Я верчу головой и рассматриваю большое полотно перед собой. Слишком ярко. Взяв палитру, я смешиваю кистью больше черного с бледно-серым, а затем начинаю добавлять более резкие тени.
Четыре работы готовы и ждут отправки в галерею. Десять, если сложить с шестью, которые я отправила до того, как моя жизнь приняла такой крутой оборот. Мне нужно закончить еще пять к концу следующей недели, чтобы уложиться в срок для выставки. Однако им придется подождать, потому что я решила поработать над следующим большим парнем. Обычно я сначала заканчиваю все стандартные работы, а над главными произведениями работаю в последнюю очередь. Но не в этот раз. Похоже, Роману удалось запудрить не только мою голову, но и мой творческий процесс.
Последние две недели мы виделись редко — обычно только по утрам, перед тем как он спускался в свой офис, чтобы заняться делами мафиозных криминальных авторитетов, и по вечерам, когда он возвращался к ужину. Я обязательно заглядываю в его кабинет по крайней мере дважды в день, всегда в самое неудобное время. Часто вместе с ним там находился кто-то еще. По дороге туда и обратно я брожу по дому, и занимаюсь идиотскими вещами, переставляю комнатные растения и картины. В остальном, большую часть времени я провожу в апартаментах, что оставляет мне много времени для рисования.
Вчера Максим зашел ко мне, чтобы провести краткий курс для новичков по установке жучков. Я ожидала, что это будет связано с проводами, с отверткой, откручиванием вентиляционных отверстий и размещением внутри маленьких микрофонов. Вместо этого он дал мне несколько черных пластиковых штуковин, похожих на зарядные устройства для телефонов, только без проводов. Все, что мне нужно было сделать, это пробраться в комнату и воткнуть их в розетку, которая не на виду. Страшно. Как только он ушел, я дважды обошла весь номер, проверяя каждую розетку.
Сегодня я все еще борюсь с постоянным желанием заглянуть в каждую розетку, мимо которой прохожу.
Опустив щетку, я делаю несколько шагов назад и смотрю на своего большого мальчика с огромной ухмылкой на лице. Да, прекрасно. Осторожно я поворачиваю картину так, чтобы она была обращена к стене, а не к двери, на случай если Роман войдет. Он никогда не заходит в мою комнату, но лишняя осторожность не помешает. Я не хочу, чтобы он увидел большого парня перед выставкой, поэтому и решила работать над картиной в своей комнате, а не возле огромной книжной полки, где я работаю над другими своими работами.
Я сверяюсь с часами на тумбочке, затем смотрю на свое отражение в зеркале. Я покрыта черно-красной краской до локтей, и несколькими серо-красными пятен по всей рубашке. А также на лице. Моя посылка скоро будет здесь, мне, наверное, стоит переодеться и вымыть лицо и руки, прежде чем спускаться вниз и дождаться
Я разговариваю по телефону с Михаилом, который дает мне отчет по последней поставке, когда раздается стук в дверь и в кабинет входит Дмитрий.
— Я вам перезвоню, — говорю я Михаилу и прерываю разговор.
— Прибыло кое-что для Нины Петровой, — говорит Дмитрий и пристально смотрит на меня.
— И что? Скажи кому-нибудь из людей, чтобы отнесли их в восточное крыло.
— Что нам делать с лампами?
— Какими лампами? — спрашиваю я, а потом вспоминаю.
Черт. Я ставлю локти на стол и прижимаю ладони к глазам.
— Большие? Золотистые с черным?
— Да.
— Сколько?
— Четырнадцать, — отвечает он.
— Четырнадцать ламп. . . — Я вздохнул. — Отнеси их пока в библиотеку.
— Хорошо. А животное? — спрашивает он, и я поднимаю голову.
— Какое... животное?
— Маленькое. Черное. Оно в переноске, поэтому я не уверен, что это такое. Похоже на собаку, но звучит странно.
Я беру телефон и звоню Нине.
— Ты серьезно заказала животное по интернету?
— Что прости?
— Дмитрий говорит, что доставили собаку с твоими декоративными вещами.
— Ой, это Брандо. Я сейчас спущусь.
Я смотрю на телефон в своей руке.
Брандо.
Я собираюсь убить ее.
* * *
У входной двери я останавливаюсь на своей инвалидной коляске наверху лестницы и рассматриваю кучу коробок разных размеров, занимающих половину подъездной дорожки. Сбоку в ряд выстроились четырнадцать прозрачных прямоугольных коробок, каждая из которых обвязана широкой золотой лентой. В каждой из них стоит одна и та же лампа - самая уродливая вещь, которую я когда-либо видел.
