Настоящий полковник

11

Том направился было к Эвелин, но на полпути остановился и вернулся к себе, в казарму для старших офицеров. Он был слишком раздосадован, чтобы предстать сейчас перед ней. Кроме того, в здании для гражданских всегда полно посторонних, а они не должны ничего знать о том, что происходит.

Еще никогда Томаса не терзали столь противоречивые чувства. Но ведь и никогда еще его так не предавали! Черт ее возьми, как она могла пойти на такое?! Скорее всего, здесь замешаны деньги, но Томас Уиклоу не понимал людей, идущих на измену ради обогащения.

Измена. Короткое слово опалило его мозг. Если Эвелин будет обвинена и осуждена, ей придется провести в тюрьме лет двадцать, не меньше, без всякой надежды на досрочное освобождение. И он никогда больше не сможет держать ее в своих объятиях… Эта мысль привела его в ярость, и Том принялся возбужденно мерить шагами крошечную комнату. Всего один уик-энд… Как мало! Черт возьми, даже тысяча уик-эндов вряд ли заставила бы его охладеть к ней!

Кроме того, нельзя забывать, что два раза они сделали это без предохранения. Эвелин уверяла, что опасность абсолютно исключена, но ведь календарь не дает стопроцентной гарантии.

Черт возьми, ну и дела… А если она и вправду беременна? Если она уже носит под сердцем его ребенка? Ведь он все равно не сможет спасти ее от тюрьмы!

Эвелин вела себя с ним, как с чужим. Едва переступив порог его кабинета, она отказывалась даже смотреть на него. Он разглядывал ее, пытаясь прочесть ее реакцию. Внезапно она как-то потухла… Это произошло прямо у него на глазах. Как будто погас источник ее внутреннего света, и сразу куда-то исчезла вся ее жизнерадостность и брызжущая через край энергия… Перед Томом сидела механическая кукла, монотонно отвечающая на вопросы. И глаза ее были пусты.

Это было ужасно. Ему хотелось сорвать ее со стула и хорошенько встряхнуть, заставить ее взорваться, выплеснуть наружу свою ярость… Но он не сделал ничего подобного, иначе он раз и навсегда потерял бы контроль над собой, а этого он ни за что не мог себе позволить. Больше всего на свете он хотел сейчас одного: ворваться в комнату к Эвелин, повалить ее на пол и взять грубо, так, чтобы она наконец поняла, что отныне принадлежит только ему. Возможно, это не решит ровным счетом ничего, но он почувствовал бы себя лучше. Но и это невозможно! Одного взгляда на Эвелин будет достаточно, чтобы рухнул последний бастион, за которыми Том запер свою душу, — и тогда неуправляемый поток чувств захлестнет и поглотит его.

Эвелин лежала поверх покрывала на своей узкой кровати, не в силах заставить себя расстелить постель и лечь под одеяло. Это было выше ее сил. Она уже приняла душ и даже переоделась для сна, но почему-то не могла сделать больше ни одного движения.

Единственное, на что она была способна — это молча лежать в ночной тиши и смотреть в потолок. Эвелин слышала стук своего сердца, чувствовала, как вздымается и опускается ее грудь. Это говорило о том, что она все еще жива. Но ведь она умерла. Или нет?.. Она чувствовала себя оцепеневшей, мертвой.

Вот сейчас они, наверное, уже поговорили с Филом, который подтвердил правоту ее слов. Том поймет, как ошибался… Но почему мысль об этом не приносит ей никакого утешения? И все же она ждала телефонного звонка от него или от капитана Стоуна, ждала, что в трубке раздастся:

— Извините, мы ошиблись.

Хотя они даже и не подумают о том, что она ждет звонка, наверное, сообщат ей обо всем только завтра утром…

Если, конечно, Фил не солгал им.

Эвелин не исключала и такой возможности. Эта мысль впервые пришла ей в голову уже после того, как она легла. Если бы она не была такой дурой, то давно бы подумала об этом. Ведь это всего лишь логическое продолжение мысли, которая пришла ей в голову еще вечером, в ангаре.

