Америка
Пальцы моих ног сверкали на солнце свеже накрашенными ярко — розовыми ногтями. Я перебирала ими, наслаждаясь легким блеском пота на моей коже и жарой, поднимающейся от мостовой, окружавшей бирюзовую воду. Я уже определенно обгорала под яркими лучами, но оставалась на белой пластиковой решетке своего шезлонга, счастливо пропитываясь витамином D, даже несмотря на маленьких засранцев из номера 404В, плескавшихся как варвары.
Мои солнечные очки упали в десятый раз, соленые капли на переносице заставляли их скользить, словно кусочек тающего масла.
Эбби подняла свою бутылку с водой.
— Выпьем за совместный выходной.
Я подняла свою и коснулась ее.
— Поддерживаю.
Мы обе опрокинули наши напитки, и я почувствовала, как прохладная жидкость скользит по моему горлу. Я поставила бутылку рядом с собой, но она выскользнула из моей руки и закатилась под шезлонг.
— Вот блин, — сказала я, протестуя, но не двигаясь. Было слишком жарко, чтобы двигаться. Было слишком жарко, чтобы делать хоть что — нибудь, кроме как оставаться в помещении с кондиционером или лежать у бассейна, время от времени окунаясь в воду, пока мы внезапно не сгорим.
— Во сколько Трэвис заканчивает работу? — спросила я.
— В пять, — выдохнула она.
— Когда он снова уедет из города?
— В ближайшие две недели он здесь, если ничего не возникнет.
— Ты невероятно терпеливо к этому относишься..
— К чему? К тому, что он зарабатывает на жизнь? Что есть, то есть, — сказала она.
Я повернулась на живот, лицом к ней, и моя щека прижалась к пластику.
— Ты не беспокоишься?
Эбби опустила очки и посмотрела на меня поверх оправы.
— А я должна?
— Нет. Глупость сказала. Не обращай на меня внимания.
— Думаю, солнце поджарило твой мозг, — сказала Эбби, надвинув очки. Она откинулась в своем шезлонге, и ее тело расслабилось.
— Я сказала ему.
Я не смотрела на нее, но чувствовала, как Эбби уставилась на меня сбоку.
— Сказала кому и что? — спросила она.
— Шепу. Я сказала ему — типа, как бы — что я готова.
— Почему ты не скажешь ему уверенно и прямо, что ты готова?
Я вздохнула.
— С таким же успехом я могла бы сама сделать ему предложение.
— Вы двое задолбали.
— Он говорил что — нибудь Трэвису?
— Нет. И ты знаешь, все, что Трэв говорит мне по секрету, недоступно.
— Это нечестно. Я бы сказала тебе, если бы знала, что это важно. Ты дерьмовая подруга.
— Но я отличная жена, — сказала она без оттенка извинения в голосе.
— Я сказала ему, что нам надо съездить к моим родителям до начала занятий. Дорожное путешествие.
— Весело.
— Я надеюсь, он поймет намек, чтобы спросить еще раз.
— Мне посадить зернышко?
— Оно уже посажено, Эбби. Если он не спросит меня, значит, он не хочет… больше.
— Конечно, хочет. Вы вместе уже три года. Это тебе не три месяца, и девушки определенно ждали кольца и подольше этого. Я думаю, тебе так кажется, потому что мы с Трэвом так скоро сошлись.
— Может быть.
— Потерпи. Отказ тяжело вредит их эго.
— Трэвис, кажется, не возражал.
Она проигнорировала мой выпад.
— Дважды — это в два раза дольше.
— Давай, потычь меня носом, сучка, — огрызнулась я.
— Я не имела в виду…, — Эбби взвизгнула, когда была поднята с шезлонга и оказалась в руках Трэвиса. Он сделал два длинных шага и прыгнул в бассейн. Она все еще кричала, когда они выплыли на поверхность.
Я встала и подошла к краю, скрестив руки на груди.
— Ты рано освободился.
— Занятие в тренажерном зале отменилось.
— Привет, малышка, — сказал Шепли, обхватывая меня руками.
В отличие от Трэвиса, он был полностью одет, поэтому я была в безопасности.
— Привет, — начала я.
