(Не) его тройня

Глава 3

Кирилл.

Сколько можно одевать детей? Десять минут? Двадцать? Они же не груднички. Хожу взад-вперед у машины, нервно морщусь. Заглядываю в салон, трогаю ремни, в сотый раз проверяю крепления детских кресел. Где они? Где мои дети? Щелкаю сигнализацией и иду к детскому садику. Толкаю калитку, железная конструкция заскрипела и дернулась, шатаясь в моей ладони. Вот на хрена такое крепление ставить? От чего сможет защитить эта "дверь"? Я ее одной ногой с петель снесу.

Сгребаю ногой листья, стою у дверей здания и как идиот соображаю, что я даже не знаю в какой группе мои дети. Эта "мать" могла запросто сбежать от меня. Посмела бы? Вышла через другой выход и все.

Еще десять минут, убеждаю себя подождать. Меня буквально разрывает от злости. Какого хрена я ее, эту бабу, уламывал отдать сына? Как я должен был поступить? Орать на весь двор, чтобы она их привела? Дергаю ручку двери, захожу внутрь.

— Я за Егоровыми, — произношу глядя на воспитательницу, копающуюся в детском шкафу.

— За тройняшками что ли? — спрашивает женщина, еще глубже забираясь в шкаф. Наблюдаю за вилянием филейной части в обтягивающих штанах.

— За ними, — осматриваю стены в раздевалке. Детские рисунки, дипломы в рамках, медали какие-то.

— Так они в другой группе, — доносится из шкафа.

— В какой?

— В соседней… — не дослушав, вылетаю из группы на улицу, и бегу в соседнюю дверь.

Толкаю вторую внутреннюю дверь и вваливаюсь в раздевалку. Пусто, прохожу вперед и заглядываю в группу. На секунду замираю, быстро оцениваю ситуацию. Разбегаюсь и влетаю по детской спортивной стенке до потолка. Одной рукой держусь за перекладину, другой распутываю ребенка. Бл*ть! Ругаюсь про себя. Кто его так? Обвили ребенка веревками и привязали к лестнице.

— Бл*ть! — замечаю кляп во рту у пацана. Вытаскиваю. — Тихо, тихо, я сейчас тебя освобожу. Потерпи.

— Я писать хочу, — шепчет ребенок. — Очень хочу.

— Потерпи, — повторяю. Нужен нож или ножницы. — Крепко возьмись руками за эту перекладину. Я сейчас за ножницами спущусь вниз и вернусь к тебе.

— Я писать хочу! — хнычет пацан. Соображай! Стаскиваю с мальца штаны с трусами. — Так пописать сможешь?

— Прямо так?

— Да, ты шпион. Писай в полевых условиях. Я сейчас вернусь, — спрыгиваю вниз, уворачиваясь от струи. В коробках с цветной бумагой валяются детские ножницы. Такими, канат не перестрижёшь. Почему ребенка одного в группе оставили? Да и еще в таком состоянии.

Лезу обратно, подтягиваю штаны ребенку. Еле развязал веревки. Малец обхватывает меня руками за шею. Стойкий пацан даже не заревел, слезаю, обнимая ребенка.

— Покажешь мне, где твой шкафчик с одеждой?

— Угу.

— Давай, — наблюдаю, как ребенок самостоятельно одевается. Подхожу, наклоняюсь и застегиваю пацану обувь. — Как тебя зовут?

— Вася, — жалко, что не Тимофей. Оказался бы героем в глазах собственного сына. — А Тимофея знаешь, Егорова?

— Угу, — смотрит на меня, насупившись. Не к добру. — Это Тимофей тебя туда привязал?

— Нет. Тимофею тоже досталось.

— Так, где Тимофей и его сестры?

— Не знаю, они их увели, они всех увели — в глазах ребенка появились слезы.

— Вася, ты храбрый мальчик. Кто увел Егоровых? — подхватываю ребенка на руки и выношу из группы на улицу.

