Нежданная любовь

Глава вторая

Валета вошла в небольшую, но уютную гостиную и беспомощно огляделась по сторонам.

Ей казалось, что со дня смерти матери эта комната почти не изменилась.

Раньше семья проводила в ней очень много времени. Поэтому именно здесь хранилось все самое ценное, самое дорогое и красивое, что только было в доме.

На столиках и полках тут и там стояли не только великолепные фарфоровые вазы, которые мать Валеты привезла из родительского дома, но также и маленькие безделушки. Их Валета либо делала когда-то сама, либо покупала на свои детские сбережения и дарила отцу и матери на дни рождения и Рождество.

На стенах висело несколько великолепных акварельных рисунков — некоторые в рамах, некоторые — без. Талант художника проснулся в Валете еще в детские годы.

Кроме того, в этой комнате хранились книги. Они стояли на полках красивого книжного шкафа, выполненного в стиле чиппендэйл, лежали на некоторых из столов, а также на стульях, которыми редко пользовались.

Валета обвела гостиную печальным взглядом. Мысль о расставании с сотней вещей, таких дорогих ее сердцу, показалась ей невыносимой.

Она обожала читать в гостиной. А еще в кабинете отца.

Книг там тоже было видимо-невидимо. Они лежали повсюду — на полу, на стульях, на столах, и попытки навести в кабинете порядок обычно заканчивались неудачей.

«Разве я смогу уехать из этого места? — спрашивала себя Валета. — И если смогу, то куда поеду?»

Каждая комната в этом доме являлась частью самой Валеты. Но теперь, после смерти отца, она не могла продолжать жить в усадьбе. И не знала, куда ей деваться.

Об этом они уже разговаривали с няней — женщиной, находившейся с ней рядом с самого ее рождения. Та сказала, что слишком стара для переездов.

— Но, няня, мы просто не можем здесь оставаться.

— Почему?

— За этот дом мы должны вносить ежемесячную арендную плату, а без папиной пенсии у нас будет слишком мало денег.

Ты ведь знаешь об этом не хуже, чем я.

Няня вздохнула:

— Если его светлости хватит порядочности, в чем я, конечно, сомневаюсь, то он позволит вам жить в этом доме бесплатно. Ведь если бы не его безумные затеи, то ваш отец не скончался бы в столь молодом возрасте.

Няня говорила об этом так долго и так эмоционально, что Валета не выдержала и вышла из кухни, не желая, чтобы кто бы то ни было видел навернувшиеся ей на глаза слезы.

— О, папочка! — шептала она, закрывшись в кабинете отца. — Что я буду делать без тебя? Теперь мне не с кем смеяться, не с кем разговаривать…

Вспомнив, что отец терпеть не мог женские слезы, она быстро вытерла глаза и щеки, прошла к большому окну и посмотрела сквозь прозрачное стекло в сад.

Он утопал в цветах. И матери, и отцу Валеты доставляло истинное удовольствие работать в саду. А старина Джейк тем временем занимался огородом — выращивал овощи и не тратил времени на «всякую чепуху».

Смерть жены отец перенес очень тяжело. Но он любил свою дочь, а она любила его, и вместе они, пытаясь скрыть друг от друга свои страдания, как-то справлялись с болью утраты.

— Теперь я осталась совсем одна, — прошептала Валета. — И обязана жить дальше. Надо найти в себе силы, надо быть такой же выносливой, как папа.

Отец Валеты отличался невиданной храбростью, когда служил в армии. И в обычной жизни проявлял себя как человек стойкий и мужественный. Превратности судьбы всегда старался встретить с высоко поднятой головой. Неудачам и бедам было не под силу сломить его твердый нрав.

— Папа умер из-за своей смелости, — пробормотала Валета, закусывая от желания не расплакаться нижнюю губу. А в горле стоял огромный ком, и слезы были совсем близко.

Послышался звук открывающейся двери, и на пороге кабинета появилась няня.

— К нам пожаловал маркиз Труна, — сказала она недовольным тоном. — Хочет поговорить с вами.

— Маркиз? — Валета изумленно вскинула брови.

— Вы еще удивляетесь! Ему следовало прийти к вам гораздо раньше, посочувствовать вам, поддержать!

Валета не слушала няню.

Она принялась поправлять платье и приглаживать растрепавшиеся волосы. А через минуту вышла из кабинета и направилась по небольшому коридору в гостиную. Няня проводила ее материнским взглядом.

