Не сердите толстяка

Глава шестнадцатая

Добрался до деловой части дома, туда, где как раз находился весьма удобный массажный стол, это который с дыркой под голову и, раздевшись, отдался во власть Томы. Точнее пришёл и, предвкушая то, что наконец-то окажусь один на один с этой шикарной женщиной, полностью разделся и, прикрывшись по пояс простынёй, лёг. Ожидая, пока она придёт. Вот ей сюрприз будет…

Красавица ведьма, нацепив белый, не слишком-то и длинный халатик, сверкала точёными ножками то с одной, то с другой стороны стола. Размякнув от умелого массажа, поплыл. Вот через небольшой промежуток времени и стало неудобно лежать. Нечто, до этого спокойное и умиротворённое, от близости обалденного женского тела восстало. Да так, что хоть на бок поворачивайся.

Тома, заметив мои попытки устроиться поудобней, спросила:

— Тимка, ты чего ёрзаешь?

— Устал на животе валяться…

— Ну, перевернись тогда, потом спину закончим.

Упрашивать долго не пришлось. И вот взору девушки предстала «палатка», образованная из простыни и «того самого» в качестве центрального шеста.

Задумчиво посмотрев на сие творение, Тома приподняла простынь и удивлённо спросила:

— Ты что, без трусов?

— Ага, — весьма довольный происходящим, сознался я.

И пока она с задумчивым видом пялилась, провёл правой ладонью по внутренней части её бёдер… Вот только до самого интересного добраться не успел, ноги крепко сжались, и, перехватив мою руку своей, Тома отвела её в сторону и погрозила пальцем:

— Не шали, — потом вновь посмотрела на моё достоинство и, хмыкнув, задумчиво произнесла: — Мне кажется, или он стал больше?

— Да без понятия.

Вру конечно. Все я в курсе, мне тоже так показалось. Добавилось пару сантиметров в «высь» и немного «вширь». Вот такой забавный побочный эффект от зелья. Ну неужто не захочет опробовать обновлённую версию? Чувствую, меня аж потряхивать начало от желания. Вот пока она раздумывала, повторил попытку всё же залезть под подол. А у меня был выбор? Ведь к предыдущему виду обалденных ножек добавился ещё более шикарный вид до конца не застёгнутого выреза халатика. Облом-с!

— Тима, прекрати. Ты же болен.

— Тома! Да я полгода провалялся в коме. У меня спермотоксикоз! — пытаюсь приподняться и сграбастать её в охапку. — Ой! — эта нехорошая… ущипнула меня за бок. И больно так. И давай мне вешать лапшу по поводу моего здоровья. А когда поняла, что меня это не останавливает, что-то по поводу того, что нельзя, мол, нам. Вдруг опять вырублюсь? И вообще, тут ещё и мой отец. Вдруг заметит. И пятится, и пятится… И тут до меня дошло!

— Ты что, кого-то себе нашла?

— Никого я не нашла, — а глазки так и забегали.

— Вот значит как?! — начинаю закипать. — Стоило немного приболеть… — аж дыхание перехватывает от злости. — И ты мне ещё заливала, что у тебя после мужа никого не было. Все вы, бабы, такие!

— Не суди по себе. Сам, небось, трахал всё, что движется, а мне претензии высказываешь.

— Вот значит как? — прищуриваюсь. — Лучшая зашита — это нападение?

— А хоть бы и так, — гордо выставляет вперёд титьки. — И вообще, я не обязана перед тобой отчитываться…

— Ах ты дрянь, — одним прыжком оказываюсь возле неё и, ухватив руками за горло, отрываю от пола. В глазах кровавая пелена гнева.

— Тима, Тима, не надо, — предательница дёргается в моих руках. — Тима, задушишь…

Проклятье! С глаз спадает пелена, и до меня доходит, что я делаю. Пальцы начинают разжиматься…

И тут мне весьма чувствительно прилетает ногой в пах. Больно. Но зато в голове моментально проясняется.

— Прости, — эта дура, несмотря на то, что я её чуть не убил, бросается ко мне. — Тимочка, прости, я не хотела.

