Наша новая жизнь

4

Пока они, ссорясь, обсуждали свои проблемы, погода сильно ухудшилась. Началась буря. По дороге домой Шона едва удерживала руль. При подъезде к Кинвейгу на небольшой возвышенности ветер разгулялся так сильно, что сорвал «дворник» с лобового стекла. Гул шторма заглушал даже звук мотора ее джипа. Было настолько темно, что фары не спасали.

Она проехала не больше трех миль, как неожиданно заглох мотор. Проклятье! Наверно, вода попала в проводку. Она покрутила ключом в замке зажигания, но не добилась успеха. Бензин? Она взглянула на датчик и от досады застонала.

— Бак пуст! Какая же я идиотка! Надо было проверить его перед отъездом!

Чтобы не посадить аккумулятор, Шона выключила фары и стала вглядываться в темноту. При этом она знала точно: никто в такую ночь не отважится появиться на этой дороге. Таких глупцов, как она, надо было еще поискать.

Хорошо, что недалеко она видела телефонную будку. Только бы аппарат был исправен.

— Лачи… Мораг… кто-нибудь…

Неожиданно она услышала далекий голос Мораг.

— Да? Это ты, Шона?

— Лачи там?

В следующий момент прозвучал взволнованный голос Лачи:

— Что случилось?

— У меня кончился бензин. Я где-то в миле от Кинвейга.

— О'кей, я позвоню в Кинвейг, в гараж старому Стюарту. Он подвезет тебе бензин.

— Нет, — поспешно возразила она. — Боюсь, гараж уже закрыт. Мне… мне не очень хочется беспокоить Стюарта. — Она замолчала, подумав, можно ли по телефону уловить ее смущение. — Я была бы тебе очень благодарна, если бы ты сам приехал ко мне на «лендровере».

В трубке послышалось сопение, затем:

— Ладно… Тогда жди меня. Я буду у тебя минут через пятнадцать.

Она вернулась в машину и с досадой забарабанила по рулю. У нее все еще не оплачены счета за бензин ни за прошлый, ни за позапрошлый месяцы. Когда ты столько должна Стюарту, у тебя не хватит наглости просить его покинуть теплое кресло у камина в штормовую ночь, чтобы доставить пару галлонов бензина. Правда, Стюарт рассудительный человек. Он понимает, что никто не застрахован от беды. Да, далеко не все так терпеливы, как Стюарт. Бывают хищники, которых надо опасаться. Например, Макалистер готов проглотить ее с потрохами.

Она с горечью вспомнила его предложение. Тогда в какой-то момент она почти поверила ему, нестерпимо захотела поверить, но его отказ от объяснения своего поведения пятилетней давности и его последний выпад — «или даешь согласие на брак, или лишаешься всего» — вернули ее на землю.

Нет. Она не нужна ему. Просто женившись на ней, он бы без всяких трудностей, даже не потратив ни пенни, смог бы добраться до ее имущества. А как красиво он щебетал: «блеклость жизни, мы не можем друг без друга». Ерунда! Его единственным стремлением всегда была нажива. Макалистеры неизменно отличались тем, что любыми средствами добивались своей цели. Это у них в крови.

Шона неизвестно куда зашла бы в своих мыслях, если бы не заметила вдали огни фар «лендровера», идущего ей на спасение.

Через полчаса девушка уже грелась у печки в своей кухне. Из угла моментально поднялся олененок и ткнулся носом, приветствуя ее. Поглощенная своими проблемами, она машинально погладила его по спине.

— Ну? — спросила Мораг.

Сдвинув брови, Шона вопросительно посмотрела на экономку. Мораг нетерпеливо поставила чашку с чаем перед своей воспитанницей и присела рядом.

— Ты узнала, что он собирается строить на Пара Море? Ты же для этого к нему ездила, так ведь?

— Пустые сплетни. Его совершенно не интересует Пара Мор.

Этого объяснения Мораг показалось недостаточно, и она стала допытываться:

— Вы, наверное, еще о чем-то разговаривали? Ты была там так долго.

Шона резко повернулась к ней.

— К черту. Не твое собачье дело, о чем мы еще разговаривали. А теперь оставь меня в покое.

Мораг оторопела, будто ее окатили ледяной водой. Шона, сама испугавшись своих слов, вскочила и обняла экономку.

— О боже, Мораг! Я не хотела тебя обидеть. Прости меня, пожалуйста.