Нина выбегает из дома, спускается по ступенькам и останавливается у собачьей переноски, поставленной на одну из коробок. Она открывает переноску, достает тощего пса размером с маленькую кошку и начинает ворковать с ним.
— Что это? — спрашивает Дмитрий.
— Чихуахуа.
Мы смотрим, как Нина роется в нескольких коробках, держа собаку в левой руке. Она достает из одной из коробок поводок, пристегивает его к ошейнику и сажает собаку. Она начинает бегать вокруг ее ног, издавая странный лай, похожий на хомячий.
— Сообщи Варя о собаке. Она будет очень... рада. Пошлите кого-нибудь купить собачий корм, — говорю я и поворачиваюсь, чтобы вернуться в свой кабинет.
Я целый час гуляю с Брандо по дому и саду, чтобы он смог привыкнуть. Он немного нервничает из-за новых людей, но в конце концов устраивается на своей кровати в углу моей комнаты и засыпает.
Проходя мимо кухни, я беру яблоко из миски и направляюсь к своему рабочему месту у библиотеки. Еще осталось несколько часов естественного света, и я планирую использовать их для работы над оставшимися пятью работами для моей выставки. Наверное, мне стоит позвонить своему менеджеру и сказать, чтобы он прислал курьера за готовыми картинами. Марк любит, чтобы их было как можно больше за несколько дней до мероприятия, чтобы он мог организовать фотографа и печать каталога.
Я достаю телефон из заднего кармана джинсов и звоню Марку, пока переставляю готовые работы вдоль большого окна.
Когда он отвечает, я щебечу в трубку:
— Привет, любимый.
— Я знаю этот тон, — простонал он. — Ты опять отстаешь от графика.
— Конечно, нет. Я бы никогда так с тобой не поступила.
— Черт возьми, Нина. Насколько ты отстаешь?
— На несколько дней. Но большой парень готов. У меня осталось пять. Можешь послать кого-нибудь за остальными? Я пришлю тебе адрес.
— Ты переехала?
— Да. Долгая история.
— Ты успеешь закончить вовремя?
— Я буду стараться изо всех сил, детка.
Раздается ворчание и вздох.
— Пришли мне фото большого парня.
— Я не пришлю тебе фото, тебе придется подождать и посмотреть самому, Марк. Пока. — Я кладу телефон обратно в карман и тянусь к одному из пустых холстов.
— Кто, блядь, такой Марк?
Я вскакиваю и поворачиваюсь, чтобы увидеть Романа.
— Почему ты называешь его деткой? — требует он. — И что за фото ты хочешь ему послать?
Я подмигиваю ему и откусываю яблоко.
— Моему сутенеру. Все мы, девочки, зовем его «детка». А я посылаю фото своих сисек.
Он сужает на меня глаза, но ничего не говорит.
— О, ради Бога, Роман. Марк — мой менеджер и владелец галереи, где у меня будет выставка. Он хотел фотографии картин.
— Почему ты называешь его деткой?
— Все называют его деткой. Включая его мужа.
Поза Романа заметно расслабляется, а глаза теряют свой убийственный блеск. Он ревнует?
— Могу я посмотреть картины? — спрашивает он.
Итак, похоже, мы будем просто игнорировать его странное поведение. Мне это подходит, потому что я не хочу зацикливаться на том, что мне нравится мысль о том, что он ревнует.
— Да, — отвечаю я. — Только не трогай, некоторые еще не высохли.
Роман подходит к холстам и рассматривает каждый из них в течение нескольких мгновений, пока не останавливается перед самым новым.
— Это... Игорь? — Он указывает кончиком костыля на картину.
— Да.
— Почему у него громкоговоритель вместо головы? И это... дохлая курица у него под мышкой?
— Ты очень проницателен, пахан.
Он смотрит на меня через плечо и ухмыляется.
— А где моя картина? Ты обещала мне свой автопортрет.
— Голой. Я помню. Придется подождать; мне нужно закончить оставшиеся выставочные работы. Или я могу сделать свой автопортрет одной из них, уверена, критикам понравится. — Я пожимаю плечами. — Возможно, нам придется добавить пометку «восемнадцать плюс» на...
— Нет.
— Тогда тебе придется подождать.
— Я подожду. — Он поворачивается и оглядывает меня. — Ты проголодалась?
Его смена темы застала меня врасплох.
— Немного.
