Не теряй надежду

3

Дайана хотела достойно ответить, но ничего не сумела придумать. Отступив на шаг, она споткнулась, не удержала равновесия, упала и со стоном схватилась за спину.

— Дайана? — Его тон изменился. — Опять спина?

— Конечно, спина, идиот несчастный! — выдавила она с усилием. — Что же еще?

— Погоди, я тебе помогу. — Том поднял ее и бережно опустил на кровать.

Она снова застонала и прикусила губу.

— Может, тепло пойдет тебе на пользу?

— Наверное, — мрачно согласилась Дайана.

— Почему бы тебе не принять горячую ванну? У нас еще часа полтора в запасе. А я попытаюсь найти какую-нибудь грелку, чтобы взять с собой.

Она не могла скрыть радость при мысли о горячей ванне, а Том направился в ванную комнату и пустил воду. Потом он принес ее сумку из машины и помог добрести до ванной.

— Спасибо, — поблагодарила она.

— Справишься?

Дайана лишь кинула на него презрительный взгляд. Усмехнувшись, он воздержался от комментариев. После чего она заперлась в ванной.

Через полчала боль в спине заметно стихла. Дайана решила переодеться во что-нибудь более удобное и надела синий спортивный костюм. За окном все еще шел дождь, было холодно и уныло.

После ванны Дайану ждал сюрприз. Томас устроил небольшой пир: жареный цыпленок, булочки, капустный салат, печенье, яблоки, апельсины и бутылка вина. Еще там стояли тарелки и чашки из ее собственной корзины для пикников — она и забыла про нее.

— Надеюсь, ты не против. — Уильямс поднялся ей навстречу.

— А ты не терял времени, бегая по магазинам, — заметила она. — Почему бы мне быть против?

— Я нашел в машине твою корзину.

— Отлично.

— Еще я купил вот это, — он показал ей тюбик с мазью, — на случай, если у тебя ничего нет с собой.

— Замечательно! У меня действительно ничего нет. Ты, конечно, собираешься сам меня намазать, — ледяным тоном добавила она.

— Наверное, так будет лучше, — серьезно отозвался он, — может, тебе станет легче.

— Знаете, мистер Элиот…

— Дайана, после того как мы с тобой целовались, — терпеливо начал он, — это ничего не значит. Тебе даже не надо раздеваться, приподними свитер… Ну почему ты ведешь себя, как маленькая капризная девчонка?

Улыбаясь сквозь стиснутые зубы, она проковыляла к кровати, улеглась лицом вниз и проговорила:

— Ладно, валяй, Том. Но, если позволишь себе лишнее, — пожалеешь!

— Ну вот, — пробормотал он через несколько минут, аккуратно опуская свитер. — Как теперь?

Дайана открыла глаза. Ее все еще не покидало ощущение его рук, нежно втиравших мазь ей в спину. Себе-то она могла признаться: это было божественно.

— Спасибо, уже лучше, — ответила Дайана, усаживаясь на постели.

Том завинтил крышечку тюбика с мазью.

— А у тебя там парочка шикарных синяков.

— Я так и думала.

— Неизбежно, наверное, при занятиях верховой ездой.

— Да.

— Почему бы тебе не полежать?

Дайана внимательно посмотрела на него и откинулась на подушки.

— Да, мамочка. Спасибо, мамочка, — проворковала она, невинно глядя ему в глаза. Он протянул ей тарелку с цыпленком и салатом. — Том, почему ты это сделал? Мне показалось, что я вовсе не твой тип женщины.

Он налил вина в ее веселенькие пестрые пластиковые стаканчики и, протянув один ей, уселся за стол и задумчиво посмотрел на нее.

— Почему я тебя поцеловал? Наверное, хотел поразвлечься. А ты почему меня поцеловала, Дайана?

Она ела ножку цыпленка и размышляла.

— Должно быть, решила, что стоит отплатить тебе тем же. Ничего иного у меня не получается, а? — Отпив вина, Дайана вызывающе посмотрела на него.

Том молчал, лицо его оставалось непроницаемым.

— К тому же, — она взмахнула рукой, в которой держала цыпленка, — меня позабавило то, что именно вот такая — слишком яркая и недостаточно кроткая, и даже чуть ли не порочная женщина смогла выманить тебя из твоей башни, Том. Хотя, не думаю. Просто мы оба слегка увлеклись, так?

