Не отпускай (СИ)

5

— Как часто ваш отдел посещает культурно-развлекательные мероприятия?

Генерал начал допрос, как только я завел машину. Его "адьютант" в таких же капитанских погонах, как и у меня, тихонько хмыкнул, мол, какая тут культура?

— Ну-у, — протянул я. — Концерт на День милиции считать?

— Считай.

— Один раз в год.

— Примерно так я и думал. И это — в корне неправильный подход. Мы не должны стоять на месте, нужно развиваться, узнавать что-то новое, приобщаться к традициям, культуре нашей страны. Ты со мной согласен, капитан?

Ага, я так понимаю, правильный ответ "согласен"! Но говорю совсем не это:

— А преступников когда ловить?

— Настоящий офицер должен уметь правильно распределять свое время — и рабочее, и свободное. Выходные, в конце концов, никто не отменял… пока, не отменял.

— А что, есть предложение это сделать?

— Мы рассматриваем такой вопрос…. Пошутил! Виталик, капитан повелся!

Виталик, получив отмашку хозяина, громко рассмеялся. Да, обмельчал генерал наш русский! Мало того, что ростиком не вышел — от горшка два вершка, мало того, что пузик вырос, надёжно прикрывающий генеральского "коня" от глаз хозяина, так он еще и шутит с подчиненными! Где сила, где мощь, где грозно сдвинутые брови, чтобы от вида одного поджилки дрожали? Не тот генерал пошел, не тот!

Генерал продолжал вещать о чем-то далёком, а я даже немного обрадовался, что подъехал к музею — отстанет со своей болтовней. Ну, почему именно меня с ним отправили? Иван Матвеевич объяснил так: замы будут заняты на учениях, низших чинов послать нельзя априори, а вот старший следователь Пылёв — как раз то, что надо. Ведь генерал любит разговорчивых и со здоровым чувством юмора.

На входе в здание музея нас встречала кудрявая женщина в очках, чем-то отдаленно похожая на ту, что мне вчера продавала билеты. Генерал улыбался, идя туда, куда показывала ему дама. Она поясняла, что экскурсовод уже спешит к ним и… что-то там ещё. А я решил воспользоваться тем, что на меня никто не обращает внимание, и быстренько покурить возле входа.

Минут через пять зашел в музей. Где-то впереди, в неразберихе комнат и залов слышался звонкий женский голосок, который, отражаясь от высоких стен отголосками долетал даже до меня. По мере моего петляния, я то разбирал слова, то слышал отдаленные, приглушенные звуки.

— … Башня была квадратная, с мостом и отводной стрельницей (разобраны в 1820-х годах), со звонницей с набатным колоколом. Во втором ярусе над проездом башни располагалась церковь. Это была одна из пяти воротных башен, дорога от неё вела в Углич…

Генерал что-то спрашивает, смеется. Вместе с ним смеется женщина-экскурсовод: — На самом деле это — не просто монета. Это — бородовой знак. Во времена Петра I при проезде через ворота Знаменской башни мужчины получали такой металлический жетон. Он служил квитанцией об оплате особой пошлины на ношение бороды, которая была введена Петром I в 1689 году. Каждый уплативший пошлину получал бородовый знак, или бородовую копейку, как его называли наши предки. Кстати, брали налог еще и за ношение старинной одежды.

— Накладно было не бриться?

