— Вы уверены в этом? — спросила Олимпия. Она в напряженной позе сидела на голубом диване с золотым рисунком. Слова Деметрии повергли ее в ужас, хотя и были полной неожиданностью.
— У меня много источников информации, я все проверила и перепроверила. — Гнев и страх затаились в прекрасных глазах Деметрии. — Все точно: Чиллхерст вызвал моего брата на дуэль.
— О небо, — прошептала Олимпия. — Этого я и боялась.
— Вам-то не о чем беспокоиться. — Деметрия резко повернулась от окна. — Бояться надо мне: ваш муж хочет убить моего брата!
— Деметрия, успокойся. — Констанс налила себе чая из серебряного чайника и потянулась за сахаром. Даже неискушенному наблюдателю было ясно, что в гостиной Деметрии она чувствует себя как дома. — Паникой ты ничего не добьешься.
— Тебе легко говорить, Констанс, ведь не твоего брата собираются убить.
— Я понимаю. — Констанс многозначительно посмотрела на Олимпию. — Но еще не все потеряно. Леди Чиллхерст обеспокоена не меньше твоего, и я уверена, она захочет нам помочь;
— Если все это правда, мы обязаны предотвратить дуэль. — Олимпия уже полностью овладела собой и пыталась мыслить логически.
— Но как? — Деметрия металась от окна к окну, словно птица, пойманная в золоченую клетку. — Мы не знаем ни времени, ни места, где она должна состояться. Такие вещи держатся в секрете.
— Возможно, мне удастся все выяснить. — Олимпия встала и прошлась по комнате. Она лихорадочно соображала, что можно предпринять.
На карту поставлена жизнь Джареда, и виновата в этом только она.
— Вы полагаете, что сможете узнать день, час и место, хотя даже мне с моими связями не удалось этого сделать? — удивилась Деметрия.
— Это не так уж и сложно, — примирительно ответила Олимпия. — Мой муж человек строгих правил и привычек.
— Что верно, то верно, — фыркнула Деметрия. — Заводная игрушка из музея механики Винслоу.
— Вы не правы, — вежливо остановила ее Олимпия. — Он предпочитает заранее планировать свой день. И если он что-то решил, то это обязательно будет отмечено в ежедневнике наряду с другими делами.
— Дева Мария! — Глаза Констанс расширились от изумления. — Деметрия, она совершенно права! Как нам это раньше не пришло в голову? Ведь Чиллхерст раб привычек:
Естественно, в его записной книжке отражены все подробности.
Деметрия во все глаза смотрела на Олимпию:
— Полагаете, вам удастся заглянуть в ежедневник?
— Думаю, да. Но главное другое. — Олимпия попыталась как можно яснее выразить свою мысль:
— Главное — не допустить саму дуэль.
— Может быть, стоит обратиться к властям? — неуверенно предложила Констанс. — Нет. Дуэли запрещены законом, поэтому дело может кончиться арестом и Чиллхерста, и Джиффорда. И разразится грандиозный скандал.
— О Боже, — выдохнула Деметрия. — Бомонт придет в ярость! Он оставит Джиффорда без гроша.
Олимпия нетерпеливо постукивала пальцами по спинке дивана.
— Чиллхерст тоже не скажет мне спасибо, если я буду причастна к его аресту. Нужно найти другой выход. Вы не пытались отговорить Джиффорда?
— Разумеется, пыталась! — Складки бело-голубого одеяния Деметрии негодующе взметнулись, точно вторя ее словам. — Он вообще не сказал ни слова о предстоящей дуэли и не пожелал прислушаться к моим словам о том, что Чиллхерст скорее всего всадит пулю ему в грудь.
— Мой муж не собирается убивать ни вашего брата, ни кого-нибудь еще. Он не сторонник преднамеренного убийства, — отрывисто бросила Олимпия. — Он только попытается уберечь себя. Я куда больше опасаюсь, что Ситон убьет .Чиллхерста.
— Ситон не представляет для вашего мужа никакой опасности, — обреченно прошептала Деметрия. — Мне говорили, что победа в таких поединках достается тому, у кого холодный ум и твердая рука. Выигрывает хладнокровие. А Чиллхерст хладнокровен.
— Не правда, — натянуто возразила Олимпия.
— Я хорошо знаю Чиллхерста. Хладнокровие и выдержка не изменят ему, даже если придется обедать с самим дьяволом в преисподней, — сверкнула глазами Деметрия. — Но Джиффорд не понимает этого, он рвется в бой. — Она закрыла глаза. — Он хочет отомстить за меня и никогда не простит Чиллхерсту того, что случилось три года назад.