Он поднял глаза от тарелки, взгляд его был насмешливым.

— Именно так, Дайана, именно так.

— А не может быть, Том, — деликатно предположила она, — что твоя башня стала слегка тесновата для тебя?

— Наверное, может, Дайана, — ответил он. — Но ведь и ты вела себя отнюдь не как монашка.

— А еще говорят о примитивизме мужской логики, — весело парировала она. — С другой стороны, возможно, я не устояла потому, что ты оказался куда лучше, чем пытаешься казаться?

Он ухмыльнулся.

— Возможно. Поздравляю, Дайана. Что-что, а бороться ты умеешь. Хотя понять не могу, почему ты задираешься? Может, все дело в Ричарде Джеффризе? Но… — Он махнул рукой и не договорил.

Дайана молча докончила обед, а потом внезапно спросила:

— А о чем ты пишешь?

— Да о чем угодно.

— Чем ты вообще занят — работаешь в газете или на телевидении, кидаешься в гущу скандальных событий или мирно пописываешь за письменным столом?

Достав из кармана бумажник, он кинул его на кровать.

— Если сомневаешься, там моя визитная карточка.

— Я не… — начала было Дайана, но не удержалась и раскрыла бумажник.

Визитка удостоверяла, что Томас Спенсер Уильямс — зарубежный корреспондент одной из ведущих английских газет.

— Я не сомневалась, — закончила она уверенно. — Значит, ты и в горячих точках бывал? Может, поэтому у тебя такая реакция… Я хочу сказать, когда ты там, на шоссе, влез в машину и освободил шофера, ты это сделал почти профессионально. Тебе случалось и от пуль увертываться, а?

— Случалось.

— Уильямс… — Она снова посмотрела на визитку. — Почему мне кажется знакомым твое имя? Ты не получал никаких журналистских премий?

Лицо его продолжало оставаться непроницаемым.

— Одну.

— Мне следовало догадаться. — Она сосредоточенно нахмурилась. — Хотя я, честное слово, не представляю себе, что это за премия такая… нет, где же я слышала твое имя? — Взгляд ее внезапно стал цепким. — Погоди-ка, Томас Спенсер Уильямс. Ты случайно не родственник судье Спенсеру Уильямсу, члену Верховного суда — он еще умер в прошлом году?

Томас Уильямс слегка улыбнулся.

— Это мой отец.

— Но… почему же ты мне сразу не сказал? Он же был на свадьбе у моих родителей, я видела фотографии!

Томас, скорчив гримасу, пожал плечами.

— Это ведь не ставит меня вне подозрений — или ставит?

— Нет, — холодно отозвалась Дайана. — Просто… как же Генри оказался во все впутан? — раздраженно спросила она. — Он и не упоминал о том, что тоже из Уильямсов.

— Он не из Уильямсов. Мои родители развелись, потом мать вышла замуж снова и родила Генри.

— А ты остался с ней?

Уильямс вытянул длинные ноги.

— Нет.

— Почему? Сколько тебе было лет?

— Восемь. Дело в том, что она ушла от нас к другому мужчине, отцу Генри.

Дайана вытаращила глаза.

— Как она могла?!

— Наверное, у нее не было выбора. — Губы его скривились в усмешке. — У судьи Уильямса не так-то просто было отобрать единственного сына и наследника. Думаю, мой отец ей совсем не подходил, она оказалась недостаточно сильной — не могла с ним справиться. Он был интеллектуалом, его работа значила для него все, и еще он был человеком на редкость строгих правил.

— А ты? — невольно спросила она. — Ты ладил с отцом?

Томас Уильямс невозмутимо ответил:

— Мы хорошо понимали друг друга.

— Значит, ты такой же, как он, — произнесла Дайана утвердительно.

Губы его изогнулись.

— Нет, быть таким, как он, невозможно. А Генри никогда не упоминает имя Спенсера Уильямса потому, что мать сумела внушить ему ту же неприязнь, которую испытывала сама. Особенно после того, как отец Генри бросил ее с трехлетним малышом без средств к существованию и она… попыталась вернуться.

— Понятно, — растерянно произнесла Дайана.

— Еще хуже то, что во времена довольно бурной юности Генри она ставила меня ему в пример.

— О Господи, твоя мать не очень-то умна, прости меня за такие слова. А ты и правда был примером для подражания, Том?

