Научи меня любить

Глава девятая

Следующие дни промелькнули, словно пейзаж за окном поезда. Днем Пейдж работала в редакции «Вестника», а ночи проводила с Джеком, который приходил каждый вечер, как и обещал.

Он не обманул ее ожиданий и оказался действительно хорошим педагогом и знающим учителем. Секс был его стихией. Джек умел взволновать Пейдж одним взглядом. Вскоре выяснилось, что и она имеет над ним ту же власть. Достаточно было любого пустяка, чтобы они загорелись страстью. Стоило ей облизать пересохшие от жары губы, или медленно опустить веки, или едва заметно покачать бедрами — и он уже был готов.

Девушка предполагала, что процесс соблазнения сложен, но с Джеком все было просто. А главное, естественно.

Если бы Пейдж не помнила каждую минуту о том, что наняла его в качестве преподавателя, то решила бы, что ей посчастливилось встретить свою вторую половину. Но, разумеется, она трезво смотрела на вещи и не позволяла себе предаваться романтическим фантазиям. Он был замечательным любовником, чутким и внимательным. Но в таких парней порядочные девушки не влюбляются. Ведь рано или поздно они уходят, оставляя позади разбитые сердца.

А сердце Пейдж совсем недавно оправилось от предыдущего удара. Теперь она уже не стала бы рисковать им. Слишком много времени ушло на то, чтобы собрать и склеить его осколки воедино.

Да, Вудро вроде бы принадлежал к типу «постоянных» мужчин. Привлекательный и раскованный, он свел с ума многих девчонок. Пейдж приняла его страсть за настоящее глубокое чувство, полагая, что муж смотрит на нее теми же глазами, что и она на него. Что мечтает о том же, что и она. В этом была ее ошибка.

Теперь девушка понимала, что им двигало лишь желание завоевать недоступное. Классический случай: недотрога из порядочной семьи интересна лишь до той поры, пока не сдастся на милость победителя. После чего она превращается в очередной трофей. Конечно, Вудро не просто соблазнил ее на заднем сиденье своего автомобиля. Он пошел дальше и попросил ее стать его женой. Но и это было сделано лишь из эгоизма. Все жительницы города прекрасно понимали, что он из себя представляет. Все, кроме Пейдж. Она была молода, наивна и простодушна. И Вудро женился на ней. Ему требовалась домработница и повариха. Но его ждал неприятный сюрприз: ни вести хозяйство, ни готовить она не умела. Поэтому он продолжил поиски подходящий жены на стороне.

Теперь Пейдж неплохо управлялась с домашними делами, вкусно готовила. Научилась хорошо одеваться, не то что в былые годы. И все же она не подходила на роль той, что могла бы разделить с Джеком Мишеном жизнь и постель. Нет, ему нужна была равная во всех отношениях женщина. Пейдж пыталась убедить себя, что вполне подходит под это определение, но в глубине души знала, что обманывается.

Впрочем, какая разница? Даже если бы она была желанной, каковой иногда ощущала себя рядом с ним, все равно Джек Мишен не был тем мужчиной, с которым ей хотелось бы связать свою жизнь.

Пейдж даже представить была не в состоянии, что когда-нибудь сможет снова ответить «согласна» человеку, похожему на Вудро. Нет, больше такое не повторится.

И неважно, как хорош он в постели. Или как держит ее за руку, когда они идут в кино. Или как кормит ее картошкой фри со своей тарелки, когда они вместе обедают. Или подбадривает, когда она рассказывает о собраниях кружка «СПГ» и попытках найти для него постоянное место, чтобы у женщин было куда прийти, если дома возникли трудности.

Нет, во второй раз она эту ошибку не совершит.

— Не надо, не включай свет, — остановила Пейдж Джека, который протянул руку к лампе на ночном столике. Ее пальцы поймали его за запястье в нескольких сантиметрах от выключателя. — Пожалуйста.

— Я хочу видеть тебя.

— Ты и так увидишь. Фонари на улице светят очень ярко, — нервно рассмеялась она. — Хоть солнцезащитные очки надевай.

— Это всего лишь маленький ночник.

— Но без него гораздо романтичнее, — настаивала девушка, сжимая пальцы на его руке. В ее глазах мелькнул страх. Джеку захотелось обнять ее и защитить от всего, чего она боялась. Но он немедленно отогнал это чувство. Во все прошедшие ночи Пейдж была открытой и искренней с ним, отдавала ему всю нерастраченную страсть. Но он ощущал, что она все-таки сдерживается.

Что-то заставляет ее сдерживаться.

