Мы не расстанемся

13

— Сколько времени прошло, мамочка?

— Почти час, дорогуша, но на это всегда уходит время.

Она доехала до дома Эдды за три минуты. Старушка была в сознании, но испытывала сильную боль. Ее дыхание становилось все более прерывистым, как и ее пульс.

Набрав еще раз 911, Надя услышала, что «скорая» неисправна и вместо нее послана полицейская патрульная машина.

Пять минут спустя она готова была уже перенести Эдду в свой автомобиль и отвезти в больницу, когда с воем сирены подъехал Стив Маккензи.

Вдвоем они отнесли измученную болью женщину вниз и уложили на заднее сиденье патрульной машины. Стив ехал как мог быстро. Не успели они подъехать к больнице, как рядом с ними с визгом остановился «бронко» Алена.

Мужчины внесли Эдду в здание, а Надя попыталась успокоить дочь. В зале ожидания приемного покоя они сидели вместе со Стивом и Кристиной Хубен. Несколько минут назад прибыл доктор Стикс и сейчас за закрытыми дверями вместе с Аленом боролся за жизнь Эдды.

— Миртл уже привык к тому, что Ален совершает чудеса с помощью своего потрепанного саквояжа. Надеюсь, люди поймут, если на этот раз ему не удастся извлечь из него очередного чуда, — проговорила Кристина.

— Вы очень высокого мнения о нем? — спросила Надя.

— О да, и с профессиональной, и с человеческой точки зрения, — поколебавшись, пожилая сиделка добавила: — Правда, он нелегкий человек. Впервые увидев его, многие считают, что под его белым халатом скрывается камень, а не плоть и кровь. Но за тридцать лет работы медсестрой я встретила немногих врачей, которые так, как он, заботились бы о своих пациентах.

— Но одной заботы не всегда достаточно, да?

— Верно, и Ален знает это лучше, чем кто бы то ни было.

— И все же думаю, что Ален должен был отвезти Эдду к доктору Лейтону, — пробормотал Стив.

— Вы говорите о знаменитом кардиологе из Бостона? — уточнила Надя.

— Да, его считают одним из лучших. Так говорила сама Эдда…

В этот момент открылась дверь и послышались сердитые голоса мужчин. В проеме появились Ален и его помощник с горестными лицами.

— Проклятье, Ален. — Тщедушный доктор Стикс преградил путь Алену, остановив его. — Ты сделал для нее все, что мог. Не твоя вина, что ее сердце не выдержало.

— Убирайся, Стикс, или я перешагну через тебя.

— Подожди, Ален.

Ален развернулся и чуть не сбил с ног молодого врача. Не обратив внимания на сидевших в приемной, он направился к черному ходу.

Побледневший доктор Стикс повернулся к друзьям Эдды.

— Мы потеряли ее. Ален сделал все, что мог. Даже больше.

Стив выглядел совершенно убитым, потом пробормотал, что надо обзвонить людей. Кристина уронила голову на грудь и заплакала. Элли беспомощно вглядывалась в глаза матери.

— Мамочка, что? Миссис Кар умерла?

— Да, моя милая. — Надя обняла дочь, разрыдавшуюся от горя.

— Мамочка, это я виновата, что позвала миссис Кар к телефону?

Надя и доктор переглянулись.

— Что ты имеешь в виду, дорогая?

— Миссис Кар готовила завтрак, когда зазвонил телефон, и попросила меня взять трубку. Это был мужчина. Он потребовал позвать его мать. У него был очень неприятный голос.

— Адриан Карпентер! — Кристина презрительно скривила губы.

— Сын миссис Кар, — пояснила Надя Элли.

— Сначала миссис Кар была счастлива, говорила о внуке, что она не может дождаться его приезда. Потом она замолчала, ну как будто слушала…

Надя кивнула, и Элли продолжала:

— Она вроде опечалилась, сказала, что все понимает, спросила, не смогут ли они приехать к Рождеству, говорила, что очень хочет повидать внука… — Элли заговорила умоляющим голосом. — Я же не знала, что этот мужчина будет говорить неприятные вещи миссис Кар, мам, клянусь! Но он сказал ей что-то плохое, потому что она сразу побледнела и стала совсем больная, когда положила трубку.

Надя обняла дочь.

— Послушай, Элли. Ты ни в чем не виновата. Обещай мне, что ты не будешь винить себя ни в чем, договорились?

— Твоя мать права, Эльвира, — вставила Кристина. — Если кто и виноват, так это отпрыск миссис Кар.

