В последнюю неделю марта в долине случился ураган. Он с корнем вырывал деревья и переполнял реки. Пострадали даже линии электропередачи. И больнице, и газете осталось полагаться только на дизельные движки.
К счастью, наступили весенние каникулы, школы закрылись, и большинство детей пережидали пик наводнения дома.
Два дня Ален не выходил из больницы, спал урывками час-два, меняясь с не менее занятым Ником.
Команда Нади тоже работала круглосуточно, готовя специальные выпуски газеты. К тому времени, когда реки вошли в свои берега и засветило солнце, все дошли до предела.
Ален привычно оставлял свой «брондо» у больницы и добирался пешком до ее квартиры, приурочивая свой приход к тому времени, когда Элли спала, а Надя заканчивала работу в редакции.
В их первую свободную ночь после наводнения Надя чуть запоздала и нашла Элли и Алена лежащими на полу в кухне и делающими макет вулкана из папье-маше. Он выглядел совершенно измученным и тем не менее послушно выкладывал слой за слоем бумагу под руководством Эл, как и подобало бы любящему отцу.
— Мы спасли тебе немного шоколадного мороженого, — сообщил он, не отрываясь от работы.
Элли проворчала:
— Ален и Джон съели бы все, если бы я их не остановила.
— Домой-то Джон дошел? — спросила Надя, украдкой вытирая глаза.
— Конечно, и он пригласил меня на свой день рождения в следующую субботу. Нужно приготовить для него подарок.
Элли прилежно старалась наладить дружеские отношения. Ален считал ее такой же прямодушной, как мать, Надя — просто практичной.
— Напомни мне завтра, — сказала Надя. — В новом магазине в Риддле есть большой отдел детской книги.
— У меня на завтра намечены прививки от гриппа в Риддле, — сообщил Ален. — Так что могу подвезти Элли и даже угощу ланчем, если она согласится таскать мой саквояж.
— С удовольствием! — воскликнула девочка.
Надя сбросила туфли и стала растирать уставшие стопы.
— В какое время вы собираетесь выехать?
— Рано, самое позднее в шесть.
— Не возражаю, — сказала Элли, прежде чем мать успела произнести хоть слово. — Мне нравится вставать рано.
— Эльвира Адам, ты нагло лжешь. Сегодня я едва вытащила тебя из постели в полдень.
Элли была сама застенчивость.
— Но крайней мере, я попытаюсь встать рано.
Ален поднялся на ноги.
— Договоримся так, Элли. Я заеду рано и посигналю. Если встанешь, поедешь со мной.
Элли собрала неиспользованную бумагу и выбросила в мусорное ведро.
— Может, вам лучше остаться здесь на ночь? Все ведь знают, что вы спите с мамой, так в чем дело?
— Устами младенца…
Ален провел ладонью по руке Нади. Элли спала уже почти час. В типографии внизу было тихо.
— У Элли нюх отца на сенсации. — Она прижалась к груди Алена, не в силах подняться с дивана, чтобы принести еще мороженого.
— Тебя не беспокоит, что нас связывают вместе?
— Если честно, меня поздравляют с победой, если иметь в виду твою репутацию.
— Какую репутацию?
Она высвободилась из его объятий, чтобы взглянуть ему в глаза.
— Удивительно мрачный и скверный характер, человек, ищущий одиночества, хотя никто не знает, почему. Сексуальный, — она ухмыльнулась. — Иными словами, идеальный мужчина, по мнению женщин.
Ален нахмурился, не поддаваясь на ее уколы.
— Должен тебе сказать, милая, я совсем не идеален.
Надя поцеловала его в подбородок.
— Ты слишком скромен, — прошептала она и попыталась поцеловать его еще раз, но он взял ее лицо в свои руки.
— Надя, что, если я скажу тебе, что в прошлой своей жизни я делал такие вещи, о которых мне стыдно даже думать?
Надя насторожилась. Что-то связанное со смертью друга, подумала она. То, что загнало Алена в добровольную ссылку.
— Все мы время от времени признаемся в наших ошибках и стараемся стать лучше.
— И все же, как человеку узнать, что он изменился в достаточной мере? И что значит достаточно?
Надя притронулась к его могучим плечам кухонным полотенцем.
— Как я понимаю, ты смотришь на себя и свои дела глазами людей, которых уважаешь и любишь, людей вроде Эдды, Ника и Элли. И меня. — Она улыбнулась, глядя на Алена влюбленными глазами. — Признают они тебя, и это может стать началом принятия тобой самого себя. И если они любят тебя, а это так, ты, возможно, научишься и сам любить себя.
