А на следующее утро Эвелин не смогла найти свою личную карточку.
Она перерыла весь туалетный столик, на который обычно клала ее, посмотрела на кухонном столе, под мебелью, в корзине с грязным бельем, куда она побросала вчерашнюю одежду, искала даже в помойном ведре — все безрезультатно.
Эвелин попыталась вспомнить, куда она могла засунуть карточку, ведь вчера она точно была при ней, но ничего не прояснилось. Том так затуманил ей голову, что она могла преспокойно съесть свой пропуск и не заметить…
Без карточки она не сможет попасть на работу, ведь на ней был особый код, который проверялся электронным вахтером при входе. Если кто-то пытался проникнуть в помещение без пропуска, то немедленно включался сигнал тревоги, и появлялась охрана с оружием наготове.
Как же ее угораздило потерять карточку?! Секретность на базе была очень строгой. В случае потери пропуска требовалось написать миллион заявлений и объяснений в четырех экземплярах каждое, чтобы получить разрешение на замену. Возможно, потребуется даже подпись самого командира базы, генерала Джексона.
Господи, но ведь она прекрасно помнит, что еще вчера пропуск был на месте — ведь без него она не могла бы пройти на работу!.. Пропуск был просто приколот скрепкой, мог ли он незаметно соскользнуть и упасть?.. Возможно. Том и его поцелуи совершенно вскружили ей голову, вчера она, словно одержимая, думала о предстоящей встрече с ним.
Да, но если пропуск упал где-то в лаборатории, то, возможно, он где-то там и лежит…
У Эвелин голова пошла кругом. Позвонить в службу безопасности и попросить их поискать пропуск? Но это неизбежно повлечет за собой объяснительные рапорты, а ведь именно этого ей и хотелось избежать…
А что если позвонить Филу и попросить его об этой услуге? Если он ничего не найдет, тогда придется заявить о пропаже и приготовиться к большим неприятностям.
Фил долго не отвечал, потребовалось несколько долгих звонков, прежде чем в трубке раздался сонный голос:
— Да.
— Фил, это я, Эвелин. Прости, что разбудила тебя, но кажется, я забыла в лаборатории свой пропуск. Ты не мог бы поискать его, прежде чем я заявлю о пропаже?
Он непонимающе хрюкнул в трубку и пробормотал:
— Что?.. Эвелин, это ты?
— Да, я. Ты проснулся? Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Да… Да. Я проснулся, — он громко зевнул. — Поискать твою карточку? Черт возьми, как тебя угораздило потерять ее?
— Мне кажется, что я выронила ее из папки.
— Мой тебе совет — вешай ее себе на шею!
Только принимая во внимание особые обстоятельства, Эвелин пропустила мимо ушей это грубое замечание… Возможно, Фрейд счел бы это комплексом, но Эвелин ненавидела носить цепи, пусть даже они называются ожерельями. Так что на шею она карточку ни за что не повесит, она просто внесет ее в список вещей, которые нужно проверять дважды.
— Сколько тебе потребуется, чтобы одеться? — деловито поинтересовалась Эвелин.
— Дай мне хоть пять минут, — Фил снова зевнул. — А, кстати, сколько сейчас времени?
Она взглянула на часы.
— Пять сорок пять.
Фил тяжело вздохнул:
— Ладно. Я уже собираюсь. С сегодняшнего дня ты у меня в неоплатном долгу. Ни для кого другого я бы ни за что не сделал бы этого.
— Спасибо! — с жаром воскликнула Эвелин.
Ровно через пять минут они встретились возле входа. Небритый, всклокоченный Фил встретил Эвелин мутным сонным взглядом.
Широко зевая, он вошел в дверь, а она осталась ждать его у входа. Не прошло и трех минут, как Фил появился снова, неся в руке пропуск, который и вручил рассыпавшейся в благодарностях Эвелин.
— Она валялась у тебя под столом, — пояснил он, сладко зевнув. — Ты из-за пропуска поднялась в такую рань?
— Да нет, я всегда встаю в это время, — недоуменно пожала плечами Эвелин. Она была уверена, что все уже знают о ее привычках.