Приблизившись к двери гостиной, Валета приостановилась, сделала глубокий вдох и выдох, на мгновение зажмурила глаза, окончательно прогоняя слезы, и взялась за дверную ручку.

Маркиз стоял у окна с выступом и так же, как Валета несколько минут назад, смотрел в сад.

Он думал о том, как великолепно играют лучи солнца между клумбами с ярко-красными розами, расположенными по кругу, как цифры на циферблате часов.

У небольшой белой беседки росла жимолость. Все цветы были настолько ухоженными и красивыми и так радовали глаз насыщенными красками, что любой художник, наверное, увидев это чудо, непременно решил бы запечатлеть его в картине.

Услышав, что в комнату кто-то вошел, маркиз повернулся и замер в изумлении: внешность Валеты произвела на него поистине сильное впечатление.

Сэр Чарльз был человеком весьма приятной наружности, поэтому маркиз предполагал, что его дочь симпатична. Но никак не ожидал увидеть перед собой такую красавицу.

Небольшое лицо вошедшей в гостиную девушки по форме напоминало сердце. Самыми примечательными в нем были серые прозрачные глаза, обрамленные густыми темными ресницами.

Ее нежная кожа напоминала фарфор, а в светлые волосы, казалось, были вплетены солнечные лучи.

Маркиз думал, что дочь Лингфилда появится перед ним в траурных одеяниях, но ошибся.

На ней было белое муслиновое платье — из ткани весьма дешевой, но прекрасно облегавшей ее стройную чудесную фигуру, напоминающую фигуры греческих богинь.

Единственным знаком, говорящим о перенесенной этой девушкой тяжелой утрате, являлись две черные ленты, по-видимому, лишь недавно нашитые на платье под грудью.

На протяжении некоторого времени ни маркиз, ни Валета не произносили ни слова. Она заговорила первой — нежным, спокойным голосом:

— Вы желали меня видеть, милорд?

Он кивнул.

Сделав маркизу реверанс. Валета прошла к камину. Гость последовал ее примеру.

Она выжидающе посмотрела ему в глаза, но сесть не предложила. Было что-то странное в выражении ее ангельского лица.

— На прошлой неделе я просил передать вам мои глубочайшие соболезнования, мисс Лингфилд, — сказал маркиз. — И послал вам карточку вместе с венком. Надеюсь, вы прочли ее?

Валета не ответила, лишь едва заметно кивнула.

Последовало напряженное молчание. Маркиз ждал, что собеседница все же что-нибудь скажет, но этого не произошло.

И он вновь заговорил:

— Я не приходил к вам в дом с визитом раньше лишь только потому, что хотел дать вам возможность немного оправиться от потрясения, мисс Лингфилд. Сегодня же решил навестить вас. Нам необходимо обсудить с вами кое-какие вещи.

— Я догадываюсь, о чем речь, милорд. Об арендной плате за этот дом, верно?

Маркиз удивленно повел бровью:

— Признаюсь честно, это мне пока даже в голову не приходило. Во-первых, я хотел поинтересоваться, почему вы вернули пятьсот гиней, которые ваш отец выиграл в скачках с препятствиями.

Наступила очередная тягостная пауза. На этот раз, посчитав, что все время молчать — слишком неучтиво, Валета гордо приподняла подбородок и ответила:

— Вы полагаете, милорд, я должна была принять деньги, из-за которых мой отец лишился жизни?

— Я подозревал, что вы именно так воспринимаете случившееся! — воскликнул маркиз. — Хотя очень надеялся на другое. Поймите, смерть вашего отца не связана напрямую с устроенными мною бегами. Во время соревнований сэр Чарльз был великолепен.

Он немного помолчал.

— Доктор Мурленд сообщил мне лишь недавно, что в последнее время у вашего отца было не все в порядке с сердцем.

— Правильно, милорд, — сказала Валета. — А объяснил ли вам доктор Мурленд, что папе не следовало подвергать сердце чрезмерным нагрузкам?

— Значит, с его стороны было неосмотрительно соглашаться принимать участие в скачках.

— Крайне неосмотрительно, — согласилась Валета.

В ее голосе прозвучали обвинительные, враждебные нотки.

— Скорее всего любовь к физическим тренировкам и стремление проверить свою смелость взяли в вашем отце верх над предосторожностью. И вы не должны считать меня виноватым в случившемся, мисс Лингфилд.

