Позже мы вытащили одеяло из багажника и лежали на траве в саду.
Ник заложил руки за голову, а я прислонила висок к его левому бицепсу.
— Какое это созвездие? — я указала пальцем на небо, где звезды сияли на безоблачном деревенском небе. — Которое выглядит как W. — Я повернула голову. — Или, может, это М.
— Это Кассиопея.
— Историю, пожалуйста.
— Она была очень красивой королевой, но затем похвасталась, что она и ее дочь Андромеда — самые красивые богини из всех.
— Это не очень хорошая идея. Какие богини?
— Я думаю, какие-то морские. Поэтому они отправились к Посейдону, и он пришел в бешенство, поэтому ей пришлось принести в жертву морскому чудовищу Андромеду, чтобы усмирить его.
Я ахнула.
— Неужели?
— Да, но появился Персей и спас Андромеду.
— Персей, — задумалась я. — Напомни о нем.
— Он был красивым поваром с большим членом, который... ай.
Я стукнула его по груди.
— Давай, расскажи мне.
Ник потер грудную клетку и продолжил.
— Ладно, хотя моя версия мне нравится больше. Появился Персей и увидел, что прекрасная Андромеда привязана к стулу на краю моря, и будучи удивительным героем, он убил морское чудовище и спас ее. Но конечно, Кассиопея не могла остаться безнаказанной, поэтому ее трон был перемещен на небо, она была привязана к нему и кружилась вокруг Северного полюса, переворачиваясь головой вниз.
— Ага. Тяжело выглядеть красивой, будучи перевернутой кверху ногами. Так, что случилось с Посейдоном и Андромедой?
— Они поженились.
Я вздохнула.
— Конечно же.
— И у них было девять детей.
— Ой.
— Но у нее также есть свое собственное созвездие, рядом с матерью. Видишь, вон там? — Он рукой прочертил линию в небе.
— Нет. — Я нахмурилась, поднимая руку вверх. — Покажи мне.
Взяв мою руку в свою, он проследил линию звезд моим пальцем.
— Теперь видишь?
— Да. — По правде сказать, я не была уверена, но это не имело значения. Мне просто нравилось снова быть здесь с ним, слушать легенды и на мгновение забыть о наших жизнях. — А что насчет этого? — я указала на еще одно звездное скопление и расслабилась, когда Ник начал рассказывать о нем, пересказывая легенды, которые отец и дед рассказывали ему. Через некоторое время я переместила голову ему на грудь и закрыла глаза, но он продолжил рассказывать низким, успокаивающим голосом, пока убирал мои волосы с лица и притворялся, что не замечает слез, пропитавших его футболку.
К тому моменту, как мы вернулись к дому, многих машин на подъездной дорожке уже не было, и в гостиной не горел свет.
— Нас не было слишком долго, — забеспокоилась я. — Ты должен был быть на вечеринке со своей семьей.
— Нет, не беспокойся об этом. Нони понимает.
— Что она знает?
Ник заглушил двигатель.
— О нас?
Я кивнула.
— Ничего. Я имею в виду, только то, что мы расстались. Хотя она знает, что я облажался, и ты не простила меня за это.
Это вызвало у меня улыбку.
— Я люблю Нони.
— Она тоже тебя любит.
— Она хочет, чтобы мы снова были вместе?
Он покачал головой.
— Нет. Она довольно четко выразилась, что хорошо, что ты двинулась дальше, потому что, в любом случае, ты слишком хороша для меня.
Я рассмеялась несмотря ни на что.
— Перестань. Она обожает тебя. Все обожают тебя.
— В какой-то степени я достоин обожания.
Я посмотрела на него и пожала плечами.
— В какой-то степени.
Раздраженно заворчав, он схватил меня за затылок и притянул к себе для жесткого поцелуя.
— Ты сводишь меня с ума. Пообещай, что будешь делать это вечно.
От его мольбы мое сердце сжалось.
— Я не могу, Ник. Я просто не знаю.
Он слегка ослабил хватку, играя с моими волосами.
— А вдруг знаешь. — Его глаза метнулись к моему животу. — Нам нужно сделать тест?
— Я ценю все, что у нас есть, Ник, но я не хочу, чтобы из-за этого ты чувствовал себя, как будто в ловушке, даже если тест положительный.
— Я себя так не чувствую. — Его глаза упорно смотрели в мои в темноте. — Совсем.
Моя челюсть отвисла, когда я кое-что осознала.
