(не) истинная. Полюбить вновь

Глава 23

Амалия

Я волновалась. Волновалась, когда шла по коридорам дворца, волновалась, когда входила в большую залу, полную людей. Хоть Лайонель и заверил меня, что мне ничего не угрожает и достаточно лишь одного моего слова, чтобы суд наконец-то свершился.

Утром мне принесли новое платье тёмно-синего цвета, издалека казавшееся чёрным и украшенное по подолу юбки чёрным кружевом. Такие вещи надевали люди, носившие траур. Хоть я и не чувствовала себя скорбящей вдовой, но Лайонел настоял на соблюдении приличий. Ведь сейчас я представляла не столько себя, сколько вдову герцога Бедфордского, герцогиню в трауре, который мне полагалось носить еще около года. Всё это мало вязалось с тем, что происходило между мной и Лайонелем вчера ночью, но видимость надо было показать. Скрепя сердце я надела наряд, прибавляющий мне как минимум несколько лет, и теперь с опаской смотрела на аристократов высших семей, собравшихся в одном месте для суда над одним из них же.

Меня проводили на постамент, находящийся чуть левее центра, и предложили для отдыха небольшую табуретку, если я совсем устану. По залу прошёлся удивлённый гул. Меня ещё не представили им, а запомнить девушку, что они видели однажды несколько часов на балу, и узнать её во мне было невозможно.

— Кто же она такая, что сразу удостоилась милости его величества? — Кто-то не вытерпел и начал обсуждать, чем я удостоилась такой милости — сидеть в присутствии монарха. Все остальные в зале стояли, даже Лайонель, встав недалеко от меня, вытянулся по-военному, обводя всех нетерпеливым взглядом.

— Ну вот, теперь буду табуреткой. — Я засмеялась про себя, представляя, как быстро расползутся сплетни по дворцу и сколько причин будет придумано для такой милости для меня.

Послышались шаги, и глашатай объявил приход короля, но, на моё удивление, я увидела не короля Карла, которому была представлена на своём первом балу в империи драконов, а его старшего сына Роберта, который размеренным шагом прошёл к трону и занял его. Весь вид собравшихся здесь говорил о том, что для них это такая же неожиданность, как и для меня. Шёпот стал громче, превращаясь в гул, который перекрывал все звуки, доносящиеся снаружи.

— Мы собрались здесь… — Голос Лайонеля, твёрдый и уверенный, заставил всех замолчать. С первых его слов стало так тих, что мне казалось, я слышу топот мыши под половицей. — Для суда над герцогом Эдмундом Саффолкским.

В зале воцарилась тишина, все были настолько удивлены названным именем, что от шока не нашлось ни одного человека, который бы выразил это вслух. Я ничем не отличалась от толпы собравшихся. Я знала это имя, знала, кто это, но даже в самых плохих мыслях не могла себе представить, что им окажется тот, кто поклялся служить верой и правдой короне. Сейчас мне стало понятно, почему же на троне сидит старший сын, а не его отец. Правитель бы не позволил такому случиться, не позволил отрубить свою правую руку, да ещё и на глазах у собравшихся.

В зал вошли двое: высокий блондин, одетый в чёрный мундир, а следом за ним, будто на невидимой привязи, шёл он — тот, кого я видела лишь несколько секунд будучи ещё замужней дамой. Я вспомнила его глаза — наполовину зелёные, наполовину жёлтые. Мужчина с чёрными волосами, заплетёнными в косу, перекинутую через плечо. С ним я столкнулась тогда на балу в попытке убежать от увиденного. Сейчас он выглядел иначе. Всё такой же чёрный костюм, безупречный в своём исполнении, но сейчас в нём не было того лоска, что я видела прежде. Не было смелости и вызова во взгляде. Была лишь ярость, желание растоптать всех собравшихся, сделать с ними всё то же, что и с жителями той деревни.

Я со страхом отшатнулась чуть дальше, но потом поняла, что тёмное пятно на его шее — это блокирующий оборот ошейник. Я читала про них однажды, в одиночестве сидя в библиотеке бывшего мужа. Их использовали редко, так как мало кто мог надеть на аристократа ошейник. Для этого были нужны веские доказательства, и рука, которая его наденет, должна обладать полнотой власти во всех её проявлениях. Иначе говоря, сделать это мог только монарх. А надеть такую вещь на стоящего ниже себя лишь на одну ступень не хватало смелости ни у кого, ведь это непременно вызовет шквал негодования, которое может вылиться в бунт знати.

Когда его оставили посередине зала одного, начался сам процесс. Обычные вопросы, подтверждающие личность обвиняемого, имена его родственников, как кровных, так и приобретённых, таких, например, как жена.