Олимпия сделала глубокий вдох:
— Ваш брат чрезвычайно горячий и порывистый человек, впрочем, как и все, замешанные в этом деле.
— Более того, — мрачно продолжала Деметрия, — ему не только дорога моя честь, но он еще желает оказать и вам большую услугу, избавив от такого мужа, как Чиллхерст, мадам.
— Чувства вашего брата берут верх над его рассудком. — Олимпия стрельнула глазами в Деметрию. — Хотя это ваша фамильная черта.
Деметрия ответила Олимпии пронизывающим взглядом.
— Джиффорд сказал, вам известно, что мы правнуки Эдварда Йорка.
Констанс недоуменно подняла тонкие брови.
— Это открытие делает вам честь, леди Чиллхерст.
— Благодарю вас, — холодно произнесла Олимпия, — но давайте вернемся к нашей проблеме. Я постараюсь выяснить все подробности и удержу Чиллхерста от дуэли.
— Даже если вы преуспеете в этом безнадежном деле, что с того? — возразила Констанс. — Они перенесут встречу на другой день.
— Если удастся остановить их на этот раз, — Олимпия тщательно подбирала слова, — страсти улягутся, а мы выиграем время.
Деметрия заломила руки.
— Что вы хотите сказать?
— Вы должны убедить Джиффорда сделать шаг к примирению.
— Не получится! — Деметрия в отчаянии кусала губы. — Джиффорд считает Чиллхерста трусом, ведь тот не принял его вызова три года назад, но мне известна истинная причина, по которой Чиллхерст отказался стреляться, и она не имеет отношения к его трусости или храбрости.
Мудрая улыбка тронула губы Олимпии.
— Мне это известно.
Констанс и Деметрия переглянулись и вопросительно посмотрели на Олимпию.
— Неужели? — вежливо осведомилась Деметрия.
— Мне это известно. — Олимпия смотрела на ее чашку с нетронутым чаем. — Совершенно очевидно, что Чиллхерст не принял вызова, поскольку не хотел вас компрометировать.
— Меня? — в замешательстве переспросила Деметрия.
Констанс странно улыбнулась Олимпии:
— Вы отдаете отчет словам, леди Чиллхерст?
— Вполне. Чиллхерст не принял вызов, поскольку знал, что значит Джиффорд для Деметрии. Мой муж не хотел причинять ей горе, которое могла повлечь за собой дуэль.
— Ха-ха! Да ему наплевать на меня, — произнесла Деметрия. — Чиллхерст относился к нашей свадьбе как к очередной сделке, вы не знаете всей правды.
— Вы ошибаетесь, я много размышляла над этим и пришла к некоторым выводам.
Деметрия снова принялась нервно ходить по комнате. — Позвольте мне вам кое-что объяснить, мадам. Причина, по которой Чиллхерст отказался принять вызов Джиффорда три года назад, в том, что он не хотел, чтобы правда выплыла наружу и он выглядел бы в лице света униженным.
— Вы, похоже, вслух повторяете сплетню, что он застал вас с любовником? — уточнила Олимпия.
Звенящая тишина внезапно опустилась на комнату, где сидели женщины.
Наконец Констанс поставила свою чашку на столик и сказала:
— Как я понимаю, до вас дошла эта старая история, возникшая сразу после того, как помолвка была разорвана?
— Да, я слышала ее, — подтвердила Олимпия. — Но это не просто история. Это правда.
— Да, — негромко согласилась Деметрия. — Но я убедила всех, в том числе и Джиффорда, что Чиллхерст разорвал помолвку, узнав, что у меня нет состояния, и мы все, включая Чиллхерста, придерживались такой версии.
— Ложь была в наших общих интересах, — пробормотала Констанс. — Правда могла погубить всех.
Деметрия искоса взглянула на Олимпию:
— Джиффорд считает Чиллхерста трусом не только потому, что тот не принял его вызов, но и потому, что Чиллхерст так и не вызвал на поединок моего любовника.
— Но ведь он не мог этого сделать, не так ли? — спокойно спросила Олимпия. — Джентльмен не может среди бела дня вызывать даму на дуэль.
Констанс и Деметрия лишились дара речи. Констанс первая пришла в себя.
— Так вы все знаете? — с исказившимся лицом выдавила она. — Чиллхерст все объяснил вам? Странно слышать, что он рассказал вам правду. Застать свою невесту с другим само по себе достаточное оскорбление для мужчины. А уж увидеть ее с женщиной…
— Чиллхерст ни словом не обмолвился мне об этой истории — он настоящий джентльмен и никогда не стал бы распускать сплетни о бывшей невесте.
