Не теряй надежду

8

Открыв глаза, Дайана увидела над собой взволнованные лица Тома и Рут. Она лежала в своей постели.

— Прости, я сама виновата, — простонала она.

Том сел рядом, забыв про свое раздражение, и взял ее за руку.

— Как ты себя чувствуешь?

Она невольно дернулась, он помрачнел и посмотрел на ее запястье.

— Похоже, ты растянула руку и на голове у тебя огромная шишка. А что с ногой?

— Все так же, — осторожно произнесла Дайана. — Хотя нет, думаю, стало хуже.

— Ничего, скоро приедет врач.

— Не надо…

— Надо, надо, — мягко возразил Том. — Лучше подстраховаться, чтобы потом не пришлось пожалеть.

Он оставался неизменно терпелив весь следующий день, когда ей делали рентген, и даже уступил ее настойчивым просьбам не говорить ничего родителям. К счастью, она не повредила ногу. Более того, оказалось, что перелом почти сросся и ей даже пообещали снять гипс через пару недель. Вечером он приготовил обед.

Сидя с бокалом вина и наблюдая за Томом, мывшим посуду, Дайана растерянно произнесла:

— Том, что же с нами будет?

— А ты чего хочешь, Дайана? — спросил он после долгого молчания.

— Мне хочется избавиться от чувства, что ты со мной плохо обошелся. И перестать жалеть себя… Но у меня не получается. Еще я хочу тебе верить — и не могу.

— Тогда, может, пока просто потерпишь мое присутствие? — предложил он.

На губах ее заиграла странная усмешка.

— Хочешь взять меня измором?

— Нет. Просто я решил не заводить разговоров о том, что мы не сможем жить друг без друга, пока ты не выздоровеешь. Пока не начнешь задираться и спорить со мной — словом, не станешь опять той самой неподражаемой Дайаной. — Он сел рядом, и ей показалось, что в глазах его мелькнул прежний огонек.

— Идет, Том. Мне никогда не удавалось остаться в стороне от какого-нибудь соревнования!

— Так, значит, ты не возражаешь против того, чтобы я остался?

Она кинула на него уничтожающий взгляд.

— Не разыгрывай невинность, Том. Я же не могу тебя вышвырнуть, а сам ты не уйдешь.

— Извини, не уйду.

— Вот-вот, и я о том же. Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом. Расскажи мне, как ты стал писателем.

— Мне всегда хотелось писать. А мой отец всегда хотел, чтобы я стал адвокатом. Мы пошли на компромисс. Я прослушал курс истории литературы и курс права, но у меня так и не возникло ни малейшего желания заниматься юриспруденцией. Отец не то чтобы согласился, а просто сдался, и в итоге я стал журналистом.

Дайана удивленно подняла брови.

— Но ведь ты потерял много времени, изучая то, что тебе оказалось совсем не нужно.

— Не совсем, — отозвался он с усмешкой. — К тому же в двадцать лет писателем не станешь, я понял это, узнав жизнь поближе.

— Как так?

— Поначалу я, естественно, считал, что могу писать замечательные романы. Но сейчас я знаю, что у меня куда лучше получается вот это. — Томас махнул рукой в сторону своей книги.

— И ты хорошо зарабатываешь? Это ведь твоя третья или четвертая книга?

— Третья. Достаточно.

— И все же, — размышляла она вслух, — если ты перестанешь мотаться по свету и делать свои репортажи, тебе, наверное, будет скучно с непривычки.

— Есть время прилива и отлива в жизни. Не хочу сказать, что все журналисты таковы, но это занятие иногда может сделать человека циником.

— Который не желает иметь никаких обязательств и для которого ничего не свято.

— И который не способен на нечто постоянное. Не говоря уж о том, что многие журналисты насквозь пропитаны виски. К тому же довольно тяжело постоянно видеть самые мрачные стороны жизни и самому находиться на грани нервного срыва.

Они посмотрели друг другу в глаза. Взгляд Дайаны был очень серьезен, в его глазах тоже не было и намека на юмор.