Он сделал медленный, глубокий вдох.
— В твоих устах это звучит так просто, дорогая.
Ее губы сжались.
— Я не уверена, что что-то стоящее бывает простым. У меня так не получалось. — Она повела плечами. — Полжизни я пыталась быть идеальной дочерью, потом идеальной женой, идеальной матерью. Я так жаждала признания и любви, что делала вещи, которые не следовало делать. Я говорила себе, что делала их из любви, но на самом деле так просто было легче.
— Легче?
— Конечно. Зачем делать выбор, когда кто-то мог сделать его за меня? Если потом что-нибудь получалось не так, я в этом не была виновата.
Надя усмехнулась, но внутри у нее похолодело.
Мой брак не удался потому, что Фред оказался никудышным мужем. Разве я не делала все так, как он говорил? Отец был разочарован во мне. А разве я не была хорошей дочерью? — горько подумала Надя.
Вот и сейчас ей так хотелось уткнуться носом в грудь Алена, но что-то останавливало ее.
— Разве человек не делает странные вещи, когда ему хочется, чтобы его приняли?
Ален медленно вдохнул. Вместо ответа он притянул ее к себе, и голова Нади оказалась на его плече. Сильные руки уверенно держали ее, дышал он глубоко и ровно.
О чем он задумался? Что-то настораживало в его прошлом. Надя чувствовала, что он несет в себе какую-то боль. В один прекрасный день он доверится ей. И когда этот день наступит, она поймет, что он по-настоящему любит ее.
— Ален, — прошептала она, почти засыпая.
— Чего ты хочешь, милая?
Она улыбнулась этим словам. Как может мужчина, дающий так много, так мало просить для себя?
— Ничего. Я хотела сказать тебе кое-что, прежде чем засну.
— Что, милая?
— Ничего особенного. Просто я люблю тебя.
Ален сбрил остатки щетины со своих щек и вымыл бритву под струей воды. Его тело устало от постоянных переработок и недосыпа. Приложив полотенце к лицу, Ален зажмурился. Он оставил Надю спящей, свернувшейся калачиком на софе.
Приехав домой, принял душ, двигаясь механически и мысленно вспоминая список пациентов, которых должен был принять сегодня.
Затем навел порядок в ванной комнате и как был неодетый прошлепал в спальню, не обратив внимания на незанавешенные окна.
Да в этом и не было нужды. Никто, даже потерявшийся охотник, не добирался до этой части леса. Бывший лесоруб, уступивший ему этот дом, уверял, что он населен призраками, но Ален так и не встретился с ними.
Одевался Ален быстро. Каждая секунда, потерянная попусту, означала потерянную секунду сна.
Он натянул на себя трикотажную футболку. Его губы вдруг скривились в усмешке, когда он представил Надю рядом с собой на еще не разобранной постели.
Он ни разу не приводил сюда женщину. Его дом был домом холостяка, в нем нет места для сопутствующего женщинам беспорядка или для буйных детских игр.
Надев джинсы и чистые носки, Ален нашел фланелевую рубашку и обнаружил в ней порядочную дырку на локте. Он взял другую и быстро натянул на себя.
Посмотрев на будильник, Ален нахмурился. Он обещал Элли быть ровно в шесть. Нельзя ее разочаровывать, даже если придется пропустить завтрак. Он надел часы, взял ключи и бумажник и стал спускаться по ступенькам к ожидавшему его кофейнику, который он включил, как только приехал.
Ален налил кофе и быстро выпил его, добавил еще. Кофе напомнил ему о стыде, который он испытал девять лет назад. Ненависть к человеку, которым он был, была заглушена годами ревностного служения своим пациентам.
Ален уверился в том, что стал новым человеком, и потому позволил себе приблизиться к Наде.
Слово «любовь» тоже приходило ему на ум. Но оно не было словом, которым он часто пользовался и которое уважал. Как раз этому слову он привык не доверять. Но произнесенное Надей, оно задело его сильнее обычного. Ален не был готов услышать его. Не был готов поверить ему, но, боже, как он хотел быть готовым!
Началась весна. Река вернулась в свои берега, дети пошли в школу. Надя подхватила простуду и была к тому же в отвратительном настроении.
В туалете редакции обнаружилась течь, а ее лучшая добытчица рекламы объявила о своей беременности и уходе в отпуск.
Ощущение рока нависло над газетой как грозовая туча. Принесенные Аленом фиалки выглядели такими же удрученными, как и она, несмотря на нежную любовь Алена.