Маркиз посмотрел на нее с укоризной.

— А кого, как не вас, мне считать виноватым в этом? — мужественно выдерживая его взгляд, спросила Валета.

Он хотел что-то ответить, но она не дала ему такой возможности.

— Думаю, вы предвидели, милорд, что некоторые люди, например, мой отец, могут согласиться принимать участие в вашем безумном развлекательном мероприятии лишь по одной причине: из желания выиграть деньги! И, надеюсь, знали, что ваши скачки весьма опасны и что кому-то они могут стоить жизни!

Голос Валеты звучал осуждающе и жестко, глаза выражали злобу и отвращение.

Маркиз не привык, чтобы женщины, особенно молодые и красивые, смотрели на него с неприязнью, и в первый момент почувствовал себя ужасно дискомфортно.

— Мне кажется, ваше обвинение несправедливо.

— Но я говорю правду, милорд, — ответила Валета. — Согласитесь. Мой отец был бы сегодня жив, если бы вы не предложили столь огромную сумму за выигрыш в совершенно нелепом мероприятии. Даже не верится, что эта бредовая затея пришла в голову взрослому человеку!

— Значит, вы считаете, что устраиваемые мной скачки — бредовая затея, — пробормотал маркиз.

— Именно! — с чувством подтвердила его слова Валета. — Вы должны были подумать о людях, которых вовлекли в свою игру! — Она перевела дыхание. — Скажу больше: вы подаете ужасный пример всем тем, кто живет и работает на землях Трута.

Разговор был вполне обычным — никто не повышал тона.

Но так категорично, так горячо и так правдиво с маркизом не беседовала ни одна женщина.

Он чувствовал себя вдвойне неприятно не только потому, что дочь Лингфилда обладала на удивление красивой внешностью, но и потому, что была очень молода. От этого ему с трудом удавалось подбирать нужные слова, оставаться спокойным и соблюдать правила приличия, — Скажу вам прямо, мисс Лингфилд: я не привык оправдываться перед кем бы то ни было. К тому же нам с вами необходимо поговорить совсем о других вещах. Для вас эта беседа крайне важна.

— Не могу себе представить ничего более важного, чем тот факт, что мой отец умер из-за чужой глупости! — отпарировала Валета. — А «кровавые деньги», которые мне принесли, я не приняла бы ни при каких обстоятельствах, даже если бы умирала с голоду! И считаю серьезным оскорблением ваш вопрос о том, почему я отослала их вам!

— Какую чушь вы несете! — ответил маркиз. — Ваш отец добровольно согласился принять участие в моих скачках, пусть даже настоящей причиной тому послужила нужда в деньгах. К тому же он превосходно держался в седле и, я уверен, получил от мероприятия большое удовольствие.

Он окинул гостиную многозначительным взглядом и добавил:

— Для вас пятьсот гиней были бы совсем не лишними. Я считаю ваше нежелание принимать их просто абсурдным.

Хотя… решать вам.

— Мое отношение к этим деньгам останется неизменным, милорд, — твердо сказала Валета. — Единственное, что в настоящий момент для меня действительно важно, так это необходимость вносить арендную плату за этот дом. Мне, конечно, не хотелось бы выезжать из него. А со смертью отца я лишилась его пенсии. Если бы вы снизили сумму оплаты…

— Установлением цен на дома, располагающиеся на наших территориях, занимаюсь не я, мисс Лингфилд, — ответил маркиз.

— Но только вы имеете право влиять на тех, в чьем ведении они находятся. Я убеждена, что для некоторых из фермеров-арендаторов весьма затруднительно платить помногу…

Ее голос резко оборвался.

Маркиз понял, в чем дело: она намеревалась опять перейти на враждебные тона, но передумала.

— Если фермеров не устраивают мои цены, — ответил он подчеркнуто холодным тоном, который на всех его знакомых всегда действовал устрашающе, — то они имеют право побеседовать об этом с моим доверенным.

— Вряд ли ваш доверенный, милорд, осмелится по своему усмотрению распоряжаться деньгами, которые принадлежат вам.

— Мисс Лингфилд, я чувствую, что наш разговор заведет нас в тупик, — с оттенком раздражения в голосе воскликнул маркиз. — И потом, вас не должны волновать суммы, которые мне платят за жилье фермеры!

