Лежа в кровати, я пытаюсь осознать, что последние месяцы жила во лжи. Растрачивала себя и свою энергию на то, что не соответствовало действительности. В конце концов, считала врагом совсем не того человека. Неужели близкие люди могут быть настолько беспощадными и лицемерными?
В комнату заглядывает Лили:
— Ты как, Даша? Тебе получше? Давай вызовем врача?
Подташнивает. Я ударилась головой, когда упала на пол в ванной. Несильно, но ощутимо.
— Нет, хочу просто полежать. Эмиль заснул? — интересуюсь у няни.
— Да. Пусть на ночь со мной останется.
Пусть. У меня нет сил ни на что. В груди словно образовалась сквозная дыра. Не представляю, как пережить эти дни, как спокойно принять тот факт, что самые близкие люди оказались предателями. Это так больно. Безумно.
Понятно, что причины всех бед кроются в нас самих. Моя вина — что я рассказывала Нике то, чего она не должна была знать. Теперь ее осведомленность имеет последствия. С одной стороны, я рада, что Зен отец моего ребенка, а с другой… Впереди снова трудное время, и выстоять в этот период мне придется одной.
— И еще… — неуверенно продолжает Лили. — Там Ника, она…
— Ничего. Не. Хочу. О. Ней. Сейчас. Слышать.
Я закатила жуткую истерику, требуя, чтобы Ника ушла и впредь не появлялась в нашем номере.
— Все-все, поняла. Больше не тревожу. Отдыхай.
Ночь я провожу, глядя в одну точку. Ненадолго забываюсь сном, а потом все начинается по новой. В голове рой мыслей. Сердце болит, словно в нем заноза. Ноет и ноет. Лучше мне не становится!
Утром кормлю Эмиля и, оставив сына с няней, кое-как встаю с кровати. Принимаю душ и иду к Нике на разговор. Вчера я не смогла — была слишком обессилена и шокирована услышанным. Сегодня бы тоже повременить с беседами: боюсь, что захочется вцепиться Нике в волосы.
На протяжении нескольких месяцев она смотрела мне в глаза и лгала. Поддерживала и лгала. Знала о моих переживаниях из-за отца Эмиля и лгала. Боже… Как это принять? Как доверять людям после такого? И нужно ли доверять вообще?
Ноги с трудом слушаются, когда я переступаю порог номера, где Ника живет с детьми. Вика и Вита в гостиной не обнаруживаю, зато жена брата сидит на диване у телевизора и пьет кофе. Как ни в чем не бывало! У меня кусок в горло не лезет, разрывает всю от эмоций, а она со спокойным лицом завтракает. Словно ничего не произошло!
— Если бы не случайная встреча с греками, я бы вообще никогда не узнала, что Зен отец Эмиля? — накидываюсь на нее.
Ника вздрагивает, услышав меня, и едва не проливает кофе на свои светлые брюки. Ставит чашку на журнальный столик и тут же встает.
— Даша! — В ее голосе столько надежды. — Дашенька, прости! Я совершила ужасную ошибку. Надо было сразу тебе обо всем рассказать, но я оттягивала момент. А потом ты успокоилась. Прости меня, ну пожалуйста. Прошу! Мне тоже было очень страшно…
— Я тогда не успокоилась, Ника, а смирилась. Отчаялась. Приняла тот факт, что у моего сына не будет отца. Но перед этим пережила ад. Боль от предательства, непонимание, неизвестность. Я словно варилась в огромном котле, а ты подкидывала дровишек и смотрела на это…
— Прости меня… Ну прости! Я испугалась. За тебя, за Альберта, за своих детей, за нашу семью.
— Дамианис будет вне себя от ярости, что от него скрыли ребенка. И ладно бы просто скрыли, но то, что ты сделала… Это похлеще, чем просто молчание…
— Поэтому я и не хочу, чтобы вы с ним виделись. Да, у ребенка должен быть отец. Но и мать тоже должна быть! Зен не оставит тебе Эмиля!
Вновь появляется раздражение от беспомощности и непроходящая усталость. Как за один день можно превратиться в такую рухлядь, которой я себя сейчас ощущаю?
Слегка пошатнувшись, хватаюсь за спинку дивана. Обхожу его и опускаюсь на мягкие подушки.
— Ванесса видела меня и Эмиля. Сомневаюсь, что она станет молчать. Господи, о чем ты только думала, Ника? Как это все провернула? Как? И главное, кто на это пошел?
— Девушка из лаборатории — моя родственница. Я рассказала Снежане о нашей ситуации. О том, что у тебя отнимут ребенка, что мы собираемся уезжать и никто о подмене никогда ничего не узнает. Твою кровь заменили на мою. За небольшое вознаграждение, естественно, — сбивчиво тараторит она.
Поднимаю голову и разглядываю Нику. Поверить не могу, что она это сделала… А теперь еще и просит молчать. Возможно, это правильно, учитывая, в каких делах замешаны греки. И все же, как по мне, лучше им знать об Эмиле, чтобы в случае чего мы с сыном имели защиту. Господи!.. Все перевернулось вверх тормашками за каких-то несколько часов…
— Ты совершила преступление, — констатирую я. — Неужели оно того стоило?
— А я так не считаю! Это Альберт едва его не совершил! Греки могли отобрать у тебя сына, тем более Кира умерла. Знаешь, как я испугалась, когда об этом сообщили? И какое испытала облегчение, когда сделала так, чтобы ты к их семье никакого отношения не имела! Чтобы ты знала, Леон хотел сделать повторный тест. В другой клинике. Так что обратной дороги на тот момент уже не было! Я подстраховалась. Снежка месяц мониторила данные.
— Господи, какой кошмар…
Понятно, что нужно набраться смелости и сказать Зену о сыне. Но как? Как на это теперь решиться? И какие будут последствия?
— Давай я помогу тебе собрать вещи? — аккуратно предлагает Ника.
Я вскакиваю с места и пошатываюсь. Лишь каким-то чудом удерживаюсь на ногах.
— Вещи?
— Ну да… Домой полетим. Зачем нам здесь оставаться? — продолжает она. — Или ты… Постой, ты же не хочешь сказать, что пойдешь к Дамианису?
— Мне еще год назад следовало сказать Зену о своей беременности. Ну и Эмиль… Я не имею права лишать сына отца, ясно?
Обхватив мою ладонь, Ника смотрит на меня с ужасом.
— Одумайся. Его единственная дочь умерла, внук тоже. Зять оказался за решеткой. У тебя отнимут ребенка по щелчку пальцев, греки явно не простят подделку теста. А об Альберте ты подумала? О племянниках?
— Зато ты обо всех подумала, когда проворачивала свою сомнительную операцию ради меня и моего сына. — Не получается без язвительного тона. — Кстати, общаться с тобой после того, как ты мне лгала, я не имею желания. Может, со временем и прощу тебя, но сейчас об этом и речи не идет. Я заболела от стресса на последнем месяце беременности, родила раньше срока, а ты все равно молчала! Я искала в Эмиле черты Зена, а ты говорила, что сын только моя копия. Знала правду и лгала! Разве близкие люди так поступают? Ты лишила выбора меня, лишила выбора Зена. Какое право ты имела распоряжаться нашими судьбами? Какое? — Смахиваю слезы, которые со вчерашнего дня держала внутри.
Голова плывет, ноги почти не держат. Такое чувство, что я сейчас опять окажусь на полу.
— Альберт знает?
— Только я, Снежана и теперь ты. Я очень надеюсь на твое благоразумие, Даша. Ты сейчас успокоишься, взвесишь все за и против, поймешь, что я правильно поступила, и полетишь домой. Не нужно тебе родство с человеком, который, возможно, связан с криминалом. Подумай о ребенке! Ты почти не знаешь Дамианиса. Что, если Зен отберет у тебя Эмиля и не захочет ни в чем разбираться?
— Может, и заберет, я не знаю. Но все равно ты не имела никакого права вмешиваться в эту ситуацию! — повторяю, плача. — Я просто не понимаю, как ты могла…
— Даша…
— Пакуй вещи и улетай вместе с детьми. Дальше я сама. Ни на шаг ко мне и моему сыну не приближайся, благодетельница! Поняла?
— Ты совершаешь глупость…
— Глупость? — хмыкаю я. — Их и так было достаточно.
Нетвердой походкой иду к двери. Возвращаться в номер нет желания, но и стоять на ногах не хватает сил.
Я спускаюсь в фойе и плетусь в ресторан. Заказываю кофе и пла́чу. Навзрыд. Это все, чего сейчас хочется. Не успокаивает больше ни одна мысль. В душе снова руины.
Не знаю, сколько времени я провожу за столиком. Уже думаю попросить счет, когда слышу над собой знакомый голос:
— Выглядишь неважно.
Кожа непроизвольно покрывается мурашками, когда поднимаю голову и вижу Зена. Наши глаза встречаются.
— Со мной все в порядке.
Я встаю, собираясь уйти, но Дамианис останавливает, взяв за локоть.
— Так понимаю, слезы ты льешь, потому что я якобы опять разрушил твою жизнь?
Сердце взрывается дикими ударами, они оглушают, вызывая приступ головокружения.
— Тебе показалось. — Из-за растущей тревоги голос хрипнет.
— Если ты готова спокойно поговорить, то сейчас для этого самое лучшее время. — Зен говорит немного гневно, будто ему неприятно первым делать шаги мне навстречу. — Год назад возможности объясниться лично у меня не было. Теперь есть.
— Не стоит…
Но Дамианис будто не слышит. Он жестом подзывает официанта к столику. Затем кивает мне, чтобы села обратно, и, лишь когда я опускаюсь на стул, располагается напротив.
В груди ноет, не уверена, что осилю этот разговор. А с другой стороны, может, вот он, шанс сказать Зену все как есть? Хотя так много пугающей и острой правды вокруг нас… Что если Дамианис и впрямь захочет меня наказать и заберет Эмиля себе? Но это уж вряд ли! Никому не отдам своего мальчика!