Глаза старой женщины потеплели, и она мягко отозвалась:

— Знаешь, я всегда чувствую твое настроение, особенно когда с тобой что-то происходит. Но ты права. Это не мое дело. В этом доме я только экономка. С этих пор я занимаюсь только своими прямыми обязанностями.

Шона вздрогнула от такого едкого упрека и, понимая, что заслужила его, с грустью сказала:

— У меня была сегодня такая ужасная поездка, что все еще не могу успокоиться. Я понимаю, Мораг, что мне нет прощения. Я глупая эгоистка.

— Ну, хватит! Я бы не назвала тебя эгоисткой. А по поводу «глупой» — так ты копия своего отца. — Она подвела Шону к столу, заставила сесть, а сама встала над ней, скрестив руки на груди. — Ты, наверное, забыла, к кому ты прибегала поплакать, когда, случалось, тебе было больно, или когда у твоей куклы отрывалась голова, или когда ты падала в болото и промокала, боясь, как бы твой отец не узнал об этом? Мне кажется, с тобой опять что-то недоброе случилось, но теперь гордость мешает тебе прийти ко мне. Я тебе больше не нужна. Я не права? — Мораг молча постояла, созерцая нескрываемую печаль на лице своей воспитанницы, и фыркнула: — Я так и думала. — Экономка села напротив и тихо сказала: — Скажи мне, что случилось? Может, нам удастся пришить голову твоей кукле?

Шона почувствовала прилив нежности к старой женщине. Конечно, Мораг не сможет разрешить ее проблемы, но сейчас ей было необходимо «ухо», которому она смогла излить все накопившееся у нее на душе. Она взяла чашку, погрела руки и сказала:

— Полагаю, ты знаешь, что у меня финансовые трудности. Траты большие, а доходов почти нет.

Мораг кивнула.

— Мы с Лачи не настолько глупы, как ты понимаешь, и уже обсудили все. У нас есть кое-какие накопления на старость. Если тебе понадобится — они твои.

У Шоны к горлу подступил ком.

— Я… Я никогда не смогу позволить себе…

Мораг пожала плечами.

— Это наши собственные деньги. Мы можем их тратить по своему усмотрению. А когда встанешь на ноги, вернешь.

Шоне стало неловко.

— А если так получится, что я не смогу подняться, — тихо спросила она, — и мне придется продать поместье?

Мораг не ожидала этого:

— Неужели все так плохо?

Шона кивнула.

— Боюсь, что да. На самом же деле еще хуже. Возможно, все закончится продажей поместья Дирку Макалистеру. Ты согласишься работать у него?

— У Макалистера? — Пораженная, Мораг уставилась на нее. — Ты ведь не позволишь прикоснуться ему к этому месту.

— Дирк сказал, что никому не даст перекупить его у меня, — спокойно пояснила Шона. — Он припер меня к стене, Мораг. Я уже получила предложение от его адвоката. Полученных денег было бы достаточно, чтобы нам провести остаток жизни в комфорте и удовольствии. Если я откажусь от его предложения и стану подыскивать другого покупателя, он разорит меня и таким образом завладеет всем.

— Он сам сказал это тебе? Прямо в лицо?

Шона поставила чашку и встала, неожиданно снова болезненно почувствовав унижение.

— Да. О, надо было слышать, как он это говорил! Но ты еще не знаешь самого интересного. У этого кретина хватило наглости предложить мне выйти за него замуж. Он сказал, что тем самым решатся все мои проблемы. — Она усмехнулась. — Ты можешь себе представить, чтобы я сменила фамилию Струан на Макалистер?

Мораг задумчиво уставилась на нее, затем вздохнула:

— Может быть, это не самая плохая мысль.

— Что? — Шона вытаращила глаза, ее словно ударили ножом в спину. — Ты это серьезно?

— Почему бы и нет? — невозмутимо спросила Мораг.

Девушка подняла руки, обращаясь к небесам, затем выпалила залпом:

— Не верится, что я слышу это от тебя. Почему бы и нет? Да потому, что он Дирк Макалистер, вот почему.

— Что до меня, так в этом нет большой беды, — ровным тоном заявила Мораг.

— Тогда ладно. Я скажу тебе. — Шона заскрежетала зубами. — Я не выйду за него замуж, потому что он жадная, лживая и лицемерная крыса.

— Совершенно не похоже на то, что рассказывала мне о нем его экономка миссис Росс, — сказала Мораг с невозмутимым спокойствием. — Она говорила, что он настоящий джентльмен, добрый и внимательный.