— Ты надеешься, что тест положительный?
— Не обязательно. — Он положил руку мне на плечи. — Но я не буду считать, что моя жизнь закончилась из-за этого. А ты?
— Черт, конечно, буду. — Я положила руку на грудь. — Я не готова к этому. Мы не готовы. У нас за плечами есть история, когда мы бросались в омут с головой, но сейчас на самом деле мы облажались, и ни один ребенок не заслуживает родиться у двух людей, который развелись семь лет назад, совершили небрежную ошибку и не знают, чего хотят.
— Я знаю, чего хочу. — Он гладил мою щеку большим пальцем.
— Ну, а я нет. — Я отвернулась от его удрученного выражения лица. — И пока я не разберусь, нам нужно притормозить.
Он убрал свою руку.
— Ладно, я понимаю.
— Спасибо. — Я открыла дверцу машины и вышла. Ник последовал моему примеру, положив руку мне на поясницу, когда мы шли к крыльцу. Я повернулась к нему на половине пути, когда мы поднимались. — Ник, ты должен перестать прикасаться ко мне. Серьезно. Я не могу трезво мыслить.
Он поднял обе руки.
— Ладно-ладно. Извини. — Мы продолжили подниматься наверх. — Полагаю, это означает, что мы не можем спать вместе сегодня?
— Именно это и означает. — Вышло резче, чем я намеревалась, и Ник остановил меня перед дверью, схватив за локоть.
— Ты все еще сердишься на меня? — его выражение лица было серьезным.
— Из-за чего?
— Из-за чего угодно. Из-за всего.
Я закрыла глаза на краткое мгновение, размышляя над его вопросом. К моему удивлению, все было совсем не так.
— Нет. Знаешь что? Я больше не злюсь. Прости, что накричала на тебя. Я просто грустная и в смятении.
Он тяжело вздохнул, когда открыл дверь.
— Думаю, мне нравилось больше, когда ты на меня злилась.
Скрип
Мои глаза распахнулись, когда подо мной раздался узнаваемый звук старых пружин.
— Шшш. — Запах Ника заполонил все мои ощущения, когда его теплое тело скользнуло на кровать рядом со мной.
— Ник, что ты делаешь? — прошептала я, когда он окружил мое тело своим.
— Я люблю тебя, — прошептал он сзади. — И на этот раз я не сдамся. А сейчас давай спать. — Он поцеловал меня в затылок и положил руку мне на живот. — Спокойной ночи.
Я тяжело сглотнула.
Видишь? Он лгун, — сказал здравый смысл. —Он обещал не прикасаться к тебе. Он сказал, что нужно притормозить. Он даже не знает, как соблюдать правила. Он будет ужасным мужем и отцом.
Но его тело было теплым и дарило комфорт, а его глубокое и ровное дыхание снова утягивало меня в сон.
Утром я его выпровожу.
Как оказалось, у меня не было шанса выгнать Ника из моей кровати, потому что он проснулся раньше меня. Я села, потянулась, вдохнула запах свежего кофе и... боже мой, этот аромат! Это... я нюхала воздух как собака-ищейка... булочки с корицей Нони?
Я выпрыгнула с кровати, надела темно-синий комбинезон, несколькими быстрыми движениями расчесала волосы и направилась вниз, вспоминая все завтраки, которые готовил Ник с бабушкой. Большие сладкие булочки с корицей и сахаром. Возможно, мне придется отправиться на еще одну пробежку сегодня, но я съем одну из этих булочек.
Запах становился все сильнее по мере того, как я спускалась вниз, и я почти влетела в кухню, где Ник сидел за столом с чашкой кофе, а Нони занималась уборкой.
— Доброе утро, — пропела она. — Тебя разбудил шум? Я уронила металлическую кастрюлю, и весь дом задрожал. В последнее время мои руки немного трясутся.
— Нет. Это из-за запаха, — вдохнула я, мои колени подергивались в волнении. — Я мечтала об этом аромате так много раз.
— Булочки в духовке, — сказал Ник. — Иди, садись. Сегодня утром я поднимался на чердак. Посмотри, что я нашел. — Он указал на стол перед собой, на старый черно-белый фотоальбом. На обложке было выведено витиеватым шрифтом: Фотографии. Кожаные края были мягкими и изношенными, весь альбом разваливался, и время изо всех сил пыталось уничтожить сереющую белую ленту, которая удерживала страницы вместе.
Я села рядом с ним и положила альбом между нами.