— Но ведь ты будешь все равно постоянно разъезжать, — наконец выдавила она, — собирать материал для очередной книги.

Том пожал плечами.

— Да. Но я бы хотел делать это тогда, когда мне удобно. С тех пор как я уволился, мне сделали два предложения: вести постоянную колонку обозревателя в местной газете и писать еженедельные обзоры для одной центральной газеты. А ты против путешествий? Особенно если у тебя появится помощник, который будет тут жить и за всем присматривать?

Поморщившись, Дайана с тоской посмотрела на травмированную ногу.

— Сомневаюсь, что у меня хватит сил снова начать дело.

— Но надежда все же есть?

— Да, — произнесла она после длительной паузы. — Прости, Том, мне надо лечь. Я устала, и у меня болит голова. Конечно, я сама виновата, но…

— Хорошая мысль. Кстати, если тебе что-то понадобится, постучи в пол.

— Ладно, Том. — Она протянула руки к костылям, но он помог ей приподняться и подал их.

Когда Дайана встала, опираясь на костыли, он нежно взял ее за подбородок, поцеловал и сказал:

— Спокойной ночи, Дайана.

— Том… — укоризненно сказала она, когда он оторвался от ее губ и погладил ее по щеке. — Ты же обещал…

— Боже мой, Дайана, что бы я делал, если бы ты мне не напомнила!

— Ну уж… — Она смотрела на него и чуть не выдала себя. На нее нахлынули воспоминания о минутах их близости. Глаза Дайаны потемнели. — Вы, мужчины, неисправимы!

В его зеленоватых глазах появилась легкая усмешка.

— Если тебя это утешит, знай: мужчина внизу заснет сегодня с большим трудом. Спокойной ночи, милая.

Закрывшись в спальне, Дайана еще долго прислушивалась к доносившимся звукам. Вот он вымыл посуду, прибрал в кухне, наконец открылась и закрылась входная дверь. Лишь тогда она проковыляла к зеркалу и пристально всмотрелась в свое отражение.

На щеках все еще виднелся легкий румянец, но в глазах застыли боль и недоумение. Она осознала, что раньше тосковала о Томасе, но не смогла понять его до конца. Когда же он вновь появился в ее жизни, обида пересилила все остальные чувства.

Но теперь многое изменилось. Наверное, чувства менялись постепенно, однако, как бы то ни было, сейчас Дайана со всей отчетливостью поняла, что изнемогает от желания быть с Томом. Она приложила пальцы к губам, все еще ощущая его нежный поцелуй. Казалось, что она вдыхает его знакомый запах, как если бы он лежал рядом.

Что же мне делать? — подумала она, бросаясь на кровать и обнимая подушку. Лившийся из окошка серебристый свет луны напомнил ей ночи, полные любви.

Наутро ей удалось взять себя в руки. Вернее, так ей казалось, пока после утомительных утренних уроков она не ощутила, что умирает от желания принять душ и вымыть голову.

Дайана шепотом проклинала свой гипс, ероша рукой волосы, в то время как Том готовил ленч и разливал чай.

— Что с тобой? — спросил он через плечо.

— Я уже столько времени не могу принять ванну или хотя бы душ, — с горечью ответила она. — Даже для того, чтобы хоть губкой протереться, мне приходится заматывать ногу огромным пластиковым мешком. Вымыть голову — уже проблема.

— Ясно, — серьезно ответил Том. — Могу я хоть голову помочь помыть?

— Нет.

— Дайана…

— Сама справлюсь, — мрачно произнесла она.

— А ты уже пробовала?

— Нет, мама или Рут мне помогали.

— Ну так расскажи мне, как они это делали. Погоди-ка, я, кажется, сообразил. Рут ставила тебе стул в ванной, так?

— Да.

— Давай попробуем. Сначала ты протрешься губкой и оденешься, если боишься, что твое тело будет меня волновать, — невинным тоном предложил он.

Дайана смерила его негодующим взглядом, потом выругалась и предупредила:

— И не пытайся что-то предпринять, Том, — я могу и укусить.

— Запомню. Позови, когда будешь готова.

Насухо вытеревшись, надев зеленую хлопковую юбку и белую блузку и завернув внутрь воротник, Дайана позвала Тома.

Он пришел со стулом, усадил ее так, чтобы она могла удобно вытянуть ногу и склонить голову над ванной.

— Так, есть маленькая проблема, — сказал Томас, когда она устроилась поудобнее. — Кран не доходит до твоей головы. Как же парикмахеры обходятся?

— У них обычно есть шланг, — довольно ехидно сообщила Дайана, — а тебе понадобится кувшин.

— Конечно, какой я тупой, — поразился он, доставая кувшин. — Так, дальше что, мисс Брайс?

— Не могу поверить, что ты настолько глуп, Том! Намочи мне волосы, да постарайся не утопить меня. И теплой водой, чтобы не ошпарить и не заморозить меня! — раздраженно приказала она.

— Ну как?

— Нормально, — неохотно признала она. — Теперь возьми шампунь и вотри в волосы.

— Вот так?

Открыв глаза, Дайана заметила в зеркале его лукавую улыбку. Она вздохнула.

— Отлично, Том. Теперь можно все смыть, а потом смочи волосы кондиционером.

Он покорно выполнил все ее приказания, а затем нежными движениями помассировал ей голову.

— Можешь смеяться, — пробормотала Дайана, — но я чувствую себя другим человеком. Теперь смой все, Том, а то я усну.

— Да, мадам. — Он помог ей выпрямиться, вытер волосы фиолетовым полотенцем, причесал ее и встал в позу парикмахера, очень довольный собой. — Ну что, еще одно призвание?

Она невольно рассмеялась.

— Ну нет, парикмахер из тебя никудышный, Том. Лучше уж оставайся писателем. Спасибо.

Ей стало больно при воспоминании о том, как они принимали ванну вдвоем, и неожиданно захотелось быть всегда с ним… стать его женой…

— Ну идем поедим, — хрипловато произнесла она, с трудом поднимаясь со стула.

Дайана давала урок девятнадцатилетнему парню, довольно способному, но с завышенным мнением о себе. Он был вспыльчив, и свое настроение часто вымещал на лошади. Дайана дважды сделала ему замечание, потом попыталась объяснить, как его состояние передается лошади, заставляя ту нервничать.

Занятие шло почти нормально, пока лошадь не споткнулась. Наездник зло дернул за уздечку и жестоко отхлестал животное хлыстом, вызвав неизбежную реакцию, — лошадь взвилась на дыбы, пытаясь скинуть всадника. Дайана была бессильна что-либо сделать.

Она испугалась еще больше, когда увидела, как Том бросился вперед, прямо под копыта взбешенного животного. Казалось, еще мгновение — и лошадь убьет смельчака. Однако ничего подобного не случилось. Сильной рукой ухватив повод, он спокойно заговорил с лошадью и постепенно добился того, что та перестала брыкаться. А затем Том велел наезднику спешиться и отчитал его так, что девятнадцатилетний супермен чуть не заплакал.

Сидя на своем возвышении, Дайана смотрела на сильного, хладнокровного мужчину, открыв рот от восхищения. Его бесстрашие ее не удивило, ее поразил неприкрытый, хотя и сдержанный, гнев. А она-то считала, что хорошо знает невозмутимого Томаса Уильямса!

Он отвел лошадь в загон, вернул парню деньги и приказал больше никогда тут не появляться. Подойдя к Дайане, он помог ей спуститься, и она увидела, что губы у него побелели.

— Том, — робко промолвила она, — ты был потрясающ. Я боялась, что лошадь тебя убьет.

Он взглянул на нее без тени улыбки, потом бесстрастно сообщил ей, что у нее бледный вид и ей лучше прилечь, пока они с Рут покормят лошадей. Дайана заколебалась, но сделала так, как он велел.

Затем на нее обрушился шквал телефонных звонков — сначала позвонила мать, потом — желающие учиться верховой езде и так далее. К тому времени, как она устало и сердито уставилась на телефон, думая: «Попробуй только еще раз зазвонить!» — солнце село, Рут ушла домой, а Том занялся обедом.

Дайана проковыляла в кухню.

— С тобой все в порядке?

— Да, в порядке.

— Но ты молчишь.

— А с кем мне разговаривать — ты же висишь на телефоне? — Он продолжал чистить картошку.

Дайана подперла подбородок рукой, подумала и заметила:

— А ты в ужасном настроении, Том. Меня это не на шутку удивляет.

— Почему? Ты же видела, что произошло.

— Я не о том. Ты был просто замечателен, не только с лошадью, но и с парнем. Если это его ничему не научит — значит, не научит ничто. Просто… я не думала, что ты все еще злишься.

— Я не злюсь.

— Том, Том, кого ты хочешь обмануть?

— Ну ладно, — резко отозвался он, промыв картошку и начиная ее резать. — Если хочешь знать, я не часто выхожу из себя.

— Но у тебя была причина.

— Да. И эта причина — ты. То, что ты рядом.

— Что ты имеешь в виду? — недоумевала Дайана.

— Но не настолько же ты наивна, — коротко ответил он.

— Наверное, наивна, потому что понятия не имею, о чем ты. Хотя… На тебя что, снова напала жажда странствий? И тебе не терпится уехать?

— Вовсе нет…

— Тогда объясни мне, Том.

— Ладно. Я вне себя, и я устал от игр, в которые мы играем.

Губы ее приоткрылись, глаза широко распахнулись.

— Не верю…

— А ты попробуй.

— Я не могу… — Она облизнула губы. — То есть даже если бы и могла…

— А я и не предлагаю спать вместе, пока…

Он бросил на нее презрительный взгляд, и ей стало смешно. Не понимаю почему, но его раздражение доставляет мне удовольствие, подумала Дайана.

Словно прочитав ее мысли, Томас выругался и отвернулся к раковине.

— Почему бы тебе не пойти и не заняться чем-нибудь? — бросил он через плечо.

— Нет уж, лучше давай выясним отношения. Неужели ты хочешь, чтобы я поверила, будто я для тебя желанна сейчас?

Дайана увидела, как он замер, а затем, обернувшись, внимательно посмотрел на нее.

— Я ведь стала тощей как палка, — тихо продолжала она, а потом, с присущей ей прямотой, добавила: — К тому же я могу остаться хромой на всю жизнь. Мы оба знаем, что я никогда не была красавицей, а ты предмет мечтаний многих девушек. Ты не думал о том, что тебе просто нужна женщина, Том? Предпочтительнее без гипса. Может, там, на островах, у тебя не было большого выбора…

— Дайана… Он подошел к ней и крепко обнял. — Ты всегда была язвой, но в уме тебе не откажешь, так что позволь мне кое-что тебе доказать. — Она невольно дернулась, и Томас промолвил: — Не трать силы зря.

Он поцеловал ее долгим нежным поцелуем. Он знал, как доставить ей удовольствие. Когда Том оторвался от ее губ, Дайана прерывисто дышала, в глазах ее застыло смятение.

— Вот видишь, милая Дайана, — сказал он, отмечая и растерянный взгляд, и румянец на щеках, и бурно вздымавшуюся грудь, — можешь говорить мне все, что угодно, но на твоем месте я бы вел себя иначе. Может, ты начала не с того конца.

Дайана молчала, хотя ей хотелось ответить нечто вроде: «Ну и что дальше?» или же: «Мужчины — они мужчины и есть!» Но что-то удержало ее. Было в его глазах нечто, озадачившее ее. Только она никак не могла понять, что именно.

— Хочешь выпить? — невозмутимо предложил он. — Обед скоро будет готов.

— Не откажусь, — медленно произнесла она. — Спасибо.

После обеда Томас предложил ей сыграть в скрэббл. Дайана пристально посмотрела на него.

— А тебе не пора заняться книгой? Или написать статью для своей колонки?

— Нет, я все утро работал. Спасибо за заботу, — вежливо отозвался он.

Вот, опять то же мимолетное выражение, думала Дайана, пока Том доставал доску для игры. Что же оно означает?

— Дайана! — прервал он ее мысли. — Но у меня есть одно условие. Ты согласна пользоваться только этим словарем? — Томас указал на старый растрепанный школьный словарь, который отыскал на стеллаже.

— Да, согласна, — кивнула она.

— Тогда начнем. Тебе удобно?

— Вполне, — ответила Дайана вежливо, однако глаза ее блеснули, и Томас понял, что она держится настороже.

Они начали играть, в первые полчаса счет был равным, потом Дайана получила сразу три очка и обогнала его. Она не стала скрывать, как ей это приятно. Том вставал, чтобы приготовить кофе и поставить пластинки, но большей частью они были сосредоточены на игре, даже не разговаривали. К середине партии он вырвался вперед. Игра закончилась победой Уильямса, он опередил ее на десять очков.

— Полагаю, — Дайана капризным жестом швырнула на доску деревянную лопаточку для передвижения букв, — я должна утешаться тем, что слова — твоя профессия.

— Конечно, — серьезно согласился Том, — но ты достойный противник.

Она откинула голову назад, встряхнула волосами, как любила это делать, и сказала:

— В картах все может быть иначе!

— Завтра вечером? — Он вопросительно посмотрел на нее.

— Идет, Том. Странно, я совсем не устала, хотя сейчас уже около десяти. Знаешь, это первый вечер, когда меня не потянуло залечь рано в постель.

— Хороший признак, Дайана. — Том собрал в коробку доску, буквы, лопаточки и положил игру на место. — А сейчас чего бы тебе хотелось? — обратился он к ней.

— Ну… — Дайана потянулась. — Может… поговорить…

— Почему бы и нет? — Обойдя столик, Том присел рядом с ней на диван. Дайана напряглась, а он взял ее за руку, переплел ее пальцы со своими и предложил: — Начинай.

Сжав губы, она помолчала, потом невольно улыбнулась.

— Все. Ни одной мысли в голове нет. — Краснея, как школьница, она смотрела на его загорелые худощавые руки.

— А у меня возникла одна. — Он говорил еле слышно. — Недавно я поцеловал тебя… от досады. Может, повторим, но только с другим настроением, а?

— Том, ну зачем ты это делаешь? — прошептала она. Губы его упрямо сжались, и Дайана затараторила, краснея и смущаясь: — Послушай, возможно, я и вела себя временами как капризный ребенок, но я всегда буду тебе благодарна за эти недели. Разве нельзя… разве мы не должны оставить все как есть?

— Нет, — решительно отозвался он, легкая улыбка заиграла на его губах. — И не надо так напрягаться, Дайана. — Убрав руку с ее ладони, он обнял ее за плечи, привлекая к себе, так что голова ее оказалась на его плече.

Дайана задохнулась от участившегося сердцебиения, но усилием воли заставила себя успокоиться.

— Если ты хочешь, чтобы я пожалела о том, что наговорила тебе сегодня…

— О чем ты? — умело изобразил Том непонимание. — Ах, насчет островов и прочего… Что мне приходится истязать себя воздержанием?

— Именно!

— Конечно, — откинув назад голову, он стал играть ее волосами, — мне бы хотелось сказать тебе нечто противоположное, но ты попала в точку. Женщин там и впрямь маловато, как ты правильно предположила, но даже если бы их было достаточно, мне бы это не помогло.

— Почему? — устало спросила она. — Только не говори, что тебе нужна лишь я, Том! Ведь ты спал здесь со мной, а потом с легкостью расстался.

— Неправда, Дайана.

— Правда, Том!

— И ты никогда не позволишь мне забыть об этом? — с отчаянием в голосе произнес он.

— Не понимаю, почему тебя это задевает. Я дала тебе обещание и сдержала его. Я играла по твоим правилам. Почему нужно повторять это?

Он приподнял пальцами ее подбородок, глядя ей прямо в глаза. Ну вот опять: тот же странный, непонятный взгляд. Правда, на сей раз его что-то насмешило. Молча Томас склонился и быстро поцеловал ее в губы.

Дайана фыркнула, раздраженная своей неспособностью противостоять ему. Продолжая гладить ее волосы, Томас заметил:

— А твоя семья ведет себе сдержанно.

— Хвала небу, — ответила Дайана. — Мама и папа-то ладно, но я не представляю себе, как дяде удается сдержать себя.

— Наверно, он считает, что ты попала в самые что ни на есть хорошие руки.

— Конечно! Интересно, почему Энн не примчалась сюда попытаться ускорить события!

Томас рассмеялся.

— Вообще-то это я попросил ее не появляться.

С минуту на лице Дайаны было неподдающееся описанию выражение, потом она тоже засмеялась и прижалась к нему.

Так они и сидели, обмениваясь незначительными замечаниями: о парне, которого Том так здорово отчитал, о худенькой серьезной двенадцатилетней девочке Джейн, которая свалилась на них как снег на голову и предложила свою помощь в обмен на уроки верховой езды. У нее не было лошади, к тому же они узнали, что Джейн прошла пешком целых три мили. Дайана растрогалась до слез, увидев благоговейное выражение на худеньком веснушчатом личике, когда девочка вошла в конюшню.

Дайана с радостью отдала Джейн свой старый велосипед…

— Я разговаривала с ее матерью, — сказала Дайана. — Она вдова, и у нее четверо детей, так что ей не по силам купить лошадь. Но при этом она слишком горда, чтобы принять помощь от кого-либо. Она и так чувствует себя неудобно из-за велосипеда и боится, что Джейн нам навязывается.

— Употреблю весь свой интеллект на решение этой проблемы, — пообещал Том. — Какие у тебя планы насчет Ровера и Джульетты?

— Никаких. Может, мне надо отдать их в хорошие руки, — всхлипнула Дайана.

— Не плачь, — нежно попросил Томас.

— Легко сказать. — Она высморкалась. — Я чувствую себя такой беспомощной.

— Дайана, ты считаешь, что я виноват? Ты думаешь, что мой отъезд и то, что потом произошло с тобой, связано между собой?

Дайана не стала делать вид, что не понимает, о чем говорит Томас. Но она винила во всем только себя — за то, что так тяжело пережила его отъезд, что не могла не впасть в отчаяние, что не рассчитала своих сил, работая так много, чтобы забыться. А теперь она, возможно, никогда уже не сядет на лошадь. Дайана чувствовала себя кораблем без мачты… Но он тут не виноват… Вздохнув, Дайана ответила:

— Нет, Том, я тебя не виню. — Она выпрямилась. — Спасибо за то, что утешал меня, за добрые слова. За игру. А еще, — Дайана лукаво улыбнулась, — спасибо за приступ твоего дурного настроения, мое самомнение и от этого повысилось.

Том продолжал сидеть и смотреть, как она неуклюже поднималась и доставала костыли. На лоб ему падала прядь волос — так, как ей нравилось.

— Дайана?

— Да, Том?

— А ведь это вполне возможно — даже с твоим гипсом.

— Наверное. Но я… Мне просто не хочется, Том. Извини.

— Ни разу? Ни разу с тех пор, как я приехал?

Щеки ее залил румянец, но все же она собралась с духом и грустно ответила:

— Не стану врать, Том, — конечно, я думала об этом. Наверное, это естественно, я же сплю все в той же постели. Но из этого ничего хорошего не получится, я просто знаю. Мне казалось, та сказка о принцессе могла бы продолжаться вечно. Но то, что осталось, — это не та Дайана, которую ты знал, к которой тебя потянуло. Теперь все по-другому.

— Неужели ты думаешь, что мне нужна принцесса?

— Да, Том.

— Почему?

Помолчав, она попыталась сообразить почему, а потом плечи ее безвольно опустились.

— Не знаю, — еле слышно прошептала она, — не знаю. Должно быть, воспоминания о несчастном случае…

Наконец-то он встал, и она вся напряглась.