— Более или менее, — скромно ответил он.

— Насколько… неразумно вел себя Генри?

— Да ничего серьезного: поначалу нежелание учиться, следовать по стопам отца — тот был художником, только, мне кажется, менее талантливым, чем Генри.

Дайана задумалась над его словами.

— Но сейчас вы, похоже, стали друзьями. Иначе он не стал бы писать тебе письма о белокурых богинях.

— Да, сейчас мы друзья, — подтвердил он. — Кстати, в основном Генри писал не о богинях.

— Не понимаю, — вопросительно подняла брови Дайана.

— Он писал о твоем происхождении. О том, сколько у вас в роду адвокатов и судей.

— Послушай-ка… — Дайана нахмурилась.

— Что, если, — перебив ее, высказал предположение Томас, — Генри поначалу собирался отомстить всем судейским, став членом семьи, которую бесконечно уважал судья Спенсер Уильямс, некогда отказавшийся простить его мать и принять их обоих в свой дом?

Дайана беспомощно уставилась на него, потом устало потерла лицо и подумала, что было бы, если бы случилось невозможное… если бы она влюбилась в Генри Бресли?..

— Ну, что приумолкла? Прикидываешь, кому теперь отдать предпочтение? Генри или Ричарду Джеффризу?

Дайана глубоко вздохнула, собралась с духом и спросила:

— Ты не мог бы рассказать, что тебе известно о Джеффризе, Том? А то ты подходишь как-то уж очень издалека.

Помолчав, Уильямс выпил немного вина.

— Не больше, чем всем. Очень богат, эдакий загорелый белокурый Адонис… Старше тебя, Дайана, — добавил он, блеснув глазами. — Репутация похитителя женских сердец, уж извини. Ну и прочее… Да, еще страстный игрок в поло, что, естественно, подразумевает увлечение лошадьми.

— Все?

— Да, — медленно протянул он, прищурившись.

— Значит, тебе предстоит остаться о многом в неведении, дружище Том! — решительно заявила она.

— Ты любишь Генри, Дайана?

— Нет, и никогда не любила. Я здесь только потому… — Дайана махнула рукой, указывая на комнату, на дождь за окном, — Черт! — Она вдруг осознала, что в данную минуту готова убить его, но вместо этого предложила: — Сходи узнай, не расчистили ли шоссе, пока я не сделала того, о чем потом пожалею.

Он вернулся минут через десять. Если Томас Уильямс когда-либо и проявлял эмоции, то сейчас был как раз тот случай. Похоже, ему тоже хотелось кого-нибудь убить.

— Ну что, еще не расчистили?

Том выругался.

— Пригнали кран, а он сломался.

— Значит, нам все же придется ехать кружным путем.

Он посмотрел на нее, как на идиотку.

— Из-за пробки они давно уже перевели движение на боковые дороги. Ты понимаешь, что это значит? Пробираться Бог знает сколько миль ползком по проселочным дорогам!

— Ты что же, меня обвиняешь… — начала она.

Он отвернулся, всем своим видом выражая раздражение, и поднял трубку телефона.

— Мы возвращаемся в Бристоль? — недоверчиво спросила Дайана?

— Аэропорт откроют завтра, добавят рейсы, чтоб восстановить график полетов. Ты ведь не хочешь провести ночь здесь, Дайана?

— Нет! Конечно нет. Но даже если объявят добавочные рейсы, это вовсе не значит, что мы попадем на нужный!

— Попадем! — заявил он; в его зеленоватых глазах светилось холодное бешенство. — Похоже, наша поездка на машине заранее была обречена на провал — с такой скоростью мы будем в Лондоне не раньше чем завтра вечером.

— Ты ведешь себя нелепо, обвиняя меня в этих неурядицах.

— Неужели? — Он уставился на нее, сжав губы, и Дайана даже слегка испугалась. — Не знаю насчет поездки, а Генри ты точно околдовала.

Первая часть пути до Бристоля прошла в полнейшем молчании. Дайана не забыла его взгляд, и у нее появилась уверенность, что выводить Томаса Уильямса из себя довольно опасно.

Пока они выезжали на шоссе, она несколько раз украдкой кидала взгляд на своего спутника, однако тот и бровью не повел, делая вид, что не замечает. Похоже было, она значит для него не больше, чем мошка.