— Этот тот альбом, который вы упоминали вчера, Нони?
— Он самый. — Она поставила кофе передо мной.
Ник открыл альбом. Черно-белые фотографии были прикреплены к черной бумаге с крошечными уголками. Свадебные фотографии, семейные фото, религиозные портреты детей. Мы медленно переворачивали страницы и иногда смеялись над особо суровым или хулиганским выражением лица ребенка, но в основном, благоговейно молчали, рассматривая более чем вековую историю его семьи.
Первое фото выглядело так, будто было сделано в начале двадцатого века, но время шло, и на страницах показывались менее формальные позы и более улыбающиеся лица. У всех мужчин Лупо были полные губы и крепкий лоб, темные волосы и глаза. Ник походил на них, хотя, вероятно, получил свою худобу и рост от своей матери. Наконец, мы дошли до свадебного фото его прабабушки и прадедушки, которую мы изучали в тишине.
— По ним можно сказать, что они были влюблены, — сказала я.
— Должно быть, да. У них было восемь детей.
— Ты можешь и не быть влюбленным, имея восемь детей, — напомнила я ему.— Или даже одного. — Не думая, моя рука легла на живот, и он опустил взгляд вниз.
Ник прочистил горло.
— Мы нашли кое-что интересное в конце. Посмотри. — С конца альбома он вытащил кусок материала и разложил его перед ней. Со временем белый хлопок пожелтел. — Это платок, — сказал Ник. — И посмотри.
На носовом платке было написано, казалось, красной помадой, три слова:
Я люблю тебя.
Внизу черными чернилами было напечатано: Крошка и Джо, 29 июля 1923 год.
Мгновение я пялилась, мурашки расползлись по моим рукам.
— Какое сегодня число?
— 29 июля, — ответил Ник, затем он наклонился и прошептал мне в ухо: — Чертовски странно, верно?
Странно?
Нет. Странным был сыр Whiz. Оливковые листья. Картофельные чипсы с перцем и ливером.
Это же было чертовски тревожно.
— Что это значит?
— Ох да, это довольно известная семейная история. — Нони подняла кружку с кофе, с изображенной на ней кошкой, и сделала глоток. — Очевидно, Крошка отвергла папу Джо, и он решил вернуться в Чикаго. Ну, а она поняла, что любит его, как только он объявил о своем отъезде. Она пришла в его дом сказать об этом, но он был в процессе приготовления воскресного ужина для всей семьи.
Я улыбнулась, хотя мое сердце билось в хаотичном и неустойчивом ритме.
— Правда?
— Да, — продолжила она. — Он был на кухне, окруженный своими сестрами. И она пыталась вывести его на уединенный разговор, но он отказывался.
— Как и должно быть, — пробубнил Ник и поднял чашку с кофе. — Ветреная женщина.
— И что дальше? — спросила я. — Она написала ему записку?
Нони рассмеялась.
— Да, в ванной, своей губной помадой и на носовом платке. Затем прошествовала на кухню и протянула ему. И, по словам его сестры, они исчезли в кладовой на довольно неуместный промежуток времени.
Я приложила руки к щекам.
— Мне нравится! Ты должен повесить платок в ресторане. В рамке или типа того. С фото.
— Неплохая идея. — Он поставил чашку. — Нони, как думаешь, я могу забрать?
Нони махнула рукой.
— Забирай весь альбом. Знаешь, я удивлена, что он застрял в подобном альбоме. Он был так важен для нее. Должно быть, она забыла его. Знаете, они были женаты шестьдесят семь лет.
— Хорошо, что Ник нашел его. Иначе он бы потерялся навсегда. — Я не могла избавиться от мысли об одинаковых датах. Что это означало?
Нони кивнула, глядя на меня задумчиво.
— Да. Хотя ничего не длится вечно. Когда вещь должна быть найдена, ее находит нужный человек. Думаю, есть причина, почему платок был найден после стольких лет.
— Ты хочешь сказать... ты думаешь это знак? — спросила я осторожно.
Ник рассмеялся.
— Ты заинтересовала ее, Нони. Коко верит в знаки. Продолжай в том же духе, пожалуйста.
Я была слишком взволнованна, чтобы даже ударить его.
— Не обязательно, что это знак. Я просто имею в виду, правильно, что Ник наткнулся на этот платок. Должно быть, он должен принадлежать ему. — Она сделала еще один глоток кофе и подмигнула мне над ободком кружки.