Надя улыбалась всякий раз, когда думала об утешении, которое находила в объятиях Алена. Такова любовь, думала она. Даже худшие дни не казались ей теперь такими уж черными.
Медленно потягивая кофе, она смотрела сквозь запотевшее окно на то, что происходит на Главной улице. Через дорогу она увидела синий «бронко» Алена на месте только что отъехавшего пикапа.
Он выбрался из машины грациозным движением спешившегося всадника, захлопнул дверцу с видом делового человека и решительно направился к аптеке.
Из-за вновь выпавшего снега он надел меховые сапоги и коричневые джинсы.
Надя подумала о том, как трудно представить большие руки Алена со скальпелем. Ему подошло бы что-нибудь более капитальное. И тем не менее все знали, какие изящные швы с крошечными узелками получаются у доктора Смита.
И эти же руки приносили столько удовольствия ей. Надя улыбнулась, как бы почувствовав на губах вкус поцелуя.
Она все еще улыбалась, когда Ален вышел из аптеки с небольшим белым пакетом в одной руке и огромной плиткой шоколада в другой. Он забрался в «бронко», завел мотор и отъехал так же быстро, как и приехал. Ален не был у нее уже три дня. В долине появилась ветрянка, и они с Ником пытались объехать всех заболевших.
Поскольку Элли не болела ветрянкой, они договорились, что он пока не будет заходить. Но Надя страшно скучала по нему и никак не могла дождаться встречи, хотя и понимала, что они должны быть очень осторожны. Миртл — городок маленький, с типичными для такого места обычаями и предрассудками, а они оба в добывании средств существования зависели от расположения его обитателей.
Более того, они оба любили и уважали своих соседей. И не хотели обижать тех, кого считали друзьями.
И еще была Элли.
С тяжелым вздохом Надя вернулась за свой письменный стол. Может, позднее наступление весны и было причиной ее мрачного настроения. Реклама приносила меньше доходов, чем ожидалось. Хотя Надя и ввела кое-какие изменения во внешний вид «Пресс» и редакторский стиль — все это почти не приносило результатов. Но оставалась призрачная надежда, что редакция все же каким-то чудом сможет решить финансовые проблемы: конечно, если старые трубы в здании удастся еще раз починить и если подвернется такая же классная добытчица рекламы, как уходящая через месяц в отпуск.
Надя открыла папку с заявлениями о приеме на работу, оставшуюся от ее предшественника, в поисках необходимого ей работника. Их было несколько, но все уже нашли работу, как она узнала, сделав шесть телефонных звонков.
Надя была удручена, когда зазвонил телефон.
— Алло, миссис Адам слушает.
Послышался женский голос.
— С вами говорит Мари Стоун из «СМ продакшнс». У вас есть время поговорить?
— Чем я могу быть вам полезна, миссис Стоун?
— Во-первых, вы можете называть меня просто Мари, мы познакомились два года назад у Линды Кейс в Голливуде. Я там была с Блеком Ричардом. Мы с вами сидели за одним столом.
Она, конечно, знала Блека. Несколько лет назад они работали вместе на одной телестудии.
— Извините, я… Минутку! Конечно, я помню вас. Вы уговорили Линду на съемку документального фильма о городском здравоохранении.
— Верно, «Ангелы в белых халатах». Спасибо вам за прекрасную записку, которую вы прислали мне после выхода фильма. — Мари усмехнулась. — Она была единственной, которую я получила.
Прижав трубку плечом к уху, Надя уселась в кресле поудобнее. Голос из прошлого был приятным развлечением.
— Удачная была штука, мне особенно понравилось, как вы подчеркнули, что добрые дела делаются, несмотря на плохое. Я еще пожалела, что сама не додумалась до этого.
— Прекрасно. Так мне легче просить об одолжении.
— Какого рода одолжение? — Надя сразу же насторожилась.
— Я работаю над идеей нового фильма, на этот раз о провинциальной медицине. В тех же рамках, что и о городской. С реальными пациентами и реальными проблемами, естественно.
— Звучит любопытно, — осторожно сказала Надя. — Но я не могу понять, почему вы звоните мне?
— Все очень просто. Вы жили в большом городе, а сейчас живете в маленьком, и вы опытный журналист. Я хотела бы видеть вас в своем фильме.
Надя нахмурилась.
— Я уже давно не делала репортажей.
— То-то и оно. Вы не будете репортером. Вы будете пациентом — одним из нескольких.
— Вы собираетесь снимать здесь, в Миртле?
— Да, хотелось бы.
Насторожившись, Надя опустила ноги на пол и выпрямилась. Развлечение, которого она ожидала, приобрело интригующий поворот.