— Еще как! Для крестьян особенно! Но и бриться многие не желали, несмотря на высокую стоимость. Ведь ещё в святых текстах староверов было написано: «не возведи ножа на браду свою», что означало строгий запрет на бритьё бороды взрослому мужчине. Простой люд, и бояре восприняли этот закон с величайшим возмущением. Как же, где ж это водится, чтоб мужик бороду брил и ходил, как женщина?! В народе назревал бунт, да и знать была недовольна варварским с их точки зрения нововведением. Тогда Пётр I изловчился и придумал умный, а главное, полезный для казны шаг: носить усы и бороду в своё удовольствие разрешалось любому русскому человеку, но за это следовало… платить специальный налог, да ещё и немаленький: до пятидесяти рублей в год. Растительность без уплаты в царскую казну разрешалась в виде высочайшего исключения лишь лицам духовным. Все бородатые мужчины должны были ежедневно носить при себе этот «документ». В случае отсутствия бородового знака «неучтённые» бородачи тут же с позором обривались наголо. В силу всего этого в народе бородовой знак получил название «окаянная грамота». Следует отметить, что уловка Петра возымела свой эффект: уже к концу двадцатых годов восемнадцатого века как при дворе, так и в городах и сёлах практически не осталось бородатых мужчина, ибо борода бородой, а деньги дороже. Именно тогда регулярное бритьё прочно вошло в ежедневный список дел мужского населения России…

Я неожиданно для себя заслушался, поглаживая свежевыбритый подбородок. А что, интересно! Обратил внимание, что стою возле витрины с какими-то глиняными черепками, а до генерала так и не дошел. Так, они где-то рядом! Кто придумал такие странные здания, где вроде по кругу ходишь, а выхода найти не можешь — лабиринт, блин, какой-то! Да еще и тетки-церберы все время отвлекают — смотрят так, что мне кажется, я провинился перед ними в чем-то! Чего они вообще сидят тут? Впереди в проеме видны были красные лампасы — фух, наконец-то! А женский, показавшийся немного знакомым, голосок, продолжал вещать:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Практически каждый коллекционер, собирающий русские деньги и жетоны, мечтает иметь в коллекции «петров знак», а те, кто имеют его, считаются подлинными счастливчиками, ибо найти такой знак непросто, а стоит он весьма недёшево. Сегодня стоимость такого бородового знака, даже если он сделан из обычной потемневшей меди, начинается от двух-двух с половиной тысяч долларов и постоянно поднимается вверх. А уж «Петрова грамота» из серебра или золота и вовсе стоит целое состояние…

Именно при этих словах, я догнал своих "подопечных". И первым делом взглянул на экскурсоводшу (экскурсовода? экскурсоводку? как ее назвать-то?). И офигел! Вот кто у нас тут такой умный! Маринка-изверг! Вчера весь день мучился с прокушенным языком — ни есть, ни пить не мог! А чего только стоила моя шепелявая речь, особенно на допросах!

Она что-то там рассказывала дальше, лишь на секунду взглянув на меня, и тут же отведя глаза, делая вид, что мы абсолютно незнакомы. А я с интересом разглядывал ее — экскурсия становилась все занимательнее!

Она была одета в легкий светлый брючный костюм с какой-то брошкой на груди. Костюмчик сидел, как влитой, облегая грудь и, особенно, пышные бедра — хм! Память услужливо подкинула пару тактильных воспоминаний об упругости обтянутых мест. В голове начал крутиться незамысловатый мотивчик: "Водил меня Серега, на выставку Ван Гога…" Наверное, я долго разглядывал ее тело. Потому что когда поднял глаза и уставился на ее лицо, а точнее на аккуратные очочки в золотистой оправе, над линзой виднелась вопросительно поднятая черная бровь. Теперь я уже специально опустил глаза вниз и уставился точно на черную брошку с изображением какой-то тетки, расположенную на левой груди Маринки. Но ее было не так-то просто смутить. Она ласково улыбалась, глядя теперь уже исключительно на генерала, и продолжала тараторить что-то, что, видимо, очень нравилось моему высокому начальству, потому что он, распустив свои губы-вареники, то и дело облизывал их. Поросячьи глазки из-под кудрявого чуба бросали на Маринку восхищенные взгляды.

Из своих размышлений я вынырнул в тот момент, когда она направила черную указку в сторону следующего зала и сказала:

— Теперь давайте пройдем в зал истории Советского времени.

И пошла первой, покачивая попкой. Генерал чуть отстал, и когда я поравнялся с ним, неожиданно для меня тихонько спросил:

— Как тебе, капитан, наш экскурсовод? Видишь, в чем главная прелесть подобных заведений?

