На крючке

5. ВЕНДИ

— Что значит «домашнее обучение»? — спрашиваю я своего брата, Джона.

Он пожимает плечами, его темные волосы покачиваются при этом движении, а рука машет на разложенные перед ним бумаги.

— Это именно то, на что похоже. Я спросил папу, могу ли я сделать это таким образом, и он сказал, что да.

Мои брови скрещиваются. Почему он не рассказал мне об этом?

— Круто. Значит, вы с папой хорошо поговорили? — я сажусь рядом с ним за обеденный стол.

Его губы слегка кривятся.

— Венди, скажи честно. Когда в последний раз папа действительно разговаривал со мной?

Мои внутренности сжимаются, и я вздыхаю, оправдания нашего отца слетают с моего языка; они настолько практичны, что я едва чувствую вкус лжи.

— Он просто занят, Джон, вот и все. Ты знаешь, что он любит тебя и хотел бы быть здесь.

Джон насмехается, сжимая карандаш так крепко, что костяшки пальцев белеют.

— Да, конечно.

— Кроме того, — продолжаю я. — У тебя есть я, и мы оба знаем, что я — все, что тебе нужно.

Он ухмыляется, закатывая глаза за большими очками в квадратной оправе.

— Ты права. Кому нужны родители, когда у них есть ты? Твоей материнской заботы хватит на весь чертов город.

Я заставляю себя нахмуриться, веселье плещется в моей груди.

— Эй, следи за языком.

— Доказываю свою точку зрения, — он сдвигает очки на нос. — Это круто, хотя… насчет домашнего обучения. Так я счастливее.

Он не ошибается. Полагаю, я действительно материнствую на него больше, чем обычные братья и сестры, но я — все, что у него есть. Наша мать умерла, когда Джону едва исполнился год; в смертельной автокатастрофе из-за пьяного водителя. И хотя я никогда не признаюсь в этом вслух, мой отец определенно не уделяет Джону времени и внимания, которых он заслуживает. Это больное место в наших отношениях, на котором я не люблю зацикливаться слишком долго.

— Ну, я рада, что он разрешает тебе оставаться дома, если ты этого хочешь. Как думаешь, тебе будет не хватать общения?

Он вздохнул и снова закатил глаза.

— Нет. Дети — засранцы.

У меня защемляет сердце. Может быть, домашнее обучение действительно будет лучшим вариантом. Надежда вспыхивает в середине моей грудины, когда я задаюсь вопросом, слушал ли мой отец все те разы, когда я умоляла его вмешаться в издевательства Джона.

Я улыбаюсь.

— Ладно, мне пора на работу. Хочешь посмотреть сегодня фильм?

— Зачем ты работаешь, если тебе не нужны деньги? — спрашивает он.

Я пожимаю плечами, пожевав нижнюю губу.

— Чтобы не умереть от скуки, наверное.

— Ты всегда могла бы пойти в колледж.

Он ухмыляется, глядя на меня.

— И оставить тебя здесь? Что бы ты без меня делал?

Он ухмыляется, склоняясь над своими бумагами и фактически отстраняя меня.

Вздохнув, я встаю, оставляя его. Мне нравится быть рядом с ним, но я скучаю по тем дням, когда он прижимался к моим ногам или клал свои липкие детские ладошки мне на щеки и говорил, что я его самый любимый человек на свете.

Когда он стал старше, он замкнулся в себе, жестокость издевательств заставила его спрятаться за стенами, которые он был вынужден возвести. В моей груди разрастается боль, и она не покидает меня всю дорогу до «Ванильного стручка».

Только через два часа после того, как я испортила два макиато и пролила целый галлон карамели на пол, я понимаю, что сегодня будет не мой день. Другой бариста ушёл, так что осталась только я, и по какой-то причине я не могу выполнить ни одного задания, не испортив что-нибудь.

— Кто-нибудь может меня здесь обслужить? — мужской голос кричит из главной зоны.

Я встаю с места, где убираю остатки карамели, откидываю волосы с глаз и выглядываю из-за угла. Я даже не слышала, как кто-то вошел.

— Привет! Извините, дайте мне одну секундочку.

Мужчина хмурится, скрестив руки, на его запястье поблескивали большие часы.

— У некоторых из нас есть дела. Я стою здесь уже пять минут.

Раздражение пронзает мое нутро. Я бросаю тряпку на стойку, вода капает с ткани на пол, и иду к входу.

— Извините за ожидание, сэр.

Он хрипит, его рука постукивает по прилавку в неровном ритме. Мне не чужды грубые клиенты — к сожалению, в сфере обслуживания они случаются чаще всего, но сегодня мои нервы расшатаны, и я чувствую, как в центре моего желудка зарождается огненный шар, вращается и растет, пламя лижет мои внутренности.

Я наклеиваю на лицо улыбку.

— Что вам принести?

— Большой горячий кофе, черный.

Я киваю, с облегчением выдыхая, что его напиток — это что-то простое. Он расплачивается, а я кручусь на месте, наблюдая за небольшой лужицей, которая собралась на полу в том месте, где с тряпки постоянно капало. Я наливаю ему кофе как раз в тот момент, когда раздается звонок над входной дверью, и этот звук заставляет меня дернуться. Прежде чем я успеваю повернуть голову, моя нога поскальзывается на воде, в результате чего я опрокидываюсь назад, и ожог от пролитого кофе обжигает мою кожу. Мой копчик пульсирует острой болью, я лежу на холодной земле с закрытыми глазами, пытаясь собраться с силами, чтобы встать и закончить заказ этого парня.

— Господи Иисусе, есть ли здесь кто-нибудь достаточно компетентный, чтобы приготовить мой напиток?

Жжение от кофе смешивается со слезами, собирающимися за моими веками.

К черту этого парня.

Я осторожно опускаюсь на колени, делая медленные и ровные вдохи, чтобы успокоить свое колотящееся сердце. Сегодня определенно не мой день.

— А я-то думал, что мужчины должны знать, как обращаться с леди.

Мое тело замирает, мокрая рубашка, пропитанная кофе, прилипает к коже, а руки замирают на кафельном полу. Этот акцент.

Сердитый покупатель насмехается, шлепая рукой по стойке, чтобы подкрепить свои слова, его безвкусные часы звучно отсчитывают секунды.

— А я-то думал, что смогу выпить чашечку кофе без задержки в производстве.

На моих щеках появляется румянец, и я медленно встаю, морщась от боли, пульсирующей в пояснице. Мои глаза встречаются с голубым океаном, таинственный мужчина, которого я встретила прошлой ночью, стоит так, словно его выдернули прямо из моих снов и поставили передо мной.

Отлично. Он появится именно во время моего унижения.

Я сужаю глаза на другого клиента, стараясь держать дыхание ровным, а самообладание под контролем, и улыбка на моем лице растянулась от уха до уха.

— Мне очень жаль. Я сделаю вам еще один, за счет заведения.

Его губы опускаются вниз, когда он смотрит на меня.

— Я уже заплатил. Просто сделай этот чертов напиток!

Мои желудок скручивается сам по себе, видение того, как я делаю ему еще одну чашку и потом швыряю ее ему прямо в лицо, атакует мой разум.

— Остановись.

Голос моего таинственного мужчины заставляет меня замешкаться.

Я бы солгала, если бы сказала, что не думала о нем в течение последних двух дней, но я ни за что на свете не ожидала, что он появится здесь.

Он прислонился к стеклянной витрине, его костюм-тройка идеально отглажен, придавая ему атмосферу изысканности, которая поглощает парня рядом целиком.

— У тебя есть склонность позволять маленьким мужчинам разговаривать с тобой таким образом, дорогая?_{(на англ.Darling — фамилия героини Венди в Питер Пэне)}

Стыд скручивает мои внутренности.

— Нет, я… — я прочищаю горло. — Он клиент, вот и все.

— Нет, мужик, эта сучка просто не знает, как сделать простую работу.

Низкий смешок вырывается из груди моего таинственного мужчины, звук вибрирует по всему кафе. Его фигура и так возвышается над другим парнем, но он, как оборотень, превращается, высасывая всю энергию из окружающего мира и используя ее для увеличения своего роста. Я никогда не видел ничего подобного, и мой взгляд прикован к этому видению.

Он наклоняется к уху клиента.

— У вас довольно громкие часы.

Парень нахмуривает брови.

— А?

Мой таинственный человек кивает в сторону запястья этого засранца, инкрустированные бриллиантами часы сверкают, как маяк.

— Ваши часы. Они… тикают.

— Хорошо, и?

Он вздыхает, его рука потирает нижнюю часть челюсти. Мои глаза следят за этим движением, отмечая, насколько он невероятно привлекателен, еще более привлекателен при свете дня.

Придурок поворачивается ко мне, глаза расширяются, когда он снова шлепает ладонью по стойке, звук ударяет по моим внутренностям, как гвозди по меловой доске.

— Наслаждаешься шоу? Сделай мне кофе.

Я стискиваю зубы. Если бы я не была на работе, я бы не пыталась так сильно прикусить язык, но мне нравится эта работа. Она первая в моей жизни, и хотя я ни в коем случае не нуждаюсь в ней, мне приятно иметь что-то, чего я достигла сама. То, что не было дано мне в руки из-за моей фамилии и крови, которая течет в моих жилах.

Как бы я ни любила своего отца, иногда мне становится тяжело жить в его тени.

— Не делай ему кофе, дорогая.

От этого прозвища у меня сводит живот, и мой взгляд мечется между двумя мужчинами.

Лицо клиента краснеет, но он молчит. Не спорит. Предположительно потому, что даже он чувствует силу, исходящую от человека, стоящего рядом с ним.