— Ух-ёоооо, — присев и зажав руками пострадавшую часть тела, поскуливаю.

— Тима, Тима…

Чуть успокоившись, шиплю:

— Томка, ты дура. Я же тебя чуть не задушил.

— Пфе, — отмахивается, — не верю.

— Ну и дура.

— Я знаю, ты бы ничего мне не сделал.

Дура. Вот ведь дура! Это я знаю, что не придушил бы, а с её стороны это выглядит так, что если бы не пнула, то всё… хана… стала бы Ленка сиротой.

— Тьфу на тебя, — уже придя в себя, натягиваю шмотки. И вздохнув, со стыдом произношу: — Ты извини за срыв, но могла ведь сразу сказать, что у тебя кто-то появился. Что я, не понимаю что ли…

— Да не говори глупостей.

— Все вы такие, — снова начинаю злиться, — даже признаться не можешь. Или боишься, что прокляну твоего хахаля?

Испугавшись за своего любовничка, лепечет:

— Ну что ты такое говоришь… Ты же добрый!

— Уйди… Пока я не передумал.

Решив не испытывать судьбу, предательница ретировалась. А я со злости шваркнул кулаком в стену… Сломал. Стену…

Сел возле свежей дырки, прижался спиной, и так мне обидно стало… Вот в таком виде меня и застали предки: присыпанного штукатуркой и размазывающего сопли по лицу. Бабуля тут же принялась кудахтать и проверять мою тушку на целостность. Батя же взглянув на пролом и вывороченные кирпичи, покачал головой и поинтересовался:

— Рука цела?

Протягиваю в его сторону конечность. Посмотрев на неповреждённые костяшки, кивнул:

— Отлично. Раз стены ломаешь без ущерба, значит с Силой всё в порядке. Завтра начнём спарринги.

— Па-а-ап! — ужасаюсь от предстоящей перспективы.

— А нефиг стены ломать, — жёстко смотрит в глаза.

Поняв, что спорить бесполезно, прибегаю к крайнему методу:

— Ба-а-а!

Та же смотрит на меня, на отца, снова на меня, вздыхает:

— Ты чего тут устроил? И где Тома?

— Ушла, — зло цежу сквозь зубы.

Бабка моментально начинает выталкивать батю за дверь:

— Шёл бы ты, Вадик… К Саше иди, а то он там в непонятках. Мало ли, есчо полицию вызовет. А оно нам надо?

Все попытки бати остаться зарезала на корню и выпроводила его за разделяющую части дома дверь. Вернувшись, нависла надо мной:

— Ну?

— Чего ну? — отворачиваюсь.

— Что тут произошло?

— Ничего.

— Ладно, — усмехается, — пойду у Томы спрошу.

— Иди…

— И пойду!

— Ну и иди, — вскакиваю и ломлюсь мимо неё к себе в комнату.

А чуть позже я уже жаловался на жизнь Барсику. Не то, чтобы ему это было жутко интересно… Просто выбора особого не оказалось. Он же, как всякий нормальный кот, налопавшись так, что лапки его уже не носили, завалился ко мне под бок с явным намерением спокойно переварить кило колбасы под почёсывание пуза. Ведь все же знают, что это самый лучший способ улучшить пищеварение. Как? Вы не знали? Вот и я тоже был не в курсе. Но наглая рыжая морда меня просветила.

Кто? Кто ему позволил смотреть мультик про Шрека? Вот чему бы полезному научился, так нет, только и может умильные глазки строить. Но не всё коту масленица, вот пущай теперь слушает:

— Все бабы такие. Ну что значит «какие»? Такие. Неверные, — Барсик, приоткрыв один глаз, саркастически смотрит на меня.

— Ну, ты Белочку не приплетай, она собака.

— Гав? — вопросительно отозвалась та, соизволив поднять голову от коврика и водрузить её на край кровати.

Чешу её за ухом:

— Это значит, что ты по умолчанию существо верное и преданное.

