(Не) его тройня

Глава 1

— Тимофей, это что? — с сомнением гляжу на рисунок человека.

— Человек, — охотно поясняет сын.

— Вот это что? — не унимаюсь.

— Мам, это голова, шея, вот это плечи, руки, тело и ноги, — сын водит пальцем по рисунку.

— Сын, ты меня вообще слышишь? Это что такое? — нервно дергаюсь, замечая, как открывается дверь клиники. Никто не вышел, наверное, передумали.

— Ну, мам, это рисунок, — Тимофей дергает меня за руку. Полюбовавшись творением сына еще мгновение, задаю главный вопрос:

— Тимофей, ты, зачем нарисовал рисунок на чужой машине? — сын хмурится, но молчит. — Тимофей!

— А это разве не твоя машина? — спрашивает ребенок, ошарашенно смотрю на сына. Он издевается что ли? Какая разница, чья машина?

— Тимофей, а разве ты не отличаешь красный цвет от черного?

— Отличаю, это черный, — уверенно говорит сын.

— А наша машина красная? Так ведь?

— Да, мам. А ты, что сама не уверенна?

— Я уверенна в одном, что ты будешь наказан.

— Почему мам?

— Потому что ты манипулятор! Тебе всего пять лет, а ты уже пытаешься мной руководить. Сын, я такое не приемлю, — тру рукой рисунок, плюю на машину. Не стирается, зажмуриваюсь на секунду. Что мне с тобой делать? Как стереть? Наклоняюсь ниже, смотрю на рисунок под углом и понимаю нам конец. Конец мне и вследствие этого конец моим детям. Рисунок не нарисован, а нацарапан. Тимофей сделал это сознательно, будто выполняя какой-то неведомый мне ритуал. Зачем? Чтобы я знала, что он помнит… Каким же вырастет мой сын? Понимаю, что вся беда еще в том, что никогда больше не обращусь к психологу за помощью, а сына пугать бессмысленно. Детям будет еще хуже и сейчас самое время защитить их и себя. Но как? Убегать — бессмысленно, хозяин машины, все равно нас найдет. У клиники есть камеры наблюдения. А наша машина припаркована рядом, номера видны.

— Мам, девочек пора забирать, — Тимофей смотрит на свои часы.

Точно, девочек с тренировки забрать. Мозг соображает, как бы исхитриться и выкрутиться из сложившейся ситуации с наименьшими проблемами.

— Пошли, — беру сына за руку и подвожу к нашей машине. Моя "малышка" весело приветствует нас с сыном звуковым сигналом. — Залезай, — Тимофей молча выполняет просьбу. — Пристегнись, — сажусь в машину, вдыхаю аромат освежителя воздуха. Правильно выбрала запах, сосна успокаивает.

— Фу, — кривится лицо Тимофея. Ребенок зажимает нос рукой и противно имитирует тошноту. Качаю головой. В кого он такой? В отца что ли?

Вставляю ключ зажигания, он поворачивается, а ребенок писклявым голосом уныло сообщает:

— Добро пожаловать в клинику "Фон-Фуфон".

— Почему "Фон-Фуфон"? — спрашиваю.

Тимофей мгновенно перестает казаться мне эгоистом и несносной букашкой. Я вижу в нем умного, развитого ребенка, у которого фантазии хоть отбавляй.

Да, я мама, немного занудная, согласна, но все же мама. Именно это слово я выговариваю с чувством огромного облегчения и гордости. Мама, которая может позволить себе не думать о проблемах и справляться с ними быстро. Мама, которая хочет, чтобы ее дети росли не только успешными, но и счастливыми. Мама, которую не заботит вопрос: "Ты мне должен или ты мне обязана"? Я просто хочу, чтобы мои дети выросли счастливыми. Тимофей утыкается в игру, а я спокойно веду машину.

Подъехав к спортивному клубу, вылезаем из машины.

— Пойдем, — пихаю сына в спину. Он испуганно улыбается. — Тимофей, ты чего? Пойдем, девочек заберем, — максимально нежно целую его в макушку. Сын дергает правым плечом, выражая недовольство. Беру Тимофея за руку, и мы входим в клуб.

Люблю это место, девочки занимаются художественной гимнастикой. Когда я в первый раз увидела их на общей площадке, мне показалось, что я попала на отдых в лагерь юных олимпийцев. Так они грациозны и красивы, их движения легки, точны и гармоничны.

Я не стесняюсь говорить сыну, что гимнастика хорошо стимулирует умственные и физические способности. У меня все еще теплится надежда увлечь сына спортом. Но, похоже, для этого уже поздно. Жаль, что в жизни все куда прозаичнее: Тимофей постоянно прессует меня своей детской непосредственностью.