— Дяденьки. Их двое было. Тима очень сопротивлялся, маму защищал.

— А Алиса и Соня? — медленно подхожу к машине. Открываю дверь, засовываю Васю внутрь. — Вася, сиди в машине, двери я заблокирую, ничего не бойся.

— Алиса с мамой рядом была. Где Соня — не знаю.

— Как ты на лестнице связанный оказался? — достаю из бардачка травмат. Прячу под одежду, чтобы ребенок не увидел.

— Играли в пиратов. Я запутался, а потом испугался, а потом зашли дяденьки и закричали.

— Остальные дети, что делали? — сейчас утро, сколько детей ходит в группу? Человек десять? Трое моих плюс Вася. Итого примерно шесть неизвестных детей и Анжелика. Значит девять детей в заложниках. — Воспитатели, где были?

— Тетя Зина была одна. Прибиралась в ящике с игрушками.

— Ясно. Сиди в машине, — обнимаю пацана, хотя мне это чуждо. Запираю машину и иду назад к детскому саду.

— Михайлов, — звоню другу. — Твои дети, случайно не в «Веселые мишки» ходят?

— Туда, а что? — раздается озабоченный голос Славы.

— Походу дела, детей в садике в заложники взяли.

— Чего???!!! Откуда инфа? — проорал в трубку друг.

— От меня лично. Мои тоже в этот садик ходят, в четвертую группу.

— Когда ты детьми обзавелся?

— Пять лет назад. Михайлов, делать что?

— А что у тебя есть?

— Травмат… и кулаки, — усмехаюсь, вспоминая, как в юности увлекался боями без правил.

— Тогда не светись особо. Осмотрись. Я сейчас приеду, на рожон не лезь.

Осмотрись, бл*ть. Легко сказать "осмотрись", когда твои дети, возможно, под прицелом. Обхожу здание садика, подсматриваю в окна, везде пустота. Набираю друга:

— Михайлов, дела еще хуже.

— Что?

— Они все группы захватили.

— Твою ***, откуда узнал?

— В окна подсмотрел. Детей в группах нет. Пусто.

— Понял.

Прячу телефон в карман, соображаю, как лучше внутрь садика попасть, и иду уже к родной четвертой группе, четко помня, что там было открыто. Дергаю ручку, дверь поддается. Идиоты, даже двери до сих пор не заблокировали. Осматриваю группу еще раз, внимательно обвожу взглядом, в надежде обнаружить хоть что-то полезное для меня. С одним травматом мне не справиться, если ситуация обострится.

Все безопасное, все для детей. Ругаюсь, Михайлов прав, куда там я с простым травматом. Взгляд останавливается на плетеной корзине, спрятанной на верхней полке шкафа. Достаю из корзины скотч и "нормальные" ножницы. Острые ножницы, сгодятся.

Срезаю веревку со спортивной лестницы. Скручиваю ее в моток и засовываю в карман. Жадно пялюсь на свисающий канат. Нет.

Прохожу в раздевалку, открываю шкаф за шкафом. Во-первых, внутри может прятаться ребенок, во-вторых, морщусь, обыскивая очередной карман детской куртки. Нащупываю продолговатый предмет, вытаскиваю. Не хрена себе. Охотничий нож. Из второго кармана достаю рогатку. Давно в такое не играл. Прячу находки себе в карманы. Только сейчас ощутил все преимущества женских "бездонных" сумок. Мне бы такие карманы.

Ладно, пора на разведку.

Я: "Я внутри. В четвертой группе. Что делать?"

Слава: "Сиди на жопе ровно!"

Я: "Пошел в соседнюю пятую".

Помнится мне, что в пятой группе, была "филейная" часть. Прохожу по внутреннему коридору, соединяющему группы между собой. Стараясь не шуметь, приоткрываю дверь в раздевалку. Пусто. Хорошо запомнил, что баба копошилась у детского шкафа с изображением ежика. Прислоняюсь ухом к нужной двери, прислушиваюсь. Тихо. Медленно и максимально аккуратно открываю дверку. Твою ****! Делаю фото содержимого детского шкафа и отправляю Михайлову.

