Мы на «чертовом» катались колесе

3

На другой день вечером Ронни объявил жене, что собирается посетить киностудию «Мосфильм». Тамошние режиссеры позвонили его менеджеру и попросили выкроить время в расписании заезжей «звезды» для посещения их съемочных площадок. Бетси решила провести вечер в модном парикмахерском салоне.

Ронни, отпустив шофера, сам сел за руль «ягуара». За окнами машины поплыли залитые солнцем улицы, бесчисленные ларьки, толпы на тротуарах, рекламные щиты. Время от времени он посматривал в зеркало заднего вида. Ему в «хвост» пристроились две машины папарацци, которые и здесь преследовали его. Их легковушки были ему знакомы. Обычно Сэндз относился к этим людям спокойно. В конце концов, сделать эффектный фотоснимок и подороже его продать — это тоже работа, и не такая легкая, как может показаться на первый взгляд. Но сейчас назойливое преследование фотографов было некстати. Ронни ехал вовсе не на «Мосфильм»…

Крепче взявшись за руль, он начал понемногу прибавлять скорость, в какой-то момент даже проехал на красный свет. Милиции, к счастью, поблизости не оказалось. Зато преследователи отстали. Убедившись в этом, Ронни затормозил, сверился с картой Москвы, затем снова нажал на газ.

Через четверть часа «ягуар» выехал на улицу Стасовой. Слева потянулся сквер, за деревьями которого виднелась стена Донского монастыря, справа стояли белые девятиэтажки с горящими на солнце окнами. Где-то между этими домами, как он знал, должна находиться игровая площадка детского сада, в который Марина отводит дочку…

Заметив ограду и за ней двухэтажное здание, Ронни подрулил к тротуару и припарковал машину у обочины. Вылез, снял темные очки. Приблизившись к низкому решетчатому ограждению, за которым играли дети, он остановился.

Сэндз смотрел на детей, испытывая нарастающее волнение. Среди них находится его дочь. Интересно, узнает он ее? С той минуты, как жена подала идею взять Настю в их семью, желание увидеть ее росло в нем буквально с каждым часом и вскоре превратилось в какое-то наваждение. Ронни жаждал взять ребенка на руки, ощутить детское тепло и осознать, что в жилах девочки течет его собственная кровь. До закрытия сада было еще полтора часа, но детей на площадке осталось немного. То и дело появлялись родители и уводили своих малышей. Он взглянул на часы. Скоро должна прийти Марина.

Одна из девочек, стоявших у ворот площадки, пристально посмотрела на него, и он вздрогнул. Сначала он ничего не мог понять. Ему почему-то вспомнилась старая фотография матери, когда та была еще совсем маленькой. Огромные глаза, изгиб темных бровей, правильные черты лица. Это Настя, понял Сэндз, рассматривая девочку. Да, это она! Малышка приблизилась к ограде и тоже с любопытством уставилась на него.

Ронни, вертя в руках темные очки, улыбнулся. «Симпатичная девочка, — подумал он, — а с годами несомненно превратится в чертовски красивую молодую леди, какими были ее бабка и мать!»

— А мы с мамой вас видели недавно! — набравшись смелости, обратилась она к нему.

Ронни так задумался, что до него не сразу дошел смысл ее слов.

— Да? — машинально переспросил он.

— Вы вышли из машины и на вас были надеты эти очки, — подтвердила девочка. — Мы с мамой стояли и смотрели.

Он растерялся.

— Тебя зовут Настя?

Она удивилась и смущенно отступила на шаг. Только потом кивнула. Ронни лихорадочно соображал, где, когда Марина с девочкой могли видеть его. Может быть, она имеет в виду какой-нибудь фильм с его участием? Но едва он собрался спросить об этом у Насти, как его опередил какой-то краснощекий карапуз, тоже подошедший к ограде.

— А я вас знаю! — объявил он. — Вы снимаетесь в кино! Вы киноартист!

— А я фильм с вами видела! — подхватила девочка с косичками. — Там вы скачете на лошади, а потом дарите цветы!

— А как это — сниматься в кино? — Мальчик взобрался на ограду, чтобы быть ближе к Ронни. — Там ведь все понарошку?

Узнав его, дети наперебой загалдели. К ограде уже спешила молодая воспитательница.

— Вы Ронни Сэндз? — пролепетала она, подойдя.