— Мне не интересно мнение миссис Росс.

— Ты не права. В конце концов она знает его с детства. А ты сколько с ним знакома?

— Достаточно долго, — раздраженно ответила Шона.

— Сомневаюсь, — мягко сказала Мораг. — Сколько раз вы с ним встречались и разговаривали, не считая сегодняшнего вечера?

Отношение Мораг к Макалистеру ошеломило и раздосадовало ее, и девушка, криво усмехнувшись, недовольно сказала:

— Ты так говоришь, словно защищаешь его. А я-то ожидала от тебя поддержки.

— Естественно, я на твоей стороне, — вспылила Мораг. — Но я считала, что ты ждешь от меня совета. Никогда не слышала, чтобы кто-то из Струанов когда-либо искал поддержки.

— Понятно, — печально сказала Шона. — Значит, ты советуешь выбросить белое полотенце и сдаться? Выйти за него замуж и без борьбы передать в его руки все мое владение?

— Да, я бы поступила так, если бы мужчина меня любил так же, как, кажется, любит он тебя.

— Любит, — воскликнула Шона. — Да с чего ты взяла? Все, что он любит, — это богатство и власть.

— Тогда зачем ему предлагать половину всего того, что у него есть? Если он такой жадный, как ты говоришь, почему тогда он делится с тобой?

Этот аргумент привел Шону в замешательство. Макалистер не отбирает, а отдает? Мне? Нет. Это невероятно. Значит, он что-то еще задумал.

Почувствовав ее растерянность, Мораг продолжила:

— Почему же ты не подумала об этом? Его владения в четыре раза больше твоих, не считая всего остального. Став его женой, ты получаешь половину всего. Он теряет, а не ты. Этот человек, должно быть, действительно любит тебя, если готов на такой шаг.

Как Шона ни старалась доказать свою правоту, она оказалась бессильной перед холодной логикой экономки. Просто Мораг многого не знает, решила девушка.

— Ты не права, Мораг, — тихо сказала Шона. — Я твердо знаю, что ты не права, говоря о его любви ко мне, потому что он уже однажды обещал жениться на мне. Он тогда клялся, что любит меня, а я оказалась настолько глупой, что поверила ему. Но этого не случилось. Он бросил меня.

Мораг вроде бы не удивилась. Напротив, она кивнула:

— Я уже давно обо всем догадалась.

— Ты? — Она недоверчиво посмотрела на свою экономку. — Вздор! Это невозможно! Мой отец — единственное посвященное лицо. Я уверена, что он никому ничего не рассказывал.

На лице старой Мораг появилась насмешливая печальная улыбка.

— Может, мне уже много лет, но я еще не дряхлая старуха. У меня есть уши и прекрасная память, и я еще в силах умножить два на два.

Шона молчала. Поистине это ночь сюрпризов, и по всему было видно, что они пока не кончились.

Мораг принялась вспоминать:

— Помнишь тот день, когда ты вернулась домой и сказала мне, что вы с Дирком были на Пара Море? Ты сказала, что поднялся страшный шторм и вы укрылись на старой ферме? По твоему платью и тому состоянию, в котором ты пребывала, я поняла, что между вами что-то произошло. Да… А наутро Дирк собрал чемодан и уехал на юг. — Она помолчала и задумчиво добавила: — Было очень подозрительно, что следующие две недели ты была похожа на разъяренную дикую кошку.

Шона слушала Мораг со все возрастающим беспокойством. Если об этом догадалась Мораг, значит, и другим это тоже могло стать известно. В ее голове всплыли другие воспоминания — они с Дирком приплыли в Кинвейг, и все вокруг смотрели на них с нескрываемым любопытством, когда они поднимались на пирс. Тогда она была настолько наивна и счастлива, что ей было наплевать, что подумали о них окружающие. Но неужели после скорого отъезда Дирка и они, как Мораг, принялись «умножать два на два»? Эта мысль привела Шону в смятение. Неужели все это время она была посмешищем в Западном Хайленде, объектом для шуток, на нее указывали пальцем и смеялись за ее спиной?

Она почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног.

— Отлично, черт возьми! Мы переспали с Дирком тогда на Пара Море. Он сделал мне предложение, и я согласилась. Потом он пообещал прийти на следующее утро ко мне домой и поговорить с отцом, но, видимо, струсил. В следующий раз мы встретились с ним только на похоронах Рори.

Взгляд Мораг стал пронзительным.

— Ты сказала, что твой отец знал об этом? Ты ему во всем призналась?

— Я никогда не скрывала ничего от Рори. Конечно, я все сказала ему в тот же вечер, когда он вернулся с аукциона.

— Ой, правда? И как же отец к этому отнесся?

Шона прикусила губу.

— А как ты думаешь? Естественно, не с большой радостью.

Перед ее глазами встал отец, раздавивший бокал в руке.

Мораг кивнула:

— Да. Могу представить. И тебе ни разу не захотелось открыться мне? За все это время ты не сказала ни слова об этом. Мне пришлось догадываться обо всем самой.

Девушка покраснела и опустила глаза.

— Прости меня, Мораг. Когда Макалистер бросил меня, я чуть с ума не сошла от стыда. Все было бы не так страшно, если бы на его месте оказался не Макалистер, а кто-то другой. Ведь отец предупреждал меня. Я… Я пыталась все забыть. А теперь, когда я немного успокоилась, Макалистер снова появился на моем пути, и ты как ни в чем не бывало советуешь мне выйти за него замуж?

— Может, Дирк уехал по неотложным делам, — в раздумье сказала Мораг. — А может, ты повела себя так, что у него появились какие-то сомнения. Сейчас сложно об этом говорить.

— Ты чертовски права, — вспылила Шона. — Но он даже не удосужился написать мне.

— Итак, ты предпочитаешь месть вместо его предложения.

Мораг вздохнула.

— Я еще ничего не решила, — нахмурилась девушка. — И ты мне говоришь, что брак с ним — не слишком плохая идея?

— А почему бы и нет? Струаны всегда были прекрасными мастерами мести, а твой отец выделялся из всех. Если бы он сейчас был жив, он бы непременно посоветовал тебе выйти замуж за Дирка Макалистера и устроить ему такую жизнь, что через полгода он сам предложил бы развод. Тогда ты отнимешь у него положенную тебе половину его имущества, а ему будет наукой впредь никогда не связываться со Струанами. — Она помолчала и сердито добавила: — Этот хитрый старый дьявол перевернется в могиле.

Последняя фраза экономки ошеломила Шону.

— Что ты имеешь в виду под «старым хитрым дьяволом»?

— Ничего.

— Видимо, ты вкладывала какой-то смысл в эти слова, — потребовала ответа девушка.

Мораг опустила глаза и пробормотала:

— О покойниках или хорошо, или ничего. А теперь пойдем-ка спать.

Шоне не спалось — слова экономки не давали ей покоя. Рори никогда не отличался хитростью. Ее отец никогда не делал гадостей за чужой спиной. О его прямолинейности и нетерпимости ходили легенды во всей округе. Это, естественно, могло спугнуть Дирка Макалистера. И вместо того чтобы объясниться с ее отцом, он, поджав хвост, стремглав сбежал.

Она до сих пор помнит откровенное презрение в голосе отца, когда тот узнал, что Дирк струсил. Презрение не к Дирку, а к ней, его дочери, которая допустила сближение с таким подонком.

— И за этого человека ты собиралась замуж? — насмехался он. — Сколько раз я рассказывал тебе о их вероломстве. Ты забыла Глен-Галлан, женщин и детишек, зарезанных английскими красными мундирами под одобрительные вопли Макалистеров? А ты не думаешь, как ты опозорила дом Струанов, позволив ему осквернить себя?

Никогда больше ее отец не возвращался к этому разговору, но она чувствовала, что он страдал и, вопреки всем ее стараниям, так и не смог простить ее. Она для него стала чужой.

Но еще страшней было другое. После случившегося он, человек недюжинной силы и энергии, стал чахнуть. Его ноги стали шаркать, плечи ссутулились, некогда живые глаза потухли. В конце концов Шона потребовала, чтобы он показался доктору, но отец сделал вид, что не слышит ее.

Однажды ночью он закрылся в библиотеке. Наутро, когда Лачи взломал дверь, его нашли сидящим в своем любимом кресле. Его лицо было серым и холодным, как остывший пепел в камине.

Доктор Мунроу сказал, что сердце старого Струана исчерпало свой ресурс, и только она одна знала настоящую правду. Это она разбила его сердце, и никакие слезы не смоют вину с ее души.

Не исключено, что Мораг права, подумала она, лежа в постели. Дирк Макалистер вынудил ее разбить сердце отца. Теперь она может отомстить ему. Она выйдет за него замуж и превратит его жизнь в ад. Правда, хватит ли у нее сил на это?