Слава: "Вали на улицу, быстро".

Я: "Я потерплю. У меня здесь дети".

"*****"

Михайлов прав, сто раз прав, но я не уйду без своих детей. Подкрадываюсь к двери в саму группу. Подглядываю в щель. Пусто. Замечаю на полу блеск, подбегаю, наклоняюсь и офигеваю — пуля, застрявшая в полу.

Я: "В пятой группе стреляли. В полу пуля. Крови нет". Отправляю Славе фото.

Слава: "Выходи из садика".

Я: "Нет. Сколько здесь всего групп?"

Слава: "Семь. Уходи оттуда".

Я: "У меня в машине сидит мальчик Вася. Он из группы моих детей".

Слава: "Понял".

Я: "Пошел дальше".

Мельком заглянул в седьмую группу. Развернулся по коридору и пошел искать остальные группы. Перед глазами резко возникла картинка, останавливаюсь, макушка, темные волосы. Быстро возвращаюсь в седьмую группу. Подбегаю к углу раздевалки. Между стенкой шкафчика и углом подоконника небольшой проем. Заглядываю туда, смотрю на макушку. Выдыхаю.

— Тихо, я папа тройняшек Егоровых из четвертой группы. Поднимайся, давай, вот так, — щуплый, зареванный пацан, лет семи. Подхватываю его и вынимаю из проема. Крепко обнимаю.

Я: "У меня ребенок. Седьмая группа".

Слава: "Понял. Выходи с ним".

— Тихо. Я тебя сейчас вынесу на улицу и отдам другу. Он отведет тебя к Васе. Васю знаешь из четвертой группы? Он вместе с моими детьми в группе.

— Ууу, — все, что пробурчал ребенок.

Я: "Выйду через четвертую группу".

Слава: "Принял. Встречаем".

Приоткрываю дверь из группы, выглядываю в коридор.

— Я сейчас пистолет достану, ты только не бойся, — держу пацана одной рукой, второй держу травмат, не удобно, конечно.

Проходим по коридору, выходим на крыльцо. Встречают, значит? Нет никого. Придерживаю ногой дверь, чтобы не сильно хлопнула.

Слава: "Спуститесь с крыльца. Пусть ребенок ползет по земле. Зеленый флажок. Ты остаешься у крыльца". Все коротко и по делу.

Преодолеваю несколько ступенек. Присаживаюсь на одно колено, ставлю парня на ноги.

— Видишь зеленый флажок, вон там, у куста? — пальцем показываю в нужном направлении.

— Угу.

— Тебе нужно лечь на землю и ползти прямо к зеленому флажку. Понял.

— Угу.

— Ползи. Ты очень смелый мальчик.

— Я трус и плакса, так папа говорит.

— Ты очень смелый. К твоему сведению взрослые тоже боятся, в том числе и твой отец. Ползи! — подталкиваю парня, и со страхом наблюдаю, как он преодолевает расстояние до кустов. Из кустов появляется пара взрослых рук, хватают ребенка и утаскивают через ветки.

Слава: "Спасибо! Вечно буду благодарен".

Не понял. За что Михайлов благодарит?

Я: "Кстати, с ними баба есть. Копалась в пятой группе, в шкафу с ежиком, там, где схрон".

Слава: "Понял".

Я: "Что мне делать"?

Слава: "Иди обратно, дойди до шестой группы. Осмотри окно в коридоре. Если никаких проводов нет, то открой его".

Где мои дети? Из садика за двадцать минут всех вывести не смогли бы, только спрятать. Подвал, других вариантов нет.