На ее лице было написано такое неподдельное изумление, что можно было подумать, будто она увидела привидение. Ему ничего не оставалось, как признаться. Слава, конечно, приятная штука, но иногда доставляет большие неудобства. Сейчас, например, он хотел бы остаться наедине с дочкой. Но, как видно, время для этого еще не пришло.

— Вы хорошо говорите по-русски, — сказала воспитательница.

— Я несколько месяцев жил в Москве, — объяснил Ронни, не сводя глаз с девочки.

Малышка его очаровала. Он чувствовал, что уже полюбил ее.

— Я видела вас дома на фотографии, — сказала Настя. — Вы там вместе с мамой.

— У вас дома много фотографий? — спросил он, чтобы поддержать разговор.

— Да, а еще у нас есть попугай, — с удовольствием начала рассказывать девочка. — Его зовут Жаконя. Он вообще-то говорящий, но пока не говорит. Мы с мамой учим его разным словам, а он молчит. Дядя Леша сказал, что это такой попугай бестолковый и его нельзя выучить. А мы с мамой говорим, что можно…

Ее перебил мальчик, сообщив Сэндзу, что у него в деревне живут две большие собаки.

— Я их нарисовал, — добавил он. — Мы сегодня после тихого часа рисовали разных зверей.

— Вы любите рисовать? — спросил Ронни.

— Любим, любим, — хором закричали дети.

Он снова посмотрел на Настю.

— Может, нарисуешь мне своего попугая? Как, говоришь, его зовут?

— Жаконя. А дядя Леша все время называет его «Попка-дурак».

— Кто такой дядя Леша?

— Мамин знакомый. А вы тоже ее знакомый?

— Да.

— Как дядя Леша?

Ронни не нашелся, что ответить. Пробормотал уклончиво:

— Пожалуй, нет. Не совсем так.

— Конечно, нет! — раздался за его спиной голос Марины.

Она уже издали заметила Сэндза, стоявшего у ограды детской площадки. Оправившись от первого потрясения, взяла себя в руки. Что он здесь делает? Глупый вопрос! Охотится за ее ребенком, разумеется. Сманивает Настю к себе в Америку!

Она нахмурилась и решительно зашагала к ограде. Сейчас она выскажет ему все, что думает по поводу его гадкого предложения. Пусть не считает, что если у него есть деньги, то ему удастся сломать ее жизнь, отобрав Настю!

Но когда она шла, в ее голове помимо желания появились совсем другие мысли. Она вглядывалась в высокую стройную фигуру Ронни и невольно восхищалась ею. Отметила, что одежду он носит с прежним изяществом. Как ему это удается? Потому что он артист или потому что это именно он, Ронни, обладающий безупречным вкусом? Серый костюм, в соответствии с модой, был широк и свободен, но при этом не скрывал его мужественной фигуры, напротив — подчеркивал линии крепких бедер и широкой груди…

Услышав его и Настины последние фразы, Марина пересохшими губами произнесла: — «Конечно, нет!» и вспыхнула, встретившись с ним взглядом.

— Я хотел повидать девочку, — тихо сказал он по-английски. — Ты не слишком расстроена этим?

— Нисколько, — тоже по-английски ответила она. — Но я не люблю, когда без предупреждения суются в мою личную жизнь.

Она вошла на детскую площадку и обняла Настю:

— Привет, дружочек. Хорошо провела день?

Настя начала рассказывать, как они сегодня в саду рисовали разных зверей. Прервавшись, ни с того ни с сего показала пальчиком на Ронни:

— Этот дядя хочет, чтобы я нарисовала ему Жаконю.

— Неужели? — Марина бросила взгляд на Сэндза.

— Вы разве знакомы с мистером Сэндзом? — услышала она обращенный к ней вопрос воспитательницы. — Как интересно! А нельзя ли достать два билета на «Жестокого ангела», желательно на вечер? Мы с мужем вчера подъезжали к кинотеатру, но там у кассы была такая очередь…

Марина пожала плечами.

— Я не так близко его знаю, чтобы просить билеты… Спросите у него сами.

Воспитательница обратилась к Ронни. Ее просьба застала его врасплох. Конечно, он мог дать ей телефон своего менеджера, и тот достал бы для нее билеты, но тогда о его визите в детский сад станет известно, дойдет до репортеров и жены, а этого он никак не мог допустить.

— Увы, извините меня. — Он улыбнулся и, сожалея, развел руками. — Но я ничего не могу для вас сделать. Билетами занимается администрация кинофестиваля…

Марина с девочкой вышли из ворот площадки. Марина, хмурясь, взглянула на него и произнесла по-английски:

— Пойдемте в сквер, там есть скамейки. Может быть, посидим несколько минут? Мне кажется, нам есть о чем поговорить.