Но Шепли наклонился, и вскоре мы падали в бассейн, как опрокидывающийся столб.
— Шепли! — вскрикнула я, когда мы ударились о поверхность воды, прежнем чем погрузиться.
Он оттолкнулся и потянул меня за собой, сжимая меня в руках. Он покачал головой и улыбнулся.
— Ты придурок! — сказала я.
— Это не было задумано, но на улице больше сорока гребаных градусов. Я уже испекся, — сказал Шепли.
Маленькие засранцы из соседнего дома брызнули на нас, но всего после одного нахмуренного взгляда Трэвиса они повылезали из бассейна.
Я запечатлела поцелуй на губах Шепли, чувствуя на них вкус хлорки.
— Ты подумал о поездке? — спросила я.
Он покачал головой.
— Я посмотрел погоду. Надвигается кое — что страшное.
Я нахмурилась.
— Правда? Я выросла в Аллее Торнадо. Думаешь, меня волнует погода?
— А если будет град? Чарджер…
— Хорошо, возьмем Хонду.
— В Уичито? — его нос сморщился.
— Она сможет сделать это! Она уже это делала! — сказала я, защищаясь.
Шепли медленно прошел к краю и поднял меня на бетон. Он вытер воду с лица и покосился на меня.
— Ты хочешь поехать на Хонде к твоим родителям в выходные, когда будет шторм. Что такого срочного?
— Ничего. Я просто подумала, что будет неплохо уехать.
— Только вы двое. Особое путешествие, — сказала Эбби.
Когда Шепли повернулся, чтобы посмотреть на нее, я выстрелила в лучшую подругу предупреждающим взглядом. Ее стоическое выражение лица ничего не выдавало, но я все еще хотела прибить ее.
Она обменялась взглядами с Трэвисом, а затем повернулась лицом ко мне, и смущение проявилось на ее лице.
— Это даст вам время поговорить, я думаю. Мы были заняты. Это будет неплохо.
— Точно, — сказала я.
Когда я произнесла эти слова, что — то загорелось в глазах Шепли, и, казалось, миллион мыслей пролетело в его голове.
Неважно, что его беспокоило, он отмахнулся от этого и потянулся, клюнув меня в губы.
— Если это то, чего ты хочешь, я больше не буду спрашивать.
— Это то, чего я хочу.
Он вылез из бассейна, его белая футболка стала прозрачной, а джинсы насквозь промокли, и кроссовки хлюпали с каждым шагом.
— Я пойду внутрь и сделаю звонок. Но мы возьмем Чарджер. Может, он и старше на двадцать пять лет, но он более надежный.
— Спасибо, малыш, — сказала я, улыбаясь, когда он ушел. Как только он оказался вне зоны слышимости, я повернулась к Эбби, и все эмоции исчезли с моего лица.
— Ты засранка.
Эбби хихикнула.
Трэвис перевел взгляд с Эбби на меня и обратно.
— Что? Что смешного?
Эбби покачала головой.
— Я тебе потом скажу.
— Нет, не скажешь! — сказала я, брызгая на нее водой.
Рукой Трэвис стер капельки со своего лица и поцеловал Эбби в висок.
Она отошла от него, подплыв к краю бассейна и поднявшись по лестнице. Она взяла полотенце со своего лежака и вытерлась. Трэвис смотрел на нее так, словно впервые увидел.
— Я удивляюсь, что ты до сих пор не беременна, — сказала я.
Эбби застыла.
Трэвис нахмурился.
— Да ладно, Мерик. Не говори слова на букву «Б». Ты ее разозлишь!
— Почему? Это актуальная тема? — спросила я подругу.
— Несколько раз была, — сказала Эбби, многозначительно глядя на Трэвиса. — Он думает, что я перестану принимать противозачаточные, когда мы выпустимся.
Мои брови взлетели вверх.
— Правда?
— Нет, — быстро ответила она. — Нет, пока мы не купим дом.
Выражение лица Трэвиса стало резче.
— У нас есть свободная спальня.
— Спасибо, Мерик, — проворчала Эбби, наклоняясь, чтобы протереть ноги полотенцем.
— Прости, — сказала я. — Я пойду внутрь. Нам надо спланировать поездку.
— Эй. Если вы поедете, будьте осторожны. Шеп прав. Погода, наверное, будет плохой. Может, вам стоит подождать, пока не закончится штормовой сезон.
— Если мы сейчас не поедем, мы будем заняты. Когда начнутся занятия, будет слишком поздно. Нам придется ждать до каникул. — Я посмотрела на землю. — Судя по тому, как он себя вел, я не знаю, будет ли он еще терпеть.
— Он будет ждать всегда, Мерик, — сказала Эбби.
— Слишком поздно для чего? — спросил Трэвис, вылезая из бассейна. — Чего он ждет?
— Ничего, — я стрельнула в Эбби предупреждающим взглядом, прежде чем собрать вещи и выйти из ворот. Я закрыла их за собой, держа руку на горячем металле. — Держи рот на замке. Может, ты и его жена, но моей подругой ты стала раньше.
— Ладно, ладно, — сказала Эбби, съежившись под моим взглядом.
Шепли
— Спасибо, Дженис. Я ценю это, — я нажал красную кнопку и положил телефон на кровать.
Дженис полюбила меня с того момента, как я вошел в ее офис на собеседование. То, что началось как работа на побегушках, превратилось в административную работу, а потом каким — то образом я оказался в отделе управления капиталом. Дженис надеялась, что я останусь и после окончания колледжа, обещав мне повышение и море возможностей, но сердцем я не был здесь.
Я уставился на почти пустой ящик своей тумбочки. Вот где я был сердцем.
Когда подсветка дисплея на моем телефоне погасла, меня окружила темнота комнаты. Летнее вечернее солнце пробиралось сквозь края штор, создавая слабые тени на стенах.
Мы жили здесь меньше года, и стены уже были завешаны рамками с нашими воспоминаниями. Было несложно совместить наши вещи, потому что в последние два года было только «мы», «наше» и «нас». Сейчас я не был уверен, было ли это символом наших жизней вместе или это был мемориал той пары, которой мы были.
Я жалел о своем предложении с того момента, как Америка сказала «нет». Мы стали другими после этого.
Я потер мышцу между плечом и шеей. Она была плотной от напряжения. Я уже сбросил свою мокрую одежду и обернул полотенце вокруг бедер. Оно было пушистым, и такие вещи мне не были нужны, пока я не стал жить со своей девушкой, но я стал ценить их наряду с ароматом ее лосьона на простынях и коробочками салфеток в каждой комнате квартиры. Даже беспорядок на ее тумбочке стал привычным.
Я стал явно внимателен к ящику в тумбочке. В ней была только одна вещь — маленькая темно — красная коробочка. Внутри было кольцо, которое я мечтал надеть на ее палец, кольцо, которое она бы носила в день нашей свадьбы, прекрасно подходящее к такому же колье. Я купил его два года назад и доставал много раз.
У нас впереди было долгое путешествие, и я собирался взять его с собой в поездку. Наш путь в Канзас обозначил бы третий раз, когда коробочку доставали из этого ящика, и я хотел знать, вернется ли она на свое место. Я не был уверен, что бы это значило, если бы она вернулась, но я не мог продолжать думать и ждать.
Мои руки были шершавыми и сухими, когда я переплел пальцы и посмотрел на пол, думая, делать ли мне предложение с цветами, как в прошлый раз, или просто так. Просить ее выйти за меня в этот раз будет значить гораздо больше. Если она скажет нет, ей придется сказать, что будет дальше. Я знал, что Америка однажды захочет выйти замуж, потому что она говорила об этом мне и Эбби, когда я был в комнате.
Может, она просто не хочет выходить за меня.
Беспокойство, что для Америки никогда не наступит нужное время, чтобы сказать да, стало ежедневной пыткой.
«Нет» было таким маленьким словечком, пока не повлияло на меня. Оно повлияло на нас. Но я слишком сильно любил ее, чтобы задевать эту тему. Я слишком боялся, что она скажет что — то, чего я не хотел слышать.
Потом, были крошечные клочки надежды — когда она говорила о будущем и о важных вещах, например о жизни в одной квартире. Но даже когда мы распаковали коробки, я думал, не согласилась ли она снять квартиру только потому, что была слишком упряма, чтобы признать правоту её родителей, говоривших, что мы еще не готовы.
Тем не менее, страх правды удерживал меня от предложения. Я слишком любил ее, чтобы так просто отпустить. Она бы боролась за возможность уйти так же, как я бы боролся за то, чтобы удержать ее. Я сомневался, чтоит ли даже задумываться о том, чтобы сделать предложение в третий раз, и я боялся, будет ли это первым мучительным днём из многих, которые я должен был научиться переживать без нее.
Но, если бы она сказала «да», это бы придало смысл всему этому страху предложения.
— Малыш? — позвала Америка. Входная дверь закрылась вслед за ее словами.
— В спальне, — ответил я.
Она открыла двери и включила свет.
— Почему ты сидишь в темноте?
— Только что закончил разговор с Дженис. Она была не особо рада тому, что я так поздно её предупредил, но она дала мне выходной в пятницу.
— Отлично, — сказала она, бросая своё полотенце. — Я пойду в душ. Хочешь присоединиться? Или ты пойдешь в тренажерный зал?
— Я могу сходить утром, — сказал я, с трудом поднимаясь на ноги.
Америка потянула за завязку, когда шла, и верх от ее бикини упал на пол. Через несколько шагов она остановилась, чтобы стряхнуть трусики с бедер и позволить им упасть. Я следовал за ней, собирая ее вещи на ходу. Она зашла за занавеску, повернула ручку и нахмурилась, смотря, как я кидал ее вещи в корзину.
— Серьезно? Ты убираешь за мной?
Я пожал плечами.
— Это просто привычка, Мерик. Это неосознанно. Не могу ничего с собой поделать.
— Как ты жил с Трэвисом? — спросила она.
Мысли о Трэвисе сразу заставили исчезнуть начавшееся возбуждение.
— Работы было много.
— Жить со мной — это тоже много работы?
— Ты не настолько плоха. Это лучше. Поверь.
Она откинула занавеску и потянула мое полотенце, пока заправленная часть не освободилась.
Пушистый хлопок оказался на полу, и Америка вслед за ним.
Одной рукой я сжал край пластика, окружавший раковину, а другой я нежно зарылся пальцами в ее все еще мокрые волосы. Ее рот был прекрасен. Одной рукой она обхватила меня за талию, и сосущими и покусывающими движениями она дразнила и сосала меня, пока я не начал беспокоиться, что выдерну весь пластик из шкафа.
Вскоре я начал достигать пика, но она не уступала, и ее ротик работал на мне, пока я не кончил. Я поставил ее на ноги, затем отдернул занавеску, толкая ее назад и разворачивая. Держа одну ладонь у нее между ног, а другой сжимая гладкую кожу ее бедра, я поцеловал ее плечо, глубоко проникая внутрь нее. Звук, который она издала, был достаточным, чтобы я кончил во второй раз, но я ждал ее.
Пальцами я рисовал круги на ее мягкой коже, улыбаясь, когда она начала извиваться под моей рукой, шепотом прося большего. Когда я входил в нее, мучительно медленно, она продолжала хныкать и стонать.
Вода каскадом лилась по ее спине, сбрасывая ее волосы то в одну сторону, то в другую, а я проводил ладонью по ее бронзовой коже, наслаждаясь каждым дюймом и надеясь, что она запомнит, как хорошо нам было вместе, когда придет время принимать решение.
Звук ее криков стал выше, это было то очаровательное повизгивание, которое она издавала, когда достигала оргазма. Не в силах остановиться, я вбивался в нее, снова и снова, пока опять не кончил, задыхаясь, хотя мы и двадцати минут там не пробыли.
Америка повернулась, чтобы посмотреть на меня, и на ней не было ничего, кроме соблазнительной ухмылки. Она встала, оттолкнувшись от меня, — и это было худшее чувство на свете, — а потом обернула руки вокруг моей шеи, пока вода лилась нам на головы.
— Я люблю тебя, — прошептала она.
Я собрал ее волосы ладонями с обеих сторон, скользя языком в ее рот. Я надеялся, что этого было достаточно.