Фил лукаво усмехнулся.
— Полковник Уиклоу сильно упал в моих глазах, так и знай. Я вижу, он не очень-то утомляет тебя по вечерам!
Эвелин изобразила предельное удивление.
— Неужели ты мог подумать, что Уиклоу может делать что-то в ущерб работе?! Признайся, что ты пошутил!
— Разумеется. Ну, развлекайся, как умеешь. Что же касается меня, то я удаляюсь к себе — мыться, бриться и пить кофе, чтобы снова почувствовать себя человеком. Сегодня у нас испытания по наводке на движущиеся объекты, мы должны быть на высоте!
Эвелин чмокнула его в колючую небритую щеку.
— Спасибо, Фил. Мне пришлось бы вылезти вон из кожи, чтобы заново получить пропуск, чего стоят одни рапорты!
Ровно в семь, когда Эвелин уже внимательно проглядывала данные предстоящих испытаний, в коридоре раздался тихий мелодичный свист. Она подняла голову, и через две секунды Томас Уиклоу шумно нарисовался в дверном проеме. Он был в летном комбинезоне, хотя и не при полной амуниции. Внезапно Эвелин почувствовала укол страха. Никогда прежде полеты и испытания не могли заставить ее нервничать — так почему же сейчас она так боится предстоящего полета?
Просто раньше она смотрела на все чисто теоретически, ей не за кого было волноваться…
Профессия военного летчика требует от людей особых качеств, еще более это справедливо в отношении летчиков-испытателей. До сих пор эта профессия остается преимущественно мужской, хотя в последнее время и женщин стали допускать к полетам. Психологи установили, что женщины-летчики имеют большинство из присущих этой профессии качеств — сдержанную холодность и трезвый расчет ситуации, но уверенности в себе им явно не хватает. А ведь летчик-испытатель должен быть уверен в себе на все сто процентов! Только тогда он сможет не просто сесть за штурвал и с грохотом рассекать небо на сверхзвуковой скорости, но, самое главное, будет непоколебимо убежден в том, что всегда справиться не только с машиной, но и со всем на свете, и живым и невредимым вернется на аэродром.
Эвелин смотрела в глаза Уиклоу и замечала в них не только ледяную самоуверенность, но и стремление покорить эту страшную машину, которую он ласково называл «Крошкой». Он ни на секунду не сомневался в том, что заставит ее сделать все, что нужно, и мягко посадит на землю.
Непроницаемая аура окружала его — аура античных героев, полных уверенности в своих силах.
Но несмотря на все свое мастерство и упрямство, он все-таки был обыкновенным мужчиной, человеком из плоти и крови. А человек может погибнуть…
— Ты летишь сегодня? — проговорила Эвелин, с трудом выдавливая каждое слово.
Он вопросительно приподнял бровь.
— Лечу, — ответил он. — Ну и что с того?
Что могла она ответить? Что насмерть перепугана, потому что он избрал себе одно из самых опасных дел на свете? Но разве она имеет право на страх за него? Между ними нет ничего, кроме взаимной договоренности развлечь друг друга… Томас Уиклоу не виноват в том, что она чувствует к нему. И даже если бы он мог разделить ее чувство, Эвелин не посмела бы признаться ему о своем страхе. Она не смеет волновать его тогда, когда он должен полностью сконцентрироваться на своем задании.
Поэтому Эвелин постаралась взять себя в руки.
— Ты слишком… м-мм, как бы это сказать… слишком непобедимый в своем комбинезоне. А что у тебя под ним?
Сработало! Ей удалось отвлечь его внимание от своих неосторожных слов. Том внимательно взглянул на нее, глаза его округлились от удивления.
— Футболка и трусы. А ты думала, что я абсолютно голый?
— Ну, не знаю… Я никогда раньше не думала об этом. — Эвелин махнула рукой, выпроваживая Томаса. — А теперь уходи. Ты мешаешь мне работать. Я и так не могу сосредоточиться после вчерашнего! Так что не смей подходить ко мне сегодня.
