Мятежная леди

Глава 4

Когда-то Керкхилл-Хаус был совсем небольшим жилым домом, но за два века расползся в стороны и приобрел вид путаного нагромождения комнат и обширных залов, пристраиваемых каждым новым хозяином сообразно своим потребностям и капризам.

Родоначальником семейства Керкхилл являлся зять Роберта Брюса, столь несчастливо окончившего свои дни на виселице. Поэтому прежде всего они ценили уединение, а дом, выстроенный на безлюдных, орошаемых рекой склонах горного Аннандейла, возле самой границы с Эскдейлом, это уединение как раз обеспечивал. Кроме того, сюда редко забредали грабители или английские мародеры, так что потрясения военной поры их почти не затрагивали. Впрочем, в данный момент лэрда как раз озадачили незваные гости. Сопроводив сестру, дядю и старинного приятеля в огромный холл, самое старое и просторное помещение в доме, Керкхилл обрадовался, уловив разливающийся в воздухе аромат жареного мяса. Значит, скоро ужин.

Впрочем, в отличие от Нэн он не имел желания поскорее выпроводить гостей. По правде говоря, он был очень рад видеть дядю.

Керкхилл предложил обоим джентльменам привести себя в порядок к ужину и присоединиться затем к его матушке, которая, как он полагал, находилась сейчас на террасе, ожидая момента, когда можно будет занять место хозяйки за столом.

— Ведите себя хорошо, дядя Джеймс, да скажите матушке, что я, может быть, успею повидать ее до ужина. Однако мы с Джошуа ничего не ели весь день, кроме хлеба и сыра, так что я хочу, чтобы ужин подали как можно быстрее. Нэн, мне нужно сказать тебе пару слов, прежде чем я отправлюсь к себе переодеваться, — добавил он сурово.

— Конечно, сэр, — ответила сестра. — Поговорим здесь?

— Нет, — сказал он, беря ее под локоть. — Мне не нужны посторонние уши.

— Ты злишься, Дикон, что я была груба с Тони? — спросила она, когда они вышли на лестницу. — Но, видишь ли, он сам нарвался на грубость, объявив дяде Джеймсу, что мы должны пожениться. Да еще привез его с собой! Мне не нужен Тони, и я знаю, Дикон, что ты не будешь столь жесток и не заставишь меня выйти за него насильно.

— Я не стану принуждать тебя делать то, чего ты не хочешь, Нэнни, — сказал Керкхилл, называя ее детским прозвищем. — Но ты еще очень молода, поэтому я не позволю тебе просто так отвергать столь выгодную партию. Нужно все обсудить. Пойдем-ка в мамину гостиную.

Он распахнул дверь в уединенную комнату, которой мать пользовалась, лишь когда бывала больна. Нэн порывисто ворвалась в гостиную.

— Хоть здесь, хоть в любой другой комнате, — начала она, — но ты, Дикон, не уговоришь меня. Тони хочет, чтобы все делалось по его желанию, и считает, что он образец ума и красоты! Больше того — он хочет жениться на мне лишь потому, что я твоя сестра. Вот он и решил, что неплохо породниться с такой семьей, как наша.

— Откуда ты набралась подобных идей? — спросил Керкхилл. — И откуда взяла это платье? — добавил он, когда сестра закружилась перед ним и шелковый шарф, который она старательно заколола на корсаже, свалился и открыл неприлично глубокий вырез — казалось, ее дерзкая молодая грудь вот-вот вырвется на свободу.

Глянув на себя, она наморщила носик:

— Мама так и думала, что тебе не понравится. Зато, я уверена, платье очень понравится Тони. И поделом ему — пусть знает, что теряет.

— Довольно, — сказал Керкхилл очень спокойно, но что-то в его тоне заставило Нэн замолчать. Она заметно оробела и, хорошо зная брата, потупилась.

— Вижу, сестричка, ты не ждала, что я вернусь так скоро, — продолжал он. — Но в открытую дразнить мужчину своими прелестями — такое поведение я не желаю видеть ни в тебе, ни в любой женщине, носящей имя Сейтон.