Дайана рассчитала, что часа через три они доберутся до Бристоля, но не тут-то было. Неужели ее неприятие всей этой затеи так сильно сказывается на их поездке, что, кажется, будто их преследует злой рок?..

Стемнело, все еще лил дождь, когда Томас заехал на станцию обслуживания, стоявшую посреди пустынного шоссе, и спросил, можно ли воспользоваться телефоном, чтобы позвонить в больницу. Ему ответили, что телефон вышел из строя, и посоветовали заехать в деревню, находившуюся в нескольких милях в стороне от дороги, так как ближайший телефон-автомат на шоссе находится у черта на куличках.

Дайана видела, что Томас пребывает в нерешительности, и вознамерилась помочь ему.

— Если тебе от этого станет легче, давай заедем, — предложила она.

Однако «несколько миль» оказались понятием очень даже растяжимым. Им долго пришлось пробираться по извилистым проселочным дорогам, прежде чем они отыскали телефон. Новости обнадеживали: Генри стало немного лучше. Они попытались вернуться на шоссе — и заблудились.

— И куда же нам ехать, Том? — бодрым голосом осведомилась Дайана.

Он пожал плечами.

— Понятия не имею.

— Но разве ты не смотрел на дорогу? Ради всего святого, в такую погоду…

— Успокойся. Мне кажется, мы ехали… оттуда. Свернем налево.

— Ты уверен? Учти, у меня географический кретинизм — я левую руку отличаю от правой, только когда сижу на лошади.

Томас выругался и свернул налево. Спустя три четверти часа они еще не отыскали шоссе.

— Может, следовало бы свернуть направо? — не без злорадства заметила Дайана.

— Заткнись, Дайана, помолчи!

— Ты не имеешь права мне приказывать, Уильямс! Буду говорить, что хочу. Знаешь, на кого ты похож? На рассерженного мужа, — вызывающе произнесла она, забыв свое решение не провоцировать его гнев.

— А ты-то откуда знаешь? — парировал он. — Или у тебя где-нибудь и муженек припрятан?

— Вовсе нет! Но мои родители вот так и ссорятся, потому что, мне кажется, мужчины, особенно мужья, терпеть не могут признаваться в том, что оказались не правы.

— Ну уж это — худшее из возможных нелепых обобщений! Если найдется идиот, который на тебе женится, я ему заранее сочувствую.

— Ага! Более нелепого высказывания я пока еще не слышала, мистер Элиот! — торжествующе воскликнула она.

Тут Томас свернул с дороги и остановил машину.

Настороженно поглядев на него, Дайана спросила:

— Что теперь, Том?

— Видишь калитку? — Он махнул рукой в сторону освещенного фарами полуразвалившегося забора. — Там сарай. Если он не заперт, именно в нем мы проведем ночь, Дайана. Потому что сегодня я не сдвинусь больше ни на дюйм.

— Ясно, — ответила она и нерешительно начала: — Том…

— Ну? Но учти, я не собираюсь спорить с тобой, — предупредил он.

— Да нет. Просто я хотела сказать: ты вышел из себя, это замечательно.

— Неужели?

— Конечно, ты почти стал похож на человека, а то я уж сомневаться начала, что ты из плоти и крови.

— Не так уж и плохо, правда? — произнесла Дайана некоторое время спустя.

В старом, но сухом сарае, которым явно никто давно не пользовался, было слегка дымно от костра, который Уильямс развел на глинобитном полу. Он отыскал в одном углу вязанку хвороста, несколько поленьев, тюк сена, перехваченный проволокой, а еще старое автомобильное сиденье, на котором в данный момент и восседала Дайана.

Она принесла из машины полотняную подстилку, коврик и мощный фонарь. На подстилке разложила еду: остатки цыпленка, две булочки, печенье, наполовину полную бутылку вина, фрукты.

— Неплохо, — с усмешкой произнес он. — Отлично справилась. Должно быть, и вправду, в тебе есть хозяйская жилка.

Губы ее дрогнули, она осторожно поднялась и протянула ему тарелку.

— Поешь и выпей вина, думаю, тебе не помешает.

— Думаю, мне не помешает сходить к психиатру после встречи с тобой, — ответил Томас, беря тарелку и усаживаясь на тюк сена.

Дайана ничего не ответила. Они ели молча, пока он не поднял на нее глаза. Вид у него был недовольный и усталый.