— Давай сходим куда-нибудь пообедать.
Я повел Нину в шикарный ресторан в центре города, и мы проводим там почти два часа. Она рассказывает о том, что запланировала для выставки, а я позволяю ей говорить, наблюдая за ней — за ее улыбающимися глазами, за тем, как она размахивает руками перед лицом, когда взволнована, или как она наклоняется вперед и шепчет тихим голосом, когда сплетничает о своих коллегах, которые работают в одной галерее. Она должна знать, что ее никто не слышит, зал заполнен только наполовину, и ни один из столиков рядом с нами не занят. Тем не менее, она прикрывает рот крошечной ладошкой, болтая, как подсматривала за одной из других художниц, когда та лапала парня из финансового отдела.
В моей жизни было много женщин, но когда передо мной Нина, все они меркнут по сравнению с ней. Мы даже не поцеловались как следует, кроме как для шоу, но я не помню, чтобы меня так тянуло к кому-то. Она словно околдовала меня.
— Что за дело с собакой?
— Я одолжила его у дяди. — Она усмехается и делает глоток вина.
— Ты одолжила собаку? — Я уставился на нее.
— Технически, я предложила присмотреть за ним в течение нескольких недель. Этого времени должно быть достаточно, чтобы он сделал свою часть работы.
— И что это за работа?
— Ну, ты же знаешь, что собаки всегда бегают по дому, забираются в комнаты и прячутся там. Брандо любит это, так что, думаю, в последующие дни я буду довольно часто гонять его по дому. Кто знает, где он окажется? — Она улыбается мне. — Может быть, даже в какой-то момент в комнате Леонида.
Я смеюсь и качаю головой над ее идеей.
— Ты опасная женщина, malysh.
— Что это значит?
— Malysh? Это ласкательное слово. Это значит маленькая.
Она наклоняет голову в сторону, и уголки ее губ изгибаются вверх в небольшой ухмылке.
— Ну, как я уже говорила, большинство людей маленькие по сравнению с тобой, Роман.
Приходит официант, чтобы наполнить наши напитки. Когда Нина берет свой бокал, я замечаю, что ее обручальное кольцо довольно свободно, протягиваю руку, беру ее руку в свою и осматриваю кольцо.
— Надо бы поменять размер.
— Не волнуйся. Обручальное кольцо на месте. Кстати, оно прочное. На днях я пролила немного краски на руку и мне пришлось оттирать его, но оно даже не поцарапалось.
— Поцарапать бриллиант довольно сложно.
Нина смотрит на меня, моргает, потом опускает взгляд на кольцо, как будто оно собирается ее укусить.
— Оно настоящее?
— Конечно, настоящее.
— Черт! — Она сжимает руку и недоверчиво смотрит на двухкаратный бриллиант огранки «принцесса». Ее рот открывается и закрывается без слов. Затем она прикрывает кольцо другой рукой и наклоняется ко мне. — Могу я поменять его на другое, со стеклом?
— Нет.
— Пожалуйста?
— Ты не будешь носить кольцо со стеклом. И точка.
Она сморщила нос и пробормотала что-то похожее на «сыграть адвоката дьявола», но я, наверное, ослышался, потому что это не имеет никакого смысла.
— Пойдем домой, — говорю я и неохотно отпускаю ее руку. — Мы можем посмотреть кино.
— Разве тебе не нужно работать?
— На сегодня я закончил. А ты?
— Мой сутенер меня убьет. Я уже отстаю, но кино звучит неплохо.
После того как мы вернулись, я быстро принимаю душ, переодеваюсь в леггинсы и футболку большого размера и отправляюсь на кухню готовить попкорн. Роман, видимо, любит апельсиновый сок, он пьет его литрами, поэтому я выжимаю для него несколько апельсинов и несу их в гостиную.
Он уже там, сидит, облокотившись руками на спинку дивана, правая нога вытянута перед собой на столе.
— Ты странно выглядишь в повседневной одежде. — Я ставлю миску и сок на стол и киваю в сторону его спортивных штанов и футболки.
— Да? И как же?
— Не знаю. Менее по-пахански, наверное. — Я пожимаю плечами и опускаюсь на диван рядом с ним: — Что мы будем смотреть?
— Мне все равно. Подвинься.
Я отодвигаюсь в угол, а Роман ложится на диван, кладет голову мне на колени и закрывает глаза.
— У тебя болит нога?
— Да, — говорит он, но в его ответе чувствуется небольшая задержка.
— Ты меня обманываешь?
