Надежда на счастье

Глава 7

Оливия вышла из церкви и сразу же направилась к фургону. Девочки последовали за ней. Она улыбалась и кивала знакомым, но вопреки обыкновению не останавливалась поболтать с друзьями. Ей казалось, что людям достаточно взглянуть на нее – и они тотчас поймут, какие греховные мысли преследовали ее в церкви.

– Оливия!

Она остановилась и невольно поморщилась, увидев перед собой Марту Чабб, самую известную в городе сплетницу.

– Доброе утро, Марта! – Оливия заставила себя улыбнуться.

– Приятно снова видеть вас в церкви, Оливия, – сказала Марта. – В прошлое воскресенье вас не было. Мы немного волновались за вас, дорогая. У вас в «Персиковой роще» все хорошо?

– Да, все в порядке, – кивнула она. – Правда, Кэрри немножко нездоровилось, но ничего серьезного…

– Но, мама, – вмешалась девочка. – Ведь это не я болела, а…

– Ах, вот и Лайла Миллер! – воскликнула Оливия, прежде чем Кэрри смогла сказать еще хоть слово. – Мне нужно с ней поговорить. Идемте, девочки.

Она кивком попрощалась с Мартой и направилась к лавке, куда только что вошла Лайла.

– Мама, ты солгала, – прошептала изумленная Кэрри. – Почему ты солгала Марте Чабб?

Оливия осмотрелась и, убедившись, что никого рядом нет, наклонилась к Кэрри:

– Дорогая, поговорим об этом в другой раз, хорошо? И вот что, девочки… Ни слова никому про мистера Конора. Поняли?

– Да, конечно, – дружно ответили все трое.

– Вот и хорошо. – Оливия повернулась к старшей дочери: – Бекки, мне нужно поговорить с Лайлой. Отведи девочек в фургон, и ждите меня там. И помните: ни слова.

Бекки кивнула и повела сестер к фургону. Оливия же быстро зашагала к приоткрытой двери лавки. Постучав в косяк, тут же вошла. Услышав стук, Лайла обернулась.

– Добрый день, Оливия. Ты ведь знаешь, лавка по воскресеньям закрыта.

– Да, знаю. – Оливия подошла к прилавку. – Но я увидела, как ты зашла сюда, поэтому пошла следом. Ты разрешишь мне взглянуть на те новые фасоны, которые показывала в прошлый раз? У меня кое-какие идеи.

– Собираешься сшить себе новое платье? – Лайла наклонилась и достала деревянный ящик из-под стойки.

– Не себе, – ответила Оливия. – Хочу сшить Бекки платье для праздника урожая.

Лайла понимающе улыбнулась.

– Да, правильно. Ей ведь уже четырнадцать. – Лайла вдруг вздохнула. – Хотя сейчас, конечно, праздники совсем не те, что были до войны, когда мы были девушками. Ах, прости, я не хотела об этом. Просто вырвалось…

– Ничего страшного, не волнуйся. – Оливия принялась рассматривать модный журнал. – Да, пожалуй, ты права. Все теперь не так, как было раньше. – Она окинула взглядом рулоны тканей на полках. – Можно мне посмотреть вот тот синий муслин?

– Да, это хорошая ткань, – кивнула Лайла. – Очень симпатичный цвет.

– Синий – любимый цвет Бекки, – мечтательно проговорила Оливия, поглаживая пальцами небесно-синюю ткань. – Она замечательно выглядела бы в таком платье.

– Если хочешь купить этот материал, тебе придется выложить наличные, – раздался вдруг голос Вернона Тайлера.

Оливия вздрогнула от неожиданности. И тотчас же поняла, что платья из небесно-синего муслина у Бекки не будет. Она повернулась к стоявшему в дверях худощавому мужчине с густыми каштановыми волосами. Оливия до сих пор помнила, как красиво он сидел на лошади, когда был надсмотрщиком у них в «Персиковой роще». В те годы она часто наблюдала за ним, сидя у окна и предаваясь романтическим мечтам.

Вернон и сейчас был очень привлекательным мужчиной, но теперь Оливия относилась к нему совсем не так, как в те давние времена, И она мысленно благодарила своего отца, когда-то запретившего Вернону ухаживать за ней. Однако она прекрасно знала: отказ ужасно оскорбил Вернона и он до сих пор об этом помнил.

– Доброе утро, Вернон.

Тайлер внимательно посмотрел на нее и приблизился к прилавку. Повернувшись к Лайле, сказал:

– Ты ведь знаешь, что сегодня лавка закрыта. Почему бы тебе не вернуться к церкви и не пообщаться со знакомыми?