— Га-а-ав, — смешно сморщив нос, соглашается и опускается на коврик.

— Мяу?

— Да нет, уверен, что пока я тут умирал, Тома себе кого-то нашла.

— Мяу? — пытается подставить другой бок под почёсывание.

— Вот только не надо. Мало ли, что вы никого не видели. Бабка говорит, что вы от меня почти не отходили.

— Гав, — всё же соглашается Белочка с тем, что это не аргумент. Но всем своим видом показывает, что не верит.

— Да? А почему тогда не дала? И вообще вела себя как с чужим? — от обиды хочется заплакать. Сперва Светка обманула, теперь вот Тома…

— Мур-р-р, мур, му-у-уррр, — Барсик с трудом, отринув все трудности, подползает повыше и укладывает голову мне на плечо. Продолжая успокоительно муркать прямо в ухо. Вот под это дело я и уснул.

Мария Ивановна ворвалась в дом Томы, с явной тревогой в голосе взывая:

— Тома, Тома, ты где?

— Здесь я, — всхлипывающим голосом ответила воспитанница.

Пройдя в гостиную, застала странную картину. Явно зарёванная ведьмочка сидела на диване, а рядом, взяв её за руку, устроился Вадим.

— Вадик, паразит этакий, ты что это удумал? Ась? Ты зачем это ребёнка обижаешь? — сверкая глазами, двинулась вперёд.

— Мама! Мама, спокойно, — вскочив и выставив перед собой руки, сын принялся объяснять: — Я тут как раз пытаюсь узнать, чего она ревёт.

— Да-да. И ещё больше доводишь. Я тебе куда сказала идти? Домой.

— Ну, мам, я подумал, вдруг ей нужна помощь? — глядя на мать честными глазами, вещал Вадим.

— Я уже сказала, Вадик, всё в порядке… — попыталась вставить хоть слово девушка, но не тут-то было.

— Значится, утешить решил? — с пониманием закивала Мария Ивановна. — То-то смотрю за ручку взял, поглаживает…

— Э-э-э… Мам, ты чего это? — такого обвинения в программе вечера по планам Вадима явно не было.

— Да того самого, — прищурив взгляд, мать обвинительно ткнула пальцем в сторону сына.

— Мам, да как ты могла такое подумать? Она же как сестра мне!!!

— Да-да, а Тимохе как тётка… — но тут же осеклась, заметив, как Тома выкатила глаза и сжала губы, при этом резко дёрнув головой. И тут же мгновенно выкрутилась: — Однако кто-то из вас её обидел.

— Не я, — замотал головой Вадим.

— Не факт, ой не факт.

— Что не факт?

— Что не ты.

— Мам, ну реально говорю. Я просто хотел узнать, что случилось. Тома, ну хоть ты ей скажи.

— А что говорить? — девушка пожала плечами. — Говорю же, расстроилась, что сериал пропустила…

— Не неси ерунды, — повысив голос, навис над Томой Вадим. — Я хочу знать, что происходит в этом доме? Что произошло между тобой и Тимохой? Ясно же, что вы повздорили. Из-за чего?

В этот момент Мария Ивановна очень остро ощутила, что обстановка накаляется, и просто так избавиться от сына не получится. Кто его знает, как он отреагирует на то, что происходит между её внуком и воспитанницей. Это для неё Тома как дочь, а вот что взбредёт в голову сыну — неизвестно. Нет, конечно, Вадик не причинит вреда ей, но настоять на том, чтоб отправить опасную претендентку на сердце своего сына куда-нибудь в Тьмутаракань, подальше от внука, может. А ведь ещё и Ольга есть. Ей тоже может не понравиться происходящее. А матери, они такие, могут и угробить… Уж она-то знает. Сама когда-то пыталась, сжить будущую невестку со света. Слава богу, сынок переиграл мать. Что же делать? И тут Вадим сам подсказал мысль:

— …и не надо заливать ерунду про якобы пропущенный сериал. Из-за такого го…на ты бы реветь не стала…

— Го…на? Ты сказал го…на? — ярость получилась почти натуральная. И Мария Ивановна уперев руки в бока, двинулась на сына: — Что бы ты понимал! Да как у тебя язык-то повернулся такое сказать?

