Не любовница

Глава 36

Оксана

Ещё в субботу Оксана записала Ёлку к ветеринару на среду, но умудрилась забыть об этом до утра собственно среды. Очень некстати, потому что следовало отпроситься у Алмазова заранее — Оксане нужно было к семи часам вечера добраться к чёрту на рога, а перед этим ещё успеть заехать домой и взять кошку. Теперь же получалось, что она даже не отпрашивается, а ставит шефа перед фактом. Эх, если бы не обсуждения его стихов и её рисунков, она бы вспомнила! А так Михаил Борисович ей здорово голову заморочил.

Оксана анализировала всё случившееся за последние дни весь вечер вторника и в итоге так и не смогла понять, как умудрилась настолько запутать своё отношение к Алмазову. Вроде бы только в пятницу вечером она дико злилась на него и почти ненавидела, особенно когда утром он назвал её непривлекательной, а потом… Душевный разговор на кухне, тетрадь со стихами в понедельник, обсуждение её рисунков во вторник… И образ Михаила Борисовича, гада и изменника, начал играть новыми красками. Оксане вдруг даже захотелось найти ему оправдание. Вот это вообще ужас ужасный! Ещё не хватает — искать оправдание мужику, который меняет девиц с периодичностью раз в три месяца. У Оксаны волосы шевелиться начинали, когда она представляла, сколько девок перетрахалось с Алмазовым за все те годы, что он состоит в браке. Хотя, возможно, шеф начал изменять жене не сразу, но не суть — много девок, очень много! Не хватает ещё ей мечтать стать одной из. Нет, она пока не совсем свихнулась, чтобы желать по собственной воле превратиться в шлюху женатого мужчины. Но с другой стороны, Оксана не могла не признать, что общаться с Михаилом Борисовичем ей нравится. И когда она с ним разговаривает, то вообще забывает и о собственной неприязни, и о том, что он — всего лишь любитель изменять жене. Да и не похож он на такого человека…

Чёрт! Опять она ищет ему оправдание. Хоть саму себя по голове бей чем-нибудь тяжёлым каждый раз, как приходят подобные мысли. Но даже если так — вряд ли поможет. Не помогают кувалды от влюблённости. А в том, что у неё именно эта славная болезнь, Оксана уже не сомневалась.

Что же касается самого Алмазова, то в какую-то особенную симпатию с его стороны она не верила, слишком уж очевидными были его слова про непривлекательную, сказанные с бодуна, когда не врут. Хотя накануне Оксане показалось, что… признаться в этом было даже как-то стыдно, но… ей почудилось, что он возбудился, когда держал её ступню в своих ладонях. По крайней мере если судить по натяжению брюк… Ой, нет, лучше вообще об этом не думать! Это наверняка был глюк. Ну или пошив такой у штанов, и когда с корточек встаёшь, они топорщатся. Не мог Михаил Борисович… да и не из-за чего! Она же не голая перед ним стояла! Подумаешь, нога… тридцать пятого размера. Ерунда!

В среду Оксана вновь надела строгий брючный костюм — белая блузка, чёрные штаны, — и не стала ничего делать с причёской. Всё равно накануне Алмазов, кажется, и не заметил её стараний с этим платьем и макияжем. Вот и не нужно тратить время, лучше подольше поспать!

К сожалению, она пожалела о своём решении, причём очень быстро. Как только Михаил Борисович вошёл в приёмную, поздоровался и, улыбнувшись, сказал:

— А тебе, между прочим, очень идут платья, Оксана. Я вчера постеснялся сказать, извини. Сегодня хотел исправиться, а ты опять в брюках.

Она аж оторопела. Постеснялся. Алмазов постеснялся сказать… Значит, всё-таки заметил…

Хотелось как-нибудь съязвить, чтобы сбросить с себя растерянность от этого заявления и сладкую неловкость, возникающую каждый раз, когда Михаил Борисович говорил ей «ты», но всё, на что хватило Оксану, это почти неслышно пробормотать:

— Я же непривлекательна…

Алмазов моментально перестал улыбаться и помрачнел.

— Оксан… забудь ты эти слова, — произнёс он настолько серьёзно и проникновенно, что ей даже захотелось поверить. — Это…

— Что у трезвого на уме… — пожала плечами Оксана и отвела взгляд. — Да ладно вам, я же говорила, что всё понимаю. — Нужно было срочно отвлечь шефа от этого разговора: она боялась, если Михаил Борисович продолжит убеждать её, что не то имел в виду или вообще соврал, она опять расплачется. — Кстати, я бы хотела отпроситься на сегодня, у меня срочные дела. Могу я уйти… в четыре часа?

— Можешь, — ответил Алмазов быстро, явно испытав облегчение от смены темы. — А… что за дела?

Это было абсолютно не его дело, но Оксана отчего-то ответила:

— Кошку надо к ветеринару отвезти.

— У тебя есть кошка? — удивился шеф. — Я… хм… не заметил.

— Это нормально. Точнее, нормально именно для Ёлки. Так её зовут. Она боится всех, кроме меня. По этому поводу я и хотела обратиться, уж слишком она нервная и трусливая. Может, что-то пропишут ей… для храбрости. Успокоительное какое-нибудь.

— Ясно, — кивнул Алмазов, и вдруг спросил: — А давай, я тебя отвезу?

Точнее, он даже не спросил. Он словно подтвердил это.

И Оксана онемела от удивления. Посмотрела на серьёзное лицо шефа, невозмутимые серо-голубые глаза, упрямо сжатые губы… И протянула:

— Э-э-эм?

Он улыбнулся.

— Ну, должен же я как-то загладить свою вину. Поработаю немного таксистом. Согласна?

Оксана испуганно помотала головой. Конечно, она не согласна! Она секретарь, Алмазов её шеф, каким ещё таксистом?!

— Ну ладно, — пожал плечами Михаил Борисович и, отчего-то улыбнувшись, скрылся в своём кабинете.