— Пожалуйста. Так ведь… — Девушка облизала губы. Джек понял: она пытается придумать подходящее объяснение своей просьбе. — Так ведь гораздо лучше.

— Почему ты не хочешь сказать мне, в чем настоящая причина твоей застенчивости?

— Не пойму, на что ты намекаешь?

— Ты боишься.

— Боюсь? Тебя?

— Боишься, что я увижу тебя при свете и мне это не понравится.

— Глупости, — фыркнула Пейдж, но он догадался, что нащупал ее болевую точку. В ее глазах блеснули слезы. У него защемило в груди.

— Детка, не позволяй ему вновь вторгаться в твою жизнь и портить ее. Его больше нет. Не нужно бояться.

— Я не боюсь. — Она отчаянно замотала головой, словно пыталась убедить в этом и себя. — Я вообще ничего не боюсь.

— Не обманывай себя.

— Да кто бы говорил! — Она посмотрела на него в упор холодными от злости глазами. — Ты-то сам хоть раз в жизни усидел на одном месте дольше двух-трех месяцев?

— Сейчас речь не обо мне. — Джек отстранился от нее и сел на край кровати.

— Хочешь поговорить о страхах? — Пейдж тоже поднялась и села позади него. — Давай поговорим.

— Ты знаешь, я сюда шел с несколько иным намерением. Я хотел увидеть тебя.

— И дело не в том, что у тебя непоседливый характер, — не унималась она, пропустив мимо ушей его фразу или скорее сделав вид, будто не слышит его. Ей хотелось перевести разговор с себя на Джека. Ведь проблема была в нем. — Ты просто боишься долго оставаться на одном месте.

— Ты пытаешься сменить тему разговора. Хорошо. К твоему сведению, я просто не люблю подолгу жить в одном городе. Вот и все.

— Нет. Это страх гонит тебя с места на место. Ты боишься пустить корни.

— Послушай, мы говорили о твоих страхах. А корни мне не нужны.

— Боишься слишком сблизиться с кем-нибудь.

Его губы дрогнули в ухмылке.

— Дорогая, уж с тобой-то мы были так близки, что ближе некуда.

— Физически — да. А я говорю о другом.

— Постой-ка. Не ты ли просила меня об уроках страсти? Секс и есть физическая близость.

— Ты никогда не остаешься до утра. Не просыпаешься в моей постели рядом со мной. Всегда уходишь прежде, чем я открою глаза. Объясни, почему?

— У меня полно работы на ранчо. Я же дал Джимми слово, что присмотрю за хозяйством. Приходится начинать с раннего утра.

— Ты не хочешь просыпаться рядом со мной, потому что так проще. Так наша связь — всего лишь интрижка на одну ночь.

— Милая, я прекрасно понимаю, что это не интрижка на одну ночь. А на две недели. Пойми, я занятой человек.

— Тогда докажи, что я ошибаюсь. Останься до утра. На всю ночь. А я испеку блинов на завтрак.

— Все же мне лучше уйти. Завтра ни свет ни заря пригонят стадо в сто голов. Мне нельзя опаздывать.

— Давай, беги, — крикнула Пейдж ему вслед. — Потому что если ты останешься, то поймешь, что я права.

Ну конечно, она не права.

Джек завел мотор и рванул с места, вздымая клубы пыли.

Боишься сблизиться с кем-нибудь?

Черта с два! Ничего он не боялся. Просто не любил сближаться с людьми. Так было проще: никого не обижаешь, когда охота к перемене мест снова зовет в дорогу. Когда нет привязанностей, нет и обязательств. Не нужно никого бросать. Так легче. Всем.

Джек не хотел вступать в прочные отношения с окружающими и обзаводиться постоянным домом. Не хотел погружаться в размеренное существование довольного жизнью человека, когда все воспринимается как само собой разумеющееся. Именно такую жизнь он вел до смерти жены. Спокойную. Оседлую. Удобную. Счастливую.

Эта мысль так изумила его, что Джек прибавил скорость, словно хотел поскорее от нее отделаться. Черт подери, он счастлив и сейчас! Просто как-то по-другому. Иначе. Он занимается любимым делом, переезжает с места на место, когда захочет, наслаждается всеми радостями жизни и дышит полной грудью, а не влачит жалкое существование. Совершенно очевидно: он счастлив.

Но чем ближе Джек подъезжал к ранчо, тем настойчивее память возвращала его в те дни, когда его жена еще была жива. Как ему нравилось тогда возвращаться домой после трудного дня, проведенного на пастбищах или в конюшнях с отцом. Тогда он часто задумывался о будущем.