— Значит, такого больше не повторится, — ответила она. — Тем не менее, я все равно за него не выйду, Дикон. Придется тебе свыкнуться с этой мыслью — говорю тебе прямо. Ты как-то сказал, что я могу выбирать, за кого идти замуж, и леди матушка говорит то же самое. Знаю, Тони — твой друг, и ты думаешь, что он мне подойдет, но…

— Ты не найдешь более подходящего мужа, чем он. Разве что приглядишь кого-нибудь из королевской семьи. Нэн, я надеюсь, ты не положила взгляд на одного из принцев?

Она снова наморщила нос:

— Не говори чепуху! Они все просто кошмар! Но в Шотландии найдутся и другие мужчины, с родословной не хуже, чем у Тони, и не менее богатые, чтобы меня содержать. Я намерена ни в чем себе не отказывать, а Тони сказал, что кошелек семейства Маккейрилл все еще в руках его отца. Значит, придется спрашивать Тони, прежде чем купить что-нибудь или заказать новый наряд.

— Точно так же, как тебе сейчас приходится спрашивать у меня и как любой жене приходится спрашивать у мужа. Нэн, женщинам редко выпадает возможность держать в руках финансы семьи.

— Что ж, однако мужчина, за которого я выйду замуж, должен даровать мне щедрое позволение тратить столько, сколько я захочу, — заявила она. — Ведь маме не приходится выпрашивать у тебя каждое пенни.

— Я обязательно подниму этот вопрос, когда мы будет обсуждать условия контракта, — согласился Керкхилл. Он знал — бесполезно напоминать сестре; что их мать никогда не делала покупок, не обсудив их предварительно со всеми в доме. — Но я буду продолжать переговоры, Нэн. Союз наших семейств сулит немалые выгоды в будущем. Я выслушаю твои пожелания и передам их Тони. Однако нужны более веские причины, чем те, которые привела ты, прежде чем отказывать такому жениху.

— Никто меня не слушает, и меньше всех ты, Дикон! — воскликнула Нэн. — Ты сам говорил, что никто не может принудить женщину-шотландку выйти замуж против воли. Итак, давай тирань меня. Это не принесет тебе ничего хорошего, а уж Тони и подавно.

Керкхилл почувствовал, как в нем закипает гнев. Вскинув подбородок, сестра выплыла из комнаты. Она устроила бы скандал, вздумай он сейчас ее остановить, и, несомненно, все закончилось бы ее слезами. Только этого ему сейчас не хватало.

Главное, чтобы она переоделась, прежде чем спустится к ужину.

Остаток дня прошел у Фионы так же, как и утро, — она не могла перебороть смутное отчаяние. Так проходили все дни, с тех пор как пропал Уилл, но визит Керкхилла совсем сбил ее с толку. Она страдала, пытаясь разобраться. Раньше она просто гадала, куда подевался Уилл. Ждала, что кто-нибудь принесет известие, какое угодно известие, объясняющее его долгое отсутствие. Но в глубине души она испытывала чувство смущения, даже вины. Старый Джардин все время твердил, что это она виновата в том, что Уилла нет, и, как ни странно, в его словах ей чудилась правда. Однако, как неоднократно указывала Флори, это ничего не доказывало, потому что Фиона всегда чувствовала себя виноватой, если они с Уиллом ссорились. Ей казалось, поступи она по-другому, и ссоры удалось бы избежать.

Фиона вспомнила, как обвинила однажды старшую сестру Мейри в том, что та испытывает чувство вины лишь потому, что предпочитает мир ссоре. Мейри чувствовала себя виноватой, если кто-то ссорился. Словно думала, что могла предотвратить разногласие, если бы вовремя вмешалась и нашла правильные слова. Но когда Мейри действительно предпринимала попытку вмешаться, она ужасно расстраивалась, если это ей не удавалось.

Фиона всегда считала, что это глупо — так легко принимать на себя ответственность за действия других… до тех пор пока не вышла за Уилла и не познала на собственной шкуре, что чувствовала вину всегда, когда они ссорились.

Мейри пошла в отца, а он был из тех, кто предпочитает мир любой ценой. Но Мейри — ныне скорее Данвити из Данвити, чем просто Мейри Максвелл из Данвити, — сумела сохранить и собственное имя, и титул, точно так же как их кузина Дженни Исдейл после замужества с сэром Хью. Но вероятнее всего, Мейри стала другой.