Фил был программистом от бога. Ведь именно он нашел ту крошечную неисправность в пятницу. Нашел, кстати, только тогда, когда Эвелин встала рядом с его пультом. В тот момент она ни о чем таком не подумала, а он прекрасно знал о ее втором образовании, она неоднократно заявляла об этом.

А еще… оба раза — и в пятницу, и сегодня, то есть уже вчера, ведь сейчас уже далеко за полночь, — Фил выглядел очень усталым и озабоченным. Отчего? Уж не от ночной ли работы? Ведь обычно Фила просто распирало от избытка энергии, он прыгал, как резиновый мячик…

Фил Роджерс — единственный, кто касался ее личной карточки. Может быть, он подобрал ее в четверг, когда карточка упала, а потом они вышли вместе со всеми — и датчики показали, что количество карточек соответствует количеству выходящих. Эвелин до сегодняшнего дня не подозревала, что приборы отмечают как входящих, так и выходящих, но Фил-то это знает, ведь он работает здесь с самого начала и вполне мог поинтересоваться такими деталями.

Да, но даже если он воспользовался ее карточкой в четверг вечером, то уж в воскресенье-то он никак не мог этого сделать!

Ну а если он изготовил дубликат? Для этого, правда, нужно покинуть базу, но это вполне реально. Датчики зафиксировали, что она, Эвелин, снова вошла в лабораторию в полночь, значит, у Фила были в распоряжении несколько часов для того, чтобы скопировать карточку.

А в пятницу утром она сама позвонила ему и попросила о помощи. Тем самым дала прекрасную возможность вернуть ей пропуск и избежать заявления в службу безопасности, ведь в этом случае Фил уже не смог бы вторично воспользоваться ее удостоверением — старый код был бы навсегда стерт из памяти вычислительной машины.

Эвелин потерла лоб, пытаясь сосредоточиться. Но ведь ее звонок Филу был чистой случайностью! Значит, у него не было причины делать дубликат… Неужели он все подстроил так, чтобы она неизбежно обратилась к нему? Что ж, надо отдать ему должное — это был хороший расчет. Эвелин не могла позвонить Энтони Полански и, уж конечно, не стала бы тратить время на звонок Брюсу… Ясно, что она хотела избежать разбирательств со службой безопасности.

Но если Фил действительно виновен, то что он предпримет теперь? Ведь если он изменил программу, он не может не знать, что это неизбежно вскроется. Что же он сделает? Попробует снова войти в программу и скрыть следы внесенных изменений? Или же будет стараться еще больше опорочить ее, Эвелин?

Надо смотреть правде в лицо — скорее всего Фил предпочтет последнее. Пока все улики против нее, пока все уверены в ее виновности, он сделает все, чтобы так оно и оставалось.

Сердце Эвелин бешено заколотилось. Если Фил и в самом деле виновен, если он намеревается сделать что-то еще, то он должен сделать это сегодня ночью, пока ситуация не усложнилась. Скорее всего, он должен воспользоваться последней возможностью.

Фил знает, что лазерная команда отстранена от испытаний, ей запрещено появляться на рабочем месте… Но успела ли служба безопасности стереть коды их карточек из памяти генерального компьютера? Военная база работает как большой офис, все дела здесь делаются в рабочее время. Приказ об отстранении лазерщиков был отдан этой ночью. Успел ли капитан Стоун распорядиться внести изменения в компьютер, или же отложил это до утра? Не нужно быть тонким психологом, чтобы предположить последнее. Кроме того, по их мнению, под подозрением находится только она, Эвелин, а уж за ней-то они наверняка поспешили установить наблюдение!

Охваченная страшным предчувствием, Эвелин поднялась с кровати и тихо подошла к маленькому окошку, расположенному высоко под потолком ее кухоньки. Чтобы выглянуть на улицу, ей пришлось взобраться па стул. Ну, точно, патрульная машина припаркована на другой стороне улицы! В свете уличного фонаря она прекрасно видела двоих на переднем сиденье. Они и не пытались скрыть своего присутствия — да и с какой стати они стали бы это делать? Это же не тайное наблюдение, а охрана…

Другой двери не было.