— А чего? — немного ошалев от такого напора, сын сделал пару шагов назад.

— Нет, вы посмотрите на него! Тома, ты посмотри, покушается на святое. Теперь-то точно ясно, кто девочку до слёз довёл.

— Кто? — довольно жалобно вопросил Вадим, предчувствуя бурю.

— Ты! Ты и только ты? Это же надо, любимый сериал го…ном назвать! Да я тебя за такое святотатство, — на миг замерев и набрав в грудь воздуха, выдохнула: — Тома, деточка, а где у тебя метла?

— Там, — переставшая всхлипывать и слегка обалдевшая от происходящего девушка махнула рукой в сторону двери кладовки.

— Стой здесь, — ткнув пальцем в пол, скомандовала Мария Ивановна сыну. — Я сейчас вернусь, — и решительным шагом отправилась за орудием экзекуции. Лёгкая улыбка коснулась губ, когда сзади раздался слегка взволнованный голос сына.

— Мам, я вот тут вспомнил: там ведь Васёк с Ленкой одни, голодные, наверное. Да и Барсик с Белочкой тоже… — с замиранием сердца посмотрев в глаза обернувшейся матери, на всякий случай добавил: — Полы вот ещё пропылесосить, думаю, надо…

С сомнением посмотрев на дверь кладовки, на сына, на дверь, мать грозно добавила:

— И посуду помыть.

— Так у тебя же посудомойка.

Сверкнув глазами, ведьма развернулась и продолжила путь. Сзади раздался вздох:

— Полы мыть?

— Нет, — слегка помягчев, отказалась от такой жертвы Мария Ивановна, — но за это ты не будешь больше обижать Тому такими оскорбительными заявлениями в адрес одного из лучших сериалов современности… Согласен?

— Да, — вздохнув, быстренько ретировался сын.

— Вот ведь неугомонный, — подмигнула воспитаннице, — тут без теста ДНК видно, что дети не от соседа.

— А разве вам этот тест нужен? — удивлённо приподняла бровки Тома. — Я думала, что с вашей силой и так всё понятно.

— Понятно, понятно, — вздохнув, села рядом с девушкой. — Рассказывай, что там у вас с Тимкой случилось, — и, подмигнув, добавила: — Чего не поделили мой внук и женщина, которая вообще не смотрит сериалы. Ты бы хоть отмазку приличную придумала. А если бы он спросил название?

— Бандитский Петербург?

— Тома, не глупи. Ну да ничего, я тебе попозже сюжет одного расскажу, он как раз по телику идёт. Если спросит, будешь знать, что говорить.

— И сколько в нём серий? — с сомнением поинтересовалась девушка.

— Да ерунда, — отмахнулась Мария Ивановна. — Сегодня семьдесят вторая была, — и добила: — Не волнуйся, всё записалось, так что посмотрим, и если что, сможешь пересказать…

— Не-е-е-ет… — простонала ведьмочка.

— Надо, Тома, надо. Конспирация превыше всего. Незачем Вадику знать о том, что у тебя с его сыном любовная размолвка.

Губы девушки задрожали, из уголков глаз вновь появились слёзы:

— Если бы любовная…

— А какая же ещё? — удивилась Мария Ивановна и, обняв воспитанницу, прошептала: — Ничего, девочка, милые бранятся — только тешатся. Ты лучше расскажи, что вы с ним не поделили?

— Глупо всё получилось, — Тома пожала плечами, — сама не могу понять, что на меня нашло…

— На тебя? — слегка отстранившись, удивлённо уставилась на ведьмочку. — Ты ничего не путаешь? Мне показалось, что это Тимоха стену проломил.

— Стену?