Фиону же замужество изменило. Но она никогда не была как Мейри, и никогда ей такой не бывать.

Если бы Мейри пришлось идти вниз по приказанию старого Джардина, как сейчас предстоит Фионе, ей не нужно было бы преодолевать себя, чтобы казаться спокойной и решительной. Мейри бы и так сохраняла спокойствие. Она никогда не выходила из себя, не бросала тарелки об пол и всегда держалась как истинная леди. В конце концов, она и была владетельная дама и знала с рождения, что унаследует титул и поместья отца, если у него не будет сыновей.

Фиона всегда отличалась горячим нравом и частенько давала выход чувствам. Теперь, однако, ее всю трясло при мысли, что сейчас ей предстоит встретиться со старым Джардином — уже второй раз за день. Он был ей отвратителен и внушал страх. Но еще больше она боялась его огромной злобной собаки. Фиона намеревалась лечь спать пораньше, сразу после ужина, но старый Джардин потребовал ее к себе прежде, чем она успела покинуть террасу.

Лакей Ход стоял в дверях спальни старика и нагло разглядывал Фиону, поката преодолевала огромное пространство холла.

— Что-то вы не торопитесь. Хозяин теряет терпение.

— Тогда отойдите и дайте мне дорогу, — ответила Фиона, стараясь не замечать его непочтительности. Она была рада уже тому, что ее голос звучал достаточно уверенно и никто не видел, что она нервничает. Старый Джардин редко требовал ее к себе вот так, если, разумеется, не жаждал наказать за тот или иной проступок.

Интересно, чем она могла досадить ему на сей раз? Усилием воли она заставила себя спокойно ждать, пока Ход не распахнет перед ней дверь и не возвестит:

— Вот она, хозяин, явилась наконец!

Бросив осторожный взгляд на собаку, распростершуюся у кровати Джардина, Фиона подошла и встала слева. Ей показалось, что старик выглядит каким-то ссохшимся по сравнению с тем, каким был сегодня утром; за прошедшие часы из него словно вынули стоун веса. Лицо его тоже казалось исхудавшим, а щеки совсем ввалились.

— Не стой разинув рот, — сказал он едко. — Так плохо воспитана, что не пожелаешь мне доброго вечера? Лежать, Добби! — приказал он собаке, которая настороженно вскинула голову.

— Вы послали за мной, — сказала Фиона. — В этом доме я поняла, что лучше держать язык за зубами в присутствии любого из Джардинов, пока мне не велят говорить.

— Я не заметил, но если это так, значит, ты кое-чему научилась в Спедлинсе. Оставь нас, Ход.

— Возможно, я вам понадоблюсь.

— Нет. Обойдусь без тебя. За мной присмотрит Добби. Иди.

С видимой неохотой лакей вышел, бросив на Фиону предостерегающий взгляд.

После его ухода Фиона вздохнула свободнее. Она посмотрела на Джардина, краем глаза наблюдая за собакой.

— Что-то ты оробела, — сказал Джардин.

— Интересно знать, зачем я вам понадобилась.

— Так ты еще не слышала?

— Я не слушаю досужих сплетен. Вы с Уиллом всегда мне запрещали.

— Что ж, мы храним семейные секреты. Нельзя надеяться, что люди все время станут держать язык за зубами. Что ты думаешь о Керкхилле?

Ее брови удивленно поползли вверх.

— Помилуйте, сэр. Я едва знаю этого человека. Уж точно не настолько, чтобы осмелиться высказывать о нем свои суждения.

— Нет, не пытайся мне лгать. Я отлично знаю, что сегодня ты обедала с ним за моим собственным столом. Неужели думаешь, что мне не рассказали?

— Я знала, что вам непременно донесут. Но это он приказал мне пообедать с ним. По-моему, он очень напоминает Уилла. Полагает, что все обязаны исполнять его приказы, каковы бы они ни были.

Джардин нахмурился:

— С чего ему вздумалось тебе приказывать?

Фиона не собиралась повторять слова Керкхилла о том, что он хотел бы воспользоваться возможностью узнать ее получше, и ответила:

— Понятия не имею.

