Начало начал

ГЛАВА ШЕСТАЯ

— Мне кажется, работа на этой ферме может оказаться забавной, — несмело предположила Трейси. — Это как в летнем лагере. Спать в общей комнате, разговаривать в темноте о том, о чем стесняешься сказать при свете. У меня никогда не было ни брата, ни сестры, да и в летних лагерях не приходилось бывать. Дед не позволял даже приводить домой одноклассников...

— О чем ты говоришь, Трейси? — возмутился Никос.

— Да, я понимаю, что я уже не ребенок, но в детстве я так тосковала по дружеским отношениям, а дед пресекал всякое мое побуждение общаться с кем-либо доверительно.

— Но неужели у тебя вообще не было друзей, когда был жив твой отец?

— Конечно, с отцом мы были дружны, но это же не то. Мы жили в доме деда все вместе. Отец прилагал неимоверные усилия, чтобы смягчать все возникающие конфликты. А потом его не стало, и все затаившиеся разногласия вышли наружу. Дед срывался и кричал на меня, как не мог кричать на моего отца; должно быть, его провоцировала моя внешняя схожесть с папой. А я была подростком и не желала все сносить, иногда даже лезла на рожон...

— И, наверное, очень обрадовалась, когда появилась возможность уехать из дому, — дерзко намекнул Никос.

— Мои отношения с Карлом никого не касаются.

— Значит, были отношения?

— Да.

— Тогда почему он ушел от тебя? Это ведь он ушел, верно?

— Да. Карл попросил у меня развод.

— Но вот этого я не понимаю. Ты вышла за него в восемнадцать, у вас были хорошие отношения, и после семи лет брака он попросил у тебя развод. Должно быть, тебя это очень огорчило, Трейси.

— Огорчило?

— А разве нет?

— Никос, ты вынуждаешь меня выдать чужой секрет, но я не стану этого делать. Скажу лишь, что в моей близости с Карлом не было любви, впрочем, даже это признание не сможет объяснить природу наших с ним отношений. А ты, Никос, помнишь тот день, когда ты приехал к нам по очередному приглашению дедушки? Ты тогда привез Самсону подарок.

— Помню. Я купил ему поводок, чтобы он больше не убегал от тебя.

— Да. Ты не мог знать, что за две недели до этого он, бедняжка, умер. Мне тогда было столько же лет, сколько Ари теперь. Я нашла Самсона мертвым на дорожке парка. А потом я совершенно случайно услышала, как два садовника разговаривали между собой. Один предположил, что это дед отравил Самсона: он рассказывал другому, что видел, как дед подозвал к себе собаку, когда та бегала по лужайкам, и угостил ее чем-то, чего прежде никогда не делал. В тот же день Самсон умер. Как я могла спокойно оставаться жить с таким человеком под одной крышей, Никос? Самсона подарил мне отец незадолго до смерти. Я хотела похоронить Самсона в саду, но садовники не позволили мне этого сделать. Они выполняли распоряжение деда; они забрали у меня труп Самсона, и я не знаю, что с ним сделали.

— Зачем, по-твоему, Полу понадобилось убивать безобидного пса? — с недоверием спросил Никос.

— Мы тогда с ним серьезно конфликтовали. Дед таким образом дал мне понять, что совсем не считается со мной. В тот день я решила менять свою жизнь. Вижу, ты мне не веришь. Как общественное лицо дед вел правильную жизнь. Он отдавал огромные суммы на благотворительность, оказывал спонсорскую помощь различным организациям. Но то была лишь дань общепринятым условностям. Дома, наедине с близкими он был совершенно другим человеком: деспотичным, несдержанным, мелочным, злобным. Да, не смейся, Никос. Именно злобным.

— Я тебе верю, Трейси. Точнее сказать, я верю, что ты тяжело воспринимала все это. А теперь ложись спать. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Никос.

Когда Никос вернулся из ванной, Трейси уже крепко спала. По ее почти детскому лицу было видно, что она давно хотела рассказать об этом случае с Самсоном и теперь, наконец, испытала облегчение.

Два часа спустя Никос по-прежнему не мог уснуть. Но волновала его далеко не смерть пса. Никос пытался найти объяснение тому, почему Трейси рассталась с Карлом фон Акселем. Прежде он нисколько не сомневался, что развод был идеей ветреной Трейси. Эта уверенность у него возникла после прочтения многочисленных статеек светских хроникеров, подробно описывавших похождения европейских знаменитостей. Чувствуя себя причастным к судьбе этой девочки, он не мог оставаться равнодушным к тому, что о ней писали. Но сведения о ней, к его искреннему неудовольствию, подтверждали, что Трейси фон Аксель становится легкомысленной и взбалмошной особой, ищущей сомнительные удовольствия.

