Наполеон и Жозефина

Наполеон хочет жениться на своей племяннице

Наполеон любил главенствовать на балах в Фонтенбло. Открывая бал, он выходил на середину зала, глядел на присутствующих с устрашающим видом и кратко, как если бы бросал войска на штурм, восклицал: "А теперь — веселитесь!"

В результате обстановка отнюдь не способствовала веселью. Через некоторое время, подчиняясь приказу Императора, несколько пар начинали прилежно танцевать, сжавшись от страха. Но никто не осмеливался возражать — девушки, пунцовые от испуга, дамы с застывшими улыбками, мужчины, старающиеся не обратить на себя внимание и глядящие на паркет, и музыканты, опасающиеся взять фальшивую ноту.

Полное молчание зала вызывало раздражение Наполеона:

— В чем дело?! Почему у всех такой печальный вид? Разве я не отдал приказ веселиться?

Однажды он поделился своим недоумением с Талейраном. Министр, улыбаясь, ответил:

— Вот именно… А достаточно, может быть, не приказывать…

И Наполеон, раздосадованный, ушел. Обстановка разрядилась, и праздник продолжился…

Ни о чем не ведая, Императрица пользовалась последними мгновениями счастья и беззаботности. А тем временем Наполеон готовился к разводу. После рождения маленького Леона он убедился, что Жозефина бесплодна, и решил сменить жену, чтобы иметь наследника. Но никак не решался отвергнуть креолку, которую любил и к которой несмотря на все ее измены питал глубокую нежность. А кроме того, его пугало осуждение всей Европы.

Единственное, что могло спасти его от обвинения в жестокости, — это если бы Жозефина ушла от него сама. После смерти маленького Наполеона, сына Гортензии, он намекнул Жозефине, что ему необходима жена, которая родила бы ему детей. И скромно добавил:

— Если что-то и произойдет, ты должна помочь мне. Я рассчитываю на твою дружбу. Ты ведь возьмешь на себя инициативу разрыва? Войдя в мое положение, ты наберешься смелости на уход, не так ли?!

Жозефина напряглась от волнения и ответила:

— Сир, вы — мой господин, и вы решаете мою участь. Как только вы мне прикажете покинуть Тюильри, я в то же мгновение подчинюсь. Но это самое простое… Я — ваша жена и коронована вами в присутствии папы. И вот это нельзя отбросить с легкостью по своей воле. Если вы разведетесь, вся Франция узнает, что вы меня изгнали, и от нее не укроется ни моя покорность, ни моя глубокая боль.

Император был взволнован ее ответом. Он не стал больше настаивать и говорить о разводе. Но его душевные мучения были так велики, что, как пишет мадам де Ремюза, "ему часто не удавалось сдержать слез, казалось, что его раздирают противоречивые чувства".

В октябре 1807 года Наполеон велел представить ему список европейских принцесс на выданье. Посмотрев его, он покачал головой: в списке были только две баварские принцессы, две австрийские, две испанские и одна португальская. Император, имевший тогда виды на Испанию и Португалию, подчеркнул имена двух последних и почувствовал, что его охватило возбуждение. Внезапно он разорвал лист и, скомкав, бросил его в корзину для бумаг.

— Я женюсь на сестре русского царя. Мы закрепим таким образом политический союз, заключенный в Тильзите. Эта женитьба поможет мне иметь наследника и победить Англию…

А в это время Жозефина, не подозревая о надвигавшейся опасности, продолжала развлекаться с герцогом Мекленбург-Шверинским.

Однажды к Императрице явился Фуше. Она немедленно приняла его, хотя он больше не принадлежал к числу ее друзей. На этот раз его улыбка была еще более желчной.

— Мадам, — сказал он, — наступило время позаботиться о судьбе династии. Дело связано с трудным испытанием для вашего сердца, но долг требует объявить сенату о вашем желании расстаться с Императором…

Жозефина побледнела.

— Это он вас послал?

— Нет, конечно. Но моя преданность династии обязывает меня говорить с вашим величеством так, как это делаю я.

Императрица встала:

— Я не намерена разговаривать с вами. Я буду объясняться с Императором.

Как только Фуше вышел, она послала за мадам Ремюза. Та была категорична:

— Надо срочно поговорить с Императором.

Жозефина находилась на грани обморока.

— У меня нет для этого сил, — простонала она.

— В таком случае, — заключила мадам де Ремюза, — я сама пойду к нему.

Несмотря на поздний час она отправилась к Императору. Оставшись одна, Императрица в слезах бросилась на кровать. Теперь она знала, что приговорена.

Было около часа ночи, когда мадам де Ремюза — в ночной сорочке — попросила Императора принять ее. Он собирался ложиться в постель, но его охватило любопытство. Он кое-как натянул на себя чулки, быстро влез в панталоны, не застегнув пуговицы на икрах, пытаясь сохранить перед молодой женщиной величественный вид…

— Что за срочное дело привело вас ко мне в такой час?

Мадам де Ремюза, со своей стороны силясь не потерять светский вид, рассказала ему о визите Фуше к Жозефине.

Наполеон позеленел:

— Этот идиот осмелился оскорбить мою жену?! Это немыслимо!

И, поддерживая панталоны, он побежал к Императрице. Увидев рыдающую Жозефину, он растрогался, заплакал сам, схватил ее на руки и стал так горячо целовать, что мадам де Ремюза, последовавшая было за ним, сочла за лучшее на цыпочках удалиться…

На следующий день министр полиции получил ужасный нагоняй за то, что вмешивается не в свои дела, а после этого, по выражению Эрнеста Лависса, у императорской четы наступил новый медовый месяц…

Попытаемся объяснить такой поступок Фуше. Создается впечатление, что целью в данных обстоятельствах было содействие разводу, чтобы ускорить новую женитьбу Наполеона, которая должна была укрепить позиции партии "цареубийц Нантис", к которой примкнул Фуше. И действительно, несмотря на вернувшуюся нежность Наполеона Жозефина не могла не понимать, что ее дни рядом с Императором сочтены.

Наполеон — и все историки единодушны в этом — обладал невероятной работоспособностью. Это качество позволяло ему одновременно заниматься подготовкой мирного договора, изучать этикет Вестфальского двора, вникать в финансовую политику Франции, думать о необходимом количестве пуговиц на гусарских мундирах, принимать участие в разработке устава гильдии актеров Франции и организации пожарной службы, не забывая при этом о собственной личной жизни…

В то время как Наполеон возобновил ночные отношения с Жозефиной, он не прервал нежной связи с Марией Валевской, обхаживал мадам де Б., получал интимные радости с Гаццани и походя, на краешке дивана, успевал задирать юбки молодым девицам из придворных, грудь которых показалась ему соблазнительной.

В конце октября подобной тайной чести удостоилась молодая женщина из свиты Императрицы по имени Фелисите Лерой. За обязанность охранять дверь Императрицы и открывать свою Наполеону она получала в месяц сто восемьдесят тысяч франков. Эта сумма может показаться весьма скромной, если принять во внимание, что Император проводил у нее каждое утро, все время после полудня и несколько часов после полуночи…

Неправдоподобное сладострастие Императора не мешало ему продолжать поиски новой супруги. В начале ноября он вспомнил, что у восхитительной принцессы Августы, жены Евгения де Богарнэ, есть сестра Шарлотта. Если она так же красива, как и ее старшая сестра, думал Наполеон, он сочтет за удовольствие каждую ночь укладывать ее к себе в постель.

— Пригласите в Милан к вице-королю Евгению короля и королеву Баварии и принцессу Шарлотту, — приказал он секретарям. — Я выезжаю туда немедленно…

На следующий день он выехал в Италию — один, разумно полагая, что в таком деле Жозефина ему не поможет.

Путешествие было чрезвычайно тяжелым. Послушаем Рустана.

"Мы подъехали к подножию горы Сенис. Погода была ужасной. Император хотел подняться на гору в карете, но за четверть часа до нашего прибытия на плато поднялся ураган, и снежные хлопья слепили лошадей. Они отказывались идти, и нам пришлось остановить их. Потеряв терпение от бездействия, Наполеон вышел из кареты вместе с маршалом Дюроком, а экипажи свиты остались сзади. Втроем мы пошли по дороге, намереваясь добраться до горной хижины, находящейся довольно далеко, но метель усилилась, и Император стал задыхаться. Маршал, оказавшийся более выносливым, пошел впереди, с трудом борясь с ветром. Я стал помогать Императору кое-как продвигаться дальше. Наконец, совсем обессиленные, мы добрались до хижины. В ней жил крестьянин, продававший путникам спиртное. Наполеон вошел в дом и сел возле камина, в котором тлел огонь. Его Величество сказал:

— Ну что ж, Дюрок, надо признать, что бедняга Рустан очень силен и отважен. — И спросил, повернувшись ко мне: — Ну, что будем делать, старый дружище?

— Пойдем дальше, — ответил я. — Недалеко отсюда есть монастырь.

Я стал искать, из чего бы соорудить подобие портшеза, на котором мы смогли бы нести Императора. В углу я нашел деревянную лестницу. Взяв охапку хвороста, соорудил настил, привязал его к лестнице толстыми веревками, а сверху положил свой плащ".

В этом "экипаже судьбы" Наполеон добрался до монастыря.

По прибытии в Милан Наполеона ждало разочарование: принцесса Шарлотта оказалась безобразной. Он ничего не стал объяснять, а только заявил, что, по некоторым соображениям, может показаться странным, если он станет свояком собственному пасынку, и что лучше отказаться от такого варианта брака.

Тепло встреченный правительством герцогства Баварского, Наполеон отправился на встречу со своим братом Люсьеном, намереваясь сказать ему несколько слов по поводу его новой женитьбы на мадам Жобертон, которая развелась со своим супругом, агентом по сомнительным сделкам. Император сразу же напал на брата:

— Я приказываю тебе развестись!

— Нет!

— Почему?

— Потому что я люблю свою жену!

Тогда Император развернул на столе карту Европы:

— Взгляни на эту карту, Люсьен! Если ты будешь со мной, — ты получишь свою долю и не пожалеешь. Я тебе обещаю… Трон Португалии свободен. Ты займешь его. Все, что ты захочешь, я дам тебе, если ты разведешься раньше меня…

Люсьен продолжал отрицательно качать головой. Наполеон впал в ярость и стал угрожать:

— Я победил всю Европу, не отступлю и перед тобой. Благодаря моей доброте ты можешь спокойно жить в Риме. Но я могу приказать тебе оставить Италию и покинуть Европу!

— А если я не подчинюсь?

— Я прикажу арестовать тебя!

— Говори со мной по-человечески, я не желаю вести беседу в таком тоне!

Император выскочил из комнаты, хлопнув дверью.

Этот диалог был рассказан самим Люсьеном.

В коридоре Наполеон увидел свою племянницу, старшую дочь Люсьена Шарлотту, которую родители называли Лоллот — прехорошенькую пятнадцатилетнюю девушку.

Подумав внезапно, что такую красавицу не стоит отпускать из семьи, он сразу же ухватился за нелепую мысль жениться на ней. Серьезный писатель Фредерик Массон пишет об этой идее с обычным для него спокойствием:

"Эта Лоллот, которую он не видел пять лет, с тех пор как водил ее за ручку по консульским салонам, стала теперь достаточно взрослой и готовой к замужеству. Она была дочерью Люсьена от первого брака с Катрин Буайе, которую Наполеон любил как сестру, хотя она была дочерью владельца бедной таверны и к моменту появления в семье Бонапартов не могла даже написать свое имя. С тех пор как Лоллот уехала из Франции с отцом и мачехой, она стала источником их бесконечных ссор; но ей еще не исполнилось и пятнадцати лет, и воспоминания раннего детства пока не тревожили ее".

Подходя к необычным намерениям Наполеона, этот достойный историк, всегда готовый объяснить слабости великого человека, не моргнув глазом добавляет:

"С позиций брата примирение с Люсьеном кажется Наполеону делом первого порядка, и он мечтает о том, чтобы ввести собственное потомство в свою династию, создав ее только из своей породы"…

К счастью, этот чересчур дерзкий план не был выполнен, и Наполеон, которого уже обвиняли в интимной связи с родными сестрами, не создал собственной династии, начав ее с ребенка от своей племянницы.