Я словно отключилась от происходящего, смотрела, но не видела, даже присела на эту злосчастную табуретку. Вопросы сменяли друг друга, и, по сути, освещали всё то, что вчера мне рассказал Лайонель — кто, каким способом и для чего. Не знаю, были ли собравшиеся заранее в курсе о сути обвинений, но с удовлетворением заметила, что некоторые из них побледнели. Когда речь зашла о поддельных метках, многие закатали рукава и стали рассматривать свои абсолютно чистые руки. Я ведь и сама не сразу заметила, что моя метка пропала, было как-то не до этого, а когда всё же увидела кожу рук без клейма избранной, то просто обрадовалась, считая это началом жизни с чистого лица.

— Всё, что вы говорите, требует непременного расследования, но мы не можем не заметить, что без доказательств это всего лишь слова. — В процесс включился седой пузатый старичок в красной мантии до пола. Один из представителей гильдии торговцев. Вернее, один из владельцев доходов, которые она приносит. Говорил он все это таким заискивающим и извиняющимся тоном, что мне стало противно его слушать.

Я боялась этого. Того, что просто слов будет недостаточно. Как бы мне ни хотелось, чтобы преступник был наказан, есть протоколы, которым надо следовать неукоснительно. И одним из основных пунктов были свидетели. А их, к сожалению, не было. Как пояснил Лайонель, им удалось выйти на след нескольких аристократов, замешанных в этом деле, но самым необъяснимым образом все вспоминания о происходящем были стёрты из их головы, и их разум был как чистый лист, на котором можно нарисовать всё что угодно.

— Прошу вас представится. — Повернувшись в мою сторону, слово взял блондин, который привёл задержанного в зал.

— Амалия Бедфордская, вдова герцога Дерека Бедфордского. — Я старалась не показать своего страха. Страха того, что моих слов будет недостаточно, страха того, что подсудимого могут отпустить и всё начнётся по новой.

По залу прошёлся удивлённый шёпот. Многие думали, что я тоже погибла, что герцог утянул меня за собой. И сейчас с удвоенным интересом наблюдали за каждым моим движением, за каждой эмоцией, что отражалась на моём лице. Ну что ж, пришло время вспомнить уроки матушки и надеть маску, что обезопасит меня от чужих суждений.

— Вы видели прежде этого человека? — Он указал на подсудимого, который сейчас смотрел на меня, словно впервые видел, не показывая ни грамма узнавания. А в том, что он знает, кто я такая, и помнит меня, я была уверена. Ведь именно его голос я слышала тогда, в день своего отъезда в ссылку из замка.

— Я видела его в облике человека лишь однажды. На балу несколько лет назад, в день моего представления королю.

— Встречали ли вы его после в каком-либо другом облике? — На этом вопросе зал затих, даже в дальних рядах умолкли все разговоры.

— Однажды, находясь в замке, я слышала, как мой муж… — Я смутилась, увидев печаль в глазах Лайонеля. — Тогда ещё мой муж с кем-то разговаривал.

— Вы не видели его собеседника? — Блондин подошёл ближе, впиваясь в меня взглядом и будто бы проникая в голову, в самые истоки моих мыслей.

— Хм, хм. — Лайонель теперь тоже приблизился ко мне и встал сбоку, но чуть впереди, так что теперь казалось, что я нахожусь позади него, под его защитой. — Думаю, леди и так ответит на ваш вопрос, мой дорогой друг Виктор.

— Да, конечно. — Виктор — теперь я знала его имя — отошёл немного, и сразу же пропало чувство чужого присутствия в моих мыслях.

— Я не видела, с кем говорил Дерек. — Здесь я не лукавила, ведь действительно слышала только голоса. — Только слышала о том, что что-то пошло не по плану. Но что именно, я не знаю.

В этот момент меня накрыло волной лютой ненависти, что исходила от Эдмунда Саффолкского — он сейчас неотрывно смотрел на меня. К моему сожалению, хоть я и была защищена от физического воздействия, находясь за защитной аркой, но от направленного на меня злого взгляда спасения не было, и я каждой клеточкой всего тела чувствовала все те волны ненависти, что посылались мне преступником.

— Это все ваши встречи с подсудимым? — На этот раз спрашивал сам Лайонель. Стараясь оградить меня от блондина, он взял инициативу на себя.

— Была ещё одна. — Я со страхом смотрела в разного цвета глаза, понимая, что если выскажусь сейчас и его не осудят, то это будет мой последний день жизни. Такого не прощают, такое нельзя списать на банальную ошибку. — Это было в деревне Немезинки, несколько месяцев назад. Мы приехали с ныне покойным лекарем примерно в обед к воротам деревни. Вернее, к тому, что от неё осталось.

— Продолжайте. — Лайонель, видя моё состояние, подал мне стакан с водой, заранее принесённый слугой.

— Над деревней летал дракон, а всё вокруг было в дыму. Везде лишь гарь, копоть и пепел. И не было никого, кто бы встретился нам по пути, ни людей, ни животных.

