Навязанная, беременная, моя! (СИ)

Глава 7

Мы въезжали в столицу Тринара – Артонар, в сопровождении знатных гхартов королевства и их оруженосцев.

– Видишь, Лиэн, Маргот придаёт большое значение нашему посольству. Ему необходим «Вечный мир» между нашими странами, – торжествовал отец, окидывая взглядом процессию, растянувшуюся на несколько улиц.

Хотела напомнить ему, что нам этот мир тоже важен, однако он шикнул, опасаясь чужих ушей, и, пришпорив статного гнедого коня, отъехал от кареты. С грустью проводив его взглядом, я неожиданно поймала себя на мысли, что моё доверие к отцу пошатнулось. Стало неуютно, одиноко, и только тёплая улыбка брата помогла сдержать подступающую горечь.

Чтобы никто не заметил моей печали, повернулась к окну и смотрела только в него.

Люди толпами выстраивались вдоль дорог, улиц, бесцеремонно разглядывали наше посольство, тыкали пальцами, особенно в меня. Мои белоснежные волосы и для Шаэля редкость, а для темноволосых тринарцев вовсе диво невиданное. Хорошо, что с детства я привыкла к вниманию, не боялась многолюдных собраний, наглых зевак. К тому же по совету меры Фаоры старалась держаться с достоинством, но не заносчиво, чтобы завоевать людские сердца.

Шаельский двор слывёт богатым, утончённым и высокомерным, поэтому моя приветливая улыбка сильно удивила люд. Это радовало. Вот только как нас встретят при дворе Маргота?

Мера Фаора поведала, что тринарцы ценят наследие прошлого, по крупицам собирают великие знания и не считают их запретными. Я сомневалась в этом, пока не увидела древних каменных колоссов, склонивших головы в призыве исчезнувшей магии. Что это творения древних времён, когда магия была ещё невероятно сильна, подтверждали многочисленные магические знаки и руны, покрывавшие статуи, стоявшие вдоль дороги.

– Я слышала, это грешнки-маги. Их души навечно заточены в камне! – Напуганная лиера Свена, взирая на грозных колоссов, выточенных из чёрных глыб, очертила на груди защитный круг.

– Глупости, – закатила глаза мера Фаора. – Это дань уважения силе и таланту.

– Греховная магия утекла перед лицом Светлой, как вода сквозь пальцы, – не отступала наставница. – Светлая не благоволит еретикам-тринарцам, поэтому живут они бедно, на суровых землях, где в изобилии разве что каменные пустоши.

– Жители Тринара с вами не согласятся. – Разминая тело, целительница резко сложила пальцы в странных жестах. Лиера Свена и Вайра враз отпрянули от неё, вжались спинами в сидения и, далее что бы ни говорила мера Фаора, в споры не вступали.

Аллея каменных великанов поражала мрачностью, величественностью, идеальностью. Нечто подобное я ожидала от королевского замка, однако же, увидев его, потеряла дар речи.

Обитель короля Маргота – огромная крепость на гористом холме, от которой веяло холодом, неуютностью, варварством. Отцу никогда не нравился суровый Тринар, однако ради власти он готов оставить меня здесь. Навсегда. Где я буду одинокой чужестранкой до конца своих дней…

В груди защемило от обиды. Не в силах сделать ни вдоха, ни выдоха, чтобы не выдать подступающие слёзы, я сжала пальцами подол платья.

– В Тринаре ценят Знающих. – Проронила негромко мера Фаора, поглядывая в окно.

Свена поджала губы, решив, что Знающая радуется за себя. Однако я точно знала: целительница поддерживает меня. Украдкой кивнула, благодаря за поддержку, и ощутила, как накатившие паника и страх отступают.

У меня есть знания, ум, капелька дара. А познав на личном опыте, как лицемерны тринарцы, больше никогда не доверюсь кому бы то ни было и не покажу слабость. И что бы ни случилось, справлюсь.

Наше посольство встретили торжественно, даже помпезно. Сотни факелов освещали замковую площадь, где многочисленные собравшиеся придворные, растягивая губы в наигранных улыбках, соревновались в источении льстивых речей…

Это длилось почти вечность, а потом нас, измотанных долгой доро́гой, проводили в

покои.

В моих комнатах потемневшие от времени каменные стены украшали гобелены, драпировки из дорогих ярких тканей. Холодный пол устилали меха. Но больше всего поражало, что массивная мебель располагалась у каминов, которые горели даже в конце лета.