Стикс кивнул:

— Хорошо, что Ален не знает этого, — пробормотал он. — Если он узнает, то просто убьет Адриана.

— Мамочка, мы уже можем вернуться домой?

Надя было согласилась, потом взглянула вопросительно на Кристину и прошептала:

— Мне думается, я должна побыть с Аленом некоторое время.

Кристина кивнула.

— Я отвезу Элли домой. Мы с ней погрызем попкорн и поиграем в карты. Согласна, девочка?

— Я поеду, мамочка?

— Да, дорогуша. — Надя поцеловала дочку в нос. — Слушайся Кристину, а я приеду, как только смогу.

— Ты поговоришь с Аленом? — беспокойно спросила Элли.

— Да, а что?

У Элли задрожали губы.

— Спроси у него, когда он придет к нам.

«Бронко» Алена стоял на обычном месте. Надя оставила свою машину рядом и стала подниматься к дому, но, посмотрев на него, тут же остановилась в ужасе. Все окна на передней стене хижины были разбиты, стекла блестели на крыльце и на снегу. Дверь была сорвана с петель и валялась тут же. Изнутри доносились звон стекла и треск расщепляемого дерева.

Надя побежала на звук. Ален стоял в дальнем конце комнаты, и вид его был страшен. Волосы в щепках и осколках стекла, а в руках он держал топор. Глаза доктора расширились, а лицо было в крови от множества мелких порезов. Он еще раз взмахнул топором, и очередное окно вылетело наружу. Под ногами заскрипело битое стекло.

Острые осколки усыпали пол и вонзились в его обнаженные руки. Кровь стекала на кисти и испачкала рукоятку топора, но Ален не обращал на это внимания. Страдание раздирало его, как дикий зверь.

Увидев ее, он оскалился. Его рубашка тоже была забрызгана кровью.

— Здесь для тебя небезопасно, — свирепо проворчал он.

— Я не уйду. — Надя сделала шаг вперед, потом остановилась, увидев, что он окаменел. — До тех пор, пока ты не перестанешь сходить с ума и мы не поговорим.

— Слова — твой бизнес, не мой. Я лечу больных, помнишь? Пациентов, которые верят мне, как верила Эдда. Она сейчас в морге из-за меня. — Его лицо исказила гримаса.

— Ален, послушай меня…

— Нет, это ты послушай. Убирайся к черту из моего дома!

И он снова замахал топором, только щепки полетели вокруг.

Надя с ужасом наблюдала, как он крушит мебель. Вскоре нетронутыми остались лишь камин и винтовая лестница.

И тогда топор выпал из окровавленных рук. Тяжело дыша, Ален повернулся к ней.

— Вы удовлетворены, миссис Адам? Я бросил топор.

— Не удовлетворена и не уйду отсюда, пока не добьюсь своего.

Ален прищурился и пожал плечами.

— Как вам будет угодно.

Надя схватила его за руку, не давая отвернуться.

— Я не уйду, пока ты не перестанешь винить себя в смерти Эдды.

— Не обманывайся, я не из тех, кто винит себя в чем-либо.

— Не будь смешным, Ален. Все знают, Эдда была больна, и ты прилагал бездну усилий, чтобы сохранить ей жизнь.

— Да, прилагал. — Он усмехнулся. — Даже пытался уговорить ее проконсультироваться с моим отцом. — Ален фыркнул. — Мой отец — потрясающий хирург. — Ален махнул рукой, не давая ей возможности возразить. — Я мог даже связаться с ним по телефону, чтобы проконсультироваться насчет пациентки, и он бы узнал меня по голосу. Ты правильно заметила, что я так и не избавился от растягивания гласных, как это делают янки. Уж он отличил бы мой говор от гнусавого выговора настоящего Алена.

Он уставился в пол, вспоминая вытянутое худое лицо с веснушками и наивными голубыми глазами.

— Мой друг был хорошим доктором и хорошим человеком, — продолжил Ален низким голосом. — Лучше, чем я когда-нибудь смогу стать.

Надя боялась вдохнуть, пошевелиться.

— Так что случилось на самом деле? — тихо спросила она.

— Приблизительно то, что я тебе рассказал, но с другими лицами. Я действительно остался в мотеле, а он поехал выпить пива. С собой у него был мой бумажник, потому что поездку оплачивал я. Мы были с ним примерно одного роста и телосложения, с волосами и глазами того же цвета.