— Нет. — Он качает головой. Его глаза все еще закрыты, но уголки рта слегка приподнимаются.
— О да, обманываешь. —Я слегка наклоняюсь. — Ты просто хочешь, чтобы я тебя погладила.
Он открывает глаза и тянется вверх, чтобы заправить одну из прядей, выбившихся из моего хвоста, за ухо.
— Да, — говорит он и снова закрывает глаза.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь сдержать учащенное сердцебиение, а затем зарываюсь пальцами в его волосы. Мы так и лежим — он на моих коленях, а я глажу его — перед выключенным телевизором, пока тишину не нарушает звонок телефона где-то в комнате Романа.
— Черт, — простонал Роман и сел.
— Я принесу. — Я встаю и спешу в его комнату.
Когда я возвращаюсь, Роман смотрит на меня со странной пристальностью, но я отмахиваюсь от него, считая это одним из многих странных взглядов, которые он бросает на меня в последнее время, и подаю ему телефон. Он тянется за ним, но вместо того, чтобы взять его, притягивает меня к себе. Телефон все еще звонит, но он не отпускает меня, притягивая между своих ног. Другой рукой, большим палец ласкает мою щеку.
— Роман? — спрашиваю я тоненьким голосом, — Что ты делаешь?
— Отвечаю на звонок.
— Он перестал звонить.
— Я знаю. — Его рука скользит по моему предплечью и выхватывает телефон из моих пальцев.
— Роман?
— Да, malysh? — Он отбрасывает телефон в сторону, и тот скользит по полированному полу до самой книжной полки.
Мое дыхание учащается, когда я обвиваю его шею, а затем наклоняюсь к нему так, что наши губы оказываются в миллиметрах друг от друга. Он не отводит взгляд от моих глаз, и то, как он смотрит на меня, делает что-то странное со мной.
— Ты хочешь поцеловать меня, Роман? — шепчу я ему в губы.
— Возможно, — говорит он.
— Вокруг нет никого, кто мог бы нас увидеть.
— Именно, — шепчет он и прикасается своими губами к моим.
Сначала он делает это медленно, словно пробуя меня на вкус, но потом его руки смыкаются вокруг моей спины, и он откидывается на подушки, увлекая меня за собой. То, как этот мужчина целуется, должно быть признано опасным для психического здоровья и запрещено. Такое ощущение, что ураган сметает меня с ног, расшатывая и тело, и разум. Я тянусь рукой вниз, захватываю в кулак его футболку и начинаю задирать ее вверх. Роман разрывает поцелуй и снимает свою футболку в то же время, когда я роняю свою на пол. Пока он снимает свое трико, я расстегиваю лифчик, избавляюсь от леггинсов и трусов, а затем забираюсь к нему на колени. Он кладет руку на мою шею, и он снова прижимается своим ртом к моему.
Я не могу перестать трогать его, его грудь, его лицо, его член, который уже полностью эрегирован. Роман скользит рукой между нашими телами, и я чувствую, как его пальцы начинают дразнить мой клитор.
— Такая мокрая, — шепчет он мне на ухо и вводит в меня один палец.
Я почти кончаю на его руку, и, возможно, так бы и случилось, если бы он не убрал палец, заставив меня зарычать от разочарования. Но дело не в его пальце. Дело в нем. Роман Петров, человек, который станет моей погибелью. Назовите это предчувствием или инстинктом — неважно. Я знаю, что он уничтожит меня, потому что один взгляд Романа заводит меня сильнее, чем любой другой мужчина до него.
— Если ты сейчас же не войдешь в меня, — я хватаю его за волосы и сжимаю, — я убью тебя, Роман.
Его руки медленно спускаются по моей груди и грудной клетке, пока он не доходит до моей талии. Подняв меня, он располагает меня над своим членом, эти дьявольские глаза не отрываются от моих ни на секунду.
— Твое желание для меня закон, Нина, — говорит он и входит в меня.
Я стону и одновременно слышу его стон. Он слишком большой, но, боже мой, это так приятно. Я впиваюсь ногтями в его плечи и бьюсь в судорогах вокруг него, пока он входит в меня. Это безумие, и я кричу, не заботясь о том, слышит ли нас кто-нибудь. Роман выкрикивает мое имя и, мгновение спустя, кончает в меня.
Идеально.
Роман вырисовывает узоры пальцами на моей шеи и до самой задницы, затем возвращается вверх. Я лежу, раскинувшись на его груди, уже по крайней мере пять минут, но не могу заставить себя двигаться.
