Поначалу спектакль показался захватывающим — смотрела, затаив дыхание, на сцену. Но потом что-то слева начало отвлекать… Рука, на подлокотнике моего (!) кресла. Расселся, развалился — все для него! Вон, генерал, и тот, телеса свои покомпактнее сжал! А этот! Но глаз косил на нее, на руку эту! Колечко-то снял, мерзавец! А ведь женат! Ирина только в последний раз у Авериных на празднике отсутствовала! Как все просто у человека — поругались, колечко в карман — и я свободен, словно птица в небесах!
… А пальцы красивые — длинные, сильные… Ага, ничего тяжелее ручки, которой показания записывает, и не поднимал, наверное, никогда! Мужик тоже мне! А еще иногда он пальцами обшивку кресла поглаживал. И эти простые движения почему-то вызывали мурашки где-то в районе моего позвоночника, холодок какой-то. Точно косоглазие заработаю — голову прямо держу, а глаза на руку эту, чтоб она провалилась, косятся. Скорее бы закончился спектакль… Ведь совершенно абсурдные мысли в голове крутятся — накрыть бы пальцы, потрогать. Моя ладонь на руке его, наверное, красиво смотреться будет…
И момент не почувствовала, когда генерал активизировался. Потной маленькой лапкой правую руку мою зажал! Чуть не подпрыгнула в кресле. Ужас-то какой! Подумала, может потерпеть немного, чтобы Пылёв момент этот наверняка просек. Но, как лошадь в старом анекдоте, не смогла…
Руку вытащила, себе на колено положила. На генерала извиняющимся взглядом посмотрела. А он вид делает, что ничего не произошло — на сцену пялится. Фух, может, отстанет теперь!
… Спектакль закончился. Генерал меня до машины Серегиной проводил, все на ушко шептал, какая я красавица, но дальше этого дело не шло. Может, ему, как и мне, кислая физиономия его оруженосца мешала? Не знаю. Но Пылёв маячил в метре от нас, и генерал все время на него косился. Возле автомобиля открыл мне дверь и сказал:
— Мариночка, когда я буду в вашем городе в следующий раз, могу ли я надеяться, увидеть вас еще раз?
— Конечно, Всеволод Игоревич, я жду вас у себя в музее!
Генерал, видимо, рассчитывал на что-то другое, потому что брови его поползли вверх. Но в этот момент Пылёв завел машину, и пришлось закрыть дверь прямо перед его носом.
— А что так? Передумала генеральшей становиться?
— Не все сразу. Знаешь, есть такая народная мудрость — чтобы генеральшей стать, нужно за лейтенанта замуж выйти. И вместе с ним расти, так сказать.
— А расти… А я думал, ты помоложе предпочитаешь!
— Ну, и это тоже, чего уж врать!
— Значит, генерал слишком стар для тебя. Я, получается тоже?
— Нет, ты — в самом соку. Только слишком наглый, ну, и совести нет.
— Значит, я нравлюсь? — это его волнует больше всего, истину о себе он не слышит даже.
— Ну, ничего так хорошенький.
— Что-о? — ой, возмутился-то как! Обиделся, как мальчик! — Хорошенький? Ты мужикам всегда так говоришь?
— Мужики обычно об этом не спрашивают, — сказала, как отрезала. Прозвучало, как "отстань от меня". Но этот товарищ намеков не понимает совсем.
— А о чем тебя мужики спрашивают? А знаю… о бороде, наверное.
— Почему о бороде?
— Ну, ты ж так много об этом знаешь. Генералу сегодня полчаса втирала, про то как Петр I бороды мужикам брил!
— Ой, а Сережа запомнил урок! Вот видишь, и таким как ты на пользу посещение музея идет! Не все потеряно, значит! А, вообще, знаешь, борода, на мой взгляд, очень красит мужчину. Тебе тоже пошла бы!
Посмотрел на меня искоса:
— Я, и так, красивый! Зачем мне борода?
— И правда, зачем при такой-то скромности?
Не скажу, что хотела побыстрее уйти домой, наоборот, интересно, весело с ним было! Хотелось и дальше припираться. Тем более, что дома, кроме привычного одиночества, меня никто не ждал. А он — живой, настоящий — вот, рядышком! А может, после театра настроение такое было? Не знаю… Только, когда остановились возле моего дома, я, не думая совсем о последствиях, сказала:
— Пылёв, поцелуй меня!
Ох, как он посмотрел! Удивленно! Нет! Ошарашенно!
— Что? Это глюки?
— Нет, правда, поцелуй. Как ты там говорил, я — одинока, ты — почти одинок, давай соединим наши одиночества в одно целое?…
— Трахнемся, что ли?
— Говорю, поцелуй! А он — опять за свое!
Вышла из машины. Дура! Какая же ты дура! Зачем? Зачем так позориться? Ему секс нужен и больше ничего… Кинулась к двери в подъезд, и уже когда взялась за ручку, сзади была обхвачена крепкими сильными руками.
— Стой! Я согласен!
— Уже поздно!
— Все равно теперь не отпущу!
Развернул лицом к себе. Я была трезва, как стеклышко, но казалось мне в тот момент, будто я слегка под хмельком — голова кружилась, ноги ослабли, мысли путались. Единственная связная мысль в голове — и та бредовая! Какие у него ресницы длинные и черные! На них смотрела пока Серегино лицо быстро приближалось. В миллиметре от моих губ, когда я уже собралась было глаза закрыть и наслаждаться, он замер.
— Точно не будешь кусаться?
— Трус!
Он хмыкнул, а я, положив руку ему на затылок, притянула к себе и поцеловала. Хм, пахнет приятно — не заметила, чтобы жевал что-нибудь — вишенкой! Языком лизнула нижнюю губу — он не шевелился. Не нравится? Конечно, за столько лет разучилась, наверное. Может, хватит, Марина, нацеловалась? Но только я подумала об этом, теперь уже его рука легла мне на затылок. Его губы прижались к моим и его язык, нетерпеливо и быстро скользнул в мой рот. Ах, вот… как же… приятно. С Иркой своей натренировался! Точно! Ирка — спасение мое! Пыталась вызвать перед глазами закрытыми ее образ, но видела только его красивое лицо…