— Интересный ход, но я не больна.
— Да, но, как сообщил мой источник, вам сделали операцию в местной больнице, а ваша дочь Элли лечилась после несчастного случая на игровой площадке.
То, что разговор был по телефону, помогло Наде скрыть удивление.
— Могу я поинтересоваться, что это за источник?
— Я могу лишь намекнуть, что он в курсе всех медицинских событий.
Надя почувствовала, как неприятные мурашки пробежали по ее спине.
— У меня такое ощущение, что меня пытаются использовать.
К ее удивлению, Мари Стоун рассмеялась.
— Так оно и есть. Во всяком случае, я надеюсь на это. — Дальше она заговорила опять серьезно. — Подумайте, Надя. Это превосходная возможность. Как по заказу. Когда я узнала, что вы, опытный репортер с фотогеничной внешностью, осели в городке, который мы выбрали для съемки, у меня дух захватило.
Надя внезапно почувствовала, что достаточно ей закрыть глаза, и она окажется в Лос-Анджелесе, и снова окунется в старые битвы за рейтинг и власть…
Вернувшись на грешную землю, она подавила вздох.
— Я не уверена в целесообразности моего участия в фильме. К тому же теперь я занята газетой, а мы же отчасти конкуренты.
— Можно решить и эту проблему, если вы согласитесь стать сопродюсером. Что означает, разумеется, что вы получите свой процент прибыли, когда фильм будет показан по телесети.
— Вы имеете в виду, если он будет показан?
— Я уже заинтересовала одну телекомпанию. Ту же самую, которая показывала «Ангелов». Они даже готовы разделить расходы с филиалами в Британии и Франции. Ваша доля может составить около пятидесяти тысяч.
Надя замерла. Ей не верилось в чудо. В доброго ангела-хранителя. Но пятьдесят тысяч долларов даже после вычета налогов спасут ее «Пресс».
— Ваше предложение звучит соблазнительно, — ответила она, чувствуя, как улучшается ее настроение. — Но я не могу понять, почему вы так щедры. Не обижайтесь, но мысль о том, что кто-то в Лос-Анджелесе делится чем-то, особенно деньгами, кажется мне невероятной.
Миссис Стоун хмыкнула:
— Дело вовсе не в щедрости, речь о практичности и обязательствах.
Надя понимающе усмехнулась.
— Тут есть одна загвоздка.
— Я слушаю.
— Один человек, чье сотрудничество нам необходимо для съемок, отказался напрочь.
— Кто это?
— Упрямый, избегающий рекламы доктор по имени Смит. И ваша задача, миссис Адам, если вы согласитесь, в том, чтобы заставить его передумать.
— Понятно. — Надя едва сдержалась. — Иными словами, вы предлагаете мне взятку.
— Можете назвать это и так. — Голос миссис Стоун стал холоднее. — Но я больше заинтересована в деле, а не в названии. И дело не только в том, что «СМ продакшнс», Мари Стоун и Надя Адам заработают деньги. Дело в том, что зрители получат весьма ценную информацию о людях, которые борются с волной апатии и коррупции в стране. Это врачи и медсестры, социальные работники в моем первом фильме. Люди вроде упрямого доктора Смита, который работает там у вас.
Надя повернулась в кресле и уставилась на портрет отца. Что бы он сделал, если бы на карту был поставлен «Ньюсвик»? — спросила она себя и сама же ответила, что Робертсон заключил бы договор с самим дьяволом ради спасения любимой газеты.
Чувствуя угрызения совести, Надя все же решила поторговаться.
— Миртл нуждается в новой машине «скорой помощи». Предположим, мы сделали этот документальный фильм. Внесет ли «СМ продакшнс» такую же долю, что и я, из своего заработка на эту машину?
— Зависит от размера вашего взноса.
— В округе пытаются собрать шестьдесят тысяч. Пока что есть обязательства на пятнадцать.
— О'кей, скажем, по двадцать тысяч вы и я в день окончания съемок, а город добавит остальное. Согласны?
Она только выиграет и ничего не потеряет. Выгоду получат ее теперешние земляки, работники и друзья. Это поможет в скором времени спасать их жизни.
С другой стороны, у Алена должна быть причина, почему он сопротивляется этой идее. Не обязана ли она узнать хотя бы из вежливости эту причину, прежде чем согласится?
— Когда я должна вам ответить?
— Две недели назад, — со смехом ответила Мари Стоун. — Но я согласна подождать сутки.
— Думаю, этого будет достаточно.
— Тем временем я передам вам по факсу все данные о фильме.
Надя навела резкость на проекторе. По ее просьбе архивариус «Пресс» собрал все материалы о врачах и здравоохранении в округе Миртл с момента появления первого номера газеты в 1910 году.
Доктор Сеннетт был из тех врачей, что пользовались лошадью и коляской — прогрессивным для своего времени видом транспорта. Когда он умер в возрасте девяноста двух лет, округ оставался без врача почти пять лет.
Найти желающих поселиться в этом глухом лесном углу, где мало платят, а работать приходится значительно больше, и впрямь было непросто. Газетные статьи рассказывали о трудностях жителей, вынужденных ехать за сорок миль по жутким дорогам, чтобы добраться до врача.
Николас Карпентер возглавил комитет, занявшийся сбором средств, для того чтобы пригласить в округ квалифицированного врача. Он же поехал на встречу в Гарвард с кандидатом на эту роль Аленом Смитом, уроженцем Западной Вирджинии и лучшим студентом медицинского факультета.
В следующие несколько лет газета упоминала об успехах доктора Смита в интернатуре. Другие статьи говорили о необходимости иметь в округе своего врача.
По иронии судьбы Николас Карпентер умер именно из-за отсутствия врача. После несчастного случая на фабрике он истек кровью, пока его довезли до ближайшей больницы.
Девять лет назад крупные заголовки июльского номера известили о прибытии в Миртл долгожданного доктора. Фотография была ужасная, но Алена можно было узнать, хотя он был моложе и гораздо стройнее. Сила его характера еще не отражалась на внешности в те дни. Кроме того, фотограф явно застал его врасплох. Он, очевидно, опасался общественного внимания даже тогда, но почему?
Все большее беспокойство овладевало Надей, рассматривающей старую газетную фотографию. Лицо Алена казалось таким знакомым, как если бы она знала его всю жизнь.
И все же это было не так.
Она нашла последнюю по времени фотографию, сделанную на обеде, положившем начало кампании по сбору средств на «скорую помощь». Он, как обычно, не улыбался, выражение лица было настороженным. Наде показалось, что его глаза действовали гипнотически.
Неожиданное волнение вдруг овладело ею: дыхание ускорилось, а ладони стали влажными. Память вернула ее на десять лет назад.
В то время они жили в Мехико, но подписывались на «Нью-Йорк таймс» и другие газеты, чтобы меньше скучать по дому. Историю, которую она вспомнила, напечатали тогда все крупные газеты страны.
Надя сделала глубокий вдох, и сердце ее бешено застучало. Детали забылись, но она поняла, что напала на след. Выключив экран и собрав заметки, она поспешила в свой кабинет. Через минуту ее соединили со старшим архивариусом «Бостон глоуб».
Когда последнее сообщение было получено и факс выключен, Надя еще долго сидела в оцепенении. Перед ней была вся история на четырех колонках и лицо Алена над именем другого человека.
Георг Лейтон-четвертый, красивый и внушительный, в темном костюме и консервативном галстуке. Отпрыск богатого и могучего клана Лейтонов из Бостона и Ньюпорта.
Человек, которого она знала как Алена Смита. Человек — теперь она это знала, — солгавший ей и всем остальным.
Он был обвинен в невольном убийстве, но выпущен под залог. Убийца… Во время серьезной операции он сделал ошибку.
Женщина, попавшая в автокатастрофу, умерла на его столе и вместе с ней будущий ребенок. Возможно, никто бы и не узнал, что ошибка не была случайной, — Георг Лейтон принимал какие-то таблетки. Рассказала об этом его невеста — будущая журналистка.
Теперь понятно, отчего он так ненавидит репортеров, подумала Надя. Невеста поступила благородно и сообщила окружному прокурору насчет транквилизаторов. Если бы не это, его, возможно, и не привлекли бы к ответственности. Но это было еще не все: чтобы избежать правосудия, этот человек использовал ошибку следствия и гибель своего друга.
Дверь кабинета открылась, вошла Анна с кипой гранок в руках и молча уставилась на Надю.
— О извини, Надя. Я подумала… Боже, с тобой все в порядке? Что-нибудь случилось с Элли? Ты побелела как бумага?
Трясущимися руками Надя собрала факсы и засунула их в верхний ящик стола.
— Да нет, все нормально. Господи, который час? — спрашивая, она бросила взгляд на часы. — Я же опаздываю забрать Элли у Эдды.
Надя вскочила с кресла и схватила сумочку. Несколько минут спустя она уже торопилась к своей машине, но все же успела прежде запереть ящик стола.