Были и отличия. Ален занимался бегом, и у него были длинные мускулы на ногах, а я — греблей и носил рубашки на два размера больше. Но эти отличия не имели значения для следователя, изучавшего то, что от Алена осталось.

Ошибка в опознании практически была неизбежной. Когда шериф известил меня о катастрофе, я не стал поправлять его. Вероятно, сначала был слишком ошеломлен. Потом я покинул мотель, сел на первый же попавшийся автобус, нашел свое убежище и надрался. Пил два дня. Когда протрезвел, моего отца уже известили, а газеты напечатали мой некролог.

Жутковатая усмешка искривила лицо Алена.

— Забавно, как смерть может все изменить. Репортеры почти сочувствовали мне, считая, что я врезался в мост преднамеренно.

— О мертвых только хорошее, — прошептала она.

— Да, пожалуй. Несколько репортеров даже предположили, что все случилось из-за порядков в той больнице: там были тридцатичасовые дежурства интернов и частенько платили приглашенным хирургам за операции, которые делали собственные врачи. Была и еще одна деталь. Когда молодые врачи засыпали на ходу, заведующий отделением предлагал им сильные транквилизаторы, похожие на наркотики.

— Значит, ты стал козлом отпущения?

— Нет, не в этом дело. Женщина погибла во время моей операции. Но я не хотел сидеть в тюрьме. — Память не отпускала его. — Ален собирался вернуться из Западной Вирджинии поездом, а я один на машине. Его чемоданы были перемешаны с моими. У меня были его билет, его бумаги, его одежда. Даже его водительские права и свидетельство о рождении, все то, что он считал нужным взять с собой.

Ален увидел понимание в ее глазах.

— Так что все получилось как бы само собой.

Надя улыбнулась, но в ее глазах стояли вопросы, на которые он не в состоянии был ответить.

— А как же твоя семья?

— Они были рады от меня избавиться. Что было бы с их генеалогическим деревом, угоди я в тюрьму? Моя младшая сестра Хетти и так потеряла из-за скандала своего жениха. У матери случился сердечный приступ через два дня после моего ареста, и она умерла через сорок восемь часов. Однако успела сказать мне, как ужасно я опозорил семью.

Ален так хотел, чтобы мать поняла его. Видя, что она умирает, он понимал, что убил ее так же верно, как убил и хорошенькую юную Анну Мартин и ее нерожденное дитя.

Надя дотронулась до его руки и прошептала:

— На похоронах была вся семья. Они горевали — я видела снимки. Одна из твоих сестер рыдала. Твой отец сразу постарел.

— Отец родился стариком, — проворчал Ален. — Всю жизнь он вдалбливал мне, что значит быть четвертым доктором Лейтоном.

Надя убрала прядь волос с его лба. Он вздрогнул, не поняв ее жеста, но не отстранился.

— Мы с Эддой говорили вчера о тебе. — Она заметила вспышку боли в его глазах. — Я не сказала ей о Георге Лейтоне. Но она знала о твоей тайне.

Надя коротко пересказала ему услышанное от Эдды.

Ален вздрогнул.

— Мы никогда не касались этой темы.

— Эдда любила тебя как сына. Она сама сказала мне об этом.

У него стеснило грудь.

— Хотелось бы верить в это.

Надя пригладила волосы доктора и стерла кровь со лба.

— Поверь. Я верю.

Ален нежно прикоснулся пальцами к ее щеке, потом приподнял ее подбородок.

— Обними меня, — прошептала она, почувствовав его желание. Его руки осторожно легли ей на плечи, словно он боялся причинить боль. — Не ты один горюешь по Эдде, — шепнула она. — Я тоже. Но жизнь продолжается. Любовь продолжается, вроде той, которую она питала к Николасу. И той, что я питаю к тебе.

Надя приподнялась на цыпочки и коснулась губами рта Алена. Он окаменел. Улыбаясь, она обвила руками его шею и стала поглаживать упрямый подбородок.

Ален отвечал поначалу сдержанно, словно неуверенный в ее побуждениях, но с каждым нежным поцелуем, с каждым нажимом пальцев на его затылок она постепенно лишала его контроля над собой.

Он сильно сжал ее руки.

— Милая моя, я такой грязный, — прохрипел он.

— Да, один из нас здорово пропотел.

Ален застонал, наклонил голову и поцеловал ее так нежно, как только мог, потом быстро отклонился.

— Душ еще работает, и у меня есть полотенца.

— От такого предложения не может отказаться ни одна здравая женщина.