Кивнув, пожилая ведьма поведала, что случилось после того, как девушка покинула Тимоху. И вполне ожидаемо услышала вопросы о том, не повредил ли чего себе её внук. Успокоив же девушку, вновь принялась задавать вопросы. Вот только отвечать правдиво ей никто не собирался. Тома юлила, изворачивалась и пыталась отделаться пустыми фразами. Пришлось пригрозить:

— Или ты начинаешь говорить правду, или… — повисла многозначительная пауза.

— Что? — испуганно пискнула девушка.

— То! Обижусь, — и вдруг совершенно неожиданно вновь крепко прижала воспитанницу к груди, прошептав: — Или ты глупышка решила, что я тебя заворожу?

Всхлип и неудачная попытка кивнуть. На что Мария Ивановна даже нахмурилась:

— Ты же как дочь мне. Сама расскажешь, а там и подумаем, как быть.

Некоторое время расстроенная Тома продолжала всхлипывать, но, в конце концов, произнесла:

— Он решил, что у меня кто-то появился.

— Вот как, — задумчиво протянула слушательница. — А почему?

— Не дала.

— М-да… Серьёзный аргумент. То, что не дала — это правильно… с одной стороны, — Мария Ивановна нервно прикусила губу: — Моя вина. Ведь думала же о том, что у Тимки стояк приключится. Ой-ой. Вот ведь дура старая. Надо было с вами посидеть. Позлился бы, да и ладно. А так… — покачав головой, распорядилась: — Продолжай.

Смущаясь и краснея, девушка продолжила рассказ, пытаясь пропустить слишком уж интимные, на её взгляд, подробности. Но не тут-то было. Опытную ведьму на мякине не проведёшь, так что пришлось поведать всё. В результате время от времени Мария Ивановна выдавала реплики:

— Что, реально больше стал? Вот тебе и побочный эффект…

— Ага, и значит рукой сразу «туда»? Даже по попе не погладил. Вот нахал! Шучу, шучу.

— А ты что? Даже не подержалась? Да не зыркай ты на меня так. Что? Губу прикусила? Ну сильна-а-а-а…

— Вот так сразу и решил что любовник у тебя? И сразу за горло? Ну Отелло бледнокожий…

— Вот не надо его выгораживать! Ну и что, что сразу отпустил. Вот он у меня получит. Что? Уже получил? Ну, это от тебя, а я его морально урою.

— Ну будя, будя. Не ной. Сколько можно-то? Верю, что не хотел. Верю, что добрый. И в это верю… И в это… Всё, хватит. Считай, что мы тут чай с тобой пили, и ты мне так ничего и не сказала.

Выслушав же Тому до конца, Мария Ивановна встала и принялась мерить шагами комнату:

— С одной стороны это хорошо, что так вышло.

— Почему? — девушка неподдельно удивилась.

— По крайней мере теперь ты точно знаешь, что ты для Тимохи не просто подстилка. Не надувай губы. Сама посуди. Внучок-то циник ещё тот, и к бабам по потребительски относится. Однако тебя явно считает своей, — глаза девушки радостно блеснули, но тут же потухли. — Точнее считал. Отпустил сразу, даже после того, как по яйцам пнула, не прибил. А уж что злость на стенке выместил… Вообще о многом говорит.

— Ни о чём это не говорит, — возразила девушка.

— Мог бы и в морду, — задумчиво протянула Мария Ивановна.

Взглянув на стену, потом на большое зеркало на стене, Тома вздрогнула, представив, что бы было, если бы такой удар пришёлся по лицу.

— Кстати, — решила сменить тему разговора, чтоб отвлечь воспитанницу, пожилая женщина. — А у тебя точно никакой любовничек не завёлся?

— Мария Ивановна, да как вы можете?!

— Я всё могу, деточка. Ну или почти всё. В том числе в курсе того, что к тебе постоянно всякие хмыри подруливают: с цветочками, на дорогих машинках и прочее. Да и в рестораны ты раньше похаживала.

— Так-то раньше, — смутилась девушка, — пока Тима не болел.

— Ну, это я знаю. Однако хоть и не ходишь никуда, хмыри то никуда не исчезли.

— А что я могу сделать? — горестно вздохнув, Тома приподняла руками свои огромные груди: — Как мёдом им намазано.