— Почему вы думаете, что подсудимый и тот дракон, которого вы видели, это один и тот же человек? — Снова голос из зала, и снова недоверие к тем обвинениям, что здесь звучат.

— Его глаза, я таких не видела прежде. И шрам, у него точно был шрам во второй ипостаси.

— Можете описать его? — Блондин Виктор снова подошёл ближе, но теперь старался держаться на почтительном расстоянии.

— Две большие полосы ото лба до рта. — Воспоминания захлестнули меня, и я немного покачнулась на табуретке, цепляясь рукой за предплечье Лайонеля, присевшего рядом.

— Это смешно, всем известно, что оборот вне распоряжения короля запрещён. А его он не давал никому уже несколько десятков лет. И видеть вы ничего не могли. — Всё тот же толстый старикашка не унимался, стараясь посеять смуту между присутствующих. — И как удобно, что есть только единственный свидетель, и больше нет никого, кто мог бы подтвердить сказанное.

Король Роберт молчал, слушая и слыша всё, что происходит в зале. Ни один шорох, ни одно слово, сказанное даже шёпотом, не прошло мимо него. Такова была особенность его дара. Видеть больше, чем кто-либо, когда это было необходимо, как сейчас, а при необходимости ставить блок и слышать так же, как и все окружающие. И сейчас он наблюдал за каждым, видел всполохи недовольства, видел красные нити одобрения происходящего и серые нити злорадства и превосходства одних над другими. Спустя несколько долгих минут раздумий он наконец поднял руку, призывая к вниманию, и произнёс:

— Мы подумали и решили. Для подтверждения слов свидетеля у подсудимого будет снят блокиратор для минутного оборота. Если всё, что сказала герцогиня Бедфордская, подтвердится, то герцога Эдмунда Саффолкского ожидает мгновенное развоплощение. Прошу установить блокираторы по периметру.

В ту же секунду, после произнесённых королём слов, все засуетились и отодвинулись подальше к стенам зала, освобождая ещё больше места посередине. Теперь стало понятно, почему он был непомерно большой и с такими высокими потолками. Всё было продумано для удобства второй ипостаси.

Когда колонны из обсидиана, блокирующего любые перевоплощения, были установлены, а маги с атакующими амулетами встали по периметру, направив их на заключённого, Лайонель подошёл вплотную к стоящему мужчине и молча, не говоря ни слова, расстегнул ошейник.

За всё это время Эдмунд не произнёс ни слова, он стоял с гордо поднятой головой, будто всё шло именно так, как он и планировал. И от этого мне становилось страшно как никогда.

— Мы ждём оборота, Эдмунд. Если эта леди ошибается, то вы легко это докажете. Если же оборот так и не произойдёт, то ваша вина будет считаться доказанной. Мы достаточно ясно говорим? — Терпение монарха подходило к концу, и каждая секунда промедления лишь приближала конец заключенного.

Когда его черты лица заострились и лицо покрылось черной чешуёй, я зажмурилась. А когда всё же осмелилась открыть, передо мной стоял огромный ящер, раскинувший крылья и бьющий хвостом по полу. У него на морде был шрам — именно такой, как я и описывала. Грязно-розовые рубцы спускались ото лба вниз, а глаза так ярко горели в полутьме помещения, что хотелось спрятаться от них куда-нибудь подальше. Призраки прошлого настигали меня, возвращая в ту самую минуту, в момент, когда огонь сметал всё на своём пути. Я держалась из последних сил, понимая, что теперь ему некуда деться. Шрам на месте, мои слова подтверждены, и приговор будет приведён в силу. Однако я никак не могла учесть, что такие, как он, никогда не уходят просто так. Они всегда берут с собой проводника в мир мёртвых, компаньона, что будет скрашивать их дни бесконечных мучений. И таким человеком для Эдмунда оказалась я. Резко бросившись ко мне, он с невиданной мощью разметал в сторону и столбы, что не смогли устоять под напором, и магов, что разлетелись в сторону от одного взмаха зубчатого хвоста.

Я замерла, и время для меня остановилось. Я видела, как чёрное чудовище мчится ко мне, неся погибель, но ничего не могла с этим поделать. Человек ничто в сравнении с древним зверем. И в то же самое время видела, нет, скорее чувствовала, что я не одна, что у меня есть защитник, моя опора и твердь. Лайонель в форме дракона встал наперерез чёрному, закрывая меня от предстоящего удара.

Если меня спросить, что я видела, я не смогу ответить. Был лишь взмах лапы коричневого, и резкая вспышка огня потом, и всё кончилось. Несколько мгновений — и бой, так и не начавшись, был окончен. Лайонель, бросившись на мою защиту, одним ударом лапой вспорол брюхо нападавшего, а огонь, видимо чем-то усиленный, завершил начатое, оставляя на месте герцога лишь горсть чёрного пепла, что уродливой кучей лежала на полу. Так закончился суд над преступником, так закончилась эпоха неистинных истинных и погибших жён.