Язык моего незнакомца проводит по его нижней губе, вызывая резкую боль между ног.

— Это грациозно, — говорит он, встретившись с моими глазами. — То, как ты себя ведешь. Это больше говорит о твоем характере, чем о его.

Тепло приливает к моим щекам, благодарность зажигает меня, как рождественские огни. Как это возможно, что этот человек смог забрать мое унижение и превратить его в нечто прекрасное с помощью нескольких простых слов?

— Пошел ты, — выплевывает придурок.

Голубые глаза таинственного мужчины становятся суровыми, его губы кривит натянутая улыбка. Он сует руку в карман, наклоняется к парню и что-то бормочет ему на ухо.

Я напрягаю уши, не в силах удержаться от желания подслушать, но он говорит так тихо, что невозможно расслышать. Что бы он ни сказал, глаза мужчины увеличиваются, он поворачивается и выбегает за дверь, не сказав больше ни слова.

Я застываю на месте, сердце быстро бьется в груди, пока я оглядываюсь по сторонам. И только тогда я понимаю, что в магазине есть и другие люди. Два молодых человека, стоящие в стороне, оба в черных костюмах, и у обоих одинаковые лица. Близнецы_{(потерянные мальчики капитана Крюка в Питере Пэне)}.

Я была настолько погружена в происходящее, что даже не заметила их. Глаза таинственного человек скользят по ним, и он коротко кивает. Не глядя больше, они выходят из кафе на улицу.

Странно.

Он возвращает свое внимание ко мне, и, как мотылек на пламя, я втягиваюсь в его взгляд, вопросы уходят на задворки моего сознания.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

Мое сердце замирает.

— Да, я в порядке. Спасибо, что заступился за меня.

— Он был хам, дорогая, — глаза сверкают. — Не достойный вкушать воздух, которым ты дышишь.

Мои щеки пылают. Я и забыла, какой он прямолинейный, как поглощает своим присутствием.

— Если ты так говоришь, — я улыбаюсь, глядя на свои розовые ногти, прежде чем снова поднять глаза на него. — Чего бы ты хотел?

— Свидание.

Мое дыхание сбивается, мой желудок подпрыгивает.

— Эээ… что?

Он ухмыляется, одна сторона его рта приподнята.

— Я думаю, ты меня расслышала.

Моя бровь поднимается, тот же огонь, который я чувствовала два дня назад, снова разгорается.

— Услышала.

— Фантастично, — он оглядывает пустые столики. — Когда ты заканчиваешь работу?

Я кладу пальцы на стойку.

— Я ценю этот жест, но… у меня есть планы на вечер.

— Верно, — говорит он. — Со мной.

Раздражение закипает в моем желудке.

— Не с тобой. Боже, ты наглый, как черт, не так ли?

Его глаза вспыхивают.

— Опять этот твой рот.

Я ухмыляюсь, мое сердце дергается, когда оно ударяется о мою грудь.

Он наклоняется вперед к стойке.

— Скажи мне свое имя.

— Ты не мог узнать это, когда каким-то образом выяснил, где я работаю? — я наклоняю голову.

Он усмехается, встает прямо, его глаза пронзают меня насквозь.

— Счастливое совпадение, уверяю тебя.

— Как тебя зовут? — отвечаю я.

— Джеймс.

Его рука протягивается через стойку.

Мой желудок сжимается, а зубы впиваются в нижнюю губу. Медленно я поднимаю руку и кладу свою ладонь на его, тепло его кожи пробегает по моей руке.

— Венди.

— Венди, — он поворачивает мою руку, поднося ее к своим губам. — Мне очень приятно познакомится.

Тепло разливается по моей середине.

Звонок над дверью дергается, входит молодая женщина с детьми, и я выдергиваю свои пальцы из его пальцев, поправляя фартук.

Левая сторона его рта приподнимается, его глаза не покидают моего тела.

— Мы увидимся, Венди, дорогая.

И затем он поворачивается и выходит за дверь, а женщина, которая только что вошла, смотрит ему вслед с открытым ртом.

Не могу сказать, что я ее виню.

Сделав глубокий вдох, чтобы успокоить нервы, я не обращаю внимания на то, как вспыхивают мои внутренности. Я никогда не получала такое внимания, какое даёт мне он, и я не могу не задаться вопросом, может, он так относится ко всем — как будто его мир перестает вращаться, его ось наклоняется только для тебя.

В любом случае, мне это нравится.

Только спустя несколько часов, когда я закрыла магазин и устроилась на ночь просмотра фильма с Джоном, я понимаю, что он так и не заказал ничего. Улыбка озаряет мое лицо, в животе порхают бабочки при мысли о том, что, возможно, он все-таки пришёл туда ради меня.

Это должно насторожить меня, но вместо этого волнение захлестывает меня изнутри.

И этой ночью, когда я ложусь спать, мне снится лазурно-голубой цвет.

Джеймс.