На этой мысли спотыкаюсь и несусь к металлической двери, не обращая внимания на пестроту стен, подбегаю к окну. Взглядом нахожу табличку "шестая группа". Проводов нигде нет, взрывчатки тоже. Тянусь к щеколде на окне и отпираю ее.

Я: "Окно открыто", — отправляю сигнал к действию.

Слава: "Хорошо. Жди нас".

Как же, буду я ждать. Как проникнуть в подвал? Сколько дверей в подвал? Одни вопросы. Боковым зрением замечаю тень за спиной. Оборачиваюсь.

— Свои, — шепчет мужик.

— Детей напугать не боишься? — спрашиваю, кивая головой, указывая на автомат в руках.

— Нет.

— Я думаю, что детей в подвале держат, — стараюсь сдерживать беспокойные интонации в голосе.

— Ясно. Здесь помимо детских групп, есть пищеблок, музыкальная комната, сенсорная и много чего еще. Отойди, — в окне появляется еще одна мужская фигура. Секунда и она стоит рядом.

— Как вас различать? — разглядываю одинаковые костюмы, одинаковые балаклавы.

— Тебе и не нужно нас различать. Просто будь рядом со мной и всё, — произнес только что влезший в окно.

— Сколько вас всего? — интересуюсь.

— Будет пятеро, с тобой шестеро. Идем. Держись за мной. Вперед со своей пукалкой не вылезай. Вячеслав Михайлович, просветил, что у тебя травмат имеется.

— Имеется, — злюсь сам на себя. Что я теперь сделаю, с таким балластом впереди? — Дети в подвале, — произношу и замираю. — Стой! Слышишь?

По телу прокатились мурашки. Еле различимая возня, киваю на дверь слева.

Боец перехватывает мой взгляд, подходит к двери и прислушивается. Отходит в сторону, рукой подзывает меня к себе.

— Ждем остальных, двое, помимо нас уже в садике. Обходят группы и помещения. Если там есть дети, то их выведут. Еще двое сейчас "подойдут".

— Я, конечно, полный профан, в таких вещах, но может нам нужен план здания и подвала? Вдруг подвал соединяется с каким-нибудь зданием?

— Вопрос правильный. Подвал маленький, дверей две. Если дети там, то…

— Что значит, если дети там? Ты сам слышал детские голоса, — зло тыкаю пальцем в направление двери под лестницей.

— Остынь. Я понимаю, что у тебя здесь дети. Несколько лет назад, проводя подобную операцию, повелись на аналогичные звуки. В результате здание взлетело на воздух, вместе с половиной нашей группы. В подсобке был спрятан обычный магнитофон, примитивный, еще с аудиокассетой, на которой были записаны детские голоса, — он словно ведро с ледяной водой мне на голову вылил.

— Что нам делать? — ошарашенно спрашиваю я.

— Ждать. Ждать, пока будет принято решение.

— А что потом? А что если, кто-нибудь из детей решит сбежать прямо сейчас? — мой вопрос остается без ответа.

Мы стоим уже минут десять, ждём остальных. В помещении под лестницей не прекращается шум.

— Ладно, слушай меня внимательно. Сейчас мы подходим к двери, я ее вскрываю, и заходим внутрь. Сразу же начинается лестница в подвал. Внимательно смотри себе под ноги. Запомни, никто из них не знает, что у тебя травмат, а не ствол. Держись уверенно.

Цель — обезвредить террористов. По нашим подсчетам их трое плюс женщина, возможно не одна. По этому, сначала выводим детей.

— Там Анжелика, мать моих детей.

— Так, ясно. К своим сразу же не подходи. Если террористы почувствуют слабое место, то туда и выстрелят. Приготовься. Ствол достань!

— Мы одни будем?

— В подвале одни. Но нас будут страховать, трое своих в здании. Вторая дверь ведущая в подвал открыта, что нам сыграет на руку. Здание уже проверили, больше спрятавшихся детей нет. Надень, — протягивает мне балаклаву. Мну маску в руках. Боец отворачивается к дверям, ковыряется в замке. Поднимает руку и дает сигнал, показывая пальцем вперед.

