Нежданная любовь

Глава первая

— Капитан Уэйборн, милорд! — звонко объявил появившийся на пороге библиотеки слуга.

Это помещение было обустроено по проекту самого Адама[1] и отличалось особой элегантностью. Вдоль стен от пола до потолка тянулись длинные ряды красивых полок с книгами в богатых переплетах.

Прекрасно вписывалась в интерьер роскошная мебель.

Любой, кто появлялся в этой библиотеке, даже обладатели исключительного вкуса, приходил в неописуемый восторг.

У дальней стены, лениво развалясь в удобном кресле, перекинув одну ногу через деревянный подлокотник, сидел хозяин Труна с бокалом шампанского в руке.

— Фрэдди! — воскликнул он, приветствуя входящего гостя. — Прибыл вовремя!

— Отправился в путь, как только получил твою записку, — ответил Фрэдди Уэйборн, проходя по персидскому ковру по направлению к маркизу. — Зачем я понадобился тебе так срочно? Что-нибудь произошло?

— Ничего особенного. Я просто хотел побеседовать с тобой с глазу на глаз до приезда остальных гостей.

Капитан Уэйборн взял бокал шампанского с серебряного подноса, поданного блистательным лакеем в трунской ливрее и напудренном парике.

Маркизу всегда нравилось жить красиво — как и подобает человеку, носящему почетный старинный титул. По поведение его далеко не всегда соответствовало этому званию. Иногда он совершал такое, что его приятели пэры от изумления раскрывали рты.

— О чем ты собираешься со мной беседовать? — спросил, опустившись на стул, Фрэдди Уэйборн, когда слуги удалились из библиотеки и они с маркизом остались одни. — Неужели нельзя было обсудить все, что ты хочешь, позавчера во время обеда в Лондоне?

— Вчера я принял одно особо важное решение! — провозгласил маркиз.

Природа одарила этого человека необыкновенной красотой.

С того момента, как лорд Байрон покинул Лондон, его считали самым привлекательным мужчиной английской столицы.

Но в выражении его лица всегда присутствовала некоторая жесткость, намек на цинизм. Поэтому высказывания тех, кто сравнивал его с греческими богами, были не вполне справедливыми.

Распутный взгляд маркиза на женщин действовал завораживающе, в людях же старшего поколения неизменно вызывал настороженность и подозрения.

Его друг, капитан Уэйборн, был совсем другим. Типичный представитель английской армии, атлетически сложенный, пышущий свежестью и здоровьем, он без труда завоевывал расположение окружающих одной своей улыбкой.

Крепкая дружба маркиза и Фрэдди зародилась в Итоне.

После оба они продолжили обучение в Оксфорде. Друзья до сих пор с удовольствием вспоминали о веселой студенческой поре — поездках на охоту, пирушках, бесконечных развлечениях и розыгрышах.

О службе обоих в веллингтонской армии отзывались как о «безупречной». Капитан Уэйборн остался в рядах лейб-гвардии. Маркиз же после смерти отца «выкупил себя» из армии.

И у него, естественно, появилось гораздо больше времени не только на флирт с прелестнейшими из лондонских модниц, но и на «модные беспутства».

И недели не проходило без того, чтобы члены клубов, в которых состоял маркиз, не потешались над его очередной веселой проделкой. Дам — обладательниц дочерей на выданье — эти выходки страшно огорчали, ведь каждая из них тайно надеялась, что титул маркиза Труна достанется именно ее чаду.

— Итак, что ты замыслил на сей раз? — спросил Фрэдди, улыбаясь.

— Именно об этом я и хотел тебе рассказать, — ответил маркиз. Его глаза таинственно поблескивали. — Ты не поверишь, но я решил жениться!

— Жениться?

Если маркиз намеревался ошеломить друга, то ему это, несомненно, удалось. В первое мгновение Фрэдди Уэйборн не мог вымолвить ни слова, просто приоткрыл рот и уставился на маркиза в полном недоумении.

Когда дар речи вернулся к нему, он вскрикнул:

— Черт возьми! Как тебе в голову могла прийти подобная идея?

— Лайонел превратился в ярого сторонника радикалов.

Только и твердит, что, когда этот дом перейдет по наследству ему, он сожжет его дотла, чтобы превратить наши владения в обычную землю и дать возможность всем, кто пожелает, ею пользоваться, — пояснил маркиз.

Фрэдди Уэйборн ахнул:

— Не может быть!

— Я слышал об этом из трех различных источников, — сказал маркиз. — И признаюсь тебе честно: меня поведение Лайонела нисколько не удивляет.

Фрэдди Уэйборн давно знал, что на протяжении долгих лет Лайонел, лорд Стивингтон — младший брат маркиза, является в их семье яблоком раздора.

С подобными проблемами приходилось сталкиваться многим английским семействам, в которых имелись младшие сыновья. Младшие всегда относились с недоброжелательностью к законным наследникам отцов, старшим братьям, однако в отличие от Лайонела никто из них не вел себя настолько агрессивно.

Фрэдди не переставал удивляться непохожести Лайонела и маркиза — внешней и внутренней.

Лайонел фанатично ненавидел брата и все, что он любил, все, чем увлекался. Именно ненависть и заставила его стать крайним радикалом.

Маркиз не сильно тревожился бы из-за нелюбви к нему братца, если бы тот не угрожал уничтожить их дом — настоящее произведение искусства, одну из наиболее величественных и прекрасных построек Великобритании, а также находившиеся в этом доме бесценные сокровища.

Картинами Труна мечтали владеть не только все известнейшие художественные галереи и музеи страны, но и сам принц-регент. Он не раз с завистью говорил маркизу на различных приемах:

— Как бы я ни старался собрать коллекцию, подобную вашей, Трун, все равно не смогу это сделать. Даже если проживу на свете тысячу лет!