— Расслабься, — с усмешкой посоветовал ей Том. — Я не собираюсь тебя трогать. Ни твоя внешность, ни этот гипс ничего не значат. Но… — он помолчал, — я ясно понял, что причиненная мной боль слишком сильна, чтобы ты смогла о ней забыть. Прости. — Он пристально всмотрелся в ее лицо. — Я как-то обещал не делать тебе хуже, а что получается? Я постоянно напоминаю тебе о случившемся, даже если ты меня и не винишь.

Дайана не смогла ответить «нет», потому что не была уверена в том, что этот ответ окажется правдой.

Томас подождал ее ответа, но напрасно, тогда губы его скривились.

— Ладно — я все понял. Как же ты справишься?

Губы ее приоткрылись, сердце забилось.

— Если ты уедешь?

— Когда я уеду, Дайана. — Он увидел потрясение в ее глазах, но не шелохнулся.

Она сглотнула комок в горле.

— Наверное, родители мне помогут… Или найдут помощника… Не знаю. Но я справлюсь. Когда?..

— Завтра… Зачем откладывать?

— Незачем, — прошептала Дайана с трудом, в горле ее пересохло.

— Но пообещай мне… — Он взял ее за руку.

— Что? — В ушах ее странно зашумело, ей было трудно и слышать и говорить.

— Не сдавайся. — Том поцеловал ей руку. Спокойной ночи.

— С-спокойной ночи, — заикаясь, пробормотала она. Бог знает как, но ей удалось остановить захлестывавший ее поток отчаяния и паники. — Я всегда буду помнить о том, что ты для меня сделал.

Он улыбнулся одними губами, глаза оставались по-прежнему грустными.

— Береги себя, Дайана.

— И ты, Том! — Отвернувшись, чтобы он не увидел ее слез, она заковыляла в спальню.

Дайана не спала; мучительные мысли следовали одна за другой.

Все это время я обманывала себя. Я твердила ему: нет, толку не будет, а сама надеялась — вопреки всему. Надеялась, что он останется, будет добиваться своего. А теперь что — только ощущение потери, куда более сильное, чем когда-либо испытанное. Это даже страшнее, чем невозможность ездить верхом.

Что, если я сейчас пойду к нему и признаюсь? Скажу, что люблю его так, как никогда никого не любила. Но когда он уехал, мне было так плохо, и я не могла… Я и сейчас не могу поверить, что он меня любит… Я же не знаю, ничего не знаю и никогда не узнаю, почему он вернулся — из жалости или?..

Должно быть, на рассвете она забылась беспокойным сном. Пару часов спустя Дайана проснулась и приняла решение: прежде чем Томас уедет, она скажет ему правду, свою правду…

Но, когда она спустилась вниз, в конюшню, Джейн и Рут встретили ее печальными взглядами. Дайана все поняла.

Схватившись за дверь ближайшего стойла, она дрожащим голосом спросила:

— Уехал?

— Да. Полчаса назад он вызвал такси. Сказал, что оставил что-то для вас на своем письменном столе.

Дайана прикрыла глаза.

— Рут… принеси, пожалуйста.

— Конечно. — Через минуту она вернулась, неся папку. — Тут фотографии… ой!

Да, там были отличные фотографии — Рут за работой, сияющая Джейн верхом на Ровере, близнецы Дэвидсоны. Но больше всего там было снимков самой Дайаны.

Дайана, восседающая на своем возвышении и повелительно указывающая на что-то, решительное лицо и костыли; Дайана за работой в своем новом офисе; Дайана, смеясь, прислонилась к стойлу, а Ровер уткнулся ей мордой в плечо; Дайана с морковкой в руке перед Джульеттой; Дайана, облокотившись на загородку, наблюдает за скачущими Ровером и Джульеттой…

Закрыв папку, она обнаружила, что по щекам ее катятся слезы, и только сейчас заметила простую надпись на обложке: Моя принцесса.

— Ну почему ты позволила ему уехать, Дайана? — тихо спросила Рут. — Мне казалось, вы так подходите друг другу и он такой прекрасный человек.

— Потому что я дура, Рут, — зарыдала она. — Но я не уверена в том, что мы предназначены друг для друга.