Только для него это естественно, если я слышу бурчание его живота: "Ой, ма, какие прыгалки"! Или: "Ой, ма, как эта доска качается!" Это он о треснувшем асфальте. Конечно, дети видят мир иначе, чем мы. Порой логику сына я не могу понять. С дочками проще, их эмоции и мысли, как на ладони. Они простодушны и бесхитростны. Любовь к ним пробудила во мне материнский инстинкт, и я, кажется, отвечаю им взаимностью.

А вот на сына трудно давить, во всяком случае, мне. Минут через двадцать мы прощаемся с тренером, выходим вчетвером из раздевалки и приближаемся к стойке с напитками.

— Вода только с газом, кто-нибудь из вас будет? — зачем спрашиваю? Итак, знаю ответ: трижды "Нет". Не пьют они газированную воду и лимонады, в том числе. Только сок, причем натуральный, желательно свежевыжатый.

Я вижу, как маленькие ладони сына сжимаются в тонкие дрожащие кулачки. Присаживаюсь на корточки.

— Тимофей, ты чего? — сын смотрит в сторону, тяжело вздыхает. Обе дочки смотрят на свою обувь. Молчат. — Так дети, что происходит? Что случилось? — перевожу взгляд туда же, куда смотрит сын.

Замечаю три мужские фигуры. Пытаюсь всмотреться вдаль коридора.

— Мама, пошли, — цедит сын. — Пошли, — тянет за рукав. Подхватываю две спортивные сумки и поддаюсь сыну, теперь он ведет меня. Девочки плетутся за нами. Тихо так. Что-то явно случилось. Подойдя к машине, закидываю сумки в багажник. Краем глаза замечаю какое-то движение у машины. Тимофей пытается открыть дверь. Закрываю багажник и иду на помощь сыну. Открываю дверь, Тимофей хватает Алису за руку и реально впихивает сестру в салон. Только открыла рот, чтобы возмутится, сын, подходит к Софии, шепчет ей что-то на ухо. Дочка сразу же погрустнела и поплелась к машине, забралась к сестре. Офигевшая от увиденного, закрываю дверь за сыном.

Однозначно, раскалывать их нужно поодиночке. Все вместе дети будут молчать.

Разворачиваюсь и встречаюсь взглядом с мужчиной. Он стоит на крыльце спортивного клуба. Лицо мужчины кажется мне смутно знакомым, где я его видела? Смотрит мне в глаза. У меня екает сердце. Это же мой Тимофей, только старше. Лет на тридцать пять старше. Смутившись, отворачиваюсь, не смогу еще раз посмотреть на него. Сажусь в машину и быстро выезжаю с парковки.

Не оглядываясь, двигаюсь в направлении дома. Внутри все как-то странно и непонятно. Понимаю только одно — это мои дети, только мои. К этому мужчине они отношения не имеют. Это же очевидно. Только вот почему я до сих пор его помню? Его лицо. Хмурое. Взгляд цепкий, властный.

До дома добираемся без происшествий. Отпираю калитку и загоняю машину в гараж.

Дом нам с детьми достался от моих родителей, раньше мы жили здесь все вместе. Теперь родители и моя младшая сестра живут в городе на Неве, а я с малышней здесь, в Москве. Небольшой, уютный одноэтажный кирпичный дом. Детям раздолье, да и мне не нужно переживать о съёмном жилье.

— Идите руки мыть, — киваю детям и отхожу от машины. Включаю музыку и "таинственные" ноты мелодично заполняют гараж. Улыбаюсь, вытаскивая сумки из багажника. Хлопаю дверью и поднимаюсь в дом, на душе тревога от предстоящего разговора с детьми. Сначала поговорю с девочками, позже с сыном.

Сталкиваюсь с Тимофеем в коридоре.

— У нас в доме газ, — излагает проблему мальчик. Он стоит прямо, подбородок поднят. Смотрит мне в глаза. В его взгляде смешалось все: боль, страх, злость, отчаяние.

— Тимофей, сынок, у нас, вообще-то, нет газа в доме, — пытаюсь пошутить, однако настрой сына мне не нравится.

— Нет, мама, у нас есть газ в доме, — уверенно произносит сын. — Пойдем покажу, — Тимофей берет меня за руку и подводит к окну в коридоре. Трогает пальцем стекло. — Газзз, — выглядываю из окна.

— Сын это не газ, это наш ко…, - хотела сказать "конец", но вовремя притормозила.

— Мама, Тима перепутал, не газ, а гад. Он хотел сказать "гад", — поправляет брата Алиса. Девочки подошли к окну. От одного лишь взгляда на улицу, у обеих затряслись губы, Тимофей сжал руки в кулаки. Да что же это такое происходит!