Мне не нравился Тринар, душа не лежала к этому суровому краю, однако за время поездки я так вымоталась, что наспех перекусив, скинула одежду и забралась под меховое одеяло.

Думала, что едва голова коснётся подушки, усну. Вот только вернулись волнения, ощущение одиночества.

Вдруг приоткрылась дверь, на пороге появился отец.

Как же я обрадовалась! Села на постели, улыбнулась, а он, не подходя ближе, не спросив о самочувствии, требовательно объявил:

– Днём состоится торжественный обед, во время которого Леонида и тебя представят тринарскому двору. На нём ты должна выглядеть как истинная княжна, гордость Шаеля! Оденешь что-нибудь в цвет герба Маргота… – Стоя поодаль, отец сухо наставлял меня, вместо того, чтобы подойти, успокоить, пожалеть, как дочь. Пусть я выросла, стала большой, но мне было так тревожно.

Не перебивая, внимательно выслушала его. И лишь, когда он повернулся, чтобы уйти, тихо спросила:

– А если выйдет не так, как вы планируете, что тогда? – Ещё надеясь, что смогу вернуться домой.

– У тебя должно получиться, – отчеканил он холодно. – Это, Лиэн, твой долг. Долг передо мной, как отцом, перед братом и Шаелем. Пойми это, прими и постарайся.

Он ушёл, а я осталась одна в огромной комнате-ловушке, понимая, что более у меня нет дома.

***

Утро началось с приятной суеты. Но даже горячая ванна не помогла избавиться от ощущения, что королевский замок – самое неуютное, холодное место в Приморье. Да и обильные угощения уступали родным, шаельским во всём. Я отчаянно жалела, что моя жизнь круто изменилась из-за мгновения умопомрачения.

Эх, если бы можно было повернуть время вспять…

Я страдала, но больше от осознания, что это ничего не изменило бы. Отец надумал породниться с тринарскими ландграфами и не отступит. Выдаст замуж если не за гхарта Роберта, так за другого. В этом Леонид прав…

Слово «обед» в Тринаре вовсе не означало, что торжественная трапеза состоится приблизительно в полдень. Скорее намекало на многочисленное собрание знати за ломившимися от еды столами где-то вечером. Однако Свена не желала рисковать и начала подготовку сразу, как только высушили волосы.

– Ох уж, эти варвары! Нет у них порядка, лишь желания и наития. Как тут угадаешь, что Светлейшему Марготу взбредёт в голову? Объявит, что нас ждут, а вы, княжна, ещё только в сорочке. Могут так нарочно поступить, чтобы опозорить нас…

Вайра не спорила, безропотно исполняя любой приказ Свены.

– Подай жаровню – холодно!

Служанка побежала за ней. Едва вернулась, поставила, лиера Свена чуть не запнулась о печку в виде цапли и раздражённо прорычала:

– Зачем, гусыня глупая, поставила? Не видишь, дышать уже нечем!

Мы переглянулись с Вайрой. Я могла осадить наставницу, но после недавних событий, она стала советоваться с князем по каждой мелочи. И сейчас побежит. Отец выйдет из себя, за то, что его отвлекли. И в раздражении может сорвать гнев на служанке. Лучше уж пусть Свена ворчит.

Сборы продолжались, я устала от суеты, начала спорить. От духоты разболелась голова, зато после всех стараний выглядела достойно.

Разглядывая отражение в зеркале, мне не к чему было придраться. Вот только чутьё подсказывало, что надо бы надеть что-то другое. Что именно, почему, я не знала, однако червячок сомнения продолжал грызть, не давая покоя.

– Чудесно, дитя моё! Вы как нежная роза посреди дикого разнотравья! – Умиляясь, Свена сложила руки свечой. Она искренне гордилась мной. Как и своей работой. – Доложу князю.

Накинув шаль, хотела уже отправиться к отцу, но дверь распахнулась, и в покои царственно вошла мера Фаора, облачённая в чёрную тунику и белую накидку.

Она неспешно оглядела меня. И по её взгляду я поняла, что целительница недовольна.

– Половина придворных пребудет в цветах герба Маргота и королевы, – нахмурилась она. И я, наконец-то, поняла, что с нарядом не так.

– Это желание князя. Важно проявить уважение к принимающей стороне. – С вызовом вскинула голову Свена, прикрываясь приказом отца, как щитом.

– Льстец – не глупец, а умный хитрец. Кое-кому не мешало бы ознакомиться с жизнеописанием Светлейшего Маргота. Сколько всего чу́дного бы узнали. – Знающая поглядывала на меня с хитрым прищуром.

