Прошла неделя — неделя, наполненная непривычной суетой и приятным ожиданием. Дворец готовился к балу в честь помолвки Рании и герцога Андреаса. Как выяснилось, слухи о его легкомыслии оказались всего лишь злобными сплетнями отвергнутых им дам. Рания, убедившись в его искренности и уме, с радостью дала свое согласие.
Для Ангелины эти дни пролетели в особом ритме. Помимо ежедневных уроков у Альтанара, которые постепенно становились все глубже и сложнее, у нее появилось новое занятие — танцы. Сначала под руководством строгого учителя этикетов, а потом... иначе.
Она стояла в центре своей гостиной, повторяя па. И вдруг поймала себя на том, что интуитивно направляет потоки магии, чтобы удержать равновесие в сложном повороте, чтобы сделать шаг более плавным, а осанку — безупречной. Это было не грубое применение силы, а тончайшее вплетение магии в движение, как учил Альтанар — не командовать, а гармонично дополнять. Ко дню бала она двигалась с грацией, которая могла бы соперничать с грацией придворных дам, танцующих с пеленок.
И, наконец, настал день бала. Портнихи явились в ее покои с готовым платьем. И это было творение, достойное божественной наследницы.
Платье было сшито из тяжелого атласа цвета ночного неба — такого глубокого синего, что оно отливает почти черным. Тысячи микроскопических кристаллов, вышитых на юбке и лифе, мерцали, как самые настоящие звезды, складываясь в знакомые Ангелине созвездия — Орион, Лебедь, Кассиопея. Рукава-фонарики были сделаны из струящегося серебристого газа, сквозь который просвечивала ее кожа. А сзади от плеч ниспадал легкий, почти невесомый шлейф из той же ткани, что и рукава, создавая иллюзию крыльев или шлейфа из лунного света.
Когда она, уже одетая, вошла в бальный зал под руку с Ричардом, на мгновение воцарилась тишина, а затем по залу пронесся восхищенный шепот. Она видела, как глаза Рании, стоявшей рядом со своим суженым, сияют от восторга. Видела, как императрица одобрительно кивнула. И чувствовала, как рука Ричарда на ее талии сжимается чуть сильнее — в немом восхищении и гордости.
Первый танец открывали жених и невеста. А на второй танец Ричард, не говоря ни слова, пригласил ее.
Когда оркестр заиграл первые, плавные аккорды вальса, Ричард, не говоря ни слова, повернулся к Ангелине. Его взгляд, обычно такой острый и оценивающий, сейчас был приглушенным, почти мягким. Он не поклонился с официальной холодностью, а просто протянул ей руку — открытой ладонью вверх, в немом вопросе и приглашении.
И она, забыв о сотнях наблюдающих глаз, положила свою руку в его.
Первый шаг был нерешительным, пробным. Ее пальцы легонько сжали его плечо, его ладонь коснулась ее талии — сначала почтительно, едва ощутимо. Они были двумя островами, разделенными морем условностей и невысказанных обид.
Но с первым же вращением что-то изменилось. Музыка обвила их, словно невидимая нить, связывая воедино. Ричард повел ее, и его ведение было не повелительным, а уверенным и чутким. Он не тащил ее, а предлагал движение, и ее тело, обученное за неделю не только правилам, но и скрытой магии плавности, откликалось с поразительной точностью.
Они не смотрели по сторонам. Их взгляды были прикованы друг к другу. В его темных глазах она видела не принца и не дракона, а человека — уставшего, одинокого, который искал в ней опору. А он в ее сияющих, чуть влажных глазах видел не божественную наследницу и не строптивую пленницу, а женщину, которая наконец перестала от него отшатываться.
Они кружились, и зал с его золотом, шелками и любопытными лицами расплывался, превращаясь в цветное пятно на периферии зрения. Существовали только они двое, музыка и это странное, новое пространство, рожденное между ними. Ее платье, усыпанное звездами, мерцало, сливаясь с ритмом их движения. Его твердая рука на ее спине была уже не просто ориентиром, а точкой опоры, якорем в этом вращающемся мире.
Он сделал неожиданное, чуть более сложное па, проверяя ее, и она, не сбившись, последовала за ним, ее улыбка стала чуть шире, почти озорной. В ответ он, казалось, расслабился, его плечи потеряли привычную скованность. Они говорили без слов. Его ведущая рука спрашивала: «Доверяешь?» Ее легкое движение в ответ говорило: «Пока — да».
Это был не просто танец. Это было слияние. Слияние двух одиноких душ, нашедших, наконец, общий ритм. Вихрь маскировал их от всего мира, и в этом вихре они были просто мужчиной и женщиной, которые забыли о распрях и интригах и просто... парили.
Когда музыка смолкла, они замерли. Его рука все еще лежала на ее талии, ее пальцы все еще сжимали его плечо. Они стояли так, тяжело дыша, не в силах разорвать этот внезапно возникший между ними контакт. Аплодисменты зала донеслись до них как будто из другого измерения.
Ричард медленно, почти нехотя, опустил руку. Его глаза все еще держали ее в плену.
— Спасибо, — тихо произнес он, и в этом одном слове был целый мир смыслов — за доверие, за танец, за то, что она не оттолкнула его.
Ангелина лишь кивнула, чувствуя, как комок подкатывает к горлу. Никакие слова не были нужны. В этом танце они сказали друг другу больше, чем за все предыдущие недели. И оба знали — что-то сломалось. Что-то старое и колючее. И на его месте начало прорастать нечто новое, хрупкое и прекрасное, как первый танец двух душ, нашедших друг друга в вихре музыки и судьбы.