Констанс нахмурилась:
— Вряд ли он рассказал об этом кому-то еще, но как вам удалось узнать, что в тот день с Деметрией была я?
— Это совсем не сложно, — пожала плечами Олимпия. — Мне сказали, что три года назад вы сопровождали Деметрию на Огненный остров. С первого взгляда на вас обеих я поняла, что вас связывает особая дружба, как это называли мои тетушки. Мне оставалось лишь соединить два факта.
— Ваши тетушки!?. — Деметрия раскрыла рот от удивления.
— Кровной родственницей мне приходилась только тетя Софи, — пояснила Олимпия. — Ее лучшую подругу и компаньонку звали Идой. Долгое время Иду я тоже считала своей тетей, поскольку никогда не называла иначе.
— Вы хорошо их знали? — заинтересованно спросила Констанс.
— Весьма. Они растили меня с десяти лет. Когда я оказалась на пороге их дома без гроша за душой, они приняли меня в свою семью, тогда как другие родственники отказались от меня. Они были очень добры ко мне.
— Так. — Констанс посмотрела на Деметрию:
— Ее светлость вовсе не наивная провинциальная простушка, какой ты ее представляла, моя милая.
— Я вижу. — Улыбка Деметрии получилась горькой. — Приношу свои извинения, мадам. Вы куда более светская дама, чем мне показалось сначала.
— Именно эту мысль я все время пытаюсь внушить Чиллхерсту, — ответила Олимпия.
]]]
Запись в ежедневнике Джареда была лаконичной и исчерпывающей. Дрожащей рукой Олимпия держала свечу, неровное пламя которой освещало жуткие слова:
» Четв., утр. Пять часов. Меловая ферма «.
Значит, дуэль должна состояться на Меловой ферме. Охваченная ужасом, Олимпия закрыла журнал и задула свечу.
В пять утра, в четверг.
У нее есть только один день, чтобы придумать, как удержать Джареда от поединка. Без посторонней помощи ей не обойтись.
— Олимпия? — Джаред пошевелился, когда Олимпия скользнула под одеяло. — Что-нибудь не так?
— Нет, пить захотелось. — Ты совсем замерзла. — Он крепко прижал ее к себе.
— Сегодня холодная ночь, — прошептала Олимпия.
— Неужели мы не сообразим, как согреть друг друга?
Губы Джареда нашли ее рот, они были горячие, страстные, требовательные. Его ладонь легла ей на живот. Олимпия обвила руками напряженное сильное тело мужа, она прильнула к нему, словно от этих объятий зависела его жизнь.
» Я его сирена, — думала Олимпия, — но я не допущу, чтобы он разбился о скалы. Я спасу его «.
]]]
— Вы хотите, чтобы мы помогли вам спасти моего сына? — Ничего не понимая, Магнус в смятении смотрел на свою невестку. Он перевел взгляд на остальных, столпившихся в кабинете возле стола Олимпии.
— Мне нужна ваша поддержка. — Олимпия решительно повернулась к Тадеушу, Роберту, Итону и Хью:
— Вы все должны помочь мне, без вашей помощи мой план обречен на провал.
— Я помогу вам, тетя Олимпия, — быстро пообещал Хью.
— И я, — эхом отозвался Итон.
Роберт выпрямился на стуле.
— Можете на меня положиться, тетя Олимпия.
— Отлично, — обрадовалась Олимпия.
— Одну минуточку. — Тадеуш вскинул брови. — С чего вы взяли, что нашего мальчика надо спасать?
— Тадеуш прав, мой сын в состоянии сам позаботиться о себе, — гордо ухмыльнулся Магнус. — Я сам учил его обращаться с пистолетом. Что вы так переполошились из-за какой-то несчастной дуэли, золотко? Джаред непременно выйдет победителем.
— Вот и я говорю то же самое. — Тадеуш сцепил на животе пухлые пальцы. — У него острый глаз и твердая рука, я не видел никого, кто лучше Джареда сохранял бы спокойствие в критическую минуту. Все будет отлично.
Олимпия пришла в ярость:
— Вы так ничего и не поняли, сэр. Я не хочу, чтобы мой муж рисковал своей головой в какой-то дурацкой дуэли, защищая мою честь.
Магнус посуровел:
— Не вижу в этом ничего дурацкого, моя милая. Когда мне было столько лет, сколько Джареду, у меня тоже состоялось несколько дуэлей, поскольку была задета честь моей жены.