— Они должны волновать вас, милорд! — Прозрачные глаза Валеты гневно засверкали. — Мы живем вдалеке от Лондона, тем не менее знаем, какие большие деньги вы тратите на организацию там пирушек и развлекательных мероприятий! Догадываемся также, что и на недавние скачки, во время которых взрослые мужчины выступали перед вами в качестве клоунов, были затрачены огромные средства! А о том, что этот год неурожайный и что общине фермеров придется ой как нелегко, вы, наверное, ни минуты не задумались!

Из ее груди вырвался странный звук, похожий на приглушенный стон, но она закончила свою мысль:

— Имеете ли вы, ваша светлость, хоть отдаленное представление о том, как люди, у которых нет ничего, кроме надежды, наблюдают за вашей праздной жизнью и невообразимой расточительностью?

Она говорила агрессивно и злобно, но маркиз — наверное, потому что голос ее был необыкновенно мягким и мелодичным, а губы пухлыми и красивыми, — не пришел в ярость.

Вместо этого он просто опустился в кресло и положил ногу на ногу.

— Я пришел к вам, мисс Лингфилд, с намерением поговорить совсем о другом. О вашей дальнейшей жизни. А мы с вами все дальше и дальше уходим от этой темы.

— Вам нет необходимости беспокоиться обо мне, милорд, — ответила Валета, гордо приподнимая подбородок. — Если только это не касается арендной платы за дом.

— Есть необходимость, — ответил маркиз.

— Если вы считаете, что чем-то мне обязаны из-за того, что случилось с папой, и именно поэтому решили проявить к моей дальнейшей судьбе какой-то интерес, то спешу вас заверить, что не нуждаюсь в вашей помощи.

— А я настаиваю на том, чтобы мы все же побеседовали о вас, — не терпящим возражения тоном заявил маркиз. — Вы слишком молоды. Чем вы планируете заниматься теперь, когда остались без родителей? Есть ли у вас какие-нибудь родственники, к которым вы могли бы переехать?

— Не стоит задумываться обо мне, милорд, — сухо ответила Валета. — Я решу все свои проблемы самостоятельно. В данный момент я мечтаю о единственном — остаться в этом доме.

— Собираетесь жить в нем совсем одна? — Маркиз изумленно уставился на собеседницу.

Она поджала губы, безмолвно давая ему понять, что это его не касается.

Маркиз ждал ответа.

— У меня есть няня, которая воспитывала меня с раннего детства, — нехотя произнесла Валета. — Вместе мы как-нибудь проживем.

— Каким образом? — поинтересовался маркиз.

Валета не желала отвечать на его расспросы, но все же объяснила:

— Будем выращивать овощи, которых на двоих нам вполне хватит. А еще я попытаюсь зарабатывать деньги.

— Как?

Она окинула его возмущенным взглядом и промолчала.

— Я хочу знать, — не унимался маркиз. — И кстати, имею на это полное право.

— Право?

— Да. В этом-то и заключается вторая причина моего к вам сегодняшнего визита, — пояснил маркиз. — Перед скачками ваш отец составил завещание.

— Завещание? — Валета непонимающе моргнула.

По ее виду было понятно, что она совершенно сбита с толку.

— Некоторые из моих гостей написали завещания в шутку, а сэр Чарльз подошел к этому со всей серьезностью. И даже заверил свой документ подписями двух свидетелей — соседей по столу!

Некоторое время Валета о чем-то размышляла, растерянно глядя на маркиза, потом спросила:

— И что же… написано… в этом завещании?

— Ваш отец назначил меня вашим попечителем до тех пор, пока вы не выйдете замуж или не достигнете возраста двадцати пяти лет, — ответил маркиз.

Несмотря на то что маркиз уже сидел в кресле, Валета до настоящего момента продолжала стоять.

Услышав столь невероятную новость, она почувствовала, что у нее подкашиваются ноги, шагнула к стулу, расположенному напротив кресла, и медленно опустилась на него.

Ее глаза, казалось, увеличились вдвое — настолько неожиданным явилось для нее заявление маркиза.

— Вы сказали… что назначены моим попечителем?

— Совершенно верно, — спокойно сказал маркиз. — Теперь вы, надеюсь, понимаете, почему я считаю, что имею право проявлять интерес к вашей судьбе.

— Какая глупость! Разве можно воспринимать все это всерьез! — воскликнула Валета. — Я уверена, что у юриста папы есть другое завещание. В котором написано, что все папино имущество переходит мне.