Она еще не закончила говорить, когда поняла, что наделала. Есть вещи, о которых ей не следовало бы забывать. Глаза Томаса зажглись холодным вызовом, и он шагнул ей навстречу. Она сама спровоцировала его, и теперь он должен был наглядно продемонстрировать ей, за кем остается последнее слово.
Наклонившись, он уперся в ручки кресла — и Эвелин не успела опомниться, как оказалась в кольце его рук. Томас поцеловал ее, и она капитулировала моментально, ответив на его поцелуй с обезоруживающей готовностью и страстью.
Внезапно Том вздрогнул и резко выпрямился, взгляд его был тяжелым и жаждущим.
— Что ты наденешь сегодня вечером?
— Не знаю… А разве это имеет какое-то значение?
Она никогда не думала, что его глаза могут быть бездонными.
— Абсолютно никакого. Потому что через пять минут после того, как мы запремся в номере, я немедленно раздену тебя.
Впечатление от его слов было оглушительным. Когда Эвелин снова открыла глаза, в комнате уже никого не было.
Если он увлечен ею хотя бы наполовину того, как она увлечена им, он не сможет лететь сегодня на своем чертовом самолете.
Страх тошнотворным комком подкатил к горлу. Эвелин потребовалась вся ее воля, чтобы справиться с собой, и ей удалось сделать это только потому, что в глубине души она знала: когда дело касается полетов, жесткий самоконтроль помогает Уиклоу выкинуть прочь любые мысли и чувства, не относящиеся к самолетам — единственной привязанности в его жизни. Это была горькая правда, она причиняла боль, но одновременно несла и успокоение — ведь это означало, что с полковником Уиклоу все будет в порядке. А это было главное.
Фил взял за правило приходить на работу раньше Брюса, но сегодня Эвелин сбила его распорядок дня, поэтому ей пришлось встретить Брюса в гордом одиночестве. Он вошел, окинул ее холодным неприязненным взглядом, налил себе кофе и молча сел за свой стол.
Последнее время Эвелин почти не обращала на него внимания, а сегодня была так взвинчена, что едва заметила его присутствие. Она сидела за столом, разрываясь между страхом и предвкушением упоительной близости с Томом. Часть сознания упорно перебирала опасности, грозящие ему во время полета, в то время как другая часть рисовала сладострастные картины предстоящей ночи. Она действительно с трепетом ждала того, что должно было произойти этой ночью, и даже мысль о боли, которая неизбежно ждала ее во время предстоящего соития не могла остудить лихорадочного волнения.
Она хотела Томаса, он был нужен ей как воздух, и это было главным. Так что на фоне всесокрушающего желания страх боли уносился прочь, как песчинка в водовороте.
Но сначала нужно пережить сегодняшние полеты…
— Мечтаешь о верном дружке?
Эвелин рассеянно заморгала.
— Что?.. Прости меня, ты что-то сказал?
— Ничего особенного, просто поинтересовался твоими амурными делишками. Надо сказать, ты меня слегка удивила, ведь раньше ты, кажется, бежала от мужчин, как от огня? Захотелось разнообразия в интимной сфере?
Неопытность вовсе не означает неосведомленность, поэтому Эвелин прекрасно поняла, на что намекает Брюс. Она смерила его холодным взглядом, предвкушая открытый честный поединок, безо всяких недомолвок и эмоций.
— Знаешь, Брюс, в школе я всегда была намного младше своих одноклассников, и только в колледже доросла до того момента, когда мальчики наконец обратили на меня внимание.
На красивом лице Брюса явно читалось недоумение.
— Ну и что из этого?
— А то, что они приставали ко мне, потные, разгоряченные, уверенные в том, что я знакома с правилами игры, а ведь я не знала ничего о мужчинах и отношениях с ними! Я почти никогда не общалась с детьми своего возраста. Меня никто никогда не целовал, не приглашал на свидания, не учил всем необходимым премудростям, которые девчонки постигают на вечеринках и прогулках под луной! Поэтому, когда парни начали приставать ко мне, я ужасно испугалась, а поэтому научилась говорить и вести себя так, чтобы отшить их всех. Ну, теперь до тебя дошло?