Воспитательница и толпа ребятишек смотрели им вслед до тех пор, пока они не скрылись за углом.

Марина крепко держала Настю за руку, словно боясь, что девочку отберут у нее. Ронни шел сбоку и немного сзади. Только сейчас он смог ее хорошенько разглядеть. На Марине были простые джинсы и майка. Он помнил, какой стройной она была в тот вечер, когда они впервые встретились. Он увидел ее в парке на аллее. Сначала прошел мимо, лишь краем глаза успел заметить обнаженные руки и длинный разрез на зеленом платье, открывавший бедро. Пройдя, он остановился, несколько секунд стоял, ничего не понимая, а потом обернулся и посмотрел ей вслед. Двинулся было дальше, но через пять шагов снова остановился и оглянулся. Он не мог оторвать от нее глаз. Когда она скрылась за поворотом аллеи, он чуть ли не бегом бросился за ней. Он как в бреду шел за незнакомкой в зеленом платье, ни на минуту не выпуская ее из виду. Она встала в очередь к кабинам «чертова колеса», и он пристроился за ее спиной, получая удовольствие только от того, что она стоит так близко. Работник аттракциона посадил их в одну кабину. Но даже и тогда Ронни не осмеливался заговорить с хорошенькой соседкой. В жизни он был совсем не таким раскрепощенным и уверенным в себе, как на сцене или съемочной площадке. Если бы не поломка в моторе «колеса», их мимолетная встреча, скорее всего, так бы и закончилась ничем. И девушка никогда бы не узнала о его существовании. Но случилось то, что случилось. Они познакомились. Хлынувший ливень и проблема с мокрой одеждой сблизили их еще больше, а в темной бытовке Ронни и вовсе потерял голову. Окидывая сейчас взглядом Марину, он невольно сравнивал ее с той, другой Мариной, с которой пять лет назад так страстно предавался любви. Она сохранила стройность, хотя и округлилась — вероятно, после рождения ребенка. Но осталась ли она по-прежнему страстной, несмотря на внешнюю холодность?

Впрочем, в данную минуту его больше волновало другое: Настя должна узнать, что он — ее отец. Могло случиться так, что мать уже успела настроить девочку против него. Судя по всему, Марина раздражена и обеспокоена. Наверняка причиной этого был вчерашний визит Бетси. Вдруг Насте передастся материнская неприязнь к нему? Ведь дети очень восприимчивы к чувствам своих близких!

Они перешли улицу и, войдя в сквер, направились к свободной скамейке. Марина села, притянула к себе Настю и стала что-то поправлять на ней. Ронни, сдерживая нарастающее волнение, тоже сел и окинул взглядом деревья, редких прохожих, виднеющуюся невдалеке темно-красную кирпичную стену монастыря.

— Мне жаль, что ответственность за девочку легла на тебя одну, — сказал он по-английски.

— Нет, мистер Сэндз, все в порядке, — ответила она, стараясь говорить как можно суше и официальней. — Ваша финансовая поддержка оказалась как нельзя кстати в сложный период после рождения девочки, так что вам не следует себя упрекать. Но этот период позади, и я больше не нуждаюсь в дополнительных средствах. Я могу и без них воспитать дочь.

— Мне кажется, отец важен для нее не меньше, чем мать…

— Да, но это не значит, что Настя в вас нуждается. Она не испытывает к вам никаких родственных чувств, для нее вы — посторонний человек. А эти ваши предложения денег за нее просто возмутительны!

— Но почему же? — искренне удивился Сэндз. — Разве сумма в пять миллионов долларов так уж мала? К тому же я устрою так, что ты тоже будешь жить в Калифорнии и два раза в неделю видеться с Настей…

— Мне помнится, ваша супруга вчера упоминала о сумме в четыреста тысяч долларов, но это не имеет значения. Настю я не отдам ни за какие деньги. Это моя дочь, и она останется со мной.

— Но для ребенка не слишком хорошо, когда его воспитывает кто-то один из родителей, — пытался уговорить ее Ронни. — Бетси, я думаю, вполне способна заменить ей мать… — Он произнес это, запнувшись. На самом деле он совсем не был уверен, что Бетси может проявить к Насте настоящие материнские чувства. — У девочки будет полноценная семья…

— Очень сомневаюсь!

— Но почему, Марина?