— Насколько я понимаю, этого имущества не так много, — сухо заметил маркиз.

— Для меня вполне достаточно! — с достоинством провозгласила Валета.

— Если бы этого вам было достаточно, мисс Лингфилд, тогда вы не просили бы меня снизить арендную плату.

— Все, что мне нужно, милорд, так это возможность продолжать жить в нашем доме. А еще чтобы вы оставили меня в покое.

— Скажем прямо, мечты не очень подходящие для молодой женщины. — Маркиз покачал головой.

— Тем не менее ничего другого мне не надо!

Он откинулся на спинку кресла, уселся поудобнее и небрежно заявил:

— Отныне мне решать, что вам надо, что не надо.

Ее глаза вспыхнули.

Маркиз с удовлетворением подумал, что теперь у него есть право пресекать грубости этой красавицы.

Она долго молчала, потом спросила гораздо более спокойным голосом:

— Неужели вы… действительно считаете, что вправе распоряжаться моей жизнью?

— Я на сто процентов уверен, что завещание, оставленное мне вашим отцом, имеет полную законную силу, — неторопливо произнес маркиз. — Можете обратиться в любой суд, и вам объяснят, что я — ваш попечитель. И что вы обязаны мне подчиняться.

На протяжении нескольких минут Валета размышляла о ситуации, в которой оказалась.

— Лучшим вариантом для нас обоих, — сказала она наконец, — будет забыть об этом глупом завещании. Вероятно, папа составил его после того, как «хорошо» поужинал.

Маркиз понял ее намек на то, что покойный сэр Чарльз находился в состоянии алкогольного опьянения, когда составлял завещание, поэтому спросил:

— Ответьте мне на один вопрос: ваш отец увлекался спиртным?

— Нет! Конечно, нет. В этом он всегда себя ограничивал.

— Вот видите! Из этого следует сделать вывод, что составление документа, о котором идет речь, вовсе не случайно. Я сам видел, что сэр Чарльз пил в тот вечер гораздо меньше других гостей, и уверен, что он написал завещание вполне сознательно. Более того, возможно, ваш отец предчувствовал смерть.

Валета растерянно хлопнула ресницами:

— Наверняка у вас нет… ни малейшего желания заботиться обо мне…

Маркиз тяжело вздохнул.

— Конечно, быть попечителем — дело хлопотное, — сказал он с важным видом. — Но не выполнить последнего пожелания вашего отца я просто не могу. Это моя святая обязанность!

— Мне хотелось бы взглянуть на это завещание, чтобы быть уверенной, что оно настоящее, — пробормотала Валета.

— Пожалуйста. Приходите в мой дом, и мистер Чемберлен, мой управляющий, с удовольствием покажет вам его. Вряд ли у вас получится доказать, что этот документ поддельный или не имеет юридической силы. Он заверен подписями двух всеми уважаемых джентльменов!

Валета сцепила пальцы в замок, положила их на колени и принялась что-то сосредоточенно обдумывать, как будто искала возможность перехитрить маркиза.

Он внимательно смотрел на нее, и она все больше ему нравилась.

Ресницы у нее были удивительно густыми и на фоне белой нежной кожи лица казались еще более темными.

Струившийся сквозь окно яркий солнечный свет играл в ее волосах, и хотя в них не красовались модные побрякушки, какие маркиз привык видеть в прическах женщин своего круга, они поражали великолепием и редкостью цвета.

Маркиз подался вперед:

— Предлагаю, мисс Лингфилд, закончить наш пустой разговор и перейти к серьезной беседе.

Валета подняла голову и посмотрела ему в глаза. Ее взгляд все еще светился ненавистью.

Но маркиз невозмутимо продолжил:

— Не сомневаюсь, что вы не горите желанием находиться на моем попечении. Признаться, и я не жаждал стать вашим попечителем. Но раз уж так вышло, нам следует подумать, как сделать общение друг с другом как можно менее затруднительным.

Валета сдвинула тонкие брови:

— Что вы имеете в виду?

— Давайте еще раз попытаемся поговорить о вашем будущем, только на этот раз не будем отходить от темы и поддаваться эмоциям.

— Я ведь уже сказала вам, — ответила Валета, — что хочу и дальше жить в этом доме вместе с няней.

— Что ж, первое время пусть будет по-вашему. До тех пор, пока мы не найдем вам подходящую компаньонку, — деловитым тоном сказал маркиз.