Лайла прекрасно поняла намек. Молча кивнув, она направилась к двери. Проходя мимо Оливии, она взглядом попросила у нее прощения.

– И закрой за собой дверь! – крикнул ей вдогонку Вернон.

Лайла вышла. Колокольчик над дверью громко зазвенел.

– Я видел, как ты вошла сюда, – сказал Вернон, пристально глядя на Оливию. – Так ты, может, уже согласна принять мое предложение?

– Нет, Вернон, я не передумала.

Он подошел к ней ближе.

– Но пойми, Оливия, тебе одной не управиться с «Персиковой рощей». Ферма слишком велика. Не ферма даже, а целая плантация.

– Но я прекрасно справляюсь, – солгала Оливия.

– Неужели? Что, наконец-то нашла себе помощника?

– Нет, не нашла, – призналась Оливия.

– Что ж, очень странно… Ты ведь готова платить необыкновенно щедро. Еда три раза в день, комната да еще башмаки в придачу. – Вернон рассмеялся. – Нужно лишиться разума, чтобы не принять такое заманчивое предложение.

– Имей в виду, я не продам свою землю, – заявила Оливия, вскинув подбородок. – Ни тебе, ни твоим друзьям-янки.

– Возможно, тебе придется передумать. Придет время, когда ты не сможешь платить налоги, и я получу «Персиковую рощу» почти бесплатно. Поверь, рано или поздно я непременно получу эту землю.

Оливия понимала, что Вернон, возможно, прав. Ему требовалось лишь дождаться неудачного года, когда не будет урожая персиков. Что ж, пусть так. Но до этого времени она будет сопротивляться, как сумеет.

– Вернон, я рассчитываю на то, что это произойдет скорее поздно, чем рано.

– Будь благоразумна, Оливия. Я был более чем честен. Доллар за акр – очень неплохое предложение. – Он похлопал по нагрудному карману. – У меня тут акт с отказом от права на собственность, а также купчая. Тебе нужно только подписать.

– Нет, я ничего не подпишу.

– Но пятьсот долларов – немалые деньги. Ты могла бы переехать в город и купить себе миленький уютный домик. И у тебя остались бы еще кое-какие деньги. Ты могла бы купить своим сироткам приличные платья. Могла бы облегчить себе жизнь, Оливия.

– Перебраться в город? А что с ним будет? Ничто не убивает город так быстро, как железная дорога в шести милях. Ты построишь эту дорогу, и Каллерсвилл зачахнет.

– Если бы я мог провести ее через город, я бы так и сделал. Но топографы сказали мне, что это невозможно. Но тебе-то какое дело до всего этого? Если бы ты продала землю мне, я позаботился бы о тебе и твоих девочках.

– А как быть с моими персиками? Ты хочешь проложить железную дорогу прямо через мой сад.

– Неужели не понимаешь? Я сделал тебе хорошее предложение. У тебя будет достаточно денег, и сад тебе больше не понадобится. Сад – это деревья, не более того.

– Вернон, ты ничего не понимаешь. И никогда не понимал. «Персиковая роща» – мой дом.

– А мне нужна эта земля, – проговорил Тайлер с металлом в голосе. – И она будет моей, потому что я всегда получал то, чего хотел.

– Не всегда, Вернон, – возразила Оливия. – Ты сам прекрасно знаешь, что не всегда.

Этот намек не на шутку разозлил Вернона.

– Твой папаша был всего лишь никчемным пьяницей, – проговорил он с презрением.

– Он не был никчемным. Он был хорошим человеком.

– Оливия, дорогая, твой отец был пьяницей, и все это знали. Он непременно разорил бы «Персиковую рощу» еще задолго до войны, не будь там меня.

– Неправда. – Оливия покачала головой.

Вернон пристально посмотрел ей в глаза.

– Нет, правда, моя дорогая. Твой папаша до того напивался, что не соображал, что делает. Но он был слишком упрям, чтобы позволить своим сыновьям или надсмотрщику управляться с делами. Потом твой отец умер от пьянства. А твоих братьев нет, так что я – единственный, кто может сейчас помочь тебе и твоим девочкам. Ты должна принять мое предложение, и я смогу облегчить твою жизнь, Оливия. Иначе тебе не выжить. Я сумею сделать так, что твоя жизнь станет очень трудной.

Оливия не собиралась позволить ему запугать себя.

– Поступай, как знаешь, Вернон. Но тебе никогда не получить «Персиковую рощу».

Тут дверь лавки отворилась и звякнул колокольчик. На пороге появилась элегантно одетая женщина.