Было, правда, еще одно узенькое окошко в спальне. Осторожно продвигаясь в темноте, Эвелин вошла в спальню и, задрав голову, уставилась на маленький светлый прямоугольник. Мужчина ни за что не протиснулся бы в него. Да и сама Эвелин сильно сомневалась в успехе. Забравшись на кровать, она выглянула в окно — с этой стороны здания улица была пуста.

Черт возьми, у нее действительно будут крупные неприятности, если Фил сейчас преспокойно спит в своей постели. Возможно, он ни в чем не виновен, более того, может, уже давно полностью подтвердил ее слова…

Свет зажигать нельзя, иначе эти два соглядатая сразу поймут, что она не спит. Придется набирать номер Фила на ощупь. Лучший способ убедиться, на месте ли человек, — позвонить ему. Телефоны в комнатах расположены возле кроватей, чтобы в экстренном случае можно было разбудить среди ночи любого — двадцать звонков прогонят даже самый крепкий сон.

Фил не подошел к телефону. Эвелин в ярости стиснула зубы. Негодяй! Она думала, что он друг, она симпатизировала ему… Сначала Том, теперь Фил. Эвелин заставила себя не думать о Томе, слишком велика была боль, которую он причинил ей.

Еще один взгляд на окно. Летняя жара в пустыне просто невыносима, поэтому жалюзи полностью закрывали два узких длинных стекла, спасая комнату от перегрева. Чудесная перспектива — сначала в полной темноте разбирать всю эту чертову конструкцию, а потом, вполне возможно, не суметь даже протиснуться в проем. Впрочем, этого нельзя выяснить, не попробовав.

Если работаешь с электронной техникой, поневоле научишься обращаться с инструментами. Эвелин никогда не ездила в командировки без маленького рабочего набора отверток и плоскогубцев. Вытащив футляр из стенного шкафа, Эвелин высыпала инструменты на постель. Но, к сожалению, в темноте абсолютно ничего не было видно.

Ах, да, у нее ведь есть фонарик! Крошечный фонарик, не больше карандаша! Вполне можно рискнуть — маловероятно, что слабенький лучик света будет замечен с улицы. Забравшись на постель, Эвелин включила фонарик на самую слабую мощность. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы разглядеть болты, которыми крепилась конструкция. Все ясно, нужна крестовидная отвертка! Через пять минут оба оконных запора и жалюзи в разобранном виде лежали на постели… Но это пока самая легкая часть ее плана. Пролезть в окно будет гораздо труднее!

Эвелин критически оценила свои возможности. Плечи, конечно, можно сгорбить, а вот с бедрами будет посложнее. Но в первую очередь надо попытаться просунуть голову — тогда сразу будет ясно, есть ли смысл пробовать дальше. Было бы слишком обидно вылезти в окно ногами вперед и остаться висеть на раме с застрявшей в комнате головой!

Но сначала нужно переодеться и обуться. Эвелин осторожно осветила фонариком недра стенного шкафа. Для такого случая лучше всего подошло бы что-нибудь темное, практичное, но ведь она не брала с собой в командировку ничего подобного — кому придет в голову одеваться в темное в августовском пекле! Она не предвидела, что ей придется красться в ночной темноте через двор военной базы! А все эти светлые тряпки будут заметны за версту… Черт возьми, но что же делать?! Придется уповать на то, что в столь поздний час все спят, и никто ее не заметит.

Эвелин натянула белые брюки и футболку, потом сунула в карман личную карточку. Поразмыслив, положила в карман и ключи — вряд ли удастся влезть обратно через окно. Хотя, если она сумеет поймать Фила, ей уже не придется бояться охраны.

Эвелин влезла на постель. Минутный критический анализ ситуации убедил ее в том, что прыгать придется с гораздо большей высоты, чем она предполагала.