— Компаньонку? — переспросила Валета, изумленно пожимая плечами.

— Почему вас удивляют мои слова? Молодой привлекательной девушке нельзя жить одной в доме в компании единственной служанки.

— Но няня для меня вовсе не просто служанка! — запротестовала Валета.

— Ваши родители когда-то наняли эту женщину, поэтому она служанка, — терпеливо пояснил маркиз.

Валета закусила нижнюю губу и напряглась:

— Мне не нужна компаньонка.

— Неужели вы хотите, чтобы о вас поползли слухи? — спросил маркиз, глядя ей в глаза.

— Кому интересно сплетничать обо мне? — Валета с детской наивностью улыбнулась. — Соседи прекрасно знают, что я потеряла обоих родителей. Они все прекрасно поймут, я уверена. Ни у кого и язык не повернется говорить гадости за моей спиной.

— При других обстоятельствах это, возможно, было бы так, как вы говорите, — многозначительно понижая голос, сказал маркиз.

И понял по выражению ее лица, что до нее не доходит то, о чем он ей толкует.

— Вы — моя подопечная, а я — ваш попечитель. Не думаете ли вы, что оснований для рождения слухов уже достаточно?

Впервые с того момента, как Валета увидела гостя в этой комнате, она осознала, что перед ней красивый молодой мужчина, и ее бледные щеки залила густая краска стыда.

— Может… вам стоило просто порвать завещание папы… и забыть о нем? — пробормотала она чуть погодя.

— Если бы о нем больше никто не знал, — ответил маркиз, — то не исключено, что я поступил бы именно так.

Валета опустила голову и уставилась на собственные руки:

— Что вы… велите мне делать?

— Пока оставайтесь здесь. Если у вас есть какие-нибудь родственники и друзья, попросите их пожить с вами. Если нет… В любом случае я попытаюсь найти вам компаньонку.

Он знал наверняка, что это задача не из легких. Отыскать подходящую для этой роли женщину в кругу избалованных, привыкших к роскоши и развлечениям людей, в котором он вращался в Лондоне, казалось нереальным. Ни одна из лондонских дам не согласилась бы поехать в деревню и поселиться в небольшом, ничего собой не представляющем доме.

Словно прочтя его мысли, Валета вздохнула и сказала:

— Я подумаю, кого можно попросить жить со мной. Мне очень хочется остаться здесь.

Маркиз усмехнулся:

— Большинство девушек вашего возраста мечтают поселиться в Лондоне. Найти себе подходящего жениха и выйти за него замуж!

— Я об этом даже не думаю, — призналась Валета.

— Почему?

— Потому что я не могу себе позволить жить в Лондоне.

Это мне не по карману, — объяснила она, словно перед ней сидел несмышленый ребенок.

— Ax, вот оно что! — Маркиз фыркнул. — Я прекрасно это понимаю. Но как ваш попечитель мог бы что-нибудь придумать. Например, найти человека, который познакомил бы вас с представителями модных лондонских кругов.

— Нет. — Валета категорично покачала головой. — Мне все это ни к чему. И потом, я ведь уже сказала вам, что мечтаю лишь об одном: остаться здесь. К тому же… хоть вы и являетесь теперь моим попечителем… я все равно никогда не прощу вам тех бегов с препятствиями. И всегда буду считать вас ответственным за смерть папы.

Ее голос опять звучал жестко и гневно. Маркиз покачал головой:

— Перестаньте говорить глупости! Ваш отец прекрасно знал, что у него не все в порядке с сердцем. Ему не следовало принимать мое приглашение. Остальные участники бегов были гораздо моложе его!

— Насколько я понимаю, вы хотите полностью снять с себя вину, — ответила Валета, презрительно прищуривая глаза. — Я давно убедилась в том, что в вас нет ни капли жалости.

А теперь вижу, вы не ведаете и стыда.

— Вот, значит, какого вы обо мне мнения! — вспыхнул маркиз.

— Как я могу быть о вас другого мнения? Ведь случай на прошлой неделе — далеко не первая из ваших потех, результатом которой стала искалеченная человеческая жизнь!

— О чем это вы?

— Помните того молодого человека, что сломал ногу во время предыдущих ваших скачек? Он не умел как следует управлять лошадью. Бедняга по сей день не может ходить.

— Как его зовут? — спросил маркиз.

