах. С ним может бы поехать и согласилась. И не стала бы выделываться как ты. Но мы разные. И пути у нас разные, — Мируша выкинула огрызок под яблоню и пошла в сторону крепости. Она не видела, что Луиза едва сдерживала слезы, но чувствовала, что та испугалась. Понадеявшись, что Луиза на эффекте ревности, попытается вернуть свое положение, Мируша пошла на кухню. Там можно было сесть у окна и наблюдать за людьми, которые крутились во дворе, а мимо то и дело проходил Борис. Нравилось ей на него любоваться. И ничего она с этим поделать не могла.