— Разумеется, он не мог за тобой ухлестывать — когда ты с таким животом! К тому же ты жена его кузена. Хотя, может быть, он отлично знает, что Уилл мертв? Это все бы объясняло. Тем не менее, Керкхилл дал мне слово, что позаботится и о доме, и о ребенке. Люди болтают, что Бог покарал этого парня, в избытке наделив честностью. Впрочем, я не придаю слухам слишком большого значения. Любой мужчина с легкостью дает слово и не менее легко меняет решение, если того требуют обстоятельства. Все забывают о данном слове!

— Нет, не все, — возразила Фиона. — Мой отец всегда держал слово, и, как я слышала, лорд Галлоуэй тоже никогда не нарушает обещаний.

— Ну да, если это выгодно, — со смешком сказал старый Джардин. — Советую никогда не верить мужчине, особенно после того как он скроется с твоих глаз. Только дурак продолжает слепо верить.

Уж Фиона-то отлично знала, что лишь дурак может поверить старому Джардину или Уиллу, но придержала язык, все еще теряясь в догадках, зачем он ее позвал. Разумеется, не для того, чтобы узнать ее мнение о Керкхилле.

— Полагаю, ты знаешь, что ходят слухи о нашем Уилле и о том, что с ним стряслось, — продолжал Джардин, сверля ее взглядом.

— Вы сами мне говорили, — напомнила ему Фиона.

— Мужчина не может помнить все, что говорил женщине. Но Ход сообщил, что люди болтают по всему Аннандейлу. Многие согласны со мной, что именно ты спровадила моего сына на тот свет.

— Вы это уже говорили, — заметила Фиона. — Вам не приходит в голову, что сам Ход скорее всего и распространяет эти сплетни?

— Если и так, ему многие верят.

— Люди меня не знают, — возразила Фиона, удивляясь, как может оставаться спокойной, когда ей в лицо бросают такие обвинения. Неужели она в самом деле убила собственного мужа? Ведь она его когда-то любила. Или думала, что любит.

— Узнаем больше, когда найдем Уилла, — сказал Джардин. — Разумеется, никто не думает, что ты убила его открыто. Но ты могла ударить его дубинкой по голове или отравить… — Он многозначительно умолк, не сводя с нее глаз.

— Почему вы так на меня смотрите? — возмутилась Фиона.

— Я сразу вижу, если кто лжет, — сообщил старый Джардин.

— Не сомневаюсь, — ответила она, глядя прямо в глаза старику.

— Придержи язык, — предупредил он.

— А что вы сделаете? Побьете меня? Или велите Ходу меня избить? Не боитесь, что навредите вашему будущему внуку? — спросила Фиона.

— Так ты думаешь, у тебя будет сын? — Сейчас у Джардина был по-настоящему довольный вид.

Фиона пожала плечами:

— Я не ведьма, откуда мне знать? Уилл хотел сына, он всегда говорил, что в счет идет только мальчик. Наверное, я привыкла думать именно так.

— Если родится сын, назови его Уильям, — сказал Джардин. — Это знак уважения — назвать сына в честь отца.

Фиона молчала.

— Обещай мне, — грозно потребовал старик.

— Нет. Такого обещания я не дам, — отрезала она. — Если Уилл вернется домой, то сам решит, как назвать малыша. Он всегда все решает сам.

— Да, это справедливо. Но если он не вернется, ты назовешь его так, как я сказал.

— Может быть, — уклончиво сказала Фиона.

Старик прищурился. Он силился подняться — даже лицо покраснело; он хватал ртом воздух. Собака встрепенулась и уставилась на хозяина, потом повернулась к Фионе и оскалила зубы.

Фиона словно приросла к месту, глядя во все глаза на старика. Она не могла ему помочь. Впрочем, насколько она знала свекра, он и не позволил бы ей. Ни он, ни собака не позволили бы ей даже попытаться.

Судорожно хватая ртом воздух, старик упал на подушки.

— Позвать Хода? — спросила Фиона.

Он уже хрипел, словно пытаясь заговорить.

— Я приведу его, — сказала она, поворачиваясь к двери, не забывая, впрочем, о собаке.

Когда она взялась за ручку двери, старик четко и ясно произнес:

— Берегись.

Она замерла возле двери, но не обернулась. Хриплый голос продолжал:

— Слухи… дойдут и до ушей шерифа. Тогда никто ему не запретит… если он решит показать, кто хозяин в Аннандейле… и вздернуть убийцу на виселице.

