Мужской персонаж

21. Аленький цветочек

— Ты уверен, что всё ещё хочешь называть меня своей девушкой?

Боже, я всё же сказала это.

Чувствую себя жалкой, но в следующий момент Рафис напористо целует меня, и никаких мыслей уже не остается в голове. Мне хорошо с ним, впервые хочется перестать думать, додумывать и придумывать, а просто жить, быть именно с Рафисом, именно здесь и сейчас.

В ушах стучит пульс. А может, это Крыша пинками пытается пробиться, достучаться до меня: «Наталья! Но-о-ги-и, у тебя, колючие ноги и простые тру-у-сы-ы! Беги, спасайся от позора!»

А я не могу сопротивляться. Не знаю, как оказываюсь в сумраке спальни на застеленной темным покрывалом кровати Рафиса, но когда он чуть отстраняется и внимательно смотрит мне в глаза с каким-то непонятным, сосредоточеным, почти злым выражением лица, меня хватает только на глупое:

— Я боюсь… Раф… это больно?

Он падает рядом на живот, лицом зарывается в подушку, и я слышу приглушённые ругательства. Сворачиваюсь клубочком и смотрю на него, пытаясь осмыслить происходящее.

Я призналась, и он поцеловал меня. Это значит, он теперь мой парень? Мы теперь вместе, так? Тогда почему…? Я запуталась.

— Раф… Я что-то сделала не так?

Он поворачивает ко мне голову. Смотрит с минуту в полном молчании, разглядывая меня так, словно видит в первый раз. Я не выдерживаю. Зажмуриваюсь и чувствую близкие стыдные слёзы.

В следующий миг он пододвигается ко мне, и его руки мягко устраивают мою голову у него на плече. От его футболки ещё пахнет стиральным порошком.

— Капец, Наташа, так нельзя… Я рядом с тобой превращаюсь в… Чёрт! — он замолкает, так не находя нужное слово, а я рукавом утираю влагу с глаз. — Ты правда никогда не встречалась ни с кем? Как такое возможно?

Он же сказал, что знал. Или я не так поняла?

— Это неудобно, да? Извини…

Его грудь напрягается, и я слышу короткое фырканье и тут же смех. Низкий, заразительный рафисовский смех.

— Чудила! — и смеётся дальше.

Он впервые так меня называет. Мне странно нравится его манера растягивать гласные в этом слове.

— Ну, ладно, — Рафис словно принял для себя какое-то решение. — Давай сегодня просто спать, а? Я жутко устал, и в голове — каша. Ничего не бойся, просто оставайся, а? И без обид — просто торопиться нет никакого смысла, ладно? Я тебе даже пижаму какую-нибудь соображу. У меня в зале раскладывается диван. Он не очень удобный, но если хочешь, я пойду туда, а ты спи здесь. А завтра рано утром — вместе на работу.

Я так не хочу. Я хочу домой, под своё одеяло, и там реветь от жалости к себе.

— Эй! — он ждёт, пока я посмотрю ему в глаза и только тогда продолжает, — Я всё равно не пущу тебя сегодня никуда одну, иначе ты… за глупости возьмёшься.

Он мягко целует меня в висок, и, пружинисто вскочив с кровати, достаёт мне из своего шкафа тонкие домашние штаны на шнурке, черную футболку, полотенце и даже новую зубную щетку.

— Давай, отбой через двадцать минут. Не успеешь, затащу тебя в кровать, как есть! И слопаю! Р-р-р-р!

Взвизгнув, я подрываюсь в ванную. Я не могу сопротивляться Рафису. Крыша молча качает головой, расправляя складочки на безупречных юбках и поправляя причёску, словно это она только что в кровати Рафиса побывала.

Быстрый душ, выстиранные трусы «недельки» — на батарею, аккуратно расправляю поверх своё полотенце. И пока чищу зубы, ловлю себя на дурной улыбке своему отражению в зеркале.

У меня появился офигительный парень, это раз.

Два: я проведу у него эту ночь.

И три, самое сладкое: Арина, извини, дорогая! Я, кажется, только что окончательно увела у тебя мужика!

Рафис таки спал на диване. Но этим утром даже на работе я словно дышу им. Белый свитер из химчистки напоминает о его заботе, кожа пахнет его гелем для душа, волосы — его шампунем… А трусы — его мылом!