– Простите, я читала историю Тринара, но не знаю всех тонкостей. Расскажете? – обратилась я к ней за помощью.

Она улыбнулась, подошла к окну и, распахнув створку, чтобы наполнить покои свежестью, загадочно произнесла:

– Порой храбрость вознаграждается сполна. Тем более женская.

– Глупости! – Свене не понравилось, что простолюдинка оспаривает её вкус. Однако сейчас я больше доверяла Знающей, чем наставнице.

– Расскажете?

Мера Фаора обернулась, бросила на меня пронзительный, испытывающий взгляд и привела несколько доводов.

В шесть рук мы торопливо отпарывали дорогие кружева от нежно-лазоревого наряда, срочно удлиняли ими рукава, оторачивали ворот…

В итоге вышло по девичьи скромно, но красиво. Вот только причёска совершенно не подходила.

– Дай три тонких гладких браслета, – требовательно протянула руку мера Фаора к Вайре. Получив, она принялась опрыскивать водой мои завитые локоны, над которыми мы так долго трудились.

Целительница ловко заплела на моих висках по две косы, соединила их под частью распущенных волос, а потом пропустила все пряди через три обруча… Причёска получилась простой, при этом замысловатой и неожиданно варварской, как раз во вкусе тринарцев. Даже Свена перестала ворчать, удивлённо разглядывая меня.

– Я не видела таких фасонов и хитростей с обручами в каталоге швей, – призналась она с неохотой, отдавая должное мастерству Знающей.

– Конечно, это любимая причёска покойной королевы Мергет, матери Светлейшего Маргота. Она гордилась своей фигурой и косами, поэтому всячески подчёркивала достоинства.

– Но это устаревшая мода! – схватилась за сердце лиера Свена.

– Зато как подходит княжне. Сердце Светлейшего Маргота обязательно растает. А для яркости бедра, пожалуй, можно подчеркнуть золотым поясом – цветом королевской семьи. Тем более что он символ плодородия.

– Князь не желает раскрывать козыри, – взбеленилась Свена, представляя, чем для неё обернётся недовольство моего отца.

– Это дань уважения, прежде всего принимающей стороне. – Смерила мера Фаора мою наставницу ледяным взором. – Вам бы следовало знать больше о мире.

– Не все живут так долго, как некоторые.

– Без знаний да с пакостным языком – так точно.

Знающая раз за разом доводила Свену до трясучки. Не из вредности, а чтобы отвлечь наставницу и дать мне побыть наедине со своими мыслями. Заодно чтобы украдкой положить в мой карман зелёный камень, спасающий от тошноты.

Отец пока скрывал истинную цель визита, приберегая козырь для личной беседы с королём Тринара. Моя же подозрительная реакция на сильные, непривычные запахи могла спутать ему карты. Но благодаря стараниям Знающей, я почувствовала облегчение.

Время шло. Уже начало вечереть, когда прибежала запыхавшаяся Вайра и взволнованно выпалила:

– Обед! Званый обед начинается!

Я поднялась с кресла, нервно потёрла взмокшие от волнения ладони.

Наступил час, когда предстоит предстать перед Марготом и его девятью ландграфами. Светлая, помоги!

В сопровождении Свены и охраны проследовала по лабиринтам коридоров, полукруглых сводчатых арок, лестниц и вошла в шумный, вычурно — ярко украшенный зал.

Он был огромным, как и всё в Тринаре, призванное демонстрировать мощь королевства, при этом почти лишённым очарования шаельской роскоши.

Мы были чужими здесь, а наша свита в окружении тринарцев походила на изысканные цветы, пробивающиеся в тени кряжистых деревьев. А я…

Моё появление заставило всех замолчать.

Старалась держаться величаво, я проследовала к длинному столу, за которым восседал король Тринара, мой отец, брат и тринарские ландграфы.

Всё шло гладко, но ровно до тех пор, пока не увидела знакомую фигуру. Гхарт Роберт, одетый во всё мрачное, злым бирюком смотрел на меня, словно на врага, которого растерзал бы голыми руками.

Сердце загрохотало, как сумасшедшее, готовое пробить рёбра и выскочить из груди. Однако я заставила себя отвернуться, сделать вид, что более не смотрю в его сторону, тем более не думаю о нём.

Вот только выбросить из головы взгляд, наполненный ненавистью, было непросто, потому что гхарт Роберт меня, кажется, возненавидел. Но за что?