— Ну, баба, как баба! Ничего особенного!

Генерал остановился, как вкопанный. Посмотрел на меня, как на идиота.

— Не ожидал, капитан! Я видел в вас истинного ценителя… женской красоты! Красавица, умница, речь какая грамотная…

Мы прошли в следующий зал, и Маринка стала рассказывать дальше, а я, прислонившись плечом к какому-то гипсовому мужику, продолжал со стороны наблюдать за ней и пускающим слюни генералом. Смотрел, и сразу не расслышал злобное шипение откуда-то снизу:

— Что вы делаете? — бабка в вязаной фиолетовой кофте готова была укусить меня, судя по разъяренному виду.

— А что я делаю?

— Вы трогаете Владимира Ильича!

Я вытянул перед ней руки, ладонями вверх — показывая, что никакого Владимира Ильича и в помине не трогал. Но она подняла чуть ли не к моему носу указательный палец и ткнула им куда-то мне за плечо:

— Владимир Ильич — вон, он! Шаг в сторону!

— Только не расстреливайте! — но послушно отошел, украдкой посмотрев в сторону соловьем заливающейся заразы. Так и есть, заметила мой прокол, ухмыляется!

Вот как можно, так говорить, заслушаешься — плавно, красиво, без всяких там "короче", "ну", "вот"? Этих словечек у нее не было и в помине. Со мной творились очень странные вещи, пока судорожно пытался ухватиться за смысл ее рассказа, я странным образом реагировал на ее голос. По рукам бежали мурашки, а при взгляде на ее губы, выстреливавшие в воздух умные речи, представлял себе, как зажимаю ее в угол между Владимиром Ильичем и еще каким-то усачом, в виде бюста стоящим на квадратной подставке. И чтобы шептала что-нибудь такое заумное, пока я…

Генерал, спас от позора — еще чуть-чуть и форменные брюки с головой выдали бы мое отношение к экскурсоводу, снова очень тихо, подняв голову поближе к моему уху, пока Маринка шла в следующий зал, сказал:

— Что у нас по плану?

— Ресторан и театр.

— Капитан, спорим на коньяк, что она с нами ну… скажем, в театр поедет?

Я вначале просто офигел! Кто? Маринка? Ха!

— Спорим, конечно! Никуда не поедет.

— Смотри и учись, сынок!

Я приготовился посмотреть представление, равного которому не видел никогда. Но экскурсия подходила к концу, а генерал все не начинал свою атаку на неприступную крепость. И когда она, попрощавшись, скрылась за дверью в помещении с надписью "Служебное", я хотел было объявить о своей победе. Но не тут-то было! Генерал, пятерней причесав чуб, стукнул для проформы в дверь и шагнул в комнату, при этом закрыв ее перед самым моим носом. Минут пять я самым бессовестным образом подслушивал, но то ли стены в этом старинном здании были слишком толстыми, то ли они там разговаривали слишком тихо — ничего не разобрал.

Воображение рисовало картинки — одну пошлее другой. То мне казалось, что стоит только распахнуть дверь и я увижу, как генерал сидит на каком-нибудь барском стуле, а Маринка разместилась у него на коленках и нежно гладит его по чубу. Но потом, я думал, что все-таки настолько прытким генерал быть не может, и максимум, на что он способен развести Ларионову — слюнявый поцелуй куда-нибудь в щечку. Но это мне показалось еще более мерзким, чем сидеть на коленях.

Услышав шаги за дверью, я еле успел отскочить и сделать вид, что что-то рассматриваю в витрине, как дверь распахнулась, на пороге появился, сияющий во все тридцать два своих керамических зуба, генерал. Неужели?

— Капитан, заедешь за Мариной Николаевной за полчаса до сеанса! — да ну, нафиг, это невозможно! Согласилась? Вот, продажная с. ка! С этим пельменем готова пойти, а меня обожгла, искусала, обсмеяла!