От лица Кати
Меня всю трясло. Мне было страшно. Люди предпочитали не замечать происходившее. Потому что в скандале был замешан хозяин вечеринки. Уважаемый ими. Они отворачивались. В их глазах я была частью семьи дяди Акулова. А что, в семье не бывает…
У меня на глаза навернулись слёзы.
— Девка, — сквозь зубы процедил тот, — извиняйся.
По его взгляду я видела, что мысленно он меня уже четвертовал. Я только вздёрнула подбородок: я не намерена просить прощения. Нахала не должно волновать то, что происходило между мной и Акуловым.
Внезапно на мою обнажённую спину под серебристым обтягивающим платьем, под которым невозможно скрыть наличие какого-то белья, поэтому оно там отсутствовало, легла горячая ладонь.
Ещё мгновение, и я заметно облегчённо вздохнула. Пальцы приласкали, двинувшись чуть вглубь, задев кожу полукружий груди, вызвав море мурашек, мигом ослабив ноги.
— Твоя контрактная девка зарывается, — процедил дядя, зло сузив и так небольшие глаза, — не осадишь сам, это сделаю я.
Он ушёл, плечом грубо задев Михаила Александровича.
— Я… — начала было.
— Дома, — коротко бросил босс.
Босс больше не взглянул на меня во всё время пребывания на вечеринке. Я послушно исполняла роль Полины. Улыбалась, обнималась, задавала вопросы на отвлечённые темы. И чувствовала пустоту. Интересно, какая же жизнь была у Полины, если никто из присутствующих так и не признал подмены. Знал ли кто-то её ближе, чтобы распознать подмену? Замечали ли её?
Ехали мы домой также безмолвно. У меня кружилась голова. И я уже точно знала: чтобы ни сказала, всё это будет принято Акуловым в штыки.
Дома босс уселся в кресло в гостиной и включил настольную лампу. Уютный свет разлился вокруг. Но наши лица частично скрывала темнота.
Я кожей чувствовал на себе его взгляд. Только я не могла понять, что он выражал.
— Я не буду извиняться. При всё моём уважении к вам, Михаил Александрович. Ваш дядя меня оскорбил. Он предлагал… предлагал, — я обратила внимание на то, с какой силой и яростью Миша сжал подлокотники.
Встала ближе к источнику света.
— Он предлагал мне спать с ним за деньги, за контракт, — набрала воздуха в лёгкие, — так же точно, как вы спите со мной.
Босс вскочил и тоже вступил в полоску света, который осветил его лицо. Бледное, губы сузились в тонкую линию.
— Ты себе так представляешь, что между нами происходит? — спросил он.
— А как мне это представить? Просветите, — я подошла ближе, но не решилась на тактильный контакт.
Он тяжело вздохнул.
— Ты слишком многое хочешь, — глухо проговорил Михаил Александрович.
— Заметьте, не я это сказала, — я улыбнулась одновременно, про себя отметив, как уголки и его губ поползли вверх.
Уже ставшим привычным для меня движением, сгрёб меня в свои объятия и посадил на стол перед собой, нависнув. Слишком близко. Опасно. Горячо. Меня бросило в жар.
— Не то, что ты себе воображаешь, Волкова, но и не то, что представляет мой дядя, — пространно произнёс Михаил.
— Что мне позволено воображать? — насмешливо спросила, бросив в его сторону взгляд-шпильку.
— Ты и понятия не имеешь, что происходило и сейчас происходит. Какова подоплёка всему, что сейчас происходит... Что на кону... И что будет, если никто из нас не исполнит свои обязательства... Дай мне время… — последнее предложение было сказано таким бархатистым голосом, что я ощутила, что начала рассыпаться на осколки.
— Время для чего? — ему удалось пробить мою броню.
Акулов мрачно вздохнул.
— Не мытьём, так катаньем, м, Волкова?
— Я хочу знать, потому что я начинаю в вас влюбляться...
— Нет, — он мотнул головой и отступил на шаг.
— Но я…
— Ни тебе, ни мне это не надо.
Я сейчас себя так корила за то, что с моих губ так неловко, нелепо сорвалось признание. А ведь я и для самой себя только что в мыслях призналась. Я привязалась к нему. За короткое время, несмотря на всю его холодность. Ведь он начал мне раскрываться, идти навстречу, избавился от портрета, который явно, как дамоклов меч, висел над его головой, заставляя проигрывать у себя в голове какое-то неприятное воспоминание из прошлого.
— Ты не должна… — он сжал мои щёки и поочерёдно заглядывал то в один глаз, то в другой, — ты не представляешь, каким монстром я могу быть.
— Но вы даже не даёте шанса…
— Кому? Тебе? — последнее было сказано насмешливо.
— Себе! — в сердцах сказала я и отбросила от себя его руки, попытавшись встать, но босс не дал.
Он молчал.
— К чему было сжигать портрет? Вы хотели таким образом меня впечатлить?
Он повёл головой из стороны в сторону.
— Вы отпустили себя и вы… совсем другой, — я осторожно положила свою руку на его щёку, — я не вижу в вас чудовище. Вы заносчивый, но потому что знаете себе цену. Вы собственник, но лишь потому, что у вас когда-то отняли что-то ценное. Безжалостный, потому что и вас не щадили. Вы холоден, потому что когда-то чувства выжгли вас дотла…
Акулов свесил голову вниз и затрясся. Плачет?! Затем резко вскинул её, и я увидела, что он смеётся. Потешается надо мной. На моих глазах проступили слёзы.
— Нет, я именно такой, каким ты меня описываешь, без твоих доморощенных расшифровок, без твоих «потому что». Я ровном такой, каким ты меня увидела тогда, в музее. И я беспощаден, Волкова. Тебе же будет лучше, если ты это усвоишь. Ты всего лишь мой контракт, ты всего лишь моя подчинённая. Нравится тебе или нет. А секс с тобой был приятным бонусом. Трахать твою девственную дырочку было истинным удовольс…
Я прикусила щёку внутри и вдарила ему со всей силы по щеке, даже не подумав о последствиях, что он может меня одной левой прибить так, что места мокрого не останется.
Но он ничего не сделал, оставшись нависать надо мной мрачным изваянием. Я встала и, оттолкнув его, вышла из кабинета.
Вслед мне летели его слова, которые, как мне показалось, были произнесены с едкой горечью:
— Беги от меня как можно дальше, девочка…