Сменив пыльный дорожный костюм на чистую одежду, Керкхилл торопливо направился в обеденный зал, где уже собрались его мать, сестра и гости, дожидаясь, когда подадут ужин.

Аннис, леди Керкхилл, была стройна как тростинка и все еще красива в свои сорок пять лет. В платье бледно-желтого цвета и яркой шали, с белой вуалью поверх седеющих светлых волос, она уже заняла место за столом.

Подойдя к матери, Керкхилл нагнулся и поцеловал ее в щеку.

— Простите, миледи, вашего непочтительного сына, — сказал он, тепло улыбнувшись.

— Все шутишь, мой дорогой Дикон. Я знаю, как ты занят. Тебе не за что просить прощения.

— Тем не менее, Аннис, тебе бы нужно устроить ему взбучку, — заявил Джеймс Сейтон. — Ему пошло бы на пользу.

— Джеймс, как ты можешь такое говорить? Дикон всегда так добр ко мне! Клянусь, он ни разу не дал мне повода его отругать.

Керкхилл обвел глазами огромный зал.

— Нэн еще не пришла?

— Уверена, милый, она сейчас придет, — поспешила успокоить его леди Керкхилл. — Наверное, забыла, который час.

— Нет, не забыла! — воскликнула Нэн, вбегая в зал. — Дикон отправил меня сменить платье. Вот я и выбирала — мне предстоит ужинать в обществе Тони, — добавила она, бросая лукавый взгляд на Маккейрилла.

Леди Керкхилл прикусила нижнюю губу и боязливо взглянула на сына. Но Керкхилл не стал играть роль домашнего тирана, которую, очевидно, предназначала ему сестра.

— Мы рады, что ты пришла, Нэнни, — сказал он. — Пожалуйста, займи свое место, и мы начнем есть. Ты ведь не хочешь, чтобы гости умерли с голоду.

— Помилосердствуй! Нет, конечно. Но ты только посмотри на Тони — у него челюсть отвисла.

Доблестный джентльмен усмехнулся.

— Моя дорогая, — сказала мать, снова бросая опасливый взгляд на Керкхилла, — разумеется, тебе следует обращаться к сэру Энтони более уважительно.

— О, да ему все равно! — воскликнула Нэн. — Не правда ли, Тони?

— Называйте меня как вам угодно, миледи, — ответил тот с легким поклоном.

— Вероятно, я использую ваше предложение к своей выгоде, — продолжила она. — Буду считать вас просто вторым противным братом.

Энтони ударил себя в грудь:

— Вы поразили меня в самое сердце, мисс.

— Тони, — ровным тоном произнес Керкхилл, — не поощряй ее. Ей нужно научиться вести себя более учтиво, прежде чем ты или я возьмем ее в Стерлинг или еще куда.

— Право же, Дикон, ты не отпустишь меня в Стерлинг в обществе Тони! Подумай, какой выйдет скандал — юная невинная девушка путешествует наедине с мужчиной, у которого не самая лучшая репутация.

— Сядь, Нэн, — велел Керкхилл. — Уже нарезают мясо. Бросив на брата загадочный взгляд, Нэн подчинилась.

Керкхилл обратился к дяде:

— Я хотел бы переговорить с вами после ужина, если не возражаете, сэр.

Джеймс Сейтон любезно кивнул.

— И со мной тоже? — спросил Тони.

— С тобой мы побеседуем позже, — мрачно заверил его Керкхилл.

— Дикон, я хочу услышать все о твоей поездке в Спедлинс-Тауэр, — сказала Нэн, когда слуги принялись суетиться вокруг них с блюдами. — Неужели дядя действительно такой неприятный человек, как говорят все?

— Он умирает, поэтому скоро всем будет безразлично, что он за человек.

— Чепуха! — воскликнула Нэн. — Все равно это важно. Мужчины вроде старого Джардина переделывают всех вокруг по своему подобию. Кроме того, я слышала, что кузен Уилл Джардин ничем не лучше, так что в Спедлинсе все останется по-прежнему, не правда ли?

— Уилл Джардин отсутствует вот уже две недели, — сообщил Керкхилл. — Никто не знает, что с ним случилось, так что в Спедлинс-Тауэре царит смятение. Дядя просил меня разобраться с делами после его смерти и выяснить, что стряслось с Уиллом.