Он такой внимательный: прежде чем подняться к себе в офис, нежно обнял и подарил долгий поцелуй.

И мне было всё равно, что нас видели теперь уже и коллеги-продавцы. Я наконец-то поняла, что значит выражение «бабочки в животе». И образцовый Валерий из отдела крупной бытовой техники может сколько угодно фыркать и задирать свой нос, кривя губы как сейчас. Мне всё равно! И покупатели пусть продолжают издеваться глупыми вопросами. Моя улыбка с вежливостью ничего общего не имеет, но если они так думают — да ради бога!

Я влюбилась!!!

До этого я как будто была заперта в коробке и смотрела на мир в узкий просвет из-под крышки. В одно мгновение все преграды рассыпались, и я, Наташка Чудная, вижу, слышу, осязаю, вкушаю и наслаждаюсь ароматом всего, что меня окружает, иначе, до одуряющей полноты всех чувств.

Нет, вы не подумайте, Ноэмия во мне не умерла. Она почти с научным интересом следит за трепыханиями моего сердца и острым карандашом делает пометки для будущих шедевров: так вот ты какой, аленький цветочек — Первая Любовь!

Рафис предупредил, что вечером мы не сможем увидеться, он должен был поехать к матери. Отец у него умер несколько лет назад, и она жила одна, посвящая себя школе и репетиторству.

Домой я понеслась пешком, чтобы хоть как-то проветрить голову. За спиной словно крылья распрастались, бешеная энергия бурлит. Только бы сейчас каких-нибудь попрошаек или гопников не встретить. Я в таком состоянии, что первых добровольно одарить могу всем, что у меня есть, а до вторых сама начну докапываться с наставлениями на путь добра и любви к ближним. Это я не про себя, если что.

Дома я первым делом включила музыку и компьютер. Ух, сколько уведомлений с любимого сайта! По привычке глянула лайки, библиотеки и просмотры. Статистику проверила. М-да, мало переходов с первой главы на вторую, значит, надо упростить текст и наживку пожирнее туда выложить. Как сейчас сложно быть автором, вы бы знали!

Это только сначала авторы-«чайники» пишут «для души», любят и умирают вместе с героями, свои идеалы отстаивают. Всё, что не отстояли — в «отстойнике» сайта до сих пор.

Авторы побойчее пишут сразу «для тела», там тоже идеалы, но пододеяльные. У кого количественные, у кого качественные, — на любой вкус, цвет и диагноз чтение найти можно. Раз уголовным кодексом не запрещено — то и пожалуйста. Но «трогать» словом до физических реакций — это всё же своеобразный талант, не каждый автор такое может.

Многие авторы-продажники пишут «для дела», для них это работа. Там целевая аудитория, цифры, планирование. Без закулисных выкрутасов не обходится, тут целая масонская ложа со своей кодовой лексикой и иерархией.

Есть подписчики-«мёртвые души», есть партизаны из тайных и не очень переписок, которые по взаимной доброте душевной устраивают «пролисты», то есть на первый крик «СОС!» прибегают на страничку и сОсят, жмут до мозолей стрелочку «дальше». А не то «на верху» подписку могут не дать. Та же фигня с продвижкой блогами: «кукушка хвалит петуха, за то, что хвалит он кукушку». Ты попробуй-ка, не чирикни в ответ, заклюют и перья ощипают!

А эти блоги ведь ещё и «аппить» надо! То есть писать там комментарии «спасибо — счастье привалило», иначе то, что коллега выложил, с главной страницы сайта смывается в трубу забвения волной последующих кладок.

Это называется «Пи-Ар» — писательско-авторское рабство. Сейчас вот только подумала об этом, и аж дрожь пробрала!

Только по-настоящему успешные авторы умеют всё это совмещать: и для души, и для всего остального. Я пока никто, и хата моя с краю. Но вот смотрю на рейтинг моей французской истории и понимаю, что ещё чуть-чуть и добровольно пойду по рукам. По круговой поруке, то есть. Зато мои «лайки» пока настоящие, и радость без «фейкового» запашка. А вот как встану в строй Пи-Ар-мии — так всё, боюсь, пропадёт это хрупкое сокровище! И какой смысл тогда писать?

Ну да что это я, отвлеклась! Мне нужно придумать, как по-изящнее от Рафаэля в Арининой жизни избавиться. Может, того его, в утиль?