— Нина? Все в порядке?
— Да, — вздыхаю я. — Но я не двигаюсь. Мне здесь нравится.
— Мне тоже нравится, что ты здесь, malysh.
* * *
Я просыпаюсь от звука быстрого постукивания где-то над моей головой. Немного потянувшись, открываю глаза и понимаю, что лежу на диване, под головой у меня подушка, а одеялом укрыта с шеи до ног. Свет выключен, по телевизору идут новости, но звук выключен. Постукивание прекращается, и в следующее мгновение я чувствую, как пальцы перебирают мои волосы. Я наклоняю голову и вижу Романа, сидящего на краю дивана рядом с моей головой. Его волосы мокрые, а на коленях у него ноутбук.
— Ты заснула на мне раньше, — говорит он.
— Который час?
— Половина седьмого. Я сказал Варе, что мы поужинаем здесь, когда ты проснешься.
— Звучит неплохо. — Я встаю, сжимая одеяло вокруг себя. — Я собираюсь быстро принять душ.
— Хорошо. Я сообщу, чтобы прислали ужин, — говорит он и возвращается к набору текста.
Я поворачиваюсь и направляюсь к своей спальне, чувствуя себя немного неловко от всей этой ситуации. Мы занимались сексом. И что теперь между нами? Это уже не просто деловая договоренность, так ведь? Должны ли мы игнорировать, что у нас был секс, и притвориться, что этого не было? Я не уверена, что смогу это сделать, потому что, если честно, не хочу. Нам придется поговорить об этом. Может быть, я и поклонник подхода «спрятать проблемы под ковер», но не думаю, что в этот раз хватит ковра.
После душа я возвращаюсь в гостиную, намереваясь обсудить новую ситуацию с Романом, но застаю его в инвалидном кресле, полностью одетым и надевающим наручные часы.
— Что происходит?
— Кое-что случилось. Не жди меня, — говорит он, и, прежде чем я успеваю возразить, он уходит.
Я смотрю на дверь, затем иду в другой конец комнаты, к окну, которое выходит на подъездную дорогу. Перед ним припаркованы три машины, возле которых стоят четверо охранников. Через пару минут из дома выходят Роман, Максим и Костя, садятся в машины, за ними еще несколько охранников. Затем машины уезжают.
Через некоторое время Валентина приносит ужин, но я оставляю его на обеденном столе, надеясь, что Роман скоро вернется. Он не приходит, поэтому около десяти я съедаю несколько кусков холодной рыбы на гриле и немного салата. Остатки еды я убираю в холодильник и смотрю телевизор. Каждые пятнадцать минут я встаю и выглядываю в окно, чтобы посмотреть, не вернулись ли машины. Около полуночи я засыпаю.
* * *
Меня разбудил звук хлопающих дверей автомобиля и крики. Я вскакиваю с кровати и бросаюсь через номер к большому окну. Две машины вернулись. Большинство дверей открыты, и последние несколько человек заходят внутрь. Двое из них поддерживают третьего, практически таща его вверх по лестнице.
Черт. Я бегу обратно в свою комнату, натягиваю толстовку и треники поверх пижамы и бросаюсь к большой лестнице.
В коридоре никого нет. Я оборачиваюсь и замечаю кровь, разбрызганную по белому мраморному полу, создающую дорожку в правом коридоре, в направлении кухни. Я следую за красными пятнами по коридору и обнаруживаю, что двери кухни широко распахнуты. Изнутри доносятся срочные голоса и суматоха.
У меня кровь стынет в жилах при виде Вари, сгорбившейся над Костей. Он лежит на спине на большом острове посреди кухни, а Максим держит у него в руках окровавленную тряпку. Прибегает один из охранников и ставит коробку с медицинскими препаратами рядом с головой Кости, затем меняется местами с Максимом, который идет к раковине и с бешеной скоростью моет руки.
Они все кричат по-русски, я ничего не понимаю, но зрелище говорит само за себя. Что-то пошло не так. И где, черт возьми, Роман?
На кухню врываются еще двое охранников с невысоким костлявым мужчиной, несущим докторскую сумку. Доктор направляется к раковине и, как и Максим, начинает мыть руки. Они надевают стерильные перчатки и подходят к Косте, который бледен, но находится все еще в сознании и стонет. Врач заглядывает под тряпку и готовит иголку с ниткой, а Максим очищает порез.
Сзади меня раздаются шаги, и в кухню заходит последний из охранников, а за ним Роман на кресле. Вздох облегчения вырывается из моих легких, когда я вижу, что он цел и невредим, и я бросаюсь к нему.