— Не мёдом, дочка, не мёдом. «Играй гормон» называется, — и хитро усмехнувшись, опытная ведьма напомнила: — Сколько раз предлагала тебе уменьшить титьки хоть на один размер?

— Тут одним не отделаться.

— Ну на два-три-четыре…

— Да? — красавица гневно сверкнула очами. — И тогда Тимка точно сбежит к какой-нибудь лахудре с силиконовыми грудями.

— Это аргумент, этот может, — с серьёзным видом кивнув, бабушка решила уточнить: — У тебя точно никого?

— Нет.

— Да-а-а-а-а… А скажи-ка мне, краса ты моя большегрудая, — и подмигнув ожидающей очередного каверзного вопроса девушке, добила вопросом не по теме: — Вот всё спросить хочу, почему ты меня мамой называешь?.. — и, устроив паузу, стала наблюдать, как та бледнеет, потом краснеет, не знает, куда деть руки и что сказать.

— Я-я-я…

— Ты, ты, ты, — прищурив глаза, прошипела грозная ведьма, ткнув девушку в левую грудь.

— Когда это? — спросила Тома принявшись теребить подол так и не сменённого после побега от Тимофея халатика.

— Мне когда Тимоха рассказал, что ты маму звала, когда при смерти лежала, — отвернувшись к стене, тоскливо призналась Мария Ивановна, — у меня чуть сердце не оборвалось… от тоски, от обиды. Я в таком гневе была, что не знаю… Так плохо мне стало… А потом как гром среди ясного неба: оказывается, ты меня звала! — подойдя к дивану, рухнула на него, продолжив исповедь: — И так мне хорошо стало, так светло. Сидела и плакала от счастья.

Зажав ладони между коленок и крепко стиснув их, Тома неотрывно смотрела в глаза женщины, которую уже давно считала своей матерью.

— Но на этом всё закончилось, и только когда ты чем-то жутко расстроена, у тебя проскакивает вновь: «Мама». А потом всё возвращается на круги своя. Обидно… Почему, только когда тебе плохо, ты считаешь меня мамой, а в остальное время — по имени-отчеству да ещё и на вы? — гордая и сильная женщина взяла в свои руки ладошки девушки и взглянула в зелёные глаза, вновь наполняющиеся влагой. — Почему?

Тома обессиленной куклой сползла с дивана на пушистый ковёр и, обняв ноги приёмной матери, прижавшись к ним щекой, прошептала:

— Всегда. Мамочка. Всегда. Маленькая была — не осмеливалась, потом привыкла…

— Ну а сейчас почему? — нежно погладив девушку по голове, поинтересовалась счастливая женщина.

— Из-за Тимки.

— А он-то тут при чём?

— Не хотела, чтоб подсознательно тёткой считал. Но если бы знала, что тебе от этого больно…

— Тише, дочка, тише, — наклонившись вперёд, целует девушку в макушку. — Моя вина, давно надо было поговорить. Вот только ты уж не обижай больше старушку, не думай, что я тебя со свету сживу, — хихикнула, — за то, что ты в койку к внуку запрыгнула. Кстати! Насчёт внука! Деточка, что хошь делай, но ухажёров всех разгоняй. Хоть не мойся, хоть в керосине купайся, хоть… э-э-э… нет. Титьки мы тебе трогать не будем. Короче не дай бог, Тимоха увидит. Начнёт лютовать, угробит мужиков ни за что.

— Хорошо. Вот только, — Тома тряхнула волосами, — Тима добрый. Никого он не убьёт.

— Да? А ещё он совсем не злопамятный. Ладно, если просто морду набьёт. Подлечим. Убить, конечно, не убьёт. А если проклянёт? Импотенцию устроит? Для некоторых сие не многим лучше смерти. Тут мало кто помочь сможет. Мастер Проклятий в гневе — это жуть.

— Что? — глаза девушки расширились от удивления и, отстранившись от приёмной матери, сев на колени, прикрыла рот ладошкой.