Сначала одна рука и плечо, потом повернуть голову и протиснуться между рамами. Отлично, голова протиснулась с незначительным затруднением. Эвелин развернулась, вылезла из окна по пояс и судорожно вцепилась в стену под окном. Положение было не из приятных. Ясно было одно — как только ей удастся протиснуть в окошко бедра, центр тяжести мгновенно переместится вперед, и она полетит вниз головой. Конечно, здесь не очень высоко, но все же… Эвелин зацепилась ступнями за стену комнаты и слегка продвинулась вперед. С некоторыми усилиями ей все же удалось протиснуть бедра в узкую оконную щель. Тут же все тело с силой рванулось вниз и удержалось только благодаря тому, что ноги продолжали цепляться за подоконник. Эвелин испуганно посмотрела в ту сторону, где стояла патрульная машина… Слава богу, отсюда ее не видно!

Прошла еще минута, прежде чем она осознала, что осуществить приземление без потерь ей не удастся — синяки и ссадины неизбежны. Впрочем, и путь назад был уже отрезан.

Ноги дрожали от напряжения… Тогда, не давая себе больше ни секунды на трусливые размышления, Эвелин выпрямила ноги и одновременно выбросила вперед руки. Она успела перевернуться в воздухе, стремясь спасти от удара голову, и, к счастью, ей это удалось.

Удар о землю оказался сильнее, чем она предполагала, учитывая сравнительно небольшое расстояние. Эвелин расцарапала шею и висок о рыхлый гравий, сбила в кровь обе коленки и левый локоть и вдобавок сильно ушибла плечо.

Но сейчас еще не время зализывать раны. Она заставила себя подняться и быстро двинулась прочь от дома. Только отойдя на сотню шагов и не услышав предупредительного выстрела, она остановилась, чтобы перевести дух. И тут же, как по команде, тело наполнилось болью. Пришлось нагнуться, потереть ноющие колени, покрутить плечом, чтобы убедиться, что оно не сломано. Только после этого Эвелин дотронулась до лица. Крови не было, но ссадины горели огнем.

Эвелин двинулась дальше. Больше она не тратила силы на маскировку, решив, что чем больше она будет стараться быть незаметной, тем скорее ее заметят. А если вести себя как ни в чем не бывало, то никому и в голову не придет обратить на нее внимание.

Том сел на постели и решительно сбросил простыню. Изрыгая тихие проклятия, он поднялся и начал натягивать джинсы. Форма сейчас ни к чему — он идет не на работу. Беспокойные часы, проведенные в пустой — слишком пустой — постели, совершенно истощили его терпение.

Итак, только два часа ночи. Значит, он пролежал всего-навсего около двух часов, а кажется, что прошло не меньше пяти. Плевать, это не имеет никакого значения, ясно одно — он не может спать, пока не поговорит с Эвелин.

Он должен услышать ее объяснения, должен узнать, как она могла решиться на такое. Он больше не позволит ей прятать глаза, как в его кабинете.

Том чувствовал, что готов взорваться в любую минуту. Последний раз такое случилось с ним, когда ему было десять лет, и с тех пор он дал себе клятву, что подобное никогда не повторится.

Но Эвелин, кажется, вознамерилась подвергнуть серьезному испытанию его железные нервы. Не пройдя и полукилометра, Том заметил стройную фигурку, метрах в тридцати впереди себя. Первой мыслью было, что это галлюцинация, бред взвинченных нервов. Он остановился и отступил в тень, присев на колено за мусорным контейнером. Сомнений не было — это была Эвелин: в свете фонаря вспыхнули светлые волосы. Ее стремительную походку он изучил так же хорошо, как и ее лицо. Эти решительно вздернутые плечи, этот изгиб округлых бедер!

Может, она идет к нему? Сердце его дико заколотилось, но тут же, как холодной водой, его окатила трезвая мысль — как могла она так легко пройти мимо охраны? Том отлично знал, что охрана должна следить за каждым ее шагом, ведь он сам предложил Стоуну сделать это, и тот согласился. Том прекрасно слышал, как капитан отдал распоряжение.