— Господи, Роман! — шепчу я, хватаюсь обеими руками за его лицо и целую его. Это злой поцелуй, но он все равно приятный. — Что случилось?
— Возникли небольшие разногласия с нашим поставщиком, и все вышло из-под контроля.
— Костя?
— Ножевой порез на боку. Жить будет.
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть назад на остров, где доктор, похоже, заканчивает зашивать бок Кости. Максим ставит ему в руку иглу для капельницы, а Варя держит пакет с жидкостью.
— Может, мне чем-то помочь? — спрашиваю я.
— Нет, пойдем наверх. У Вари и Максима все под контролем, а доктор останется на ночь.
* * *
— Это всегда так? Когда сделки идут не так, людей режут или стреляют? — спрашиваю я, когда мы входим в номер. Меня все еще трясет. — Или взрывают машины?
— Не всегда. Но такое случается.
У меня пересохло в горле. Как он может быть таким спокойным? Я беру стакан и наливаю холодную воду из холодильника.
— Это ужасно, Роман. — Я качаю головой и глотаю воду, желая, чтобы это было что-то покрепче. — Твой мир — полный пиздец.
— Нина, я ничего не могу с этим поделать, — говорит он.
Пожалуй, это единственный способ взглянуть на вещи. Я должна вернуться в постель, но слишком взволнована, поэтому иду через гостиную и встаю у окна, выходящего на подъездную дорожку. Машин нет. Один охранник стоит сбоку перед главной дверью, на поясе у него пистолет. Другой патрулирует территорию в направлении главных ворот, у этого за спиной автомат. Похоже, в мире Романа все вернулось на круги своя.
Я слышу, как Роман приближается, когда он встает позади меня. Его костыли входят в поле моего зрения по обе стороны, а он нависает надо мной и кладет свой подбородок мне на макушку. Я никогда не чувствовала себя такой маленькой по сравнению с ним, как сейчас, когда его огромное тело прижалось к моей спине, но паники нет. Наверное, весь адреналин излечил меня от нее.
— Роман, на какой стадии мы сейчас находимся?
— Что ты имеешь в виду?
— У нас был секс, — говорю я, наблюдая за мужчиной, патрулирующим территорию. — Мы это планировали, ты знаешь. Что мы будем делать дальше?
— Я не знаю, malysh. Что бы ты хотела?
— Я не уверена.
Мы оба молчим, глядя на ночь, темноту которой нарушают многочисленные фонари, расставленные по лужайке.
— Уже поздно, — говорит Роман и целует меня в плечо. — Пойдем в постель.
— В какую?
— Ну, я буду в своей. — Он целует меня в шею. — А ты можешь выбрать. Твоя кровать или моя.
Он оставляет меня стоять у окна и обдумывать его последние слова. Я знаю, что мне следует сделать — пойти в свою комнату и забыть о том, что произошло на диване. Это было бы самое мудрое решение. На самом деле, это единственный выбор.
Но, видимо, «мудрость» мне не светит. Я разворачиваюсь и иду в комнату Романа.
Я смотрю на спящую Нину, уютно устроившуюся под одеялом, на ее спутанные волосы, разметавшиеся по моей подушке. Видя ее, в моей постели, вызывает странное теплое чувство в моей груди.
— Уоррен пришел, — говорю я, и легким поцелуем целую ее плечо. — Я буду в спортзале.
— Развлекайся, — бормочет она в подушку и продолжает спать.
Улыбаясь, я сажусь в свое инвалидное кресло и выхожу из комнаты. Ей нужно поспать; мы можем продолжить то, на чем остановились, позже.
Когда я заканчиваю сеанс терапии, Нина еще спит, поэтому я принимаю душ и спускаюсь в свой кабинет. Максим уже ждет меня, и, судя по его лицу, ему нечего сказать приятного.
— Роман, тебе нужно пригласить албанцев. Чем скорее, тем лучше.
— Не получится. —Я сажусь за свой стол, включаю ноутбук и начинаю рыться в бумагах на столе.
— Думаю, тебе стоит передумать.
— Я не в настроении развлекать албанцев.
— Ты знаешь, что они нужны нам как партнеры. Ты не встречался с ними месяцами. — Он садится в кресло напротив меня и подается вперед. — Они должны быть уверены, что все в порядке.
— Они получают больше денег, чем в предыдущие годы, поэтому я не понимаю, почему они должны быть обеспокоены.