— Сейчас ты можешь служить образцом спокойствия, Дайана. Почему?

Она опустила тарелку и потянулась за вином.

— Мне сегодня не пришлось никого спасать, быть местной героиней, разжигать костер… — Она еле заметно улыбнулась. — И, наверное, у меня лучше развито чувство юмора, а может, я меньше, чем ты, поддаюсь воздействию внешних раздражителей.

— Да уж, мне не раз приходило в голову, что все стихии и прочее на твоей стороне, но я об этом уже говорил, — язвительно отозвался он.

— И тебе это не кажется чушью? Ладно, — признала она, — может, я слишком многого хочу. Просто мое спокойствие в данном случае естественная защитная реакция.

В конце концов, подумала она, за последние двадцать четыре часа ты незаконно вломился ко мне в дом, обходился со мной, как с заключенной, таскал по округе, поставил под сомнение мои моральные принципы, не верил тому, что я говорила, поцеловал меня забавы ради… должно быть, это чисто мужской способ выразить свое презрение. А теперь я еще и нахожусь вместе с тобой Бог знает где, в старом заброшенном сарае. Да, я могла бы уже давно впасть в истерику. Тебе трудно угодить, Томас Уильямс.

— Дайана, ты уверена, что не испытываешь удовлетворения от всех моих несчастий? — тихо спросил он.

— Ну, если уж быть честной…

— Я так и думал. — Томас передернул плечами, потом улегся, протянув к огню длинные ноги. — Знаешь, я бы зуб отдал за чашку кофе.

— Что ж, можешь считать меня провидицей. — С этими словами Дайана достала из карманов куртки пакетики кофе, чая и сахара.

Сев, Томас Уильямс удивленно посмотрел на нее.

— Ты что же, утащила их из мотеля?

— Все до одного. Прежде чем ты прочтешь мне лекцию о честности, скажи, разве не все так поступают? Они ведь там для того, чтобы ими пользовались.

— Конечно, — улыбнулся он. — Но… нам ведь не в чем вскипятить воду.

— Знаете, для специального корреспондента у вас не слишком-то хорошо развиты простейшие навыки выживания, мистер Элиот. В моей корзинке был не один, а два термоса, и я оба наполнила кипятком, пока вы узнавали насчет шоссе. Вот так… — Она немного повозилась. — Ваш кофе, сэр.

— Дайана… — Он взял чашку, а его зеленоватые глаза так и сверкнули в ее сторону. — Дайана, ты просто чудо, и я…

— Нет, не говори так, Том, — поддразнила она. — А то от твоих похвал я, чего доброго, растаю.

— А я забыл про грелку, — виновато сказал он. — Как твоя спина?

Дайана уселась на старое сиденье, старательно избегая торчащую пружину.

— Сойдет.

— Хочешь, я снова ее намажу?

Помолчав, она неопределенно пожала плечами.

— Позднее. Знаешь, спать будет неудобно.

Томас со вздохом откинулся назад.

— Знаю, следовало подумать об этом, но я был так раздражен.

— Неважно. Лишь бы ты опять не начал распространяться о моих многочисленных недостатках.

Подняв чашку, он с улыбкой ответил:

— Ну не такой уж я плохой.

Дайана расслабилась, только сейчас поняв, что до сих пор пребывала в напряжении.

— Жаль, карт у меня нет. Обычно я беру их с собой, но последняя колода так растрепалась, что я ее выкинула, да так и не собралась купить новую. У тебя случайно нет с собой карт или миниатюрного наборчика для игры в скрэббл?

— Нет. Извини, Дайана, — отозвался он.

— Скажи, а тебе часто приходится бывать в местах боевых действий?

— Случалось.

— Хочешь поговорить об этом?

Он пожал плечами.

— Что ты желаешь узнать?

— Подавляет тебя то, что ты там видишь?

— Конечно.

— Зачем же ты этим занимаешься?

— Я занимаюсь не только этим, иногда пишу репортажи и о хороших вещах.

— А ты… — Она помолчала. — У тебя всегда бывает желание докопаться до истины?

Он помолчал, затем ответил:

— Наверное, да.

— Верю, — насмешливо заметила Дайана, потом добавила серьезным тоном: — Том, расскажи мне о женщинах в твоей жизни. Было что-то серьезное?