Из слов же самой Трейси следовало, что с мужем у нее были какие-то особые отношения, суть которых она ему приоткрывать не желала. В период жизни в Европе она училась в университете, о чем он даже не догадывался. История про сложные отношения с дедом объясняла и оправдывала ее поспешный брак. Но что касается ее развода, то тут трудно было что-либо понять. Карл женился на ней из-за денег семьи Лоретто, и он же, по утверждению Трейси, явился инициатором развода...

Трейси проснулась раньше Никоса. Она тихо поднялась, умылась, оделась, сварила кофе, накрыла стол для завтрака и стала дожидаться Никоса. Ей предстоял первый рабочий день на земле Лазаридисов. Несмотря на заверения своего наставника, Трейси по-прежнему не представляла, как этот опыт земледелия поможет ей в борьбе с акулами бизнеса, поможет ей в качестве члена правления корпорации «Лоретто». Но она перестала подвергать сомнению его начинания, когда поняла, что ее герой, Никос Лазаридис, переживает серьезный возрастной кризис. Она посчитала себя обязанной помочь человеку в переломный момент жизни, в противном случае не стоило рассчитывать на его помощь и ей самой.

Никоса не пришлось долго ждать. Он проснулся вскоре после Трейси. Позавтракал на лету и бодро скомандовал:

— Вперед! Я намерен выделить внучке Эмилио Лоретто целый акр земли под собственное хозяйство. Пойдем, разметим территорию флажками. Я нанял культиватор. Скоро придет человек и перепашет твой надел, Трейси. Еще нам понадобится молоточек, который я вчера купил. Следуй за мной.

А ведь было всего шесть часов утра. Но это ничего, подумала Трейси, потому что к полудню термометр будет зашкаливать из-за жары, Никос же вряд ли откажется от своей затеи. Трейси показалось, что она приехала действительно в скаутский лагерь.

— Постой здесь, — велел он ей на краю поля. — Я проверю оросительные каналы. А ты наблюдай за тем, как крестьянин пашет твой участок. Потом скажешь мне, как ты оцениваешь его работу.

— Это такое задание?

— Совершенно верно.

В течение всего утра Трейси приобретала навыки управления мини-трактором. Нанятый Никосом помощник Элиас обучал ее пользоваться малой сельской техникой. Работа, безусловно, требовала быстроты реакции и сноровки, при том что особой сложностью не отличалась. Трейси уже не задавала себе вопрос, зачем ей все это надо. Она поняла, что подобные размышления только отвлекают ее и тогда она ошибается и в результате подтверждает мнение Никоса, что городская девчонка ни на что не годится. Такой вывод был ей неприятен, и Трейси, в конце концов, сосредоточилась и сделала все, что от нее требовалось. Она убедилась, что управлять трактором на поле не сложнее, чем спортивным авто на скоростном обгоне.

— Сколько «феррари» ты разбила, Трейси? — наблюдая за ее лихачеством, поинтересовался Никос.

— Я потеряла им счет, — рассмеялась Трейси.

— Однажды ты будешь сидеть во главе совета директоров, а кто-то из твоих подчиненных заявит, что, поскольку труд наемных трактористов дорожает, себестоимость продукции неминуемо возрастет. Но ты им скажешь, что сама по минимальной ставке обработаешь все поля и не согласишься переплачивать этим бездельникам из профсоюза.

— У тебя буйная фантазия, Никос. Но спасибо за такой восхитительный прогноз.

— Ты хорошо поработала. Прервемся на обед.

Они вернулись в дом, и Трейси направилась в ванную. Ей не терпелось переодеться. Она очень устала за эти несколько часов крестьянского труда. На поле она улыбалась и шутила, стараясь не выдать себя. Но теперь, оставшись одна, Трейси заметила, как сильно трясутся у нее руки от испытанного напряжения. Она умылась и переоделась. Это заняло больше времени, чем обычно. Руки не слушались ее. В дверь ванной постучались.

— Да? — откликнулась Трейси.

— Что ты так долго? — недоумевал Никос.

— Я сейчас буду, — слабым голосом отозвалась Трейси.

— С тобой все в порядке?

— Да, конечно.

— Если ты чувствуешь необходимость принять душ, я тебя не тороплю. Я просто хотел знать, как ты там. Имей в виду, Трейси, обед готов и остывает.

— Спасибо, Никос. Я сейчас выйду.

Трейси была готова расплакаться от испытываемого ею чувства усталости. Она вновь начала терзать себя вопросом, для чего она все это терпит. Третью ночь спит на жесткой узкой койке, живет в некомфортных условиях, а теперь еще вынуждена до смерти уставать, трудясь на поле в изнуряющую жару. Ради чего? Трейси села на край ванны и углубилась в свои размышления. Она устала настолько, что даже не хотела есть.

Когда Трейси наконец покинула ванную и появилась на кухне, она удивилась накрытому столу. Помимо плотной и калорийной пищи, которой предпочитал её потчевать Никос, она увидела спелые аппетитные фрукты. От одного взгляда на сочные яркие плоды Трейси повеселела.

— Ты должна очень хорошо питаться, — ласково произнес Никос, который, вероятно, заметил, что трудовые подвиги даются Трейси нелегко. — С завтрашнего дня никакого кофеина на завтрак. А в поле с собой возьмешь воду.

— Хорошо.

— В поле больше сегодня не пойдешь.

— Почему? — немного удивилась, но больше обрадовалась Трейси.

— Очень жарко. Рыжим опасно долго находиться на таком солнце. Я бы хотел, чтобы сразу после обеда ты пошла и полежала.

— Но я отлично себя чувствую, Никос.

— Это не имеет значения. В поле ты сегодня больше не пойдешь. Найди себе занятие в доме.

— Помою посуду и приготовлю ужин. Это подходящее занятие?

— Вполне.

— А какие у тебя планы, Никос? — спросила Трейси, когда они закончили обедать.

— Я захватил ноутбук, собираюсь поработать. Все же я настаиваю на том, чтобы сейчас ты поспала. Иди ложись. Посуду помоешь, когда проснешься.

Трейси настолько ослабела за эти несколько часов тяжелого крестьянского труда, что сама не могла понять своего состояния. Перед глазами у нее стояли яркие пятна, голова кружилась. Она еле дошла до постели и, только легла, сразу впала в беспамятство.

Трейси спала уже несколько часов, и Никос забеспокоился. Он приоткрыл дверь в комнатку, служившую им спальней, и взглянул на нее. Его беспокойство усилилось, когда он увидел выражение ее лица. Он присел на край кровати и положил ладонь на ее лоб. Никосу показалось, что он обжегся, настолько горяч был лоб девушки. Он немедленно набрал номер больницы в Каламбаке и вызвал бригаду «скорой помощи» для Трейси Коннер, получившей тепловой удар.

Медики обещали скоро быть, он нетерпеливо ждал их приезда и ругал себя за глупую идею преподать хрупкой, слабой городской девушке азы сурового мужского труда. Никое ругал себя последними словами.

Когда «скорая помощь» прибыла, Никос выскочил им навстречу и проводил к Трейси, по дороге объясняя, как это произошло.

А обращаясь к пожилому врачу, когда Трейси доставили в клинику, объявил:

— Это моя вина. Моя. Она с самого утра была на этом солнцепеке, да и в доме не намного прохладнее. И еще работала. Доктор, с ней все будет в порядке? Скажите, доктор, ее состояние не угрожает жизни?

— Тепловой удар — это всегда опасно, — произнес ровным голосом доктор. — Но незачем так волноваться. Нам часто приходится выводить людей из подобного, а подчас и худшего состояния. Она молодая, здоровая, поэтому с уверенностью могу сказать, что скоро с нею все будет в порядке. Но и вам и ей следует иметь в виду, что подобное времяпрепровождение чревато опасными осложнениями. Успокойтесь, господин Лазаридис, и ответьте, есть у девушки родственники, которых следовало бы известить?

— Нет, извещать некого. Я отвечаю за нее.

— В таком случае, господин Лазаридис, вам надо остаться в клинике и ждать в приемном покое. Вас будут информировать обо всех изменениях в состоянии госпожи Коннер. Когда она придет в себя, медсестра вас позовет.

Прождав час, Никос подумал, что никогда еще не чувствовал себя так плохо, как в этот день. Он винил себя буквально во всем. Он знал, что если бы не выказывал Трейси своего предубежденного отношения к ней, она бы вовремя заметила слабость, не стремилась бы, несмотря ни на что, убедить его в своей выносливости. Но он поставил ее в положение обвиняемого, который отчаянно надеется оправдаться.

— Она еще не пришла в себя, господин Лазаридис. Но состояние стабильное. Мы перевезли ее в палату 340. Если желаете, можете пройти туда и дождаться ее пробуждения. — Сам доктор, зная о степени его беспокойства, вышел, чтобы сказать ему об этом.

Никос, не раздумывая, отправился в названную палату. Он сел напротив кровати Трейси и не отрываясь смотрел на бледное лицо девушки.

— Она вне опасности, — сказала ему медсестра, пришедшая проверить состояние пациентки по монитору.

— Слава Богу, — выдохнул Никос.

— Да не волнуйтесь вы так, — с тревогой посмотрела на него медсестра. — Через некоторое время я еще раз зайду — проверить ее состояние.

Когда медсестра удалилась, Никос нагнулся к кровати.

— Трейси, это я, Никос. Ты слышишь меня? — После короткой паузы он позвал: — Эй, девочка моя, проснись!