— Я не позволю этому случиться, — воскликнула Олимпия, взбешенная спокойствием Магнуса.
— Вряд ли вам удастся помешать этому. — Магнус потер подбородок. — Надо признаться, я весьма удивлен, что мой сын оказался столь порывистым. Неужели в нем наконец-то проснулся огонь Флеймкрестов?
— Мальчик делает честь нашей семье, — с теплотой в голосе произнес Тадеуш. — Ты можешь гордиться своим сыном, Магнус. ;
— Хватит с меня вашего бреда! — Олимпия вскочила. — Вы, сэр, никогда не понимали своего сына. — Она повернулась к Тадеушу:
— Вы никогда не знали его. Вы принимали все, что он делал для вас, как должное.
Усы Тадеуша недовольно дрогнули.
— Ну, видите ли, дело в том…
— Я не желаю больше слушать о ваших переживаниях по поводу отсутствия семейного огня в его крови. В нем куда больше огня, чем вы можете себе предположить! Но он его скрывал и всю жизнь держит себя в узде, потому что на нем лежит слишком большая ответственность.
— Что вы такое говорите? — потерял самообладание Магнус.
— Чиллхерст не может дать волю своим страстям и эмоциям, подобно вам, потому что именно на его долю выпала забота обо всех вас. Он вечно вас спасает, вызволяет, вытаскивает из переделок.
— Ну это уж слишком, — недовольно проворчал Магнус.
— Неужели? — Олимпия прищурилась. — Не станете же вы отрицать, милорд, что сами взвалили на него бремя ответственности еще тогда, когда он пребывал в весьма нежном возрасте.
— Ну это как сказать. — Магнус не скрывал своего недовольства. — Всякий раз, когда дело касалось чего-то важного, я был рядом, правда, Тадеуш?
— Разумеется, и ты, да и я тоже. Но мы с тобой, Магнус, не слишком сильны в финансовых вопросах. Этого нельзя не признать. Твой сын — единственный человек в нашей семье, который разбирается в экономике и финансах.
— И вы оба без зазрения совести пользовались его талантами. — Олимпия с вызовом посмотрела на мужчин.
— Ну… — неуверенно начал Магнус.
— Хватит! — Олимпия не дала ему договорить. — Вы и все остальные преспокойненько тратите добытые им деньги, в то же время презирая его за отсутствие темперамента, который, между прочим, уходит на зарабатывание этих денег.
— Это не совсем так. — Магнус заерзал в кресле, ощущая себя неуютно от такой постановки вопроса. — Делать деньги, конечно, хорошо и замечательно, но кровь Флеймкрестов должна течь по жилам раскаленной лавой, а не сочиться замороженной струйкой!
Тадеуш вздохнул:
— Джаред не похож на нас, Олимпия. По крайней мере не был похож до недавнего времени, и меньше всего мы хотим помешать ему именно в тот момент, когда в нем наконец-то взыграл огонь Флеймкрестов.
— Мы не собираемся мешать ему. — Сурово поправила его Олимпия. — Мы хотим спасти его, и вы все должны мне помочь.
— Мы? — Магнус был настроен скептически.
— Тогда вот что я вам скажу. — В голосе Олимпии зазвенели льдинки. — Если вы откажетесь мне помочь, то, клянусь вам, вы никогда не узнаете, где спрятано сокровище Флеймкрестов. Я собственноручно уничтожу дневник Клер Лайтберн вместе со всеми его секретами.
— Mamma mia! — прошептал Тадеуш.
Они с Магнусом в панике переглянулись.
Магнус обворожительно улыбнулся Олимпии:
— Раз дело обстоит таким образом, детка, я думаю, мы сможем быть вам полезными.
— Буду рад внести посильную лепту, — весело проворковал Тадеуш.
Раздался голос Роберта:
— А что надо делать, тетя Олимпия?
Олимпия устало опустилась в кресло и сложила руки на коленях.
— У меня есть план, и, надеюсь, он сработает. Чиллхерст, конечно, будет не в восторге, но я убеждена, что, слегка поостыв, он прислушается к голосу рассудка.
— Несомненно, — грустно подтвердил Магнус. — Мой сын всегда прислушивается к голосу рассудка. Это его главный недостаток.
Джаред поднял свечу повыше и осмотрелся на ступеньках заставленной хламом кладовой.
— Что мне нужно найти здесь, Олимпия?
— Один из портретов. — Поверх домашнего платья на Олимпии был надет передник. Она с трудом пыталась сдвинуть с места громоздкий сундук. — Вон там, прямо за этой картиной.