— Судя по тем отношениям, которые у нас с вами были… Вы понимаете, что именно я имею в виду… Так вот, судя по ним, я была у вас далеко не первой женщиной. Человек с такими донжуанскими привычками, как у вас, мистер Сэндз, не может стать для ребенка настоящим отцом.

— Тебя не должно интересовать, сколько было у меня женщин, — голос Ронни задрожал от обиды. — Я же не интересуюсь твоей личной жизнью. А что касается того, смогу я стать настоящим отцом или нет, то на этот вопрос могу ответить лишь я сам. Настя — не только твой ребенок, но и мой. Я тоже имею на нее право.

— Вы потеряли это право, когда бросили нас, мистер Сэндз.

— Меня зовут Ронни.

— Да? У меня нет причины вас так называть!

Он пристально рассматривал клумбу перед скамейкой.

— Это, разумеется, твое дело… — с усилием проговорил он после долгого молчания.

— Если бы у вас были дети от вашего брака, то вы бы меньше интересовались Настей, — продолжала наступать Марина. — Уверена, что тем летом вы очень сожалели о том, что слишком поздно спохватились и в подходящий момент не уговорили меня сделать аборт! Вы не захотели бы…

— Откуда, черт возьми, ты знаешь, что я сделал бы, а что нет? Даже если бы у меня было десять детей, Настя все равно была бы мне дорога. Все эти годы я помнил о ней!

— Я знаю. Деньги я получала регулярно, за это вам особая благодарность.

Она отвернулась к девочке. Настя, не понимавшая их речи пошла играть к клумбе.

— Было бы лучше, если бы вы и ваша жена оставили нас в покое, — прибавила Марина, не оборачиваясь к нему. — Ребенка я не продам ни за какие миллионы. Настя — моя, а вы — случайность в моей жизни.

— И именно поэтому ты все эти годы не сообщала ей обо мне?

— Можете считать, что поэтому, — ответила она с вызовом.

Ронни стало раздражать это препирательство.

— Девочка должна знать, кто ее отец, — сказал он.

Марина подавила вздох. Неизбежное должно когда-нибудь случиться. Ронни все равно найдет способ сказать об этом Насте, и пусть уж лучше это произойдет сейчас, при ней. Она окликнула дочку и поманила ее рукой.

Сегодняшний вечер Настя, скорее всего, запомнит на всю жизнь. Сознавая важность момента, Марина даже выпрямилась на скамейке.

— Настя, ты уже знаешь, что твой папа живет в Америке…

— Да, — кивнула девочка. — Когда я выучу английский, меня пустят туда!

— Сейчас он ненадолго приехал в Москву. Пожалуй, тебе надо с ним познакомиться… — И она посмотрела на Ронни.

Настя тоже подняла на него свои глазищи.

— Я твой папа, Настя, — хриплым от волнения голосом подтвердил Сэндз.

Не спуская с него глаз, девочка тут же подошла к матери, прижалась к ее ногам и взяла за руку.

— Он просто приехал посмотреть на тебя, — заверила дочку Марина. — А потом он вернется к себе в Америку. Не бойся.

Настя ухватилась за нее уже двумя руками, словно ища защиты. Несколько секунд она пытливо вглядывалась в Ронни, его улыбка успокоила ее.

— Я нарисую для вас Жаконю, если хотите, — проговорила она, тоже улыбнувшись.

— Спасибо, очень хочу.

— А у вас есть еще девочка?

— Нет. И мальчика тоже нет. Только одна ты, дочка.

Последнее слово Ронни произнес неуверенно, словно сомневаясь в своем праве пользоваться им, но уже сказанное, оно отдалось в его сознании прекрасной музыкой.

Перехватив его взгляд, обращенный на нее, Марина почувствовала, как сердце забилось чаще и кровь зашумела в ушах. Наверное, это оттого, что он сидит слишком близко. Да, слишком близко. Высокий, сильный, красивый мужчина. Отец ее ребенка.

— А как вас зовут? — продолжала спрашивать Настя.

— Ронни.

— А у в Америке есть попугайчик?

— Есть, даже два.

Марине пришлось приложить усилие, чтобы взять себя в руки. Она поспешно встала со скамейки.

— Ну все, нам пора домой. У нас еще ужин не приготовлен… Настя, попрощайся. Папа сегодня не может долго быть с нами, у него очень много важных дел…

Сэндз тоже поднялся.

— Вообще-то, сегодня у меня никаких… — начал он, но Марина его перебила:

— Да и семья его ждет!

— До свидания! — Девочка помахала Ронни рукой. — А вы завтра к нам придете?

— Не приставай к человеку, пошли. — Марина потянула ее за собой. — Отец не придет, он очень занят.

И она направилась к выходу из сквера, таща за собой Настю.

Марина злилась на себя за то, что снова, как это уже не раз с ней было, поддалась неотразимой притягательности, исходившей от него. Ей показалось, что она похожа на одну из подопытных собак Павлова, которые, услышав звонок, начинали вырабатывать слюну. Вот и она так же. Как ни старалась сдерживать порывы своего тела, все бесполезно. Какой-то условный рефлекс, честное слово!

Они с Настей перебежали проезжую часть улицы и зашагали к дому. Марина нарочно ни разу не оглянулась, зато Настя оборачивалась беспрерывно.

Ронни смотрел на уходящих женщину и ребенка, и душу его захлестывали волны самых разнообразных чувств — от горечи и разочарования до удивления и какой-то беспричинной радости. Он вдруг представил себе, что Настя будет жить с ним в его доме в пригороде Лос-Анджелеса, а Марина будет навещать их. И не раз в неделю, а гораздо чаще. Он улыбнулся, вообразив их обеих перед верандой на зеленой лужайке, спускающейся к океану. Он и сам не замечал, что в этих фантазиях совсем не оставалось места для Бетси…

Весь вечер Настя была очень возбуждена, глаза ее горели. Она расспрашивала про Америку, про Ронни, интересовалась, увидят ли они его снова. В конце концов Марине это надоело, и она строго сказала, что у отца своя собственная жизнь, про которую ей ничего не известно. Девочка, испугавшись, умолкла, и Марина спохватилась: несправедливо злиться на ребенка за свои обиды к Сэндзу. Дочка ведь не виновата. Для нее обретение отца — большое событие. Поэтому после ужина, когда Настя захотела нарисовать Жаконю, Марина сама принесла ей листки белой бумаги и цветные карандаши. Девочка изобразила для Ронни попугая, причем сделала это с большим усердием. Марина помогла ей написать внизу свое имя. На втором листе Настя нарисовала поросенка Хрюшу из телевизионной передачи «Спокойной ночи, малыши», потом разохотилась и нарисовала еще утенка, собаку и совсем уж каких-то фантастических зверей.

Когда раздался телефонный звонок, они обе — мать и дочь — вздрогнули и посмотрели на аппарат. Марина подняла трубку.

— Алло.

Настя навострила уши и так и впилась в нее глазами.

— Рисуй, — отмахнулась мать. — Это тетя Таня звонит.

Девочка вернулась к своим карандашам. Тетю Таню — Маринину подругу из магазина — она знала.

У Татьяны на уме было только одно: кинофестиваль и мировые знаменитости, приехавшие в Москву.

— Сэндз завтра собирается на спектакль в «Современник», — сообщила она заговорщическим тоном. — Слушай, сгоняем завтра туда, а? Есть шанс выцарапать у него автограф!

— Я не пойду, — ответила Марина. — Завтра выходной, мы с Настькой в зоопарк собрались.

Татьяна еще минут двадцать занимала ее разговором и в конце концов уговорила пойти на какой-то расхваленный в газетах польский фильм.

— Мама, мы завтра идем в зоопарк? — обрадовалась Настя, которая, конечно, слышала каждое слово.

Про зоопарк Марина сказала, чтобы только отделаться от охоты за автографом Сэндза, но теперь и перед дочкой приходилось оправдываться. Глядя на оживившуюся Настю, она задумалась: в самом деле, не пойти ли завтра в зоопарк?

— А папа пойдет с нами?

— У него не будет времени. — Марина старалась говорить ласково. — Я же тебе сказала, что он занят.

Девочка приуныла и снова взялась за карандаши. Она рисовала до тех пор, пока мать не уложила ее в постель. Потом легла и сама, хотя знала, что вряд ли заснет. Повторится то, что было с ней пять лет назад, вскоре после расставания с Ронни. Сладостные минуты, навсегда оставшиеся в прошлом, снова всплывут в ее памяти и будут мучить, возбуждая боль и тоску. И наступит момент, когда в горячечном состоянии полубодрствования-полусна ее начнут одолевать фантазии с Ронни Сэндзом в главной роли. Снова и снова она будет сдаваться его губам и рукам… За эти годы душевные раны успели зарубцеваться. Она уже почти выкинула Ронни из памяти, начала новую жизнь. И вот теперь все повторяется…