Брюс долго непонимающе молчал, но когда смысл только что услышанного наконец дошел до него, пробившись через броню враждебности, он в изумлении уставился на Эвелин.
— Неужели ты хочешь сказать, что боялась меня?
— Ну да! А что, по-твоему, я должна была испытывать? Ты ведь прижал меня и не хотел ничего слышать!
— Ой, ради бога, не надо — я кто угодно, только не насильник! — фыркнул Брюс.
— Откуда же я могла знать? — Она вскочила, взмахнула рукой. — Если бы ты не был так уверен в своей неотразимости, в том, что ни одна женщина не сможет устоять перед твоими чарами, то ты бы заметил, как я перепугалась.
— По тому, как ты себя вела, я бы этого не сказал…
— А я всегда нападаю, когда до смерти пугаюсь, — теперь она стояла над ним, яростно сверкая глазами. — К твоему сведению, полковник Уиклоу оказался первым мужчиной, который сумел увидеть, что на самом деле я обычная слабая женщина! И он первый не набросился на меня, как голодный волк…
Конечно, он этого не делал. Он всего-навсего поставил перед собой цель — переспать с ней. Хладнокровно и со знанием дела, он просто-напросто лишил ее покоя и сна, оставаясь при этом невозмутимым и равнодушным. Но Брюса все это совершенно не касается.
— Так вот, Брюс! Я устала от твоих идиотских шуточек, ты понял?
Удивление испарилось с лица Брюса, во взгляде его вспыхнула прежняя враждебность.
— Уж не вообразила ли ты себе, что я теперь буду мучиться угрызениями совести из-за того, что тебя в свое время обделили мужским вниманием? Представь себе, не только у тебя могут быть проблемы! Я совсем недавно прошел через прелестную процедуру развода, жена бросила меня из-за хорька, который заколачивает вдвое больше меня. Поэтому мне жизненно необходимо немного эгоизма, чтобы зализать раны. Так что нечего упрекать меня в том, что я не сумел оценить твою тонкую душу! Заруби себе на носу, мне нет никакого дела до всего этого, мне совершенно наплевать и на тебя, и на твои проблемы!
— Взаимно, — подытожила Эвелин. — А теперь отвяжись от меня!
— С превеликим удовольствием.
Она вернулась на свое рабочее место и плюхнулась на стул. Ровно через тридцать секунд она оторвалась от изучения первого подвернувшегося под руку листа и тихо обронила:
— Мне очень жаль, что твоя жена так поступила с тобой.
— Бывшая жена.
— Я думаю, что она несчастна.
Брюс откинулся на спинку стула и нахмурился.
— Прости, что напугал тебя. Я не хотел.
Эвелин нашла в себе силы миролюбиво пробурчать:
— Все в порядке.
Брюс хмыкнул и отвернулся.
Эвелин позволила дать выход своему раздражению только потому, что надеялась отвлечься от терзающей душу тревоги… Так оно и получилось, но вот стычка закончена, и вновь вернулось беспокойство.
В комнату вошли Фил и Энтони. Все еще сонный и всклокоченный, Фил заговорщицки подмигнул Эвелин и улыбнулся. Потом они все отправились в контрольный отсек наблюдать за испытаниями. Пилоты все еще были там, в полной амуниции — со стропами, кислородными масками, в облегающих тело комбинезонах.
Томас был собран и сосредоточен на выполнении своей задачи, и Эвелин знала, что он выполнит эту задачу что бы ни стало. Комок страха в горле постепенно растаял, теперь она уже могла смотреть и видеть…
Она честно пыталась не смотреть только на Тома, но это оказалось выше ее сил. Уиклоу притягивал ее, как магнит, она уже чуть ли не боготворила его. Да, она восхищалась и силой его мускулистого тела, и скульптурным совершенством резких черт его лица, и той особой аурой, которая окружала этого человека.