Фрэдди покачал головой:

— Скорее всего не следует воспринимать слова Лайонела всерьез. У него рука не поднимется уничтожить родной дом. К тому же столь замечательный.

— Не знаю, не знаю, — протянул маркиз. — Порой мне кажется, Лайонел совершенно обезумел от злобы и готов на что угодно. Еще немного, и мой брат меня подожжет вместе с Труном!

Он сказал это без гнева и обиды, как будто просто констатировал факт.

— Так вот почему ты решил жениться. Хочешь обзавестись собственным наследником, — задумчиво произнес Фрэдди. — А ты уверен, что у Лайонела не возникнет желания избавиться от твоего ребенка? Или от жены, когда она будет носить младенца в своей утробе?

— Отныне я намерен следить за каждым движением Лайонела, — ответил маркиз. — А женитьба в любом случае пойдет мне на пользу. Полагаю, мне уже пора поостепениться. И матушка обрадуется. Как только я повзрослел, она принялась молить Бога о том, чтобы тот меня образумил.

Фрэдди улыбнулся. В его глазах заплясали искорки.

— Наконец-то Всевышний услышал просьбу вдовствующей маркизы. А женитьба тебе и впрямь не помешает. Наследник у тебя должен получиться отличный. Непременно научи его озорничать. Это один из наиболее выдающихся твоих таланте в.

Маркиз рассмеялся:

— Обязательно научу. Если только Лайонел не прикончит меня раньше.

— Конечно, как воин ты тоже неплох, — добродушно-шутливым тоном добавил Фрэдди. — Не зря ведь во время военных операций во Франции тебе вручали медали за отвагу.

Лицо маркиза неожиданно погрустнело.

— Знаешь, Фрэдди, — сказал он после непродолжительного молчания, — мне очень не хватает тех ощущений, что испытываешь на войне: постоянного ожидания опасности, необходимости преодолевать страшные трудности, удовлетворения после успешно проведенного боя…

Фрэдди хмыкнул:

— Гораздо лучше, когда нет никаких войн. Помнишь, как однажды до нас не дошли повозки с провизией и мы были вынуждены голодать двое суток?

— Помню, но я говорю о другом. Я скучаю по тому чувству, когда ты знаешь, ради чего рискуешь жизнью, — ответил маркиз. — Мы занимались очень важным делом: пытались победить врага, перехитрить его. А для этого не жалели себя и были вынуждены вовсю работать мозгами.

Фрэдди в голову пришла вдруг странная мысль.

Вообще-то он был менее сообразительным, чем его друг, — всегда размышлял над тем или иным явлением или событием несколько дольше. Зато приходил к более верным выводам.

— А не оттого ли, дорогой мой Серле, ты ударился в разгул по окончании войны, что заскучал по ее опасностям и трудностям?

— Может, и оттого, — ответил маркиз. — Одно я знаю определенно: что нахожу мир чертовски скучным. И пока не организую людей на совершение чего-нибудь забавного, не знаю, куда мне деваться.

— Какая чушь! — воскликнул Фрэдди. — Ушам своим не верю. Ты, обладатель огромных денег, лошадей, каких нет ни у кого из твоего окружения, и божественной внешности, говоришь мне подобные вещи! Несравненные женщины сходят по тебе с ума! Да как ты можешь называть жизнь чертовски скучной? Ты слишком избалован и поразительно неблагодарен!

— Даже не стану спорить с тобой, Фрэдди. — Маркиз пожал плечами. — Тем не менее мне все равно ужасно неинтересно жить.

— Думаешь, после женитьбы твоя скука исчезнет? — спросил Фрэдди, усмехаясь.

— Возможно, лишь усилится, — ответил маркиз и вздохнул. — Но это единственное, чего я еще не пробовал.

— И кого же ты выберешь в партнерши? Без подходящей кандидатуры чудовищный эксперимент не принесет должных результатов, — с сарказмом заметил Фрэдди.

— Конечно, Дайлис. Кого же еще?

Какое-то время Фрэдди молчал, изумленно тapaщacь на друга.

— Дайлис? — переспросил он, немного придя в себя.

— Почему бы и нет? — ответил маркиз раздраженно. — Мои выходки ее только потешают. И потом, она всегда знает, как меня рассмешить!

Последовало напряженное молчание. Спустя пару минут маркиз не выдержал и поинтересовался:

— Что ты думаешь по поводу моего плана?

— Лучше я не буду высказывать своего мнения, — мрачно ответил Фрэдди. — Оно тебе определенно не понравится.

— Послушай, Фрэдди, мы всегда были честны друг с другом. Где нам только не пришлось побывать вместе! Что только не довелось пережить! Если тебе кажется, что Дайлис не подходит для роли моей жены, так и скажи.

Фрэдди ничего не ответил, и, выждав минуту, маркиз продолжил:

— Когда твое лицо делается таким, я выхожу из себя! Ты выглядишь сейчас так, будто не желаешь признаваться в том, о чем думаешь, даже самому себе!

Он помолчал, потом вновь заговорил, но гораздо более спокойным тоном:

— Обещаю, что не обижусь на тебя. Что бы ты ни сказал.

Я знаю, что Дайлис никогда тебе не нравилась. Своего отношения к ней ты даже не пытаешься скрывать.

— Ошибаешься. — Фрэдди взглянул другу прямо в глаза. — Я ничего не имею против Дайлис, пока она просто твоя любовница. Но жена — это совсем другое.

— Что ты имеешь в виду?

— Перестань прикидываться, Серле, будто не понимаешь, о чем я! Дайлис — постоянный предмет разговоров у Джеймса, и ей это нравится. Она вольна решать, как ей жить, я для нее не судья. Но можешь ли ты представить себе, что когда-то эта женщина займет здесь, в Труне, место твоей матери? Что будет стоять на верхней ступени Стивинггон-Хаус, принимая высокопоставленных гостей?

Слова Фрэдди воскресили в памяти маркиза картины из прошлого, постоянно преследовавшие его в те дни, когда они вместе стояли на биваках в бесплодных горах Португалии или ехали верхом под проливным дождем по открытым всем ветрам долинам.

Ему было всего шесть или семь лет, когда няня впервые позволила ему понаблюдать сквозь балюстраду с третьего этажа Стивинггон-Хаус за церемонией принятия нескончаемой вереницы гостей его родителями.

Оба они стояли на верхней ступени широкой лестницы на втором этаже. На голове маркизы сверкали бриллианты. Она взглянула тогда на маленького сына, и ему почудилось, что он видит принцессу, явившуюся к нему из сказки, Отец, в великолепном вечернем костюме члена тайного совета с голубой лентой ордена Подвязки на груди и знаками отличия, Пристегнутыми к мундиру, выглядел не менее впечатляюще.

Мать и отец на тот момент представляли собой для маленького маркиза настоящее олицетворение величественности, стабильности и надежности.

Впоследствии подобное зрелище представало перед его взором снова и снова.

Достигнув более сознательного возраста, он начал понимать, что в один прекрасный день будет обязан занять место отца на верхней ступени главной лестницы в Стивингтоне и выступать перед знаменитостями в роли гостеприимного хозяина.

Однако после смерти отца маркиз решил, что закатывать огромные приемы в Стивингтоне крайне непрактично, и предпочел балам и званым обедам встречи с компанией разгульных и беспечных молодых франтов, А со временем, сам того не желая, превратился в их негласного лидера.

— Такая жизнь, какой она представляется тебе, не для меня, — сказал он наконец, отвечая на вопрос Фрэдди.

— Почему? Насколько я знаю, рано или поздно ты все равно будешь обязан занять то же положение в графстве и в палате лордов, которое с превеликим удовольствием занимал твой отец! — В голосе Фрэдди звучали нотки возмущения.

— Боже праведный, Фрэдди! Да что тебе известно о политике? — Маркиз нахмурил брови.

— Ты не можешь всю жизнь оставаться ветреным гулякой.

Терпению маркиза пришел конец.

— Фрэдди, какая муха тебя сегодня укусила? Почему это вдруг ты захотел прочесть мне мораль о том, как следует себя вести, как жить? Не пойму, что с тобой произошло?

— Я начал стареть, — серьезно глядя в глаза другу, ответил Фрэдди. — Можешь мне не верить, но это правда. По-видимому, я уже слишком стар для образа жизни, который веду.

Теперь каждодневные пьянки дают о себе знать: утром я шагаю в строю и чувствую себя так, будто мне в голову угодил бильярдный шар.

На губах маркиза заиграла улыбка.

— Прекрасно представляю себе, что это за ощущение. Поэтому-то и решил жениться.

Фрэдди фыркнул:

— Жениться… Что ж, весьма похвально. Не понимаю только, почему твоя избранница — Дайлис.

— Наконец-то мы подошли к самому главному! — провозгласил маркиз. — Объясни мне, пожалуйста — желательно попонятнее, — почему ты считаешь, что Дайлис не сможет стать для меня такой женой, которую я был бы в состоянии выносить?

— Серле, дорогой, я лишь несколько минут назад приехал из Лондона. И не испытываю ни малейшего желания вступать с тобой в драку. Зная наперед, что ты победишь, — ответил Фрэдди.

— Я не намереваюсь бить тебя, дурачина! — Маркиз усмехнулся. — Хочу одного: чтобы ты сказал мне правду.

— Ладно, уговорил.

Фрэдди выдержал непродолжительную паузу, собираясь с мыслями, и продолжил:

— Подумай хорошенько, что за жизнь тебя ждет, если ты женишься на подобной Дайлис особе. В данный момент она с тобой, но не перестает строить глазки направо и налево. Если на ее пути повстречается кто-нибудь более привлекательный, чем ты, то она, не задумываясь, бросит тебя.

Губы маркиза расплылись в довольной улыбке, и, заметив это, Фрэдди понимающе кивнул.

— Я прекрасно знаю, о чем ты сейчас подумал: в Лондоне именно ты считаешься первым красавцем, — сказал он. — Но это положение вещей не вечно. В жизни разное случается. Что, если ты рано начнешь стареть? Или тяжело заболеешь? Даже не надейся, что Дайлис будет сидеть у твоей кровати с вышиванием в руках.

Фрэдди говорил очень искренне. В чистоте его намерений можно было не сомневаться.

Маркиз поднялся с кресла и принялся беспокойно расхаживать взад и вперед по персидскому ковру.

— Если не Дайлис, то кто же тогда? — растерянно спросил он.

— Существует тысяча других женщин, которые для роли твоей жены подойдут гораздо больше, чем она! — воскликнул Фрэдди.

Последовало молчание. Маркиз продолжал ходить по ковру. Оба друга задумались о женщине, о которой шла речь.

Леди Дайлис Повик ошарашила Лондон, как только впервые появилась в свете.

Дочь герцога Бредона, она имела право появляться в домах всех известных личностей, ее приглашали на все балы И званые ужины.

Через шесть месяцев после окончаний школы Дайлис сбежала из дома вместе с солдатом из пехотного батальона, не имеющим за душой ни гроша, и тайно обвенчалась с ним.

А позднее уехала с ним в Португалию, куда было переведено его подразделение. Она вела себя настолько возмутительно с мужчинами из службы обеспечения, что ее отправили обратно в Лондон.

Несколько месяцев спустя мужа Дайлис убили во время выполнения боевой задачи, но ее это не очень опечалило, и она даже не пыталась притворяться, что скорбит.

На скорбь и траур ей не хватило бы ни терпения, ни времени. У нее было множество дел — все они сводились в ко печном итоге к сеянию раздоров между лондонскими аристократами. Вскоре хозяйки многих известных в городе семей заявили ей, что не желают видеть ее в своих домах.

Но Дайлис не унывала. Ее собственный дом буквально осаждали поклонники, ведь она была настоящей красавицей и привлекала мужчин неординарностью, смелостью и распутством.

Ей нравилось играть с представителями сильного пола. Выбирая любовников, она умудрялась разжигать в тех, кто оставался в стороне, еще более страстное желание заполучить ее внимание.

С маркизом Труна же дело обстояло иначе. Как только он появился на горизонте, Дайлис решила, что будет с ним. И вот на протяжении целых шести месяцев эти двое развлекались вместе.

Дайлис не только принимала участие во всех забавах маркиза, нередко именно она высказывала ту или иную шальную идею.

До того, что о ней говорили в клубах и на приемах в домах знаменитых семей, ей не было никакого дела, Маркиз видел в Дайлис родственную душу, а этого, по его мнению, хватило бы для создания семьи.

Эта женщина смело ввязывалась в любую авантюру, ничего не боялась и была столь страстной и искусной любовницей, что мечтать о чем-то другом ему даже не приходилось.

Фрэдди поднялся со стула, прошел к столику, на котором лакей оставил поднос с бутылкой, и налил себе еще шампанского.

Маркиз все расхаживал взад-вперед.

— Существует и еще одна важная деталь, без наличия которой не следует жениться так поспешно, — сказал Фрэдди. — Вероятно, ты об этом даже не подумал.

— Что за деталь?

— Любовь, Серле. Считай меня старомодным, если хочешь.

— А что, по-твоему, я испытываю к Дайлис? — сердито сдвинув брови, буркнул маркиз.

— Множество разных чувств, перечислять которые, полагаю, нет нужды, — спокойно ответил Фрэдди и вернулся с наполненным бокалом на место. — Но ни одно из них не называется любовью, я в этом уверен.

— Откуда тебе знать?

— Я наблюдал десятки твоих романов — увлекательных, бурных и даже страстных, но ни один из них не был порожден любовью.

— Тогда что же такое любовь? В твоем понимании, — саркастически ухмыляясь, спросил маркиз.

— Это то, что чувствовали по отношению друг к другу мои мать и отец. То, что я сам хотел бы повстречать однажды, — ответил Фрэдди, задумчиво глядя в пустоту.

— Нельзя ли объяснить поподробнее? — Маркиз скривил губы. — Я прекрасно знал твоих родителей. Они были чудесными людьми, всегда хорошо ко мне относились, но признаюсь тебе честно: я никогда в жизни не замечал, что между ними существует нечто особое.

— Естественно. На людях они не проявляли по отношению друг к другу своих чувств, — печально и несколько смущенно сказал Фрэдди. — Но после смерти отца мама сказала мне: «Сынок, теперь я не знаю, для чего мне жить. Хочу одного — поскорее попасть к папе». Через четыре дня она тоже умерла.

— Я ничего не знал об этом, — пробормотал маркиз, немного помолчав. — Надеюсь, речь не идет о самоубийстве…

— Нет. Конечно, нет, — ответил Фрэдди. — Просто отец был для мамы смыслом жизни, она не смогла пережить столь значительную потерю.

— Ты никогда не рассказывал мне об этом… — тихо произнес маркиз.

— Я и сейчас не должен был рассказывать тебе об этом, — ответил Фрэдди с грустью в голосе. — Но решил, что, узнав историю моих родителей, ты лучше поймешь, что я пытаюсь втолковать тебе.

— Не уверен, что я все понял, — признался маркиз. — Однако тщательно обдумаю твои слова.

— Именно на это я и рассчитывал.

Маркиз вздохнул:

— Сдается мне, Фрэдди, ни ты, ни я никогда не почувствуем этой самой любви ни к одной из женщин.

Он выдержал небольшую паузу и продолжил:

— Вообще-то я, естественно, догадываюсь, что ты пытаешься мне объяснить. Но убежден, что я не отношусь к числу романтиков.

Фрэдди многозначительно изогнул бровь, и, заметив это, маркиз рассмеялся.

— Да, да! В моей жизни было очень много женщин. И, черт возьми, большинство из них можно смело назвать настоящими красавицами. Помнишь ту девицу с оленьими глазами из Лиссабона?

Маркиз на мгновение замолчал, представив бывшую подругу, но тут же прогнал воспоминания и опять заговорил:

— Нет, лучше не будем отходить от темы. Итак, ты полагаешь, что я должен почувствовать нечто совершенно странное, то, чего никогда в жизни не испытывал, — именно это и будет любовью. Я тебя правильно понял?

— Думаю, это лишь составная часть того, что необходимо для вступления в брак, — ответил Фрэдди, — Мне кажется, здесь важно и еще кое-что.

— О чем это ты?

— На мой взгляд, людей, решивших создать семью, должна объединять общность устремлений, представлений о жизни, а также о том, что они обязаны дать друг другу.

— Мое устремление — как можно быстрее обзавестись сыном! — воскликнул маркиз.

— Неужели ты настолько глуп? — спросил Фрэдди, вздыхая. — Помнишь, как часто мы беседовали на всевозможные темы в Оксфорде? Вдвоем или вместе с другими приятелями?

Жаль, что теперь не случается ничего подобного!

— Конечно, я помню наши разглагольствования! Высокопарный философский вздор — вот что это было! — ответил маркиз. — Иногда я задумываюсь о том, сколько времени мы потратили впустую, и мне делается тошно. Лучше бы веселились с девочками.

— Куролесить с девочками ты тоже успевал, — напомнил Фрэдди уставшим голосом. — Постарайся же наконец сконцентрировать внимание на том, о чем я тебе твержу, Серле.

Это крайне важно, поверь мне!

— Важно для меня или для тебя? — спросил маркиз.

— Скорее всего для нас обоих, — ответил Фрэдди. — Скажу тебе единственную вещь: наша дружба уже никогда не будет прежней, если ты женишься на Дайлис.

— Это почему же?

Фрэдди не ответил, и маркиз, догадавшись вдруг, в чем дело, прищурил взгляд.

— Я все понял… — медленно заговорил он. — Ты никогда не сознавался мне в этом, но между тобой и Дайлис…

— Только не пытайся свалить сейчас на меня всю вину, — спокойно произнес Фрэдди.

— Да как ты смел? — закричал маркиз. — А я, дурак, до сих пор ничего не знал!

— Открою тебе один секрет, — выпалил Фрэдди, тоже выходя из себя. — Я далеко не единственный из твоих друзей, кто побывал в объятиях красавицы Дайлис!

Маркиз медленно прошел к окну и взглянул сквозь прозрачное голубоватое стекло на бархатную зелень ухоженных лужаек, ведущих к озеру с красивым каменным мостом.

Он смотрел на белоснежных лебедей, скользивших по серебристой поверхности воды, и о чем-то напряженно размышлял.

А Фрэдди был уверен, что теперь его друг видит свое будущее уже совсем иначе, чем полчаса назад.

Маркиз первым нарушил затянувшееся молчание.

— Понятия не имею, Фрэдди, зачем тебе понадобилось доставлять мне такую боль, — сказал он с обидой и раздражением. — Я был настроен на женитьбу так решительно…

— Если после нашего разговора ты передумаешь совершать этот безумный поступок, я буду несказанно рад!

— Знаешь ли, дорогой мой друг, временами ты ведешь себя так, что я не в состоянии тебя выносить! — рявкнул маркиз, все еще глядя в окно.

Фрэдди посмотрел на него с улыбкой. Оба они знали: их дружба настолько крепка и важна для них, что помешать ей не сможет ничто, Хотя разговор о Дайлис оставил на сердце неприятный осадок.

Прошло несколько минут, показавшихся им обоим бесконечными. Маркиз повернул наконец голову и сказал изменившимся голосом:

— В любом случае вопрос о моей женитьбе откладывается по крайней мере до завтра.

— А что до завтрашнего дня изменится? — спросил Фрэдди.

— Сегодня вечером я планировал закатить пирушку, посвященную моему прощанию с холостяцкой жизнью, — мрачно ответил маркиз.

На лице Фрэдди отразилась тревога.

— Надеюсь, ты еще не сделал Дайлис официального предложения?

— Официального еще не сделал. Но думаю, что она уже размышляет, будет ли в ее свадебном наряде присутствовать белая фата.

Фрэдди всплеснул руками:

— Боже мой! Серле! Ты собираешься выставить себя на посмешище!

Он вдруг резко замолчал, но тут же продолжил угрожающе-спокойным голосом:

— По-видимому, ты надо мной просто издеваешься! Мне следовало догадаться… Скажи же, что ты задумал на самом деле. Я готов услышать самое худшее. Что ты собираешься устроить сегодня вечером?

— Полуночные скачки с препятствиями, — ответил Фрэдди.

— И все? Я ожидал, что ты придумаешь что-нибудь новое и более оригинальное. А скачки с препятствиями я терпеть не могу. Ты всегда выигрываешь.

— Сегодняшние бега будут необычными. А победитель получит в награду нечто такое, за что стоит попотеть, — с таинственным видом сообщил маркиз.

— И что же он получит? — полюбопытствовал Фрэдди.

— Тысячу гиней!

— Они достанутся тебе. Завладеть первым призом для тебя не составит труда. Ты, как обычно, выиграешь, — Фрэдди махнул рукой.

— Второму победителю достанется пятьсот гиней, а третьему — сотня, — добавил маркиз.

— Что ж, у кого-то из нас есть возможность получить хоть что-нибудь, — пробормотал Фрэдди. — А что в этих скачках будет необычного? Ты устраивал бега несчетное количество раз. После последних моя лошадь целый месяц хромала.

— Надо уметь ездить верхом, — поучительным тоном сказал маркиз. — Сегодня ночью тебе придется быть предельно ловким и осторожным.

— Это еще почему?

— Я планирую ввести некоторые условия.

Из груди Фрэдди вырвался приглушенный стон.

— Так я и знал! Ты придумал нечто опасное! Поэтому я сразу отказываюсь принимать участие в этом мероприятии.

— Неужели ты на самом деле такой трусливый? — поддразнил его маркиз.

— Само собой разумеется! — выпалил Фрэдди. — Моя жизнь дорога мне гораздо больше мальчишеских забав. И когда ты только повзрослеешь, Серле?

— Если ты намерен продолжать разговаривать со мной в таком тоне, я вызову тебя на дуэль! — ответил маркиз. — Сегодняшние скачки предназначаются для взрослых, можешь в этом не сомневаться!

— Если ты полагаешь, что сумеешь заставить меня скакать на лошади в ночной сорочке с завязанными глазами или сидя в седле спиной вперед, то можешь забыть на сегодняшнюю ночь о моем существовании! — отпарировал Фрэдди. — Мой отец верно говорил, что скачки с препятствиями придуманы для дураков, которым наскучило жить. Оказаться на кладбище в столь молодом возрасте и притом так по-глупому у меня нет ни малейшего желания.

— Не старайся испортить другим удовольствие, Фрэдди! — повелительным тоном сказал Маркиз. — У тебя все равно ничего не получится. Будешь ты принимать участие в бегах или нет, человек двадцать участников у меня уже имеется. Они ответили согласием на мое приглашение.

— Оказывается, ты запланировал это безумие уже давно! — Фрэдди покачал головой.

— Эта мысль пришла мне в голову три дня назад. Тогда же, когда и мысль о женитьбе. Вчера я принял твердое решение и задумал: если выживу в бегах с препятствиями, значит, выживу и в браке. Хотя я уже сейчас уверен, что скачки — гораздо более увлекательно, чем семейная жизнь.

Фрэдди медленно кивнул:

— Кажется, я все понял. Тебе просто не хватает опасности. — Он вздохнул. — И что же за условия ты придумал? Почему говоришь, что сегодняшние бега будут необычными?

— Все участники, — медленно, словно тщательно подбирая слова, начал объяснять маркиз, — будут управлять лошадью одной рукой и смотреть на дорогу одним глазом. Это чертовски трудно.

— Зато нетрудно найти то препятствие, на котором можно сломать себе шею, — усмехнулся Фрэдди. — Знаешь, дружище, эта игра чересчур опасна. Если я и буду принимать в ней участие, то только в качестве судьи. У него в любом случае должно быть два глаза и две руки.

— Эту роль уже согласился выполнять Форсетт, — сказал маркиз. — Этот парень не одобряет мою затею, но он поразительно справедлив и в случае возникновения каких-либо разногласий рассудит нас правильно.

Фрэдди знал, что это правда. Лорд Форсетт был кристально честным человеком.

Когда-то он получил на войне тяжелое ранение и до сих пор не мог ездить верхом и ходить без трости.

По возрасту отважный Форсетт был старше маркиза и Фрэдди.

Он пользовался всеобщим уважением и доверием. Его решение действительно принимали как единственно правильное.

— Форсетт так Форсетт, — пробормотал Фрэдди. — Надеюсь, ты пригласил достаточное количество санитаров-носильщиков, докторов и могильщиков, чтобы они могли сразу же увозить в лечебницу, оказывать срочную помощь или зарывать в землю участников твоего мероприятия, кому не очень повезет.

— Хватит смотреть на мир так мрачно, — велел другу маркиз. — Сегодняшний ужин должен быть одним из лучших.

Подадут великолепнейшие вина и закуски. Большинство из участников бегов ждут не дождутся этого состязания, ведь победителям я обещаю приличные награды.

— В это я охотно верю, — сказал Фрэдди. — Хотя на месте твоих гостей я придумал бы какую-нибудь причину для отказа и не явился бы на этот ужин. Он обещает быть слишком уж опасным. А кто приглашен?

Маркиз быстро перечислил имена гостей. Большинство из них Фрэдди хорошо знал.

— И еще сэр Чарльз Лингфилд, — добавил маркиз.

— Лингфилд? — переспросил Фрэдди. — Но ведь он слишком стар!

— Не сказал бы, — невозмутимо ответил маркиз. — По-моему, ему еще и сорока нет.

— Что с того? — стоял на своем Фрэдди. — Все равно он уже не в том возрасте, чтобы перепрыгивать на лошади через твои препятствия! Они и для нас-то высоковаты!

— Мне Лингфилд нравится, — заявил маркиз. — Его дом располагается на моих землях. Я не могу отказать ему теперь, когда он уже согласен состязаться.

— Вероятно, этот тип начал выживать из ума.

— Этот вопрос решен, Фрэдди! Чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы я встретил Лингфилда словами: «Прости, дорогой мой, но Фрэдди считает тебя чересчур старым для сегодняшних скачек, поэтому ступай домой. Я приглашу тебя в другой раз, когда устрою менее опасные бега»? Так, что ли?

— Ладно, успокойся, — с неохотой ответил Фрэдди, — Вообще-то однажды я видел Лингфилда на охоте. Он весьма неплохой всадник…

— Тогда хватит кудахтать, как курица! — сказал маркиз. — Все не так уж и страшно. Любой из моих гостей может запросто снять повязку с глаза и высвободить руку, если почувствует, что для него эти бега не по силам.

— Надеюсь, что ты прав. — Фрэдди покачал головой. — Но я все равно считаю, что твои соревнования — глупый риск жизнью, только и всего.

— Только и всего?

— Конечно! На мой взгляд, эта затея совершенно бессмысленна.

Маркиз прошел к столику и налил себе еще шампанского.

— Признаюсь тебе честно: больше всего на свете мне хочется получить сейчас вызов из Веллингтона. Надеть на себя форму и вместе с тобой отправиться в расположение. И знать, что мы принесем кому-то пользу и что нам не придется скучать. Ни минуты.

— Я понимаю, о чем ты, — ответил Фрэдди, кивая. — Тем не менее нам обоим необходимо научиться жить в мире, в котором нет войн. Вообще-то я и так ни на что не жалуюсь.

При желании в Лондоне можно найти массу развлечений. С нетерпением жду начала осеннего сезона охоты.

— Чтобы пристрелить в лесу одну тощую лисицу, — съязвил маркиз.

— Неужели тебе нравилось убивать французов?

Наступило непродолжительное молчание. Затем маркиз кашлянул и медленно заговорил:

— Что мне нравилось, так это ощущение постоянной настороженности, бодрости. А о результате своих действий на войне я старался не думать.

— Я тоже, — ответил Фрэдди. — Но порой от навязчивых мыслей было невозможно отделаться. Я размышлял о том, что французы такие же люди, как мы с тобой. Что имеют право жить и хотят жить, и на душе становилось отвратительно. А самыми неприятными были раздумья о том, что дома наших противников ждут матери, жены, дети…

— Ты намекаешь на то, что со мной не все в порядке? — спросил маркиз, глядя на друга исподлобья. — Что страстное желание воевать — это болезнь?

— Нет, — сказал Фрэдди. — Мне кажется, ты не хочешь продолжения войны. Все, в чем ты нуждаешься, — это ощущение опасности и постоянный прилив новых эмоций. А это совсем другое.

Маркиз победно улыбнулся:

— Это именно то, что я предлагаю сегодня своим гостям!

— Черт! — воскликнул Фрэдди. — Тебя никогда не переспоришь! Что ж, ты выиграл! Я тоже буду участником этого безумия! Надеюсь, что завтра тебе не придется плакать у моего гроба.

— Плакать? Можешь представить меня плачущим, Фрэдди? — Маркиз добродушно рассмеялся. — Я очень рад, что сумел уговорить тебя явиться на мое мероприятие. В противном случае ты всю оставшуюся жизнь сожалел бы о том, что отказался.

В тот момент, когда дворецкий взглянул на часы на камине, дверь открылась и в зал для принятия завтрака, слегка пошатываясь, вошел Фрэдди.

Один из лакеев рванул к столу, чтобы выдвинуть для него стул, второй подскочил и постелил ему на колени белоснежную салфетку, потом поспешно подошел к стене и взял с треногого столика серебряную кастрюлю с изображением фамильного герба. Под столиком горели пропитанные маслом фитили — таким образом пища в кастрюлях на нем была постоянно теплой.

Не успели подать Фрэдди первое блюдо, как он крикнул хриплым, неузнаваемым голосом:

— Бренди! Принесите мне бренди! Ничего другого не надо?

— Конечно, сэр!

Дворецкий сделал жест рукой лакею, который шел к Фрэдди с кастрюлей, тот остановился на полпути и вернул ее на треногий столик. Второй слуга уже торопливо направлялся к Фрэдди с графином из граненого стекла.

Когда бокал наполнили, Фрэдди окинул его удовлетворенным взглядом, но не успел сделать и глотка, как в зал вошел маркиз.

— С добрым утром, Фрэдди! — воскликнул он.

Друг ничего ему не ответил.

Пройдя к треногому столику и оглядев содержимое каждой из кастрюль, с которых лакей услужливо снимал крышки, маркиз указал рукой на одну из них.

— Положите мне отбивную из мяса молодого барашка, — велел он, прошел к большому столу и уселся рядом с Фрэдди.

Лицо Фрэдди выглядело неестественно бледным, а взгляд затуманенным.

Маркиз улыбнулся, внимательно рассмотрев его.

Лакей положил отбивную на тарелку хозяина, а дворецкий налил кофе.

— Твоя проблема в том, что ты смешиваешь разные напитки, Фрэдди, — сказал маркиз. — Я заметил вчера, что после шампанского ты принял приличную дозу портвейна. Я же так и продолжал пить шампанское, добавил лишь чуточку бренди.

Пить красные вина после светлых — весьма глупо, если тебе предстоит садиться в седло.

Что бы он там ни пил, по внешнему виду маркиза никто не определил бы, что вчера он полночи куролесил. Шалости и выпивка никак не сказались также и на его самочувствии.

— Дело вовсе не в том, что я смешал шампанское с портвейном, а в том, что у меня все тело гудит, а руку я до сих пор не чувствую — она была пристегнута к телу на протяжении слишком долгого времени.

— Наверное, слуга чересчур сильно затянул ремень, — беспечным голосом предположил маркиз. — Но держался в седле ты очень даже неплохо, несмотря ни на что. Обидно, что Лингфилд опередил тебя. На считанные секунды! Впрочем, сотня гиней — это тоже деньги.

— Я с удовольствием сам заплатил бы тебе две, три сотни, лишь бы не чувствовать себя так паршиво, как сейчас, — проворчал Фрэдди.

Маркиз рассмеялся:

— Тебе скоро станет легче. Вот увидишь. Только советую перекусить. Нет ничего хуже, чем алкоголь на голодный желудок.

— Лучше оставь меня в покое! Вот это мне действительно поможет.

— Хорошо, хорошо, — ответил маркиз. — Больше ни слова о тебе. Но вчерашний вечер удался на славу, согласись! Закуски были отменные.

Фрэдди пробормотал что-то неразборчивое, и маркиз продолжил:

— Надеюсь, ты не будешь отрицать хотя бы то, что скачки прошли на удивление удачно. Всего три игрока не достигли финиша. И вовсе не из-за того, что покалечились, как предрекал ты. У Бингхема захромала лошадь. У Хендерсона, кстати, тоже. А Айронсайд плюхнулся в воду над водным препятствием. Я нисколько этому не удивился — лошади у него всегда ужасные, хотя он хвастается ими при каждом удобном случае.

Фрэдди хлебнул бренди и наконец заговорил:

— У меня такое ощущение, что моя голова сейчас расколется от боли. Наверное, ты прав. Мне не стоило пить вчера бренди. Кларет, что подали после скачек, тоже был лишним, — Век живи, век учись! — Маркиз поднял вверх указательный палец. — Наверное, тебе никогда не приходило это в голову, но причина моих постоянных побед в собственных скачках кроется в том, что перед ними я гораздо более сдержан в употреблении алкоголя, чем остальные участники.