— Нет, давно не было.

— Значит, когда-то все-таки было?

— Однажды, — ответил он после долгого раздумья.

— И почему же не получилось?

Том пристально смотрел на огонь и Дайана долго наблюдала за ним, держа чашку в руках и прищурившись.

Волосы его высохли и торчали в разные стороны, одежда сильно измялась, но тем не менее она поймала себя на мысли, что находит его красивым. Широкие плечи, узкие бедра, длинные ноги. Она вспомнила, что делает он все легко, без лишних движений. Видела она и еле заметный тонкий шрам, и пальцы у нее задрожали от желания нежно прикоснуться к нему…

— Том? — позвала она.

— Ну… она утверждала, что ничего не получилось, потому что меня почти никогда не было дома, хотя она и знала заранее, как все будет. Еще она уверяла, что мы никогда не поженимся, потому что я циник…

— На самом деле?

Том кинул на нее беглый взгляд, улыбнулся.

— А ты как думаешь, Дайана?

Она скривилась.

— Мне-то откуда знать? Но разве ты не был влюблен в нее?

— Любовь, — задумчиво произнес он. — Да, это похоже было на любовь. Поразительно, как быстро на место любви пришли слезы и упреки. Очевидно, — сухо добавил он, — ты считаешь, что я обвиняю ее. Нет. Напротив, я рад, что она вышла замуж и, похоже, счастлива.

— А ты все еще ее любишь, Том?

— Нет.

Ощущая внутреннюю дрожь, Дайана пристально посмотрела на его склоненную голову… и поверила ему.

— Ну а сейчас — каково тебе? — спросила она, помолчав.

Он пожал плечами.

— Обжегшись на молоке, дуешь на воду? — настаивала она.

— Как у тебя с Ричардом Джеффризом? — предположил он.

— Вовсе нет, — невозмутимо ответила Дайана. — Что ты собираешься делать дальше? Менять женщин одну за другой?

— Милая Дайана, я вовсе не…

— Да ну же, Том! Может, я и не в твоем вкусе, может, тебе даже смотреть на меня неприятно, но все же я женщина! И готова поставить последний пенс на то, что ты нравишься многим девушкам. Мне просто интересно, что ты делаешь в таких случаях?

— Ты ведь уже пару раз обвинила меня в том, что я заперся в башне из слоновой кости.

— Это не означает, что я верю, будто ты ведешь монашеский образ жизни. Уверена, что ты очень привередлив и что тебя трудно удержать.

— Дайана, если это то, что я думаю, то ответ один — нет.

— А о чем ты думаешь, Том?

— Сведения выуживаешь, щупальца выставляешь в присущей тебе неподражаемой манере…

Ее охватил гнев, куда более сильный, чем до этого она испытывала по отношению к нему. Она мгновенно встала и плеснула на него остатки своего кофе. К счастью, кофе успел остыть, но все же Том опешил от неожиданности, затем выругался и вскочил на ноги. Сжав ее руку сильными пальцами, он уставился на нее.

Они простояли так, сердито глядя друг на друга, довольно долго, потом он процедил сквозь зубы:

— Да ты просто дикая кошка, Дайана! Ты именно так отлавливаешь себе мужчин?

— Ну и что с того? — бросила она. — Что ты сделаешь теперь, Томас Уильямс? Поцелуешь меня, чтобы снова выразить свое презрение?

— А что, кто-нибудь переспал с тобой в знак презрения, Дайана? — протянул он, слегка ослабив пальцы, но не выпуская ее.

— Никто со мной не спал вот уже года три, Том, — напряженно ответила она, — так что и ты не надейся. Не думай, что тебе удастся одурачить меня. Все мужчины одинаковы.

— Это твоя теория или ты говоришь так, опираясь на свои обширные познания, Дайана? — издевательским тоном спросил Уильямс.

Щеки ее слегка покраснели, но она не отвела глаз.

— Немного нужно опыта, чтобы узнать, чего мужчинам хочется от женщин, Том.

— Или женщинам от мужчин, — проворчал он, выпуская ее руку и раздраженно ероша волосы. — Ты сама начала, Дайана Брайс, своими дурацкими расспросами…

— А почему бы мне не узнать тебя получше? — возразила она. — Ты же покопался в моей жизни не хуже испанской инквизиции!