Мать Керкхилла слышала каждое слово из их разговора. Но если ее и волновало услышанное, она не подала виду. А ведь разговор касался ее брата и племянника!

Керкхилл подумал — а ведь пока леди Фиона не объяснила ему возможную причину безразличия матери к делам собственной семьи, он почти не обращая внимания на этот факт. Теперь же от его взгляда не укрылось, что ее правая рука сжимает нож с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

Сестра занялась жареной говядиной, которую поднес ей слуга, а Керкхилл склонился к уху матери и прошептал:

— Скажу вам, миледи, что, посетив дядю, еще больше поражаюсь тому, какая чудесная и нежная женщина смогла вырасти в этом гнезде. Еще раз убедился, какую необыкновенную прозорливость проявил мой отец, выбирая себе жену.

Рука леди Керкхилл дрогнула под ладонью сына и выронила нож. Повернувшись к сыну, она крепко сжала его пальцы и молча посмотрела на него. В ее глазах блестели слезы.

Он встретил взгляд матери и вдруг вспомнил о леди Фионе.

Чем бы ни пришлось ему заниматься после смерти Джардина, он сделает все, чтобы оградить ее от обвинений старого негодяя.

За ужином ему пришло в голову, что нельзя оставлять Тони на время разговора с дядей Джеймсом. Иначе леди Керкхилл придется пригласить молодого человека составить компанию ей и Нэн на террасе, что даст сестре возможность и дальше изощряться в остроумии насчет поклонника. Поэтому, когда с ужином было покончено, он сказал:

— Тони, ты тоже можешь пойти с нами. Вдруг подскажешь мне что-нибудь полезное?

— Я набит ценными советами, — весело заявил Тони.

Они перешли в комнату в задней части дома, где Керкхилл устроил себе рабочий кабинет. Почетное место здесь занимал большой стол. Керкхилл пододвинул к нему стул и сел, сделав знак дяде Джеймсу и Тони тоже садиться.

Когда все заняли свои места, он без околичностей заявил:

— Я намерен выяснить побольше об Уилле Джардине. То есть я хочу знать, чем именно занимались Джардины последние несколько лет. Не замешаны ли в каких нехороших делах. Разумеется, до меня доходили, слухи, но я не интересуюсь ни намеками, ни сплетнями. Я хочу знать правду.

— Трудная задача, парень, — сказал сэр Джеймс.

— Да. Поэтому держите нос по ветру ухо к земле. Надеюсь, сэр, ваши люди что-нибудь раскопают. Вы также понадобитесь мне здесь, в Керкхилле, когда старый Джардин умрет. Он назначил меня опекуном своего нерожденного внука и матери ребенка, а также управляющим всеми его имениями, пока его сыну не исполнится двадцать пять лет.

— Кажется, Уилл Джардин сбежал с леди Фионой Данвити два года назад, — сказал сэр Джеймс. — Но я ничего не слышал о том, что он пропал.

Керкхилл рассказал все, что знал, добавив при этом:

— Аннандейл бурлит слухами. Хорошо, если об исчезновении Уилла еще не слышали в Лотиане.

— Что за слухи? — поинтересовался Тони.

— Главным образом говорят, что Уилла убила леди Фиона. Хотя я уверен: она этого не делала. Уилл молод и физически очень силен, а леди Фиона вот-вот родит. Она гораздо меньше ростом и слабее Уилла.

— Представляю, — подал голос Тони. — Уиллу всегда нравились женщины-крошки.

Не обратив внимания на его слова — ему не хотелось обсуждать леди Фиону или ее мужа, — Керкхилл сказал:

— Когда я стану хозяином в Спедлинсе, обыщу дом сверху донизу. Впрочем, думаю, никаких документов там не обнаружится. Старый Джардин, кажется, не любитель вести записи. Но может быть, я его недооцениваю.

— Сомнительно, — сказал дядя. — Старик — сущий негодяй, и сын ничем не лучше. Готов спорить, что они обделывали делишки, которые не стоило поверять бумаге.

— А мне что прикажешь, Дикон? — спросил Тони.