— Да уж пару лет как, — поняв невысказанный вопрос, приступила к рассказу Мария Ивановна. — Может помнишь, парнишка у нас был, лет двенадцати, с раком желудка, на последней стадии? — заметив утвердительный кивок и дождавшись, пока Тома пересядет на диван, продолжила: — Жить ему оставалось совсем ничего. Пару месяцев от силы. Вот и привели ко мне. Так жалко было мальчонку, но пораньше бы. Может и смогла бы помочь, а тут руки опускаться начали. И тут как раз Тимоха приехал с очередным визитом. И как водится, завалился прямо в кабинет. Слово за слово, решила хоть пользу извлечь, показать внуку, как страшно всё это выглядит. А ты же сама знаешь Тимку. Добрый он, жуть… Если не злить, — усмехается. — Ну и давай тоже пытаться лечить. Да что уж там, — огорчённый взмах рукой, — хуже всё равно не сделал бы. А так хоть боль унял. Тут он мастер, — бабка довольно улыбнулась. И подмигнула девушке: — Всё-таки порода!

— Это да… — Тома с серьёзной мордашкой закивала в такт словам.

— Ну так вот, возился, возился, а толку нет. Парнишка опять стонет. Вот Тимоха как психанёт, как рявкнет: «Будь ты проклята, гниль поганая». Я сперва решила, что он мальчонку проклял, а потом смотрю, у него глаза по пять копеек — сам ошалел от того, что сделал. Ну а потом… — женщина зацокала языком, и довольно улыбаясь, посмотрела на нетерпеливо ёрзающую девушку.

— Ну, ну, что потом? — Томе явно не терпелось узнать, что же произошло дальше.

— А ничего. Он рак проклял, понимаешь? Рак! И спокойно так вынул всё, что было, до последней клеточки и метастазы. Ну, почти. Всё это превратилось в обычную чёрную жижу которую он и вычерпал руками. Потом встал, помыл руки и на подгибающихся ногах ушёл. Правда спросил, смогу ли я остатки убрать. Ну да ничего сложного. Покатала яичком по животу да вытянула остатки гнили. Вот так-то, дочка. Ну и кто он после этого?

— Но ведь он целитель!

— Одно другому не мешает. Все целители с проклятьями на ты, иначе никак, многие болячки от них проистекают. Кто хуже, кто лучше лечит. А вот до такого, чтоб рак проклясть, это только Тимоха мог додуматься.

— Додуматься мало, — засомневалась Тома.

— Верно говоришь. Не знаю, что уж тут роль сыграло… Даже если Тимоха и не Мастер Проклятий, то это кровь Берсерка себя проявляет. То есть нам от этого не легче. Психанёт и влупит со всей дури по мужичкам. Да так, что когда одумается и пожалеет их, может быть поздно.

— Но что же делать? Я же не могу сделать так, чтоб раз, и никто не подкатывал? — и тут же поспешно добавила: — Я про тех, кто постоянно вьётся рядом, тут ведь отворот нужен.

— Сварим, — кивнула Мария Ивановна. — А пока будешь ухажёров чаем с зельем поить, Вадик Тимоху так нагрузит, что ползать будет…

— Ой! Нельзя же так!..

Послушав некоторое время Томины причитания по поводу того, что Тима слабенький: еле ножки переставляет, еле ручками двигает, дышит через раз и то с трудом, ведьма вынесла вердикт:

— Этот слабенький чуть не придушил тебя, стенку вон сломал.

Как оказалось, всё это, собственно, и не так, просто погладить хотел, и вообще руки на плечах лежали, и то она их сама положила. А стенка? Что стенка? Ножки подломились, упал, а раствор старый, кирпичи потрескавшиеся. И вообще это полтергейст, домовой, тролли, гоблины, злые инопланетяне… (нужное подчеркнуть). А Тима ни при чём. Исхудал весь, ручки не ходят, ножки не ползают…

Глядя, как ведьмочка начала заговариваться, Мария Ивановна поставила диагноз:

— Прав Тимоха, дура ты, Тома. Как есть влюблённая дура.