Кидаю балаклаву в мусорное ведро, я даже не пытаюсь спорить с бойцом, понимая всю бессмысленность этого занятия. Травмат засовываю под рубашку, так, чтобы его не было видно. Я сам по себе. Я просто ОТЕЦ.

Дверь беззвучно отворилась и мы вошли. Темень, нащупываю перила, осторожно прикасаюсь пальцами. Спускаюсь, боец где-то впереди. Останавливаюсь, едва заметив тонкий луч света. Гомон, плач, ругань. Прислушиваюсь, пытаясь разобрать слова.

Тень мелькнула влево. Что ж ты влево, а я направо. Нагибаюсь и тихо прохожу несколько шагов вперед. Приседаю, когда замечаю луч света, промелькнувший над головой. Опускаюсь на колени и ползу вперед.

— Неет!!! — доносятся женские стоны. — Не надо!!! — голоса становятся все ближе и ближе. Подползаю к дверному проему.

— Пожалуйста! Отпустите детей! — женский плач.

— Заткнись с*ка! — рьяный мужской голос. Один есть.

— Лика! Как же так? Зачем ты так сделала? А? — еще один.

— Отпусти детей, и мы поговорим, — пытается убедить знакомый женский голос. Как он ее назвал? Лика? Это же сокращение от Анжелики. Бл*ть! Это конец.

Вглядываюсь в проем. В темноте еле различимы детские фигуры, сидящие на полу. Сколько их? Пятьдесят?

Достаю телефон, выключаю звук, полностью убавляю яркость экрана.

Я: "Эвакуирую детей. Пусть кто-нибудь спустится в подвал и ждет у лестницы шестой группы".

Слава: "Сбрендил? Ждем".

Убираю телефон и вползаю в проем. Главное — не наделать шума. Замираю, оперевшись спиной к стене. Всматриваюсь в помещение. Детский гул и плач заглушают моё сбитое дыханье. Подтягиваюсь на заднице, словно подъезжая на ней. Перебираю ногами, наклоняю голову.

— Молчи! Я папа, — обнимаю ребенка, наклоняюсь назад, перекатываюсь вместе с ним, еще раз. Останавливаюсь у проема, шепчу ребенку на ухо: — Ползи прямо в проем, там тебя встретят. Не кричи. Ползи, — и он ползет.

Подбираюсь еще к одному ребенку, вывожу и его. Все нужно передохнуть, я не спецназовец ни разу. Стресс мать его, никто не отменял. Детей слишком много, надо эвакуировать хотя бы по двое. Так шансов будет больше у большинства ребят.

— Не надо! — кричит женщина и получает пулю в лоб. Дети начинают орать, плакать, визжать, так что уши режет. Темнота мой друг. Встаю на колени, подползаю к близ сидящим детям. Хватаю двоих, затыкаю им рты руками.

— Быстро к тому проему. Молчите оба, — пользуясь все общей суетой, подползаю вместе с детьми к проему. — Туда, — и подталкиваю малышню в нужном направлении. Возвращаюсь и вытаскиваю еще двоих.

— Заткнулись все! — а вот и третий мужской голос. Еще выстрел, этот в воздух. Бесполезно считать выстрелы, у них запаса пуль дохрена. Подползаю к стене, прячусь среди детей. — Значит так! — рявкает третий мужик. — Еще хоть один звук и я всажу в вас пулю.

— Лиикккааа, — пойдем поболтаем. — Мы отойдем на пару минут, — слышу возню недалеко от меня. — Вставай, «чё» как не родная? Вперед, с*ка! — ложусь на живот и передвигаюсь туда, куда г*ндон Анжелику повел. Проползаю за спинами детей. Еще один дверной проем, перелезаю через порог. Куда эта тварь увела мать моих детей? Темень еще хуже, чем там, где заложников держат. Иду, ориентируясь исключительно на звуки.