— Я хочу, чтобы ты держался подальше от Нэн, пока мы кое-что не выясним. Ты заблуждаешься, если думаешь, что сможешь покорить ее сердце, постоянно оказывая ей знаки внимания. Сестра напомнила мне об обещании, которое я дал ей много лет назад, что позволю самой выбрать себе мужа. Она настаивает, что не желает выходить за тебя. Говорит, ты всегда стремишься поступать по-своему и тебя интересует не она сама, а возможность породниться с нашей семьей.

— Так ты хочешь сказать, что нашим переговорам конец? — вскричал возмущенный Тони.

— Ничего подобного. Но если хочешь ее получить, в твоих же интересах держать Нэн на расстоянии. Демонстрировать безразличие. До тех пор пока сестра думает, что может обвести тебя вокруг пальца, тебе ее не получить. Лучше сообщи ей, что согласен со мной и готов отложить свадьбу. Скажи, что считаешь, что ей надо подрасти, а уж потом думать о замужестве. И завтра же утром уезжай. — Затем он обратился к дяде: — Сэр, я надеюсь, вы вернетесь, чтобы приглядывать за делами в Керкхилле во время моего пребывания в Спедлинсе. Матушке будет гораздо спокойней в вашем обществе, да и за Нэн присмотрите.

— Только не это, парень! — воскликнул сэр Джеймс. — У меня нет опыта обращения с невоспитанными девицами. Не взять ли тебе ее с собой в Спедлинс? Она может составить компанию жене Уилла Джардина.

Но Керкхилл отверг дядино предложение безо всяких колебаний. Только этого не хватало — воевать с двумя вздорными молодыми женщинами, вместо того чтобы заниматься делами в имениях Джардина!

Следующие несколько дней Фиона старалась избегать встреч со старым Джардином. Она занималась последними приготовлениями к появлению младенца, превозмогая частые и непредсказуемые приступы ужасной боли в спине. Ей на помощь пришли многие из женщин, что жили в поместье, и даже несколько детей: они наводили чистоту, а некоторые принесли небольшие подарки, предназначенные новорожденному.

Джейн, одна из женщин, что работали на кухне, принесла колыбельку. Она сказала, что Джеб, ее муж, сам оттер колыбель песком и отполировал.

— Она принадлежала семье леди Джардин, миледи, — сказала Джейн. — Мой Джеб говорил, что хозяин Уилл не хотел ее обновлять: глупо, мол, — но Джеб все равно ее почистил, закончил в прошлом месяце, как раз перед смертью. — Она заплакала. — Муж говорил, что наследник Спедлинса должен иметь собственную кровать.

— Спасибо, Джейн, — с грустью сказала Фиона. — Какой он был заботливый, Джеб! Я буду вспоминать его каждый раз, когда придется укладывать младенца в эту колыбель.

Наверное, Парленд Доу передал ее привет в Данвити-Холл, но почему до сих пор не было ни слова в ответ? Одно из двух — или мать не хочет о ней знать, или, что более вероятно, люди старого Джардина не допускают к ней никого, кто мог бы передать ей сообщение из родного дома.

В любом случае Фиона радовалась, что напомнила о себе, ведь это давало ей ощущение победы. Она перехитрила старика, который залег в своем логове.

В среду, первого июля, боль в спине не отпускала Фиону весь день. Флори приходилось массировать ей спину, чтобы хоть как-то облегчить страдания. Но Фиона вскоре убедилась, что все средства бессильны, боль могла пройти только сама.

В полдень субботы в ее спальню, не постучавшись, ворвался Ход.

Пораженная его вторжением, Фиона сразу заметила его бледное лицо и трясущиеся руки.

— В чем дело? — спросила она. — Он умер?

— Нет, но он требует вас, и лучше бы вам поторопиться. Он едва дышит и хватается за грудь. Говорит, что все обойдется. Но я думаю, жить ему осталось несколько часов.

— Тогда чего ему от меня нужно? Я ничем не могу ему помочь.

— Нет, разумеется, но он настаивает, что должен с вами поговорить. Прояснить кое-что, как он сказал.

— Он и так выразился достаточно ясно.

— Что ж, вы все равно туда пойдете, или я потащу вас силком! — рявкнул Ход.

Фиона вышла из своей комнаты без дальнейших пререканий.