Фрэдди криво улыбнулся;

— Хитрец! Для того-то перед бегами ты и угощаешь своих гостей такими напитками, от которых сложно отказаться, чтобы они напились и не могли конкурировать с тобой!

— Угощение — это первое препятствие в моих скачках, — пояснил маркиз.

Фрэдди расхохотался:

— Серле, ты неисправим! Мне следует обвинить тебя в мошенничестве!

— Это вовсе не мошенничество. Я просто использую глупость других в своих целях. А сам никогда не увлекаюсь спиртным ни перед охотой, ни перед боем, — ответил маркиз.

— Верно, верно. Теперь я припоминаю, — согласился Фрэдди. — Перед скачками ты всегда пьешь крайне мало. Раньше я об этом не задумывался. А остальные заливают в рот эту дрянь — я имею в виду лучшие из твоих вин, — не зная меры.

Так сказать, набираются смелости. Смелости во хмелю.

— Вот именно, — подтвердил маркиз.

Он допил кофе, и дворецкий поспешно подошел к нему и вновь наполнил чашку.

В это самое мгновение дверь растворилась, и на пороге показался еще один мужчина.

— Доброе утро, Чемберлен! — воскликнул маркиз. — Фрэдди, ты, наверное, еще не видел Грэхема Чемберлена с тех пор, как приехал.

— Нет, — ответил Фрэдди. — Как поживаете, Чемберлен?

Приятно видеть вас.

— Я тоже рад нашей встрече, капитан. — Мистер Чемберлен добродушно улыбнулся.

Ему было тридцать семь лет. Он служил в том же полку, что маркиз и Фрэдди.

Когда управляющий отца оставил должность по причине старости, маркиз вспомнил об умном и энергичном офицере, командующем артиллерией.

Лейтенант Грэхем Чемберлен знал, что шансов на продвижение по службе у него практически нет, и когда маркиз предложил ему работу, которая показалась ему весьма увлекательной, он с радостью согласился.

Маркиз всегда гордился своим талантом подбирать подходящих людей на те или иные должности.

Мистер Чемберлен действительно отлично и быстро вжился в свою новую роль — роль управляющего.

Он принялся за работу с большим энтузиазмом. Расчетливый ум, знания и умения, полученные за годы службы в, армии, очень ему пригодились.

За первые шесть месяцев он упразднил множество ненужных элементов в системе управления всеми домами маркиза, укрепил эту систему и с легкостью сумел найти общий язык со всеми, с кем был вынужден сотрудничать.

— Скачки прошли очень успешно, Чемберлен, — сообщил маркиз.

— Я слышал об этом, милорд, — ответил мистер Чемберлен. — К сожалению, я должен вас огорчить. У меня плохие новости.

— Плохие новости? — На лице маркиза отразилось беспокойство.

Чемберлен кивнул:

— Сэр Чарльз Лингфилд мертв.

— Мертв? — вскрикнул маркиз. — Такого не может быть!

Он выиграл вчера второй приз и, когда уходил отсюда, был в прекрасной форме. Я проводил его до парадного входа.

— По пути домой с ним случился сердечный приступ, милорд. Его нашли рано утром в дальнем конце парка. Бедняга не дошел до дома.

— Мне ужасно жаль… — пробормотал маркиз.

— Мне тоже. — Фрэдди покачал головой. — Лингфилд был прекрасным человеком, и, можно предположить, отличным солдатом.

— Уверен, что ты прав, — добавил маркиз. — Будьте добры, Чемберлен, передайте его вдове мои глубочайшие соболезнования.

— Леди Лингфилд скончалась несколько лет назад, милорд, — ответил Чемберлен. — Но у вашего покойного друга осталась дочь. Представляю, как она воспримет событие о смерти отца!

— Тогда передайте мои соболезнования ей, — попросил маркиз. — И конечно, отправьте венок от меня. Где его похоронят? На деревенском кладбище?

— Думаю, да, милорд. У меня есть еще одна новость.

Маркиз резко вскинул голову:

— Надеюсь, вы не собираетесь сообщить мне о еще каком-нибудь несчастном случае?

— Нет. — Чемберлен покачал головой. — Полагаю, вы помните, что вчера велели всем своим гостям написать перед скачками завещания. Наверное, это была шутка.

— Конечно, шутка, — сказал маркиз. — Некоторые из них, которые я прочел, весьма забавны.

Он едва заметно улыбнулся, вспомнив, что один из участников бегов завещал ему свору гончих собак и изъявил такое пожелание: каждый год в день кончины их владельца поить животных бочковым пивом.

— Твои псы пьют пиво, дружище? — поинтересовался маркиз у автора завещания, как только прочел его.

— Не знаю. Сам выяснишь.

Согласно другому завещанию маркизу причиталась коллекция чучел птиц. Автор велел украсить ими самую красивую комнату в Труне.

— Вы хотите сказать, что и Лингфилд написал вчера завещание? — спросил маркиз у Чемберлена.

— Да, милорд. Кроме того, он заверил его подписями свидетелей.

Было в голосе управляющего нечто такое, что заинтриговало маркиза.

— И что же в этом завещании? — спросил он. — Скажите же нам скорее.

— Сэр Чарльз, милорд, назначил вас попечителем своей дочери.

— Попечителем дочери? — переспросил маркиз, глядя на мистера Чемберлена широко раскрытыми глазами.

— Да, ваша светлость. И должен известить вас о том, что документ, о котором идет речь, составлен по всем правилам и имеет полную законную силу.