— Нет! — кричит Анжелика откуда-то справа, шум, громкий шорох.

— С*ка! Засадить меня решила?! Падаль! Знаешь, что я сделаю? Тебя продам, а отбросов твоих скормлю псам, по-кусочкам, — что эта тварь сделает с моими детьми? Быстро подхожу к еле различимым в темноте фигурам. Пока мозг обрабатывает информацию, руки уже действуют. Удар, еще удар. Треск и хруст.

— Не кричи, нас могут услышать. Это я. Тихо. Ну, всё, всё. Шшш, — успокаиваю Анжелику, а сам придерживаю безжизненное тело ублюдка. Медленно опускаю его на пол, стараясь не задеть Анжелику. — Иди ко мне, — как женщин успокаивать? Знаю только один способ. Заткнуть рот и отыметь. Я не романтик, цветочки и букетики не про меня. Обнимаю женщину. — Ты должна выйти из здания. Где-то здесь есть лестница наверх, по ней выберешься и выйдешь из садика.

— Я никуда не пойду, — пищит словно мышка. От моего грубого ответа ее спасает только топот ног. Еле успеваю спрятать Анжелику себе за спину, когда мое лицо освящает свет от фонарика.

— Оба вон из здания. Кирилл Игнатьевич, выведите женщину из подвала, — из-под балаклавы раздается голос Михайлова.

— Выведу и вернусь, — выплевываю слова.

— Слушай, ты нам всю операцию загубишь. Оба вон! — шипит сквозь зубы друг.

— Можно, мы здесь, в коридоре подождем? — подает голос Анжелика.

— Нет. Это не обсуждается. Сами уйдете, или мне вас вывести и обезвредить?

— Все уходим, — спорить бесполезно. Беру Анжелику за руку и увожу вглубь коридора. Молча находим лестницу. Анжелика впивается мне в локоть. — Анжелика, думаешь мне охота уходить? Веди себя по-взрослому! Михайлов прав, все что мог, я сделал. Дальше они.

— А что ты сделал? — зло бурчит мать моих детей.

— Пару малявок вывел из подвала, — произношу спокойным тоном, а у самого сердце сжимается. Своих-то не вывел. Хоть бы девок… — Хватит брыкаться, бл*ть, Анжелика! — дергаю женщину за руки и буквально тащу по лестнице. — Потерпи, маленько, скоро все закончится! — подхватываю и закидываю Анжелу себе на плечо. Прохожу по коридору в садике и через бесполезную железную дверь выношу женщину на улицу.

— Всё, пойдем, у меня в машине есть шоколад и пара бутылок с водой.

— Пригнитесь и идите сюда, — машет рукой мужик.

— Видишь, нас уже встречают. Анжелика! — приободряю ее.

— Они мои дети… — безжизненным голосом сообщает мне.

— Они наши дети, — плюю на все указания. Снова подхватываю Анжелику и несу на руках прямо до своей машины. Открываю незапертую дверь, усаживаю женщину на сиденье. Обхватываю руками ее подбородок, приподнимаю ее голову и смотрю в глаза.

— Я вас не брошу! Слышишь меня? Не брошу, — закрываю дверь. Обхожу машину и занимаю водительское кресло.

— Я никуда не поеду, — шепчет.

— Мы и не поедем. Просто посидим в машине.

— Ты просто не понимаешь, что они для меня значат!

— Откуда же мне понять? У меня раньше детей и не было, — вздыхаю. У самого ком в горле, бл*ть, меня почти колотит от произошедшего, а как же она? — Анжелика, как ты?

— Сам как думаешь?

— Оставь эти детские пререкания для кого-нибудь другого. Я тебя конкретно спрашиваю о твоем самочувствии!

— Рука болит.

— Что еще?

— Душу разрывает на части! — кричит, глядя на меня.

— Представь себе, у меня тоже, бл*ть разрывает! — поздно соображаю, что сказал.