— А нельзя подождать до завтра? Уже поздно. :
— Мне очень важно увидеть картину, Джаред. — Она безуспешно пыталась сдвинуть сундук за медную ручку. — По-моему, там портрет твоего прадеда.
— Ну хорошо, отойди в сторонку. Я сейчас подвину сундук к тебе, солнышко. — Джаред нежно улыбнулся, глядя на непослушные завитки волос, выбивавшиеся из-под изящного муслинового чепчика. — А с чего ты решила, что там портрет Капитана Джека?
Олимпия выпрямилась, тяжело дыша, и принялась вытирать испачканные руки о передник.
— Дело в том, что я мельком видела его раньше, и мне показалось, будто человек на портрете похож на тебя: повязка на глазу, и вообще.
— Что-то я сомневаюсь. Но буду рад сделать тебе приятное. Подержи свечу.
— Давай ее сюда! — Олимпия взяла из его рук свечу и очаровательно улыбнулась. — Мне так приятно, что ты мне помогаешь. Я очень ценю твою помощь.
Джаред странно посмотрел на нее:
— Что-нибудь не так, Олимпия?
— Нет-нет, что ты. — Свеча слегка задрожала. — Мне нужна картина, ведь если на ней изображен капитан Джек, то, возможно, там есть и какой-нибудь ключ к отгадке.
— Черт! Опять ты о сокровище. — Джаред приблизился к сундуку и с усилием сдвинул его с места. Бледное пламя свечи давало слишком мало света. Джаред почти на ощупь взялся за нечто тяжелое, попавшееся ему под руку, — как оказалось, кресло, обитое толстой муслиновой тканью.
— Олимпия, посвети мне.
— Прости, пожалуйста. — Ее голос прозвучал откуда-то от двери. Он был до странности глухой, почти сдавленный. — Боюсь, я не могу ничего сделать.
Джаред отставил кресло в сторону и успел обернуться как раз в тот момент, когда за Олимпией захлопнулась дверь. От удара комната содрогнулась. Порыв ветра задул свечу, стоящую на полу.
Джаред мгновенно очутился в кромешной тьме. Он услышал, как в замочную скважину вставили тяжелый железный клич и заперли дверь с той стороны.
— Джаред, ты, конечно, рассердишься на меня. — Ее голос был еле слышен из-за толстой двери. — Мне ужасно жаль, но я поступаю так ради твоей же пользы.
Джаред сделал шаг вперед. Носком сапога он ударился о сундук. Чиллхерст поморщился от боли и вытянул перед собой руки.
— Открой дверь, Олимпия!
— Я освобожу тебя завтра утром, честное слово, сэр.
— В котором часу? — поинтересовался Джаред.
— В шесть, может быть, в семь.
— Тысяча чертей! — Похоже, его сообразительная жена собирается стать серьезным препятствием на его пути. — Насколько я понимаю, вы в курсе того, что мне предстоит на рассвете, мадам.
— Да, Джаред, в курсе. — Голос Олимпии приобрел уверенность. — Я знала, что мне не удастся тебя отговорить, поскольку тебя обуревают страсти, и я решилась на такой отчаянный поступок.
— Олимпия, в твоей ловушке нет никакой необходимости, это совершенно бессмысленно.
Джаред шагнул еще и уперся подбородком в спинку кресла, не замеченного им в темноте.
— Черт!
— Ты в порядке, Джаред? — встревожилась Олимпия.
— Здесь темно, хоть глаз выколи.
— Но я же оставила тебе свечу.
— Она погасла, когда ты захлопнула дверь.
Олимпия испуганно ойкнула, ему показалось, что она в нерешительности.
— Джаред, возле двери есть еще свечи и спички, я их положила туда раньше. Зажги одну из них. Потом, я оставила тебе легкий ужин, он на подносе в углу рядом с большой коробкой.
— Спасибо. — Джаред озадаченно потер подбородок.
— Миссис Берд приготовила ягненка и пирог с телятиной. Еще там есть свежеиспеченный хлеб и немного сыра.
— Ты позаботилась обо всем, моя милая. — Джаред начал пробираться к двери.
— Я старалась. А под каким-то стулом стоит ночной горшок. Роберт решил, что он тебе пригодится.
— Сообразительный мальчик. — Джаред нащупал дверь.
Согнувшись, он нашарил рукой свечу.
— Джаред, должна тебе сказать еще одну вещь: я отпустила на ночь прислугу. Никто не появится до рассвета, поэтому бесполезно звать на помощь лакея или горничную.