— Ради всего святого, сядь! — прикрикнул он и уже мягче добавил: — Пожалуйста.

Дайана сделала жест рукой, будто отдавая ему честь.

— Есть, сэр! Боюсь, я залезла куда не положено, но ведь и ты вломился в мою жизнь, словно стадо слонов…

— Дайана! — угрожающе произнес он.

— Сижу, Том, сижу, — ответила она, поспешно усаживаясь. И вдруг ахнула, побледнела и, стиснув зубы, попыталась выпрямиться, но не смогла.

— Дайана!

— Том… — просипела она, на лбу ее выступил холодный пот. — Том, боюсь, я причиняю тебе такие хлопоты, извини…

«Идиотка чертова!» — послышалось ей, когда Том подскочил к ней и поддержал.

— Что случилось?

— В спину вступило, — поморщившись, сообщила она. — Может, просто мышечный спазм, у меня уже бывало. Пройдет, но… — Замолчав, она провела пальцами по лицу, потом судорожно сглотнула.

— Тебя мутит?

— Немного. Наверное, от боли, но это…

— Помолчи, Дайана, — мягко промолвил он. — Помолчи, просто делай, как я скажу.

Постепенно ему удалось устроить ее так, что она полулежала, опираясь на тюк сена. Потом он согрел ладони у костра и принялся растирать ее спину. Минут двадцать он не позволял ей шевелиться, а потом наконец произнес:

— Ладно, попробуй.

Осторожно вытянув ноги, она с благодарностью промолвила:

— Куда лучше. Вы просто гений, мистер Элиот. Спасибо.

Он помог ей встать, придержал, пока она делала первые шаги.

— Ну как?

— Ничего…

Посмотрев на нее сверху вниз, Томас убрал с ее лица растрепавшиеся пряди волос… И улыбнулся — тепло, искренне. Словно солнце после дождя выглянуло. И внезапно Дайана подумала, что согласилась бы провести всю оставшуюся жизнь здесь, лишь бы видеть, как он ей улыбается.

— А ты храбрая, хоть и любишь поспорить!

Она попыталась отвернуться, но Том удержал ее за руку.

— Я попробую устроить тебе постель, а ты пока походи вокруг костра.

— Хорошо.

Она шагала взад-вперед, с изумлением наблюдая за Томом. Он пошарил по углам, отыскал где-то кусачки и перерезал проволоку, связывавшую тюк сена. Потом разбросал его, как она сама делала тысячу раз — для лошадей. У костра возникло подобие прямоугольного ложа, которое он прикрыл подстилкой. Выпрямившись, Томас произнес:

— Боюсь, сено старовато и слишком сухое, но ничего лучшего я придумать не могу.

Улыбнувшись дрожащими губами, она попыталась ответить ему с прежней лихостью:

— Беру свои слова обратно, Том. Ты не просто гений — у тебя есть навыки выживания. Мне частенько приходилось ночевать на сене, когда какая-нибудь из лошадей болела.

— Хочешь лечь?

Поколебавшись, Дайана огляделась. Дождь все еще барабанил по крыше сарая, но уж с этим ничего нельзя было поделать.

— Мне надо выйти на минуту, — призналась она.

— Возьми фонарь, — как ни в чем не бывало предложил он. — А я пока подкину дров в костер.

…Это произошло, когда Дайана уже собиралась вернуться обратно. Неожиданно прямо над ней нависла огромная черная туша, а в круге света от фонаря мелькнули красные глаза и крутые белые завитки… Через минуту она сообразила, что перед ней огромный бык, и опрометью кинулась в сарай, вскрикнув от страха. Захлопнув дверь, Дайана больно прищемила себе пятку, всхлипнула и упала.

— Что там такое?!

— Закрой дверь! — завопила она, отчаянно пытаясь взять себя в руки, но тут сарай затрясся от жуткого рева, прорезавшего ночь.

Томас быстро запер дверь на засов. Мгновение стояла полная тишина. Они напряженно вслушивались. Потом раздалось хлюпанье, новый рев, но вскоре все затихло.

Дайана даже не подозревала, что по щекам ее катятся крупные слезы. Трясясь от страха, она сообщила светским тоном:

— Самый большой бык, какого я когда-либо видела, Том. Вот и все. Ой, я, кажется, порезалась. — Сняв сапог, она пощупала пятку, и на руке остались следы крови.