Медсестра приходила еще несколько раз и каждый раз заверяла его, что состояние Трейси нормализуется, хотя Никос этого и не замечал. Он пробовал добудиться ее, но она была безмолвна как тень. Укоряя себя, Никос откинулся на спинку стула, но вдруг услышал слабый голос:

— Только не отсылай меня обратно, Никос.

Он с радостью бросился к ней и заверил:

— Не бойся, Трейси. Не отошлю.

Он погладил ее по волосам, и она вновь повторила:

— Не отсылай меня, Никос.

— Успокойся, Трейси.

— Не отсылай... — в третий раз прошептала она, и тогда только Никос понял, что Трейси бредит.

— Трейси, проснись, открой глаза, — потормошил он ее легонько за плечо. — Это всего лишь дурной сон, проснись.

— Не отсылай меня к нему, Никос. Я этого не вынесу.

Никос понял, что это больше, чем сон. И был озадачен фразой «Не отсылай меня к нему». Никос недоумевал, кого имела в виду Трейси? Он сжал ее руку и твердым голосом произнес:

— Не бойся, Трейси. Я никому не позволю тебя обидеть.

От этого сурового тона Трейси открыла глаза и, удивленно посмотрев вокруг, спросила:

— Никос? Что случилось? Где это мы?

— В больнице. У тебя был тепловой удар. Но доктор заверил, что волноваться нет причин. Ты скоро поправишься.

— Не вышло из меня фермера, — с искренним сожалением констатировала Трейси.

— Не вышло — и не надо, — подытожил Никос. — Должен признать, это была глупая затея. Ты не в обиде на меня, Трейси?

— Никос, я не хочу, чтобы ты винил себя в том, что произошло. Это чистая случайность. Мне самой следовало внимательнее отнестись к своему состоянию.

— Я видел, как ты стараешься. Но ты женщина, а не мужик. Не знаю, о чем я только думал.

— Никос, перестань. Не кори себя. Сегодня я многому научилась у тебя и ни о чем не жалею.

— Когда ты поправишься, Трейси, я отвезу тебя в Афины и лично посажу в самолет до Нью-Йорка.

— Но я никуда не хочу уезжать. Мне здесь нравится.

— Заброшенный дом — не место для такой хрупкой женщины, как ты. В подобную жару, пока я не установлю кондиционеры, тебе жить в нем не безопасно.

— Никос, я обещаю, что буду внимательнее следить за своим состоянием. Я могу первое время пожить в отеле твоего брата, если тебя это не смущает. Прости, что не оправдала твоих надежд.

— Трейси, давай не будем обсуждать это сейчас. Тебе надо поправиться, отдохнуть. Мы поговорим обо всем позднее. Поспи, Трейси, — Никос привстал со стула.

— Не отмахивайся от меня, — неожиданно воскликнула она. — Я уже выспалась. Скажи честно, Никос, ты хочешь от меня избавиться?

— Нет, просто доктор сказал, что ты должна остаться здесь на ночь. А я вернусь на ферму. Завтра я за тобой приеду, и мы обо всем поговорим.

— Я не хочу здесь оставаться. Я хорошо себя чувствую. Позови доктора, я хочу с ним поговорить. Он увидит, что со мной все в порядке, и отпустит домой вместе с тобой.

— Он зайдет посмотреть на тебя в конце рабочей смены. Выпей сока. Медсестра сказала, что тебе следует больше пить.

Он сел на стул и замолк. Трейси не могла понять, чем вызвано его молчание. Наконец она не выдержала и спросила:

— Ты сердишься на меня за что-то, Никос? Если ты настаиваешь, чтобы я провела эту ночь в больнице, будь по-твоему, я согласна. Ты устал возиться со мной и хочешь побыть один. Я тебя понимаю и не виню. Скажи, почему ты все время недоволен мною?

— С чего ты взяла, Трейси, что я недоволен тобой? Ты не виновата, что с тобой случился удар. Я был ответственен за тебя, и я не выполнил свой долг. Я подверг тебя опасности. И больше такого не допущу. Поэтому и хочу, чтобы ты вернулась в привычные для тебя условия.

— Мне очень приятно, что такой человек как ты, Никос, считает себя в ответе за мою жизнь. Но знаешь что? Проваливай отсюда, Лазаридис. Забудь обо всех своих долгах, я снимаю с тебя обязательство помочь мне разобраться в делах корпорации. Я в силах разобраться во всем самостоятельно. Ты мне ничем не обязан. Я хочу, чтобы ты немедленно оставил меня. Можешь не беспокоиться обо мне больше.

Она выпалила все это, отвернулась от него и натянула простыню, как бы отгородившись от Никоса и всем видом показывая, что разговаривать с ним больше не желает.