— Я не собираюсь никого звать на помощь. — С третьей попытки Джареду удалось зажечь свечу. — Сомневаюсь, что меня кто-нибудь услышит из этой темницы.
— Вот и хорошо, — с облегчением вздохнула Олимпия. — Твой отец и дядя повели мальчиков в театр Эстли. Они вернутся после полуночи. И они поклялись мне, что не откроют твою дверь.
— Это я уже понял. — Джаред осветил свечой стены своей тюрьмы.
— Джаред?
— Что, Олимпия?
— Я очень надеюсь, что ты сможешь когда-нибудь простить меня. Сейчас ты, конечно, очень сердишься, но пойми, я не могу допустить, чтобы ты рисковал своей жизнью.
— Ступай спать, Олимпия. Утром поговорим.
— Милорд, я слышу, что ты страшно зол. — Голос был кротким, но в нем звучала непреклонность. — Пойми, у меня не было выхода. Тебе нужно время, чтобы успокоиться; время, чтобы обдумать свои действия, а сейчас в тебе все бурлит и кипит.
— Совершенно верно.
— Спокойной ночи, Джаред.
— Спокойной ночи, дорогая.
Он прислушивался к ее шагам, пока они не стихли окончательно. Джареду было лет десять, когда он в последний раз обследовал эту комнату. Непросто будет найти потайной ход, который ведет к лестнице на нижнюю галерею.
Ему придется передвинуть массу коробок и сундуков, прежде чем он сможет добраться до стены, а добравшись до нее, он еще невесть сколько времени потратит на поиски потайной пружины, которая открывает невидимую дверь.
Многолетний слой пыли скрыл все его старые отметины.
Джаред улыбнулся сам себе, представляя, сколько сил и энергии положила Олимпия, чтобы спасти его от рискованной дуэли.
Всю жизнь он задавался вопросом, найдется ли когда-нибудь человек, жаждущий спасать его. И теперь у него был ответ.
]]]
Через час Джаред нашел потайную дверь. Когда его пальцы нащупали узенькую бороздку в панели, он радостно чертыхнулся. Вытащив из ножен Гардиана, он вставил клинок в узкую щель.
Старый проржавевший механизм с лязгом и скрежетом поддался, и панель отворилась. Джаред спрятал кинжал, взял свечу и начал спускаться по лестнице, построенной капитаном Гарри.
Графы Флеймкресты всегда отличались вспыльчивостью и необузданностью, но в чем их невозможно обвинить, так это в глупости — ума им было не занимать, размышлял Джаред. В основе всех их поступков лежала весьма веская причина, хотя и не всегда до конца ясная другим.
Посетители особняка вольны считать, что бесполезная лестница на верхней галерее не более чем дань эксцентричности Флеймкрестов. Дедушка Гарри рассказывал, что запасные выходы имеются в каждой комнате дома.
Джаред насторожился, заметив, что на втором этаже совершенно темно. Спустившись на один пролет, он увидел какие-то тени. Наверное, Олимпия решила поработать в библиотеке, пока не вернется граф со всеми остальными.
Направляясь к библиотеке, Джаред подумал, что он довольно часто занимался там с Олимпией любовью, и был не прочь и сейчас повторить приятное занятие.
Дойдя до последней ступеньки, Джаред обнаружил, что в холле, как и во всех комнатах, темно. Тут он улыбнулся — из-под двери библиотеки пробивалась слабая полоска света.
Он поспешил туда и едва не споткнулся о что-то большое, мягкое и тяжелое. Джаред похолодел, представив, что Олимпия могла в темноте упасть с лестницы и разбиться.
Однако, приглядевшись, он сразу понял, что это не Олимпия, — на полу лежал Грейвз.
Джаред опустился на колени и дотронулся до его горла.
Нащупал пульс. Грейвз не сломал себе шею, падая с лестницы. Тут Джаред заметил маленькую лужицу крови на мраморном полу и валявшийся рядом с распростертым телом серебряный подсвечник.
Грейвз не падал с лестницы, его оглушили ударом по голове.
Джаред быстро взглянул на закрытую дверь. Он почувствовал неприятный холодок, поднялся и бесшумно пересек холл. Пальцы обхватили ручку двери.
Джаред извлек кинжал из ножен, спрятал клинок в рукав, крепко сжимая его рукоятку.
Он задул свечу и распахнул дверь.
В отблеске единственной свечи, горевшей на столе, он увидел Олимпию. Она стояла у окна, глаза в пол-лица Молили о помощи.
Феликс Хартвелл одной рукой держал ее за горло, другой сжимал пистолет.
— Здравствуй, Феликс, — не повышая голоса, произнес Джаред. — Мои опасения, что у тебя не хватит здравого смысла покинуть город, оказались не напрасны.
— Не приближайся, Чиллхерст, иначе, клянусь, я убью ее, — прорычал Феликс. Голос был хриплый и не предвещал ничего хорошего.
Глаза Олимпии подозрительно блестели.
— Он сказал, что следил за домом, выжидая, когда все уйдут. Боюсь, что моя идея запереть тебя в кладовой и всех отправить из дома сослужила нам плохую службу. Он решил, что дом пуст.
— Если бы ты посвятила меня в свои планы, любовь моя, и посоветовалась со мной, то я мог бы указать в твоем плане несколько слабых мест, — негромко произнес Джаред, не спуская глаз с Феликса.
— Спокойно, — приказал Хартвелл. — Чиллхерст, мне нужно десять тысяч фунтов, причем немедленно.
— Он совсем потерял голову, — прошептала Олимпия. — Я только что сказала ему, что вряд ли в доме найдется что-нибудь на такую сумму.
— Ты права, конечно, не найдется. По крайней мере ничего, что можно было бы без труда вынести в руках, но ты можешь взять что-нибудь из мебели, Феликс.
— Предупреждаю, Чиллхерст, не шути со мной. Я так же сильно хочу покинуть Англию, как ты желаешь, чтобы я убрался. Но я по уши в долгах, а мои кредиторы слишком назойливы. До них дошло, что я собираюсь уехать, и они пригрозили убить меня. Я должен расплатиться с ними.
— Здесь есть немного серебра, — задумчиво произнес Джаред. — Но тебе потребуется здоровенная подвода, чтобы вывезти столько вещей на такую сумму. По-моему, это не очень-то сподручно, особенно когда человек собирается спешно уезжать.
— Может быть, есть какие-нибудь драгоценности? — Феликс совсем отчаялся. — Ты женат. Наверняка успел подарить жене ценные побрякушки. Такие люди, как ты, всегда покупают украшения своим женам.
— Драгоценности? — Джаред сделал маленький шажок в сторону Феликса.» У меня есть только один шанс «, — подумал он, а вслух сказал:
— Кажется, нет.
Олимпия откашлялась.
— Милорд, вы забыли про изумрудные серьги с бриллиантами, те, что я надевала на бал Хантингтонов.
— Ax да, серьги. Как же я забыл!
— Я знал о них. — В прищуренных глазах Феликса смешались торжество и облегчение. — Где они, леди Чиллхерст?
— Наверху, в моей шкатулке на туалетном столике, — прошептала Олимпия.
— Прекрасно! — Феликс отпустил Олимпию и оттолкнул ее. Дуло его пистолета смотрело Джареду в лицо. — Сейчас, мадам, вы подниметесь наверх и принесете их сюда. Даю вам пять минут, если задержитесь, клянусь, я убью вашего мужа. Вам все понятно?
— Да. — Олимпия рванулась вперед. — Не беспокойтесь, сэр. Я сейчас принесу серьги.
— Не волнуйся за меня. — Слова Джареда достигли ее слуха уже у дверей. — Тебе нужна свеча, дорогая. Возьми одну и зажги от той, что стоит на столе.
— Господи, я забыла, ну конечно, мне нужна свеча.
— Поторапливайтесь, — приказал Феликс.
— Я постараюсь, сэр. — Олимпия взяла незажженную свечу и протянула ее к горящей. Тут ее глаза встретились с взглядом Джареда.
Он еле заметно улыбнулся.
Кончиками пальцев Олимпия погасила пламя, и Комната погрузилась во мрак.
— Черт! — закричал Феликс. Он нажал на курок, вспышка выстрела на миг осветила темноту.
Гардиан был уже в руке у Джареда. Он метнул его в сторону Феликса.
Раздался крик — боли, ужаса и ярости, а затем глухой стук.
— Джаред? — Послышалось чирканье спички. Олимпия зажгла свечу. — Джаред, ты в порядке?
— Все хорошо, дорогая. В следующий раз, когда ты опять соберешься где-нибудь запереть меня, советую тебе подумать, а вдруг я тебе пригожусь.
Феликс застонал. Открыв глаза, он посмотрел на Джареда:
— Ты всегда был дьявольски умен.
— Я думал, Феликс, ты тоже не дурак.
— Ты, конечно, мне не поверишь, но я искренне сожалею, что все так кончилось. — Я тоже. — Джаред опустился на колени возле Феликса. Он осмотрел рукоятку, торчавшую из его плеча. — Ты будешь жить, Хартвелл.
— Зачем? — прошептал Феликс. — Я не хочу болтаться на виселице. Лучше бы ты меня убил.
— Тебя не посадят в тюрьму, — пообещал Джаред. — Я позабочусь о том, чтобы твои кредиторы получили все сполна, но с условием, что ты навсегда покинешь Англию.
— Ты действительно так сделаешь? — Феликс испытующе посмотрел на Джареда. — Не могу тебя понять, Чиллхерст, хотя, признаюсь, никогда тебя и не понимал.
— Я уже догадался. — Джаред поднял глаза на Олимпию, которая с потерянным видом ходила взад-вперед по комнате. — Есть только один человек на земле, который меня понимает.
Нетвердой походкой вошел Грейвз. Он держался за рану на затылке, но глаза смотрели зорко и настороженно.
— Милорд, кажется, я немного опоздал.
— Все хорошо, Грейвз. Как ты себя чувствуешь?
— Я жив, благодарю вас, сэр.
Олимпия бросилась к дворецкому:
— Грейвз, вас ранили?
— Ничего страшного, мадам. За многие годы моей службы меня столько раз били по голове. Но, как видите, я до сих пор цел и невредим, — похвастался Грейвз, и его ухмылка напоминала оскал скелета. — Только, пожалуйста, не говорите об этом миссис Берд. Я надеюсь вызвать ее сочувствие.
— Она придет в ужас, — заверила его Олимпия.
Ухмылка с лица Грейвза исчезла, когда он посмотрел на Джареда.
— Прошу прощения за случившееся, сэр. Я вернулся в дом, когда мадам всех отослала, но, как видите, не успел. Он уже был в доме.
— Забудем об этом, Грейвз. Главное, все живы.
Громкий стук в дверь прервал Джареда.
— Посмотрите, кто там, Грейвз.
— Я сама, — вызвалась Олимпия. — Грейвз пока не в состоянии выполнять свои обязанности. — Она взяла свечу и вышла в холл.
Бурно протестуя, Грейвз заковылял за ней.
Джаред дотронулся до раны Феликса. Тот застонал и потерял сознание.
— Деметрия! Констанс! — Джаред услышал удивленный голос Олимпии. — Что вы здесь делаете? Мистер Ситон, что вам нужно в такой час? Если вы собираетесь обсуждать подробности дуэли, то спешу уведомить вас, что она не состоится. Вам ясно?
— Вы можете выпустить Чиллхерста, — бесстрастным, безжизненным тоном произнесла Констанс. — Деметрия все рассказала брату Джиффорд желает принести свои извинения Чиллхерсту и отказаться от поединка. Верно, Джиффорд?
— Да, — еле слышно ответил Джиффорд — Прошу вас, передайте своему мужу, что я хотел бы поговорить с ним — Я здесь, Ситон Прежде чем вы принесете извинения, не могли бы вы послать за доктором? Джиффорд застыл в дверях.
— Ради Бога, зачем вам доктор? — Его взгляд упал на Феликса. — Проклятие! Кто это?» Откуда столько крови?
Стоя на цыпочках, Олимпия выглядывала из-за плеча Джиффорда.
— Это мистер Хартвелл. Он пытался украсть мои изумруды. Вон там на полу валяется его пистолет. Он хотел убить Джареда.
— Но что с ним случилось? — Джиффорд словно завороженный с болезненным любопытством разглядывал лежащего без сознания Феликса.
— Чиллхерст воспользовался своим кинжалом, чтобы спасти нас. — Глаза Олимпии светились гордостью за мужа. — Он бросил кинжал в Хартвелла в момент его выстрела.
— Джаред проткнул его? — слабо переспросил Джиффорд.
— Ну да. Чиллхерст всегда носит кинжал с собой, но самое замечательное то, что все происходило в полной темноте. Я задула свечу и…
Джиффорд издал какой-то странный сдавленный звук, поскольку в это мгновение Джаред одним движением выдернул кинжал из Феликса. Полилась кровь, но Джаред ловко перевязал рану галстуком. — Господи! — Джиффорд побелел как мел, его подташнивало. — Никогда не видел человека, пронзенного кинжалом.
— Что бы вы сказали, — беспечно отозвался Джаред, — если бы увидели человека с пулей в груди? Именно поэтому я послал вам записку, где просил позаботиться, чтобы на нашей встрече присутствовал доктор.
— Кровожадный пират, — слабо пролепетал Джиффорд, его лицо приобрело пепельно-серый оттенок. Медленно опустившись на пол, Ситон потерял сознание.