Томас Уиклоу был воином — холодным, неумолимым и беспощадным в своей бесстрастной суровости. Кровь многих поколений индейских воинов текла в его жилах, его инстинкты были отшлифованы в древних войнах, в беспощадных кровавых битвах. Эти же инстинкты, возможно, были присущи и другим пилотам, но именно в Томе Уиклоу они нашли свое самое яркое воплощение, он нес в себе идеальный сплав силы, ума и способностей. И все остальные чувствовали и признавали его превосходство. Эвелин видела это по тому, как остальные пилоты смотрели на Уиклоу, с каким безотчетным уважением относились к нему. Дело было не в том, что он был полковником и руководителем испытаний, хотя, конечно, его звание и заслуги требовали определенного почтения. Это было глубокое уважение к пилоту высшего класса и сильному мужчине.
Всегда есть люди, которые на голову превосходят окружающих — Том Уиклоу был одним из них. Он никогда не смог бы быть бизнесменом, юристом или доктором. Он выбрал профессию, которая позволяла ему полностью реализовать свою силу и жажду риска.
Он был воином. Он был ее мужчиной!
Эвелин вдруг задохнулась от подобной мысли. Ей показалось, что она потеряла способность воспринимать окружающее, все вокруг стало зыбким и призрачным.
Пора прекратить обманывать саму себя. Эвелин предполагала, что может слишком увлечься Уиклоу, но никак не ожидала, что это произойдет так стремительно. Она предостерегала себя от опасности влюбиться в него, она волновалась, думая о том, что может потерять голову, но это была лишь жалкая боязнь взглянуть правде в лицо.
Она больше не властна над своей душой, точно так же, как она давно уже потеряла власть над своим телом… Впрочем, идти на попятную уже поздно. Да, прозрение пришло слишком поздно, но ведь ей это простительно: любовь пришла к ней впервые в жизни, и она не сразу сумела узнать ее…
Эвелин не посмела поднять голову, когда Уиклоу и трое других пилотов вышли из комнаты. Чувства, обуревавшие ее, были ясно написаны на ее лице, и Томас моментально прочел бы их, а сейчас этого нельзя было допустить.
Четыре самолета поднялись в воздух, специалисты сгрудились у пультов, записывая показания датчиков.
Самолеты кружили в воздухе, а радиоуправляемые машины — движущиеся объекты давали им возможность нацелиться на них. Эвелин боялась какого-либо сбоя. Она знала, что новые системы никогда не работают на практике так же безупречно, как в теории. Однако раньше испытания проходили отлично, а это позволяло с оптимизмом смотреть в будущее и надеяться на то, что возможные неполадки будут не слишком серьезны.
Однако в этот день судьба, похоже, вознамерилась опровергнуть любые оптимистические прогнозы. Системы наводки отказались нацеливаться на самолеты, несмотря на то, что накануне испытания проходили успешно. Еще два самолета поднялись в воздух, однако все оказалось безрезультатным, и совершенно взбешенный руководитель испытаний приказал прекратить полеты и вернуться на базу, чтобы полностью еще раз проверить электронику.
Томас ничем не показал своего раздражения, но когда он вошел в контрольный отсек — усталый, с мокрыми от пота волосами, — на лице его было написано крайнее неудовольствие.
— Самолеты в ангаре, — холодно объявил он, и гнев его относился к Эвелин точно так же, как ко всем остальным членам группы. — В вашем распоряжении остаток сегодняшнего дня для того, чтобы найти причину неполадок и устранить ее.
Он резко повернулся и вышел. Фил тихонько присвистнул. Энтони вздохнул.
— Итак, господа, облачаемся в комбинезоны и отправляемся в ангар. Придется изрядно попотеть.
Эвелин мысленно оценила возможные причины сбоя. Лазерная наводка не отличалась принципиальной новизной. Причина могла состоять в неисправности датчиков на шлемах пилотов. Поразительно было то, что наводка отказала одновременно на обоих самолетах, это могло указывать на кардинальную ошибку в исполнении или даже в самом проекте.
Она посмотрела на Фила. Тот нахмурился и погрузился в размышления, наверное, думал, что причина одновременного идентичного сбоя может корениться в ошибке при программировании или же в бортовых электронных устройствах.
С самого начала этот день не задался… Если и дальше все будет развиваться по тому же сценарию, подумала Эвелин, то нечего удивляться, если в постели я окажусь фригидной!
Они работали без перерыва на ланч, изучили все показания датчиков, пытаясь обнаружить ошибку, — но все оказалось тщетным. С виду все было в полном порядке! Они просмотрели результаты полетов трех предыдущих самолетов, у которых не было никаких отклонений, сравнили их с сегодняшними. Все совпадало.
Было уже поздно, жара в ангаре стала совершенно невыносимой, несмотря на мощные кондиционеры. Но тут Фил, в сотый раз просматривавший характеристики одного из узлов комплексного механизма стрельбы, неожиданно нашел зацепку. Черт знает по какой причине они не заметили этого раньше, возможно, все дело в кознях злого Гремлина, гнома, приносящего несчастья летчикам! Так или иначе, но на этот раз удалось выявить небольшое нарушение в электронной системе спускового механизма.
Все они были раздражены и взвинчены — надо же было провозиться целый день, пропустить ланч, свернуть себе мозги набекрень, чтобы в конце концов найти эту чепуховую поломку и устранить ее меньше чем за час!
Черт побери, я в отличной форме, как раз для романтического приключения, зло подумала Эвелин. Усталая, голодная и издерганная до предела! Нахмурившись, она раздраженно покосилась на личную карточку — на месте ли, — затем вышла из здания и направилась к себе.
После холодного душа она почувствовала себя немного лучше. Эвелин мрачно побросала в дорожную сумку первые попавшиеся вещи и туалетные принадлежности.
Ей было необходимо поесть — и немедленно. Тогда она перестанет чувствовать себя такой выжатой и измочаленной. Том будет прав, если откажется от поездки!
Впрочем, он обманывала сама себя, отлично сознавая, что хочет быть с Томом гораздо больше, чем хочет есть, гораздо больше, чем вообще чего-нибудь хочет.
Было всего шесть, когда Том постучал в дверь. Эвелин была уже одета, но с мокрыми волосами и жутко голодная.
— Мы работали без перерыва на обед! — сердито выпалила она, рывком распахнув дверь. — Мы закончили, — быстрый взгляд на часы, — ровно тридцать пять минут назад. Оказалось, ничего особенного — всего-навсего поломка в спусковом механизме! Мы чуть не свихнулись, прежде чем нашли ее, и все потому, что от голода не могли сосредоточиться!
Том оперся о косяк и внимательно посмотрел на нее.
— Ты всегда заводишься, когда голодна?
— Естественно. По-моему, все так делают.
— Нет. У подавляющего большинства нет такой зависимости. — Том протянул ей руку. — Пошли, я тебя угощу.
— У меня мокрые волосы.
— Ничего, они моментально высохнут на солнце. Ты готова?
Эвелин взяла сумку и быстро проверила, все ли выключено. Том взял сумку у нее из рук, выпроводил Эвелин из комнаты и щелкнул замком. Она не двигалась с места и выразительно смотрела на дверь — до тех пор, пока Том с покорным вздохом не подергал ручку, показывая, что дверь крепко заперта. Только тогда Эвелин кивнула и направилась к грузовику.
Сегодня на ней было открытое летнее платье в горошек с пышной короткой юбкой. Одеваясь, Эвелин решила, что смешно запрещать ему совать руки ей под юбку, если сегодня ночью она собирается позволить ему гораздо больше. Так она думала у себя в комнате, но когда горячая шершавая рука скользнула под легкую ткань платья и стиснула обнаженное бедро, Эвелин сразу же захлестнула горячая волна желания.
Моментально улетучились все мысли о еде. Она смотрела на сидящего рядом с ней мужчину, чувствуя, как совершенно другой голод переполняет ее, внезапно потемневшие глаза и прерывистое дыхание выдавали ее желание. Том легко провел кончиками пальцев по внутренней поверхности ее бедер и заставил себя отдернуть руку.
— Все-таки сначала я покормлю тебя, — пробормотал он…