И, несмотря на это, Эвелин гуляет по базе в два часа ночи, а охрана бездействует… Пропустив ее вперед, Уиклоу осторожно вылез из своего укрытия и пошел следом. Между ними всего каких-нибудь двадцать метров, но шаги Тома, как всегда, были осторожны и бесшумны. Если Эвелин повернет к офицерской казарме, он легко догонит ее. Но она даже не остановилась возле казармы, и Том почувствовал вновь вскипающее бешенство. Она шла прямо к лазерной лаборатории, черт бы побрал ее маленькое, вероломное сердечко!

Ладони его зачесались от непреодолимого желания догнать Эвелин, схватить ее и как следует потрясти.

Черт возьми, неужели она не понимает, насколько плохи ее дела?! Естественно, понимает. И этим поступком она полностью подтверждает свою вину.

Уиклоу решил предупредить службу безопасности, но потом передумал — нельзя выпускать Эвелин из поля зрения. Если она попытается предпринять что-нибудь серьезное, например, захочет поджечь здание, он сумеет схватить ее и держать до прихода полиции… Да, он с удовольствием сделает это. Пожалуй, он даже успеет хорошенько выпороть ее до их прихода.

Эвелин остановилась, вынула что-то из кармана и прикрепила к футболке. Личную карточку! Почему Тимоти Стоун не отобрал у нее пропуск?! Скорее всего, он не видел особой необходимости в этом, ведь на ночь возле дверей Эвелин была выставлена охрана, а утром код ее карточки сотрут из памяти генерального компьютера.

Томас вновь разозлился — на сей раз на себя и на Стоуна. Какая непозволительная небрежность! Запретили этой шпионке покидать базу и оставили возможность творить разрушения в её пределах! Они слишком положились на технику при соблюдении режима секретности… Да, многое нужно менять, и кое-что немедленно.

В здании уже кто-то находился — слабый, едва заметный луч света пробивался сквозь одно из окон. Эвелин тоже заметила это, Томас видел, как она, запрокинув голову, посмотрела на светящееся окно, а затем решительно вошла в дверь и проскользнула внутрь, молчаливая и бесшумная, как призрак.

Через двадцать секунд Том последовал за ней. Он был без карточки, значит, сигнал тревоги немедленно будет передан в центральную службу безопасности. В самом конце длинного коридора он увидел Эвелин. Вот она вошла в кабинет и повернула выключатель — яркий свет озарил ее фигуру.

— Ну что, опять пользовался моей карточкой?! — в бешенстве выкрикнула она, обращаясь к кому-то, находящемуся внутри. — Компьютер чуть не свихнулся, когда зарегистрировал Эвелин Лоусон, дважды подряд входящую в здание! Это ты устроил диверсию, негодяй!

И тут Том понял все… Слишком запоздалая догадка обожгла его мозг, и он с ужасом увидел, как Эвелин скрылась в кабинете. Глупая маленькая дурочка! Ей даже не пришло в голову позаботиться хотя бы о минимальной осторожности! Она выпалила в лицо негодяю свои обвинения, даже не подумав о том, насколько он может быть опасен!

Том бросился бежать по длинному полутемному коридору. Он бежал и молил бога не дать ему услышать звук выстрела, который положит конец безрассудной храбрости этой женщины.

Он уловил внезапное движение, услышал вздох, глухой слабый звук и ворвался в открытую дверь как раз в тот момент, когда тело Эвелин безжизненно скользнуло на пол.

Фил Роджерс стоял возле светящегося пульта управления, и лицо его было белым, как мел. Слишком поздно Том понял, что смотрит Фил не на него, а за его спину. Внимание Тома было поглощено исключительно страхом за жизнь любимой женщины.

Прежде чем он успел что-то предпринять, какой-то тяжелый предмет обрушился ему на голову и мир рассыпался на тысячу огненных осколков. Потом наступила темнота.