— Найджел Стоун.

— А-а! Вы говорите о генеральском сыне! Верно?

— Именно о нем.

— Да, я помню, что этот парнишка сломал тогда ногу. Но не думал, что она до сих пор не зажила, — ответил маркиз.

— Неудивительно! — воскликнула Валета. — Вы забываете о развлекающих вас клоунах, как только представление заканчивается!

Маркиз окинул Валету испепеляющим взглядом.

— Интересная у вас манера вести беседу, мисс Лингфилд, — медленно и протяжно сказал он. — Вы правильно делаете, что никуда не рветесь из этой деревни. В обществе ваша прямота произвела бы фурор!

Валета моргнула, и маркиз с удовлетворением подумал, что с блеском выиграл эту игру.

— Папа всегда повторял, — сдержанно и спокойно проговорила Валета, — что, если оппонент переходит на личные оскорбления, можешь считать, что он проиграл тебе.

Маркиз неожиданно для самого себя расхохотался.

— Я шел к вам и думал, что, услышав слова соболезнования, вы разрыдаетесь, и мне придется утирать вам слезы, — сказал он, немного успокоившись. — Мне представлялось, что вы с радостью и огромной благодарностью примете от меня любую помощь. Теперь вижу, что ошибался.

— И еще как ошибались, ваша светлость! — подтвердила Валета. — Я еще раз повторю, что ни в чем не нуждаюсь.

— Только не разговаривайте со мной так категорично, мисс Лингфилд. Я ведь ваш попечитель, не забывайте об этом. Вы обязаны мне подчиняться.

Она с гордостью приподняла подбородок, и маркиз отметил, что вовсе не сердится на нее.

Весьма неожиданный и необычный разговор, подумал он.

И несомненно, гораздо более интересный, чем можно было ожидать!

В его голове никак не укладывалось, что столь хрупкое, изящное и красивое создание, как эта девушка, способно на столь мужественные и честные поступки.

Ее глаза выражали явную ненависть, а это интриговало маркиза больше, чем все овальное в ней. Ни одна другая женщина на свете никогда не смотрела на него так.

— Наверное, мне пора пожелать вам удачного дня и попрощаться, мисс Лингфилд. Очевидно, нам обоим требуется время для того, чтобы спокойно обдумать наш разговор. Я зайду к вам завтра или послезавтра, и, надеюсь, мы более обстоятельно побеседуем о вашем будущем.

— Уверяю вас, в этом нет никакой необходимости, — ответила Валета. — Если я захочу что-то сказать вам, то передам вам письмо. А вы ответите мне.

— Я больше люблю живое общение. Так удобнее договариваться о чем бы то ни было. Поэтому я сам приду к вам, и мы продолжим сегодняшний разговор.

Он поднялся с кресла и направился к двери.

Валета не отвечала и не двигалась с места.

Маркиз приостановился и повернул голову:

— До свидания, мисс Лингфилд. Вообще-то нам лучше перейти на менее официальные обращения, согласны? — Валета упорно молчала. Ее глаза гневно сверкали. — До свидания, Валета.

Больше не дожидаясь ответа, маркиз вышел из гостиной и захлопнул за собой дверь. На протяжении нескольких мгновений из коридора доносились звуки его уверенных шагов.

Усаживаясь в фаэтон, который ждал его во дворе у дома, и мастерски выводя запряженных в него лошадей на извилистую тропу, а затем и на главную дорогу, которая шла назад в Трун, маркиз улыбался.

Когда звуки отъезжавшего фаэтона растворились вдали, Валета вскочила на ноги, сжала пальцы в кулаки и злобно стиснула зубы.

«Как он смеет так вести себя со мной? Зачем папа назначил его моим попечителем?» — с отчаянием думала она.

Ненависть к маркизу жгла ей сердце, единственное, что хотелось, — не видеть его больше никогда.

Когда он спокойно и самодовольно поднимался с кресла, ее так и подмывало ударить его по напомаженной голове, расцарапать ему физиономию. Но подобный поступок возмутил бы и ее мать и отца, да и сама она очень сожалела бы о том, что натворила.

Но никогда в жизни ни один человек не вызывал в ней столько ненависти.

Все, что люди рассказывали о маркизе, лишь углубляло ее презрение и неприязнь по отношению к нему, за исключением, конечно, рассказов о его подвигах на войне.

Лишь в те моменты, когда отец говорил ей об отваