6

На другой день после работы Марина, как всегда, зашла за Настей в детский сад. Подходя к игровой площадке, она поначалу не обратила внимания на парочку у ворот — молодую, очень тонкую, коротко стриженную блондинку в сером брючном костюме, с серой сумочкой через плечо, и бородатого мужчину лет тридцати, державшего в руках фотоаппарат. Они вполне могли быть родителями кого-то из детей. Настя, увидев мать, выбежала из ворот. Марина поздоровалась с воспитательницей. В следующую секунду ей в глаза ударила магниевая вспышка, и она, невольно зажмурившись, отступила назад.

— Не беспокойтесь, еще пару снимков, — улыбаясь, прогудел бородач и, присев на корточки, снова щелкнул затвором «кодака».

— В чем дело? — удивилась Марина. — Почему вы снимаете?

— Мы из редакции газеты «Московский комсомолец», — с обаятельной улыбкой представилась спутница фотографа. — У меня есть к вам несколько вопросов…

— Насчет чего? — пролепетала Марина, хотя уже начала догадываться…

Журналистка вынула из сумочки портативный магнитофон.

— Насколько нам известно, вы знакомы с Ронни Сэндзом. Это так?

— Так… — выдавила Марина. Скрывать свое знакомство с Ронни не имело смысла, поскольку в субботу ее с ним видели дети и воспитательница.

Журналистка заулыбалась еще шире, ее глаза азартно заблестели.

— Давно вы его знаете? — вкрадчиво поинтересовалась она, протягивая магнитофон к самому лицу Марины.

— Какое это имеет значение? Настя, дай руку! — Она взяла девочку за руку и повернулась, чтобы уйти.

— Не беспокойтесь, мы не напечатаем ни одного слова о вашей личной жизни, если вы этого не захотите, — затараторила журналистка. — Может быть, вы расскажете, при каких обстоятельствах познакомились с Ронни?

— Это было случайное знакомство.

— Сэндз пять лет назад стажировался в Москве. Вы познакомились с ним в ту пору?

— Да.

— И вы полюбили друг друга?

— Я не хочу отвечать на ваши вопросы.

Марина потянула Настю за собой. Бородач их непрерывно фотографировал.

— Скажите, в тот период вы тоже были связаны с театром? — не отставала журналистка. — Ваше знакомство с Сэндзом произошло на почве общего увлечения сценой?

— Нет.

— Мы тут посчитали, и получается, что ваша дочка появилась на свет через пять месяцев после отъезда Сэндза из Москвы.

— Ну и что? — не оборачиваясь, бросила Марина.

— Уезжая из России, Ронни знал, что у вас будет ребенок?

Марина остановилась и в ярости посмотрела на назойливую даму.

— А почему вас это интересует?

— Это интересует не меня, а миллионы наших читателей!

Марина закусила губу. Значит, Настя все-таки проболталась! Она сердито посмотрела на дочь, и та понурила голову.

Сегодня утром, провожая ее в детский сад, Марина строго-настрого велела ей молчать о том, что Ронни — ее папа. Настя дала обещание. Как и следовало ожидать, в саду дети и воспитательница стали расспрашивать ее про Ронни. Настя долго крепилась, но удержаться от того, чтобы не поделиться с кем-нибудь своей тайной, было выше ее сил. По «страшному секрету», взяв клятву молчать, она доверила ее лучшей подруге, и уже через четверть часа весь детский сад, включая повариху и уборщицу, знал о том, что Ронни — ее папа. Воспитательницы бросились к телефону сообщать новость знакомым, те, в свою очередь, передавали ее другим знакомым. Кто-то из этой цепочки, желая узнать подробности, догадался позвонить в редакцию газеты «Московский комсомолец». Там сообщение о русской дочери Сэндза приняли за розыгрыш. Однако для верности перезвонили в детский сад. Взявшая трубку воспитательница была очень польщена тем, что разговаривает с редактором популярной газеты, и, конечно, все подтвердила.

Примерно за час до появления Марины к саду подъехал редакционный автомобиль. Дотошная журналистка принялась выпытывать у воспитательниц, кто такая эта Марина Рябинина, где работает, каковы ее доходы, замужем ли она. Репортерша с удовлетворением отметила, что Настя как две капли воды похожа на Сэндза, да и возраст девочки свидетельствовал в пользу предположения об отцовстве Ронни: пять лет назад будущий кумир как раз находился в Москве. Фотограф общелкал Настю со всех сторон. Журналистка отвела девочку в сторону, присела перед ней на корточки и завела с ней задушевную беседу. К приходу Марины она хитроумными наводящими вопросами успела выудить из ребенка немало любопытных сведений. Узнала и про рисунки для папы Ронни, и про визит к художнику, и про то, что Насте нельзя поехать к Ронни в Америку, потому что она не знает английского языка. Назревала сенсация…

— Насколько нам известно, вы с дочерью на днях встречались с Сэндзом. Встреча носила деловой характер или была чисто дружеской?

Марина ускорила шаг. Девочка почти бежала за ней.

— Скажите, что заставляет вас скрывать свои отношения с ним? — Журналистка шла рядом, держа перед ней магнитофон.

Марина снова остановилась, посмотрела на нее в упор.

— Я ничего вам не скажу, слышите? — дрожащим от негодования голосом выкрикнула она. — Ничего! И отстаньте от меня!

— Я не задаю вам вопросы про вашу личную жизнь…

— Не знаю никакого Сэндза! — перебила ее Марина. — В глаза его не видела!

И она направилась дальше.

Журналистка устремилась за ней.

— Но вы только что сказали, что знаете его!

Марина даже не повернула в ее сторону головы. «Ничего я ей не скажу, — сцепив зубы, упрямо думала она. — Моя жизнь — это моя жизнь, и никого это не касается. Буду все отрицать, а на нет и суда нет».

— Вас не удивляет, что ваша дочка зовет его «папой»?

— Не зовет она так никого.

Настя, не совсем понимая, что происходит, но догадываясь, что в назревающем скандале есть и ее доля вины, испугалась и заплакала.

Репортеры вдруг насторожились. По проезжей части за сквером проплыл синий «ягуар» и через несколько секунд скрылся из виду. Марина продолжала идти, гордо вздернув подбородок и ничего вокруг не замечая. Зато журналистка и фотограф, которые все эти дни следовали за Сэндзом по пятам, сразу узнали его машину. Отстав от Марины, они перекинулись короткими фразами и поспешно свернули в сторону. Если бы Марина обернулась, то была бы немало удивлена, увидев, как они бегут, прячась за кустами, к трансформаторной будке. Но ей было не до них.

— Я о чем тебя просила? — хмурясь, обратилась она к дочери. — Не говорить, что он твой папа! А ты все-таки проболталась, да?

Настя тихонько выла, размазывая по лицу слезы. Они прошли по улице и свернули к своему дому. Дойдя до угла, Марина остановилась как вкопанная: перед ее подъездом, там, где вчера стояла машина Красильщикова, теперь красовался «ягуар»! Рядом с машиной прохаживался Ронни, засунув руки в карманы.

Увидев Марину, он сразу направился к ней. Она растерялась.

— Ты чего явился? — спросила она почему-то по-русски.

— Мне надо с тобой поговорить, — ответил он на английском.

Она несколько секунд стояла, переводя дыхание и прислушиваясь к ударам сердца, гулко отдававшимся в голове.

— Мне кажется, мы уже все сказали друг другу, — ответила она, тоже переходя на английский.

Зато Настя обрадовалась Ронни, заулыбалась сквозь слезы и бросилась к нему. Марина не успела ее удержать. Девочка вырвалась и подбежала к отцу. Ронни улыбнулся, высоко поднял ее, а потом прижал к себе.

— Ты плакала? — спросил он.

Настя отрицательно помотала головой.

— Нет, — ответила она и тут же призналась: — Немножко.

Ни Сэндз, ни Марина не видели, как репортеры выбежали из-за трансформаторной будки и устремились к ним. В тот момент, когда Ронни держал девочку на руках, они вдруг появились перед ними, как чертики из табакерки, и принялись лихорадочно фотографировать.

— Откуда они взялись? — пробормотал Ронни. — Неужели папарацци выследили меня?

— По-моему, они выследили не тебя, а меня… — Она рукой загородила лицо от нацеленных на нее объективов.

Но было поздно. Репортеры уже получили необходимые снимки.

— Мистер Сэндз, пара минут для интервью! — выкрикнула журналистка.

— Ни одной секунды! — резко ответил Ронни и обернулся к Марине. — Нам лучше уйти.

— Пошли в подъезд.

Они направились к дверям подъезда, но бородач и дама обогнали их и зашагали впереди. Фотограф шел, пятясь, и продолжал снимать, дама тянула к Ронни магнитофон.

— Мистер Сэндз, вы не находите, что девочка очень похожа на вас?

— Никаких интервью! Дайте пройти!

Марина, оттерев плечом журналистку, подошла к двери. Та все еще пыталась расспрашивать Ронни. Он отворачивался от нее. Марина нажала на кнопки кодового замка, открыла дверь и посторонилась, пропуская вперед Ронни. С девочкой на руках он вошел в полутемный вестибюль. Марина скользнула вслед за ним и сердито захлопнула дверь перед носом у журналистов. Бородач продолжал фотографировать через стекло.

Марина и Ронни прошли в глубь вестибюля и поднялись на площадку между этажами.

— Не будем заходить в квартиру, — холодно произнесла она по-английски. — Я думаю, ты и здесь можешь объяснить, зачем пришел. И отпусти, пожалуйста, ребенка.

Ронни расцепил Настины ручонки, сомкнутые вокруг его шеи, и осторожно поставил девочку на пол.

— Завтра я уезжаю, — проговорил он, волнуясь. — Мой агент завершил переговоры с киностудией «Парамаунт», и мне надо срочно вернуться в Штаты для подготовки к съемкам. Завтра в четыре часа мы с Бетси выезжаем из гостиницы в аэропорт. Сказать по правде, я и так здесь задержался. Я должен был вылететь уже сегодня…

Марину кольнуло острое чувство горечи: он уезжает, и она его больше не увидит!

— Ну и что? — ответила она, стараясь выдерживать холодный тон. — Это твои проблемы.

— Я все-таки хотел бы услышать от тебя ответ. Только ты сначала подумай, не отказывайся сразу. Ты на самом деле возражаешь против того, чтобы Настя жила со мной? Пусть не постоянно, но хотя бы некоторое время?

— С тобой и Бетси? Об этом не может быть и речи.

Ее застывший, словно невидящий взгляд упирался в сквер за окном, где мокрые после недавнего дождя деревья глянцево блестели на солнце.

— Но ты получишь очень приличные деньги! — настаивал Ронни.

Марина вздрогнула от возмущения, представив, как эта накрашенная американка начнет требовать от Насти называть ее «мамой».

— Нет! — Она упрямо мотнула головой. — Ребенок останется со мной.

— Хорошо, тогда возможен другой вариант, — не отступал Ронни. — Вы с Настей переселитесь в Калифорнию. Адвокат найдет возможность устроить для вас вид на жительство. Я куплю тебе в Лос-Анджелесе…

— И ты будешь нас навещать. — Марина отвела наконец взгляд от окна и посмотрела на Сэндза с саркастической усмешкой.

— Ну да. — Он простодушно кивнул.

— Втайне от жены, разумеется! — Она заставила себя рассмеяться. — Скажи прямо, что ты хочешь вывезти меня в Америку для того, чтобы я стала твоей любовницей!

Ронни растерянно промолчал. Легкая краска тронула его красивое лицо.

— Сотни женщин были бы в восторге от такой перспективы, — прибавила она, — но я не отношусь к их числу.

— Ты меня неправильно поняла, — пробормотал он. — Ты будешь просто там жить, а я, возможно, буду заходить иногда… навестить дочку…

— Удивительно, как ты вообще вспомнил о ней — за эти пять лет!

— Но согласись, я тоже имею на нее кое-какие права!

— Я так и знала, что все кончится именно разговором о правах. Доказывай их в суде, если сможешь! Настя — моя. А что касается денег, которые ты переводил на нее… Я в них уже не нуждаюсь, поскольку в ближайшее время выхожу замуж!

— За того плешивого типа?

— Давай обойдемся без оскорблений. Он гораздо порядочней тебя и от детей не отказывается, хоть даже и чужих!

Ронни был поражен новостью.

— Ты действительно собираешься выйти за него замуж?

— О моем замужестве я извещу тебя письмом. Настю он удочерит. Будут еще вопросы?

Сэндзу нечего было ответить ей. Он понимал, что она вправе поступать так, как хочет. И все же мысль о том, что Настя будет называть «папой» другого мужчину, его невыносимо мучила.

— Ты уверена, что девочке будет с ним хорошо? — спросил он после молчания.

— Абсолютно, — резко ответила она.

Настя, вслушиваясь в иностранную речь, чувствовала, что родители ссорятся. Она снова заплакала.

— Успокойся, Настя, не надо, — наклонилась к ней Марина. — Пойдем домой.

— А папа Ронни пойдет с нами?

— Нет, у него очень много дел в Америке.

— Но сейчас ведь он может к нам прийти!

Марина рассердилась.

— Перестань капризничать! — Она нахмурилась, взяла девочку за руку. — Говорят тебе, что у Ронни много дел!

Настя умолкла, но слезы продолжали катиться по ее щекам. Ронни стоял, стиснув зубы, и не знал, куда деть руки. Он то засовывал их в карманы, то вынимал оттуда.

— Пять миллионов долларов — это большие деньги. Ты зря отказываешься, — произнес он в отчаянии, не зная, что еще сказать.

Марина презрительно фыркнула.

— Не все измеряется в деньгах, мистер Сэндз. Прощайте. — Она повернулась к нему спиной и зашагала вверх по лестнице, почти волоча за собой Настю.

Ронни, словно в каком-то трансе, начал подниматься за ней. В молчании они миновали второй этаж и поднялись на третий, где пахло жареной рыбой и из-за двери справа доносился рев магнитофона. «Как упоительны в России вечера…» — надрывался хриплый баритон. Настя поминутно оборачивалась на Ронни. Марина ни разу не повернула головы.

Так, вся взвинченная, с гордо вздернутым подбородком, она поднялась на четвертый этаж, открыла ключом дверь и вошла в квартиру, намеренно не интересуясь, шел ли за ней Сэндз. В глубине души она страстно желала, чтобы он шел за ней. С каким удовольствием она захлопнула бы дверь перед самым его носом! Но он отстал. Безнадежно махнул рукой и повернул назад.

Закрыв за собой дверь, Марина прильнула к «глазку». Площадка перед квартирой была пуста. Ронни ушел. А завтра он улетает в Штаты… От этой мысли к ее горлу подступил комок.

Она прошла в комнату и без сил опустилась на диван. Кажется, она забылась сном, потому что даже не заметила, как к ней подошла Настя и взяла за руку.

— Мама, сейчас начнется «Санта-Барбара», а ты все сидишь.

— Разве сейчас? — Стряхнув с себя оцепенение, Марина поспешно встала с дивана. — Тогда включи телевизор. Ты умылась?

— Да, смотри, — дочь показала ей руки.

Марина и Настя смотрели очередную серию «Санта-Барбары», когда зазвонил телефон. Марина подошла к аппарату.

— Сделай звук потише, — попросила она.

Настя взяла дистанционный переключатель и убавила громкость.

— Алло? Это мисс Рябинина? — спросил по-английски женский голос, и Марина поморщилась, словно у нее заболел зуб.

— Да.

— Надеюсь, вы меня узнали. Это миссис Сэндз.

— Ваш голос я буду вспоминать и на смертном одре, — язвительно ответила Марина.

Бетси пропустила колкость мимо ушей.

— У вас было достаточно времени, чтобы подумать над моим предложением, и сейчас я хотела бы услышать ответ.

— По поводу продажи моей дочери? — в прежнем тоне продолжала Марина.

— Речь идет о передаче девочки в семью ее отца и выплате вам компенсации в размере четырехсот тысяч долларов, — невозмутимо парировала миссис Сэндз. — Предложение для вас более чем выгодное, и я не сомневаюсь, что вы его принимаете. Нам осталось лишь обсудить некоторые формальности…

— С чего вы взяли, что я его принимаю? — почти выкрикнула Марина.

— Вы что, отказываетесь? — голос Бетси тоже стал резким.

— Кажется, я об этом сказала во время нашей встречи. Сколько можно повторять одно и то же?

— Одну минуту, мисс Рябинина, не кладите трубку. У меня есть новое предложение. Я повышаю сумму вашего вознаграждения до полумиллиона.

«Интересно, знает ли она, что Ронни предлагал мне пять миллионов?» Марину так и подмывало сообщить ей об этом, но внутреннее чутье предостерегало от вмешательства в отношения между супругами, тем более дело касалось таких больших денег.

— Нет, и давайте закончим с этим, — ответила она твердо.

— Миллион долларов! — взвизгнула Бетси, рассчитывая этой цифрой оглоушить упрямую русскую. — Да-да, вы не ослышались! Миллион долларов! Вам предлагают целое состояние!

— А почему не миллиард? — буркнула Марина, не скрывая раздражения.

— Вы думаете, я шучу? С вами говорят совершенно серьезно.

— А вам тоже совершенно серьезно отвечают. Почему не миллиард?

— Мисс Рябинина, я вас не понимаю.

— Я плохо говорю по-английски?

— Не в этом дело. Вы, видимо, еще не осмыслили до конца мое предложение. Чувствую, оно кажется вам фантастическим. Наверное, требуется время, чтобы свыкнуться с мыслью о том, что вам привалил целый миллион долларов. Я понимаю, переварить такое непросто…

Марине очень хотелось крикнуть: «Да катись ты к чертовой матери!»

— Я не согласна ни на миллион, ни на десять миллионов, — сказала она с ледяной вежливостью.

— Вы перевозбуждены и не можете адекватно реагировать на ситуацию.

— Принимаете меня за сумасшедшую? — взорвалась Марина. — Нет — это мой окончательный ответ и не желаю больше вас слушать!

— Два миллиона, мисс Рябинина!

Бетси произнесла эту фразу с придыханием, благоговейно понизив голос, и спустя несколько секунд пожалела о ней. С самого начала она собиралась ограничиться миллионом долларов. Это был тот максимум, который она готова была выделить матери Насти. Но упрямство собеседницы вывело ее из себя. Бетси предложила два миллиона, скорее поддавшись раздражению, чем исходя из трезвого расчета. От досады она скрипнула зубами. Теперь ничего не поделаешь, придется выложить обещанное.

Бетси прислушалась к молчанию в трубке. Уж не случился ли у этой русской разрыв сердца от радости? Она вздрогнула, услышав полный ярости крик:

— Ты, выдра! Долго ты еще будешь действовать мне на нервы? На каком языке тебе можно повторять одно и то же?

Миссис Сэндз задохнулась от изумления.

— Мисс Рябинина, я ничего не понимаю. Вы отказываетесь от двух миллионов долларов?

— Отвечаю в последний раз: дочь я не продаю и прощу больше мне не звонить. Все!

И Марина бросила трубку. Чувствуя состояние матери, Настя сидела в своем углу и помалкивала, не решаясь спросить, кто звонил. Марина прошлась по квартире, стараясь унять охватившее ее волнение. Ее не отпускала мысль, что Ронни в сговоре с этой негодяйкой Бетси, а значит, он такой же, как и его жена. Оба они хороши.

Она вдруг испугалась. Сейчас они предлагают деньги. Но ведь есть и другие способы отобрать у нее Настю, в том числе и не совсем законные! Обладая немалыми средствами, эти люди могут многое, а она одна и слишком слаба, чтобы дать им отпор…

Какое-то время она в замешательстве стояла у кухонного стола. Наконец в голове созрело решение. Настю надо увезти из Москвы. Алексей предлагал Турцию? Отлично, пусть будет Турция! Она придвинула стул к столику с телефоном, села и набрала номер Красильщикова.

— Я, наверное, слишком погорячилась вчера…

— Я так и подумал. — Его голос в трубке звучал примирительно. — Если бы не тот тип, все у нас было бы нормально.

— Я не ожидала, что он придет…

— Хотел тебе еще вчера вечером позвонить, но потом передумал. Не стал навязываться. Решил подождать звонка от тебя.

— Ты не слишком сердишься?

— Сейчас уже нет. Все ведь ясно. Нервный срыв со всяким может случиться, особенно в такой ситуации… Тот мужик, я чувствую, тебя достал?

— Почти. Вообще, ты прав, — она устало улыбнулась. — Я перенервничала.

— И все из-за этого кретина! Ну, попадись он мне… Это тот самый иностранец, отец Насти, про которого ты мне говорила?

— Да.

— Я весь вечер вспоминал, где мог его видеть. А потом сообразил, что он похож на актера, который снимается в фильме «Луна-парк». Да, он немного смахивает на него, но тот гораздо симпатичнее… — Красильщиков и мысли не допускал, что «мужик», с которым он вчера сцепился, и есть тот самый артист. — Короче, что он хотел от тебя?

— Ему надо было увидеть Настю. Он давно женат, а сейчас приехал в Москву по делам.

— Он что, теперь так и будет таскаться к тебе?

— Завтра он улетает домой.

— Ну и скатертью дорожка… — Алексей помолчал, недовольно сопя, потом заговорил мягче: — Ты правильно сделала, что отшила его. Стало быть, завтра заявление в ЗАГС подаем?

— Подаем.

— Отлично! — Алексей даже засмеялся. — Тогда я завтра, примерно после обеда, заеду за тобой на работу. Если тебя не отпустят, я лично поговорю с твоим начальством…

Перебросившись с ним еще несколькими фразами, она положила трубку и откинулась на стуле. Предстоящее замужество ее почему-то волновало меньше всего. Она вспоминала минуты, проведенные с Ронни на сеновале в воронихинском доме, и снова переживала знакомое возбуждение. Она попыталась уверить себя, что это был всего лишь секс, зов плоти, на минуту разбуженное Ронни животное чувство, которое легко можно подавить. Но время шло, за окном уже стемнело, а дразнящее воспоминание не оставляло ее.

Зазвонил телефон. Она машинально взяла трубку и едва не вскрикнула от неожиданности, услышав голос Ронни. Не произнеся ни слова, тут же бросила трубку. Через пару минут телефон опять зазвонил. Марина заставила его умолкнуть, подняв и тут же положив трубку. С гулко бьющимся сердцем она простояла у телефона еще минут двадцать. Звонков больше не было…

Оставив Настю смотреть телевизор, Марина ушла на кухню и занялась мытьем посуды. «Я ненавижу Сэндза и выхожу замуж за Алексея», — твердила она как заклинание. Перемыв тарелки, она принялась скоблить раковину. «Я ненавижу Сэндза и выхожу замуж за Алексея. Я выхожу замуж за Алексея».

Загрузка...