Кривая усмешка появилась на его губах.

— Ни одна здравая женщина не осталась бы здесь.

Ален снова наклонил голову, опять коснулся ее губ, словно никак не мог насытиться.

— Ты нужна мне, родная, — прошептал он. — Это пугает меня, но еще больше меня пугает, что ты уйдешь.

— Где этот твой душ? — прошептала она и потерлась о него, как кошка, желающая, чтобы ее погладили. Неуверенными руками он снял с нее пальто и уронил на пол, его глаза зажглись желанием. Взяв Надю за руку, он повел ее к лестнице.

Наверху Надя потянулась к его рубашке, чтобы расстегнуть ее.

— Нет, я слишком грязен, — возразил он, мягко отстраняя ее. Через две секунды он снял рубашку и начал стягивать джинсы.

Следуя его примеру, Надя сняла туфли и начала раздеваться, но успела расстегнуть только первую пуговицу — его руки нежно спустили блузку с плеч, она слетела на пол и лежала там, как экзотическая бабочка.

Расстегивая застежку лифчика, он поцеловал сначала одно ее плечо, потом другое.

Когда ее груди высвободились, он поцеловал их по очереди, сосредоточившись на сосках…

Руки Нади легли на его плечи, а голова откинулась назад. Дрожь пробежала по телу.

— Я хочу тебя.

— Знаю. И я тебя.

— А что Элли?

— Она с Кристиной.

— Так ты можешь побыть со мной, здесь?

— Да, конечно.

Ален целовал ее медленно, нежно, потом отстранился. У нее было такое упругое и такое женственное тело, что он никак не мог понять, почему он предложил ей пойти сначала в душ, а не уложил прямо сейчас в постель.

— Знаешь, я буду выглядеть неуклюжим дураком, если попытаюсь стянуть эту штуку с тебя, — прошептал Ален ей на ухо, имея в виду колготки. — Может, ты сделаешь это сама?

— Терпение — вот что ты должен воспитывать в себе, — возразила она, аккуратно стряхивая с его волос и плеч щепки и осколки стекол. Прикосновения ее пальцев сделали желание еще более сильным.

Он сжал ее в своих объятиях и прямо в колготках понес в душ. Надя смеялась, прижимаясь к нему. Ален же хмурился и хрипловато дышал. Однако выражение муки исчезло из его глаз.

Он опустил ее на ноги перед душем, включил воду. Целуя друг друга, они освободились от последних предметов одежды.

Ален ступил под душ и привлек Надю к себе. Ее кремовая, будто атласная, кожа скользила под его пальцами, когда он втирал мыльную пену в ее спину. Вода превратила ее волосы в блестящий коричневый щелк и капала с густых ресниц.

Когда руки Алена скользнули по ее ногам, чтобы намылить их, Надя задрожала, изогнулась и прижалась к нему всем телом.

Аромат душистого мыла и пар обволакивали их, как кокон. Надя чувствовала себя необычно живой, ее тело было мягким и теплым, а кожу покалывало там, где руки Алена прикасались к ней, гладили, ласкали, омывали… Его руки были всюду, говоря ей о таких вещах, которые он никогда не выразил бы словами.

Понимая, принимая их, она прижалась губами к его шее, вдыхая горячий запах кожи. Почувствовав, что он начал вздрагивать, Надя провела языком по его плечу, потом по волосам.

Мускулы Алена напряглись, он прижал Надю к себе. Она провела рукой по его спине и, обвив его руками, прильнула к нему. И наконец они слились в едином порыве, и возгласы, понятные только им одним, заполнили маленькое пространство ванной комнаты. Волна наслаждения захлестнула их и увлекла в сказочный мир экстаза.

Когда все кончилось, Ален отнес ее — еще мокрую — на постель и мягко опустил на ту половину, которой никогда не пользовался. Вернувшись в ванную комнату, он смыл с себя мыло, взял полотенца и поспешил в спальню.

Он нежно вытер ее тело, приласкал ее грудь.

— Повернись на минутку, — прошептал он и улыбнулся, когда она сонно нахмурилась.

— Что?

— Повернись, лентяйка, — прошептал он и помог ей. Ее кожа была теплой, розовой и такой соблазнительной, что он снова почувствовал, как поднимается волна желания.

Он поцеловал ее раз, другой, сдерживая дрожь и стараясь успокоиться. Затем перебрался на противоположную сторону кровати, притянул Надю к себе и накрыл простынями.

— Теперь спи, — приказал он.