— Ты сказал, что…

— Тихо, Анжелика. Михайлов профи. К тому же у него свой интерес имеется.

— Какой?

— Его двое детей тоже в этом садике.

— Анжелика, кто тот г*ндон? Кто напал на садик? Почему ты с ним знакома? — с ужасом спрашиваю мать моих детей.

— Он мой бывший, решивший отомстить, — всхлипывает. Беру ее за ладонь, сжимаю, не умею я чувства проявлять.

— Расскажи, — тянусь к бардачку и достаю оттуда шоколадку. Разламываю пополам, снимаю обертку. Протягиваю сладко пахнувшую сладость. Анжелика странно смотрит сначала на шоколад, затем на меня и снова на шоколад. Все же прикасается к половине и берет своими тонкими пальцами. Откусывает край плитки, зажмуривается на пару секунд, словно растирая языком по небу шоколад.

Тишину нарушают звуки сирены скорой въехавшей во двор. За ней маячат ещё какие-то машины. Пристегиваюсь и перегоняю свое авто в другое место. Отсюда, конечно, совсем обзор не тот. Калитку детского садика уже не видно. Придется выйти из машины и стоять на улице. Хотя, с другой стороны, может, услышу что-то новое. Из подъехавших машин стали вылезать люди. Врачи скорой, прошли на территорию детского сада и скрылись за деревьями и кустами.

Так, если скорая приехала, значит, уже кому-то оказывают помощь. Сую руку в карман куртки, натыкаюсь на что-то холодное, вынимаю предмет, усмехаюсь.

— Что это? — спрашивает Анжелика, доедая шоколад.

— Перочинный нож и рогатка. Не пригодились.

— Можно? — тянет руку к ножику. Киваю и отдаю его ей. Достаю телефон, десять пропущенных вызовов, два сообщения. Я же звук отключил, бью от злости ладонью по рулю.

Слава: "Всё".

Слава: "Забир".

Вчитываюсь в слишком короткие сообщения. Первое ещё понятно, а вот второе. Что Михайлов хотел написать? "Забирай"? Перезваниваю другу. Длинные гудки. Жду, пока телефон сам даст отбой.

— Что? — словно что-то почувствовала, спрашивает Анжела.

— Пока не знаю, — оба оборачиваемся и смотрим туда, где припарковались скорая и другие машины. Из только что прибывшего микроавтобуса выпрыгнули люди и стали доставать оборудование из авто. — Журналисты, — Анжелику передернуло от моих слов.

— Анжелика? А это ведь не единственный выход с территории садика.

— Нет, есть ещё два.

— Покажи мне где, — выруливаю и еду, следуя указаниям, оказываюсь у очередной калитки. — Пойдем, — выхожу из машины, жду Анжелу и вместе проходим через калитку. Дальше нам идти не позволили, тут же подбежали мужики с грозными надписями на спинах.

— Я к Михайлову, — произношу в надежде, хоть как-то попасть к моим, нашим, детям.

— Его уже увезли.

— Куда?

— В больницу.

— Твою мать! У нас здесь дети, трое, мальчик и две девочки. Из четвертой группы. Егоровы, — нас осматривают с ног до головы. Анжелика словно во фрустрации, делает то, что говорят.

— Ладно. Кто-нибудь один из вас пусть детей заберет, — дает разрешение мужик. Анжелику, в таком состоянии, я отпустить одну не могу. Самому идти не вариант, дети меня не знают. Хуже того, я — их враг. Вспоминаю, как сын меня дрянью в машине облил. Молодец! Хоть тогда я и не оценил его порыва помочь матери. А зря, смелый малец.

— Можно вместе? Я один троих детей не унесу на руках, а моя жена и тем более.