— Присели! — произношу тихо, дети мгновенно опустились на пол. — Ползком в детскую, быстро! — шумно дыша, они ползут к своей комнате. Затем Алиса замирает, поворачивается и смотрит на меня. В ее глазах видны слезы.

— Мам, я больше не буду, — всхлипывает она и уползает в детскую. Мне одного непонятно думающего ребенка хватало, теперь еще и Алиса к брату присоединилась. Что означают ее слова?

Аккуратно, стараясь остаться незамеченной с улицы, подкрадываюсь к окну и подглядываю сквозь тюль. Черная большая машина расположилась у наших ворот, из-за машины появляется силуэт. Мужчина подходит к воротам и звонит в дверь. Мужской взгляд мажет по окнам. Прячусь, сделав шаг вправо, надеюсь, что мужчина меня не заметил. Машину я узнала сразу же, она та самая, над которой сегодня утром изгалялся Тимофей. Что мужику нужно? Деньги? Судя по дороговизне машины, он сам может исправить царапины, без предъявления претензий ко мне и Тимофею.

Мужчина не торопится отъезжать от ворот. Несколько раз бьет кулаком по воротам, что — то говорит в телефон. Только больше не звони в звонок! Дети, итак, напуганы! Сколько злости в его резких жестах. Ходит около машины, периодически посматривает на наш дом. Уезжай! Уезжай! Пожалуйста, уезжай! Опять достает телефон, недовольно жестикулирует. Подходит к машине, трет рукой капот. Сглатываю. Все же этот мужик приехал из-за царапины на его авто. Я платить не буду!

Тридцать минут страха, за считанные секунды убили в моем сердце все то, что еще способно было надеяться и ждать. Я не успела спрятаться, и мужской взгляд впился в меня. В его темных глазах недоумение, мы смотрим друг другу в глаза.

— Выйдешь? — беззвучно произносит он губами. Еле заметно киваю головой.

— Дети, я сейчас вернусь! — выхожу во двор. Руки трясутся от страха, а глаза тревожно вглядываются в гущу тени. Мужчина закрывает машину и идет ко мне. Стоит совсем близко, молчит.

— Калитку отопри! — требует он. Я от страха не могу даже закричать. Мужчина берет меня за локоть, и мы медленно и осторожно идём к его авто. — Садись! — звучит над моим ухом его приказ. Дверь уже открыта.

— Нет, — упираюсь руками в дверной проем. — Я никуда с вами не поеду!

— А что так? Родить от меня родила, теперь и покататься можно, — бесцеремонно и грубо заталкивает меня на переднее сиденье.

— Что за бред вы несете? — прижимаюсь к дверям, когда мужчина забирается в салон.

— Это ты от меня понесла и унесла. По-хорошему договоримся? — зло шипит мужчина. На мое плечо ложится его рука и жестко сжимает. Я хочу освободиться, но мои пальцы, сжимающие ручку двери, превращаются в лёд. По коже пробегают мурашки, мужчина наклоняется ко мне. Его лицо находится на расстоянии вытянутой ладони. По глазам вижу, что он ничего не боится. Он прямо смотрит мне в зрачки и говорит:

— Девки тебе, сын мне, — меня передергивает от его слов, когда понимаю весь их смысл.

— Нет, — отрицательно мотаю головой. Мужчина кивает и тяжело вздыхает. Таю от его близости, от его похожести на моего Тимофея и прижимаюсь к двери. Мне трудно дышать от смеси страха и отвращения. Чувствую, сейчас произойдет что-то очень плохое. Пальцы мужчины сильнее сжимают мое плечо и за волосы оттягивают голову назад.

— Как девок воспитывать я не знаю, поэтому предлагаю по-хорошему, — цедит он сквозь зубы. — В принципе, я могу нанять им няньку.

— Это не ваши дети, это мои, — сиплю от боли. — Только мои! — дергаюсь и ору на всю машину.

— Отстань от нашей мамы! — кричит Тимофей. Мужик отпускает мои волосы и плечо, оборачиваемся на голос ребенка. Злой сын стоит рядом с открытой водительской дверью. Одно движенье и сын выплескивает на мужика какую-то жижу из железного ведра. "Моя" пассажирская дверь открывается, и я вижу моих ангелочков. Пока мужчина ругается, я вылезаю из машины, хватаю девочек за руки, кричу сыну:

— Тима!!! Домой! — и бегу с девочками во двор. Заталкиваю их за калитку, оборачиваюсь, и в меня врезается Тимофей. Подхватываю его на руки, забегаю во двор и запираю калитку.

Быстро скрываемся в доме.