Счастье.

За прошедшие десять лет много чего происходило с ним. Но это слово больше не возникало в его лексиконе. Нет, с тех пор он не был счастлив по-настоящему. Просто существовал.

Ну и что? Так ведь лучше. Лучше, чем обрести счастье, а потом внезапно потерять его, как случилось с ним когда-то давно. Он был тогда молод и влюблен. И вдруг ничего не стало. Ее не стало.

Тогда горе завладело им полностью и чуть не убило. Он очень тосковал по жене, а справиться с болью смог, лишь уехав из дома. Сбежал. Чтобы забыть обо всем.

Но воспоминания не оставляли, шли за ним по пятам. Внезапно вдруг возникали в голове. Стоило увидеть какую-нибудь семью за обедом в местном кафе, или мужа и жену за покупками в бакалее, или юношу и девушку, держащихся за руки, и боль возвращалась. Видеть чужое счастье было просто невыносимо.

И Джек убегал, оставляя позади знакомых и друзей, бросая все ради другого города, заполненного чужими людьми. Некоторое время все было нормально. А потом прошлое вновь возвращалось в виде мучительных воспоминаний.

Вот как сейчас.

Пейдж воскресила их, потому что в последние несколько дней показала ему счастье, о котором он и не мечтал. Она сумела пройти через те защитные стены, которыми он отгородился от людей, сумела проникнуть в его сердце. И ему это нравилось. Он полюбил ее.

Джек понял это, когда затормозил на дорожке у родного дома. Да, он действительно полюбил ее.

Он опустил глаза. Сомнений нет, это любовь. Но вместо того, чтобы обнять ее, прижать к себе и наслаждаться близостью с ней, он сбежал, примчался сюда.

Да, черт побери, она права. Он на самом деле боялся с кем-нибудь сблизиться. Но в одном Пейдж все же ошиблась. Перспектива осесть и жить на одном месте его не пугала. Он уже это сделал.

Эта мысль пришла ему в голову, когда Джек шел по до боли знакомому коридору родного дома в свою комнату, которую занимал с самого рождения. Здесь было его место. И все его вещи: кровать, спортивные награды на полочке на стене, его первое седло, переброшенное через стул в дальнем углу, первая голубая лента, которую он получил на смотре лошадей в Остине. Да, здесь было его место, наполненное воспоминаниями о прошлом. Здесь были его корни.

Он подумал о Сесиле Макгроу из бакалейной лавки, об Уэйне и Нелл, о многих других знакомых ему с детства жителях города. Его города. Здесь он вырос. И всегда возвращался сюда. Ему не нужно было начинать жизнь где-то еще. Не нужно было пускать корни, потому что они уже были пущены здесь, в Инспирейшне. Его прошлое, то, чем он был и чего хотел, — все таилось в маленьком техасском городке, где жили его семья, его друзья и его женщина.

Его мысли вернулись к Пейдж. Он вспомнил страх и отчаянье, застывшие в ее глазах. Когда Джек уходил, она была напугана и пыталась защищаться, а потом прогнала его.

И он охотно ушел, потому что и сам боялся. Но теперь страх пропал. Джек вошел в свою комнату с твердым намерением больше никогда не позволять Пейдж отталкивать его.

Он взял свой верный чемодан и принялся распаковывать его. Через несколько минут все вещи заняли свои прежние места в ящиках и на вешалках в шкафу. И на него снизошло спокойствие. И свобода. Подлинная свобода. Еще большая, чем та, какую он чувствовал, летя на своем мотоцикле по ночному безлюдному шоссе.

Джек понял, что освободился от прошлого, от всех страхов, не дававших покоя. Теперь можно без тревоги смотреть в будущее. Ему нужна Пейдж Кэссиди. Отныне и во веки веков. Оставалась лишь одна проблема: Пейдж прогнала его и не хочет больше видеть.

Но это пока.

— И тогда я сказала ему: «Норм, я не стану надевать желтое платье. Возможно, это любимый цвет твоей мамы. Но меня она ненавидит. И желтый мне не идет».

— Вот молодец!

— Так держать, Дороти!

— Правильно ты его!

— Я хочу сказать, если бы его мать была со мной хотя бы любезной, я бы надела хоть оранжевое платье, хоть лимонное. Но она же постоянно критикует мою курицу и клецки.

— Ничего себе! Твои клецки?

— Вот ведьма!

— И мой яблочный штрудель.

— Коммунистка недобитая — вот она кто!

— Да разве так можно?

— И мой воздушный лимонный мусс…

Пейдж отчаянно старалась сосредоточиться на теме дискуссии. Очень старалась. Но как только ей удавалось уловить нить разговора, что-то напоминало ей о Джеке и прошлой ночи. И главное, о том, что она перешла ту грань, за которой нет возврата. Она прогнала его. Теперь он, скорее всего, ее ненавидит.

Ну и что? До приезда Джимми и Деб осталось всего три дня. А потом Джек уедет. Так какая же разница, что он о ней думает?

Никакой. В этом она и пыталась себя убедить. Что такое три дня? За прошедшие полторы недели ей удалось многому научиться. Несколько дней ничего бы не изменили.

Пейдж старалась не забывать об этом. Старалась поверить в это. Но собрание кружка «СПГ» закончилось, она попрощалась с женщинами, собравшимися вокруг стола с закусками, и поняла, что убедить себя не сумела.

Три дня — это три дня. Почти половина недели. Целая вечность для той, что совсем не умела доставлять удовольствие мужчинам, не владела этим искусством. А вдруг Джек не всему научил ее? И без этого вся его наука насмарку? Она не могла себе позволить упустить даже мелочь, не говоря уже о трех ночах.

Пейдж не хотела признаваться себе в том, что хочет видеть Джека в эти три ночи, что ждала их, рассчитывала на них и совсем не собиралась его отталкивать. Она опасалась, что ее мысли о нем далеки от желания научиться искусству страсти, что она жаждет встречи с ним, потому что Джек Мишен ей небезразличен.

Он красив, сексуален и такой милый. Внимательно слушал все, что она говорила, рассказал ей о своем прошлом. У них оказалось столько общего.

Но с другой стороны, между ними пролегла непроходимая пропасть.

Вдруг у нее по спине побежали мурашки от странного предчувствия. Пейдж обернулась.

Пропасть пропастью, а сейчас их разделяли считанные метры.

Джек стоял в дверном проеме, улыбался и картинно раскланивался с последней участницей кружка «СПГ», выходившей из зала, держа в руке тарелку с конфетами. Не успела Пейдж перевести дыхание, как молодой человек закрыл дверь и повернул замок.

Попалась.

Попалась? Что за глупости? Но именно так она подумала, когда он подошел ближе. Словно хищник, загнавший свою жертву в угол.

— Ты на меня не сердишься, ведь правда? Мне не стоило говорить то, что я сказала. Это ведь не мое дело.

— Нет, ты имела полное право сказать это. Я спровоцировал тебя. Ты ведь описала все как есть на самом деле.

— Но твои страхи и принципы — твое личное дело.

Джек остановился в нескольких сантиметрах от нее, отрезав ей все пути к отступлению или побегу.

— А чего ты боишься, Пейдж?

— Давай не будем снова начинать этот разговор.

— Но мы ведь его так и не закончили. Ты во всем оказалась права. Да, я боялся сближаться с людьми.

Боялся? Раньше? А теперь, значит, все изменилось?

— Все верно, — кивнул он, словно прочитав ее мысли. — Больше я этого не боюсь. Я хочу сблизиться. — Джек наклонился, коснулся ее щеки и приподнял ее подбородок. — Ты не ошиблась. И я готов признать твою правоту. Теперь я хочу, чтобы ты открылась мне. Теперь между нами не должно быть никаких секретов. Ничего, только прикосновения, поцелуи и чувства.

Теперь.

Девушка всем телом ощутила его близость, голодный взгляд его глаз. Они были совершенно одни в зале, залитом ярким солнечным светом, с запертой изнутри дверью.

— Я хочу видеть тебя. — Джек начал расстегивать верхнюю пуговичку на ее блузке. — Прямо сейчас.

— Сейчас? Но ведь сейчас еще день…

— Сейчас. — Он закончил с первой пуговичкой и переключился на вторую. Потом на следующую… Пока не расстегнул все.

— Я… ну, я думаю… — Слова застряли у нее в горле, когда Джек коснулся ее груди, обтянутой тонким кружевом бюстгальтера. Не дав ей опомниться, он расстегнул крючочки.

Девушка испугалась и сделала глубокий вдох.

Успокойся. Ты ведь не абсолютно голая. На тебе еще есть блузка, пусть даже расстегнутая, и юбка, скрывающая все недостатки.

Звук расстегивающейся молнии эхом отдался в зале. Юбка упала на пол. За ней последовала нижняя юбка. Пейдж осталась в блузке и трусиках.

— Сейчас, — как зачарованный твердил Джек, взявшись за их край.

Она поймала его руку.

— Нет. Не надо.