— Хорошо, — звучит в ответ. Беру Анжелику под руку и иду за бойцом. "Жена" идет молча, лишь сжимает время от времени мою ладонь. Нас проводят в одну из групп детского садика. Дети словно пришибленные разместились кто где. Кровати, стулья, ковры. Взрослые снуют повсюду. Приносят кружки с водой, запах успокоительного ударил в нос. Осматриваю детей, ища глазами своих. Им сейчас больше всего нужен родительский уход, тепло, ласка.

Анжелика грустная и уставшая. Как будто война по ней ударила. Волосы ее растрепаны, кожа бледная. Показываю ей на детское место. Она с сомнением смотрит на свободное место и качает головой. Я опускаю женщину, она уходит в соседнее помещение. Глухой рык вырывается из груди. Слышу тихие возгласы сквозь звон, дети смотрят на меня испуганными глазенками. Пересиливаю свой страх и заставляю себя подойти ближе к детям. Взгляд останавливается на забившейся в углу девочке. Темные вьющиеся короткие волосы на голове. Рваное платье. Зверею. Подбегаю к малышке, падаю перед ней на колени. Поднимаю рукой ее голову за подбородок. Сердце начинает бешено колотиться. МОЯ.

— Малышка, я не обижу. Пойдем, там твоя мама, — подхватываю дочь на руки и иду в спальню, искать Анжелику. Мать моих детей ревет, захлебываясь слезами. Стоит на коленках у одной из кроватей, руками ощупывает лицо Тимофея. Всматриваюсь и бегом несусь к сыну. Вторая дочь сидит рядом на кровати. Отпускаю малышку, усаживаю ее рядом с сестрой. Поворачиваю Тимофея к себе лицом. Ужас. Все лицо сына в царапинах и синяках, кровоподтеках. Задираю его футболку и осматриваю тело. Здесь все выглядит получше. Синяки есть, конечно, но не такие страшные как на лице. С сыном всё понятно. Перевожу взгляд на девочек. С одной всё вроде бы хорошо, а у той, которую нес на руках, всё платье разорвано в хлам.

— С*ки, — вырывается у меня. Если девочку хоть пальцем тронули, то этим гадам не жить. — Пойдемте, — смотрю на Анжелику, она до сих пор не пришла в себя. — Анжелика! Встань с пола, возьми Тимофея за руку и идите за нами, — беру девчонок на руки и выхожу из спальни, оглядываюсь, фиксирую взглядом "Жену" с сыном. Молча выходим из садика и подходим к моей машине. Или теперь будет правильнее говорить "нашей" машине?

Отключаю сигнализацию, открываю заднюю дверь.

— Забирайтесь, — по очереди усаживаю девочек в кресла. — Теперь ты, Тимофей, — сын даже не отреагировал на то, что я его приподнял и засунул в салон. Пристегнув ребенка, вылез из салона и подошел к Анжелике. Она обхватила себя руками за плечи, бедрами уперлась об машину.

— Анжелика, мы сейчас в клинику съездим, потом я вас домой отвезу.

— Ты ссссппяяятил? — заикаясь, произносит она.

— Почему спятил? — не понял наезда.

— Ммыыы таакооее переежиилии, ааа тыы Ддннкк сдеелаать хоочешь.

— Какое нах*р ДНК? Я вас к врачу отвести хочу. Ты детей видела? Им явно помощь нужна, да и тебя осмотреть не мешает. Садись, — беру ее за локоть и подвожу к дверям. Анжелика ныряет в машину. Быстро оббегаю авто и забираюсь внутрь. Через минуту выруливаю и отъезжаю от детского садика.

Четыре гребаных часа мы провели в клинике. Дети стойко перенесли все врачебные манипуляции, в отличие от их матери. Анжела уперлась и ни в какую не хотела проходить элементарный осмотр.

Злой везу их домой.

— Куда ты нас привез? — тихо произносит Анжела, спасибо, что заикаться перестала.

— Домой.

— Мы не тут живем.

— Я привез вас домой. Теперь вы живете здесь, — твердо говорю и поворачиваюсь к удивленной женщине.