— Если они не почувствуют, что мы вкладываемся как партнеры, они могут обратиться к кому-то другому, Роман. В последний раз, когда я его видел, Тануш упомянул, что обратился к итальянцам. Он сказал это в шутку, но он думает об этом
— Отлично. Как раз то, что мне нужно. — Я бросаю ручку на бумаги.
Максим откидывается назад и скрещивает руки.
— Итак, кого мы приглашаем?
— Тануша и его жену. Думаю, он встанет в позу. И Душку с женой. Вот и все.
— А как же Хаждини? — спрашивает он.
— Нет. В последнее время они с Душку не в ладах. Мне не нужно кровопролитие.
— Хорошо. Когда?
— У Нины выставка в следующие выходные, так что придется в эту субботу.
— Я дам Танушу знать. — Максим улыбается. — Варя будет в восторге, она только что поменяла ковры.
— Я скажу ей, что это была твоя идея. Особенно если это закончится кровопролитием. Тануш все равно может быть немного враждебно настроен, так что убедись, что мужчины в курсе.
Максим приподнял бровь.
— Почему? Вы двое всегда были в хороших отношениях.
— Мы были в хороших отношениях, пока я не сказал, что не намерен жениться на его дочери, когда он предложил ее несколько месяцев назад.
Максим опускает голову и смотрит на меня поверх оправы очков.
— И ты говоришь мне об этом только сейчас?
Если бы кто-то другой сомневался в моих решениях, ничем хорошим это бы не закончилось. Однако Максим — единственный человек, кроме Вари, которому я безоговорочно доверяю. Он был для меня как отец. — Тогда я не придавал этому значения.
— Он спрашивал о Нине.
Я смотрю на него.
— И что он хотел узнать?
— Он спросил, так ли она красива, как об этом ходят слухи.
Вот же гадина.
— И что ты ему ответил?
— Я сказал ему, пусть сам решит, когда увидит ее.
— Хорошо. Как Костя?
— Потерял немного крови, но ничего серьезного. Через несколько дней будет на ногах.
— Не трогайте его по крайней мере неделю. Иван может взять на себя его обязанности до тех пор. Проследите, чтобы док приходил осматривать его раз в день до понедельника.
— Что-нибудь еще?
— Нет. Иди домой. Отдыхай. Ты всю ночь за Костей присматривал. Я попрошу Варю тебя подменить.
Когда Максим уходит, я звоню Нине.
— Ты не спишь?
— Уже проснулась. — Она зевает.
— Одевайся и встретимся внизу через час. Нам нужно пройтись по магазинам.
— Да?
— В субботу ко мне на ужин придут деловые партнеры. Тебе нужно купить платье.
— Мне точно не нужно другое платье. На прошлой неделе я купила столько одежды, что хватит на две жизни. Вова еле смог все затащить в машину, да и в шкафу у меня места нет. В нем как минимум десять платьев, которые я даже не надевала.
— Ты говорила, что ты импульсивный покупатель.
— Это не равно «шопоголик», Роман.
— Мы все равно купим платье.
— Тебе нравится выбрасывать деньги на ветер? Это какое-то принуждение? Ты можешь сказать мне. — Она хихикает.
Нет, я не думаю, что могу сказать ей, как мне нравится покупать для нее вещи.
— Не заставляй меня ждать.
— Эй, мне нужно выгулять Брандо. Он писает на пол.
— Попроси Ольгу выгулять зверюшку.
— Я скажу Брандо, что ты сделал ему комплимент.
— Можешь также сказать ему, что, если я снова поймаю его за жеванием зарядного устройства для моего ноутбука, я сделаю тебе тапочки из его шкуры.
— Боже мой! — Она разразилась смехом. — Большой плохой пахан — пошутил. Ты хорошо себя чувствуешь?
Я ухмыляюсь. — Один час, Нина.
Прервав связь, я погружаюсь в отчеты, которые прислал Михаил, а также в планы поставок на следующую неделю. Мысли о некой черноволосой женщине мешают мне сосредоточиться.
* * *
— Как насчет этого?
Нина выходит из раздевалки в маленьком черном платье. У него высокий вырез с подолом, который едва прикрывает ее попу. Фасон довольно простой, но то, как оно облегает ее тело и обнимает бедра, подчеркивая ее крошечную талию, не может не радовать. В сочетании с туфлями на высоком каблуке и волосами, собранными на макушке, результат просто потрясающий, и мне трудно оторвать взгляд от ее ног и маленькой упругой попки. Если она выйдет в этом на улицу, то создаст помехи движению.
— Мы его покупаем, — говорю я придушенным голосом, — но найди другой для ужина.
— Почему? Что с ним не так? — Она смотрит в зеркало и качает головой. — Оно слишком простое?
— Я не хочу, чтобы мои деловые партнеры весь вечер любовались ногами моей жены.
— Роман, не будь пещерным человеком. Оно не такое уж и короткое.
— Ты не наденешь его в субботу. — И вообще нигде на людях.
— О, ради всего святого. Ладно. Пойду найду мешок для картошки.
Мне нравится идея с картофельным мешком. На самом деле, если бы я мог завернуть ее с ног до головы, я был бы очень счастлив.
В итоге Нина покупает розовое платье-миди, и, хотя я не в восторге от него, поскольку оно с низким вырезом и показывает довольно много ног, оно гораздо лучше, чем черное. Пока она рассматривает что-то на вешалке с блузками, я киваю продавцу, чтобы он упаковал и черное платье. После того как Иван забирает пакеты с платьями, я веду ее в ювелирный магазин на первом этаже.
— Нет, — говорит она, когда мы останавливаемся перед витриной с множеством ожерелий. — Мне не нужны драгоценности.
Ей они не нужны, это точно. Когда мой маленький цветок входит в комнату, она сияет ярче любого бриллианта, но жены Тануша и Душку придут все в золоте и драгоценностях, и я не хочу, чтобы Нина чувствовала себя чем-то меньшим.
— Да, нужны, — говорю я и веду ее внутрь.
Она ходит по магазину, рассматривая украшения, выставленные в стеклянных витринах вдоль стен, пока не подходит к той, где лежат самые простые ожерелья.
— Как насчет этого? — Она указывает на тонкую золотую цепочку.
Я не обращаю на нее внимания и качусь к большой витрине у противоположной стены, где хранятся самые лучшие изделия. Когда служащий магазина видит, куда я смотрю, он прибегает и начинает выстраивать передо мной бархатные коробки.
— Я не буду носить драгоценности по цене дома на шее, — шепчет Нина мне на ухо.
— Вот этот. — Я показываю на комплект, состоящий из колье и браслета из белого золота, усыпанного белыми бриллиантами, и смотрю на продавца, который лучится на меня — его глаза огромные, как блюдца. — И подходящие к ним серьги.
Он нетерпеливо кивает и достает еще одну бархатную коробочку, чтобы положить ее рядом с комплектом.
— Да. — Я киваю. — Давай сначала их померим.
— Пожалуйста, скажи мне, что это подделка, — простонала Нина рядом со мной, и я не могу удержаться от смеха. — Это не так, да?
— Нет, malysh, они не поддельные.
Помощник расстегивает ожерелье и становится позади Нины, держа его так, чтобы надеть ей на шею.
— Тронешь руками мою жену, — говорю я идиоту, — и ты их потеряешь.
Мужчина вздрагивает и делает шаг назад, чуть не споткнувшись о свои ноги.
— Господи, Роман! Что на тебя нашло? — Нина удивленно смотрит на меня, затем поворачивается к продавцу. — Он не это имел в виду.
— Именно это. Повернись. — Я протягиваю руку, чтобы принять ожерелье от продавца.
Застегнув его, я любуюсь тем, как оно подчеркивает ее стройную шею. Браслет слишком велик на несколько размеров; вероятно, она может просунуть в него оба запястья.
— Измените размер браслета и доставте его завтра. — Я отдаю браслет обратно служащему, который с нетерпением кивает, затем поворачиваюсь к Нине.
— Вы хотите оставить ожерелье или предпочитаете, чтобы его прислали вместе с браслетом и серьгами?
— Я точно не собираюсь ходить по торговому центру с этой штукой на шее. Не могли бы ты снять его?
Пока я расстегиваю ожерелье, я пользуюсь возможностью провести пальцами по нежной коже ее шеи и замечаю, как она слегка наклоняется навстречу моим прикосновениям.
— Поехали домой, — шепчу я ей на ухо. — Ты можешь надеть те кружевные стринги, которые купила.
Она поворачивается и смотрит на меня. В ее глазах нерешительность и беспокойство.
— Что мы делаем, Роман? Это. Ты и я. Я понятия не имею, что обо всем этом думать.
— Тогда не думай. Просто... отпусти. Позволь течению вести нас. — Я беру ее за подбородок и целую ее.
— Просто отпустить?
— Просто отпусти, malysh.
— Хорошо.