Пейдж понимала, что это глупо. За последнюю неделю она была с ним в постели много раз, но теперь отчего-то почувствовала смущение и страх, словно невеста в первую брачную ночь. Да, они предавались любви, но всегда в полутьме, в сумерках, только не в ярких лучах солнца.

— Но почему? — Он высвободил руку и немного спустил ее трусики.

— Ну пожалуйста. Не делай этого. Прошу тебя.

Его рука застыла у нее на бедре, обжигая нежную кожу.

— Знаю… знаю, это глупо, — продолжала она. — Но я ничего не могу с собой поделать. Честное слово.

— Объясни, почему.

Какой простой вопрос. И как трудно на него ответить. На нее давили годы неуверенности и самоуничижения: попытки спрятать свою фигуру под мешковатыми джинсами и рубашками, болезненные спазмы в желудке с наступлением ночи, когда она гасила свет, забиралась под одеяло и молилась, чтобы муж хотя бы на минуту притворился, что она такая, как ему хочется, чтобы был нежен, чтобы подумал о ней…

— Просто не могу.

— Можешь.

— Я не хочу.

— И это неправда. — Джек отпустил ее трусики и поднял руки к ее груди, которая тут же налилась от его ласк. — Вот видишь. Твое тело хочет. Тебя держат твой разум, твои страхи. Отпусти себя. Забудь обо всем. Думай только о том, что я с тобой делаю.

Его глубокий, чувственный голос успокаивал ее. Пейдж закрыла глаза, откинув страх и неуверенность. Теперь она ощущала только тепло его ладоней на своей груди, прикосновение его пальцев, его дыхание у виска.

— Вот так, — пробормотал он и, приподняв, усадил ее на стол. Легкий шелк трусиков скользнул по ее горячей коже. Джек встал между ее ног, распахнул блузку и спустил ее с плеч. Девушку обдало прохладой.

Она открыла глаза и попыталась задержать падающую блузку, согнув руки в локтях.

— Ну пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты меня видел.

— Так этого ты боишься? Что я тебя увижу?

— Что тебе не понравится то, что ты увидишь. Что ты потеряешь ко мне всякий интерес. Что тебе будет противно смотреть и ты убежишь прочь.

— О, детка, — с чувством произнес Джек, взяв ее лицо в руки. — Что ты говоришь? Я никогда не убегу от тебя. Никогда.

Последнее слово, в которое было вложено столько искренности, заставило ее сердце биться чаще. Но терзающие душу сомнения оказались сильнее. Что-то было не так. Джек принадлежал к тому типу мужчин, которые не могут произносить таких фраз. Он вечный скиталец и не способен нигде остановиться надолго.

Ей хотелось спросить его обо всем этом, но Джек откинул ее назад, наклонился над ней, закрыв своим напряженным телом свет ламп, бьющий с потолка. Ее страхи постепенно уходили. Она сдалась, подчинилась своему желанию.

Он медленно провел руками по ее бедрам, скользнул под ягодицы и притянул ее к себе, сдвинув на самый край стола. Пейдж открылась ему навстречу. Ее страсть пересилила неуверенность и сомнения. Блузка упала на стол. Девушка обняла его и прижалась к горячему телу.

Джек быстро расстегнул пуговицу и молнию на джинсах. И уже через мгновенье соединился с ней резко, быстро, страстно.

Она откинулась назад, коснувшись поверхности стола, обвив ногами его талию. Пейдж ждала, что он обнимет ее и начнет двигаться. Но этого не произошло.

Она открыла глаза. Джек смотрел пристально, словно сквозь нее. Девушка лежала перед ним, открытая для прикосновений, немного напуганная, беззащитная. Его ласковый взгляд скользнул вдоль ее обнаженного тела, не упуская ни одной мельчайшей детали. Наконец он нашел ее глаза и прошептал то, что навсегда вычеркнуло из ее памяти годы боли и отчаянья и наполнило ее радостью, которой ей прежде не доводилось испытывать.

— Ты прекрасна.

Услышав эти слова, Пейдж поверила им. Во взгляде Джека Мишена читались искренность и восхищение. Рядом с ним она чувствовала себя действительно прекрасной.

Это мимолетное ощущение, одернула себя Пейдж. Джек уедет через несколько дней, переберется в другой город, найдет другую женщину.

И слава богу.

Потому что он опасен. Он лишает ее душевного спокойствия. Пробуждает в ней несбыточные желания. Но они неосуществимы с таким, как Джек Мишен. Рисковать не стоит.

Ей хотелось продолжения. Но с ним продолжения не будет. А вот это… это она может себе позволить. На несколько дней.