– Почему так долго, Вернон? – Алисия Тайлер подошла к мужу и с видом собственницы положила руку ему на плечо.

– Я же сказал, чтобы ты ждала в экипаже, – проворчал Вернон.

Женщина нахмурилась.

– Я не согласна ждать, сидя под палящим солнцем, – ответила она и взглянула на Оливию. – Вы уже закончили свои дела?

Вопрос был задан Вернону, но ответила Оливия:

– Да, уже закончили. И запомни, Вернон, ответ мой будет всегда один и тот же.

Резко развернувшись, Оливия направилась к двери. Она знала, что сейчас ее отец гордился бы ею, пусть даже он действительно был пьяницей.

После очередной попытки встать с кровати Конор настолько обессилел, что проспал большую часть дня. Только к заходу солнца он собрался с силами, чтобы повторить свою попытку.

Одевание было длительным и сложным делом, но Конор все же справился. Одевшись, он покинул комнату, в которой провел последние девять дней. Миновав темный коридор, он вышел в просторный холл, такой огромный, что в нем, наверное, могли бы поместиться два домика из его родного Дерри.

В холле Конор остановился, чтобы перевести дух. Осмотревшись, он увидел широкую лестницу, ведущую на верхние этажи. Очевидно, дом Оливии Мейтленд когда-то был очень красив. Но теперь обои на стенах потускнели, синие дорожки на лестнице местами протерлись, а паркетный пол был исцарапан.

Конору вспомнились тускло-коричневые платья Оливии, выщербленный чайник, ее ветхий фургон и жалкий мул. Было ясно, что во время войны она потеряла почти все, что имела. Но Конор понимал и другое: прежнее благосостояние этой семьи было построено на труде рабов. Примерно то же происходило и в Ирландии, где английские землевладельцы отбирали у его соотечественников последнее.

«Нет, не думай об этом, – сказал себе Конор. – Ведь теперь у тебя совсем другая жизнь».

Тут из дальней части дома донеслись голоса, и Конор пошел в ту сторону. Оказалось, что Оливия и девочки находились в кухне. Сидя за столом, они ужинали, а Честер лежал в углу, ожидая своей порции.

– Ты испечешь пирог на мой день рождения, мама? – спрашивала Миранда.

Остановившись в дверях, Конор уловил аппетитные запахи свежего хлеба и жареного цыпленка.

Он уже хотел уходить, чтобы не мешать семейству, но тут Честер вдруг поднял голову и глухо зарычал. Все сидевшие за столом сразу же повернулись к двери.

– Мистер Браниган, вы снова на ногах? – удивилась Оливия. – Я собиралась отнести вам поднос с едой, но если уж вы встали, то, может быть, присоединитесь к нам?

Девочки дружно поддержали это предложение. Повернувшись к старшей дочери, Оливия сказала:

– Бекки, подай, пожалуйста, прибор для мистера Бра-нигана.

Конор почувствовал себя неловко. Ему не место здесь, он здесь чужак.

Но тут Кэрри вскочила с места и подошла к нему. Она схватила его за руку и потащила к столу.

– Вы можете сесть рядом со мной, – сказала она, указывая на свободный стул величественным жестом королевы, удостаивающей высокой чести своего любимого рыцаря.

Конору оставалось лишь подчиниться. А Бекки поспешила к буфету, чтобы принести для него тарелку.

– Вижу, одежда вам подошла, – заметила Оливия.

Конор повернулся так, чтобы она могла увидеть разорванные швы на спине.

– Теперь подходит.

Она улыбнулась, и Конор вдруг понял, что впервые увидел ее улыбку. Оливия и так была довольно хорошенькая, но улыбка совершенно ее преобразила – улыбнувшись, она стала настоящей красавицей. Конор не мог бы объяснить, почему так происходило, – это казалось просто чудом, волшебством.

Он смотрел на Оливию, не в силах отвести глаза, и не сразу заметил, что Бекки уже принесла ему тарелку со столовым прибором.

Тут Оливия вновь заговорила:

– Бекки, теперь твоя очередь произнести молитву.

– А может, это сделает мистер Конор? – сказала девочка, улыбнувшись ему.

Конор замер на мгновение. Благодарить Господа за пищу? Он не станет это делать. Просто не сможет. Он подавился бы этими словами.

– Простите, я… не очень голоден. – Конор резко поднялся. – Думаю, мне нужно сейчас подышать свежим воздухом.

Стараясь идти как можно быстрее, он направился к двери. Оливия и девочки с удивлением смотрели ему вслед.