Дерри, Ирландия,
1847 год
– Та ocras orm,[4] Конор, – пробормотала Меган.
– Знаю, я тоже хочу есть. – Конор сел рядом со своей сестренкой и накинул ей на плечи рваное одеяло, которое ему только что посчастливилось украсть.
Сестра прислонилась спиной к кирпичной стене дома в переулке и положила голову на плечо Конора.
– Ты что-нибудь нашел? – спросила она.
Он колебался, не желая вытаскивать из кармана то, что нашел на рыбном рынке. Но тут Меган взглянула на него, и он увидел в лунном свете глубокие впадины на ее некогда округлых щечках. Конор со вздохом вытащил из кармана рыбные объедки и протянул самый большой кусок сестре.
Меган подняла глаза к небу и прошептала благодарственную молитву за пищу. Потом принялась есть. Но ее желудок не мог принять тухлую рыбу после того, как целую неделю она совсем ничего не ела. Девочка отвернулась, и ее тут же вырвало. Слишком слабая, чтобы сидеть, она клубочком свернулась рядом с братом, положив голову ему на колени.
– Извини, – жалобно прошептала она.
Конор судорожно сглотнул.
– Ничего, милая. Постарайся уснуть. Завтра я найду что-нибудь получше.
Но ничего лучшего не будет, и они оба это знали. Борясь с тошнотой, Конор медленно ел рыбу и думал о кораблях, которые у него на глазах отплывали из Лох-Фойла и держали курс на Англию. Он знал, что эти корабли нагружены ирландским маслом, зерном, свининой и домашней птицей – всем тем, что скоро окажется на столах богатых британцев.
Закрыв глаза, Конор заставил себя не думать о еде. Он сосредоточил все свои мысли и чувства на ненависти – только она помогала ему до сих пор оставаться в живых.
– Я ничего не вижу, – раздался вдруг шепот Меган, и она вцепилась в его руку. – Конор, я ничего не вижу.
Его охватил страх.
– Я тоже ничего не вижу, – солгал Конор. – Тут тьма кромешная.
– Нет-нет, ведь была луна, а теперь я ее не вижу. Мне кажется, что я умираю.
– Ты не умрешь. Тебе всего девять. Как ты можешь знать, что умираешь?
– Ты теперь останешься совсем один. Мне так жаль…
– Ты не умрешь, – прохрипел Конор, – не болтай глупости.
– Мне страшно, Конор. Рядом даже нет священника, чтобы исповедаться. – Голос девочки с каждым словом становился все слабее. – А если я не исповедуюсь в грехах, то попаду в ад.
Конор не стал говорить сестре, что они с ней уже и так в аду.
– Никаких грехов ты не совершила, поэтому не попадешь в ад. Я тебе обещаю. Разве я когда-нибудь нарушал свое обещание, а?
– Нет.
– Вот видишь? Ты не умрешь, а если бы умирала, то ангелы, я уверен, ждали бы тебя у ворот рая.
– Ах, хорошо бы… – Сестра еще крепче сжала его руку. – Конор, обещай мне… – Она умолкла.
– Что обещать? – Он посмотрел в бледное лицо сестры – посмотрел, не желая верить в неизбежное. Он вдруг пожалел, что не рассказал ей о кораблях. Ему хотелось встряхнуть ее, хотелось крикнуть ей, чтобы она подумала о разрушителях домов, о сестрах и о Майкле. Возможно, это заставило бы ее ненавидеть так, как ненавидел он, и тогда она, как и он, жила бы ради мести.
Но Меган не походила на него. Она не могла ненавидеть, в ней этого просто не было.
– Пожалуйста, обещай, что меня не сожрут крысы, – прошептала сестра, отпуская его руку. – Или собаки. Найди кладбище и похорони меня в земле как подобает. Обещай.
Ему показалось, будто чьи-то руки сжали его горло.
– Я обещаю, – произнес он с усилием.
Той ночью Меган умерла, и Конор решил, что Бога он ненавидит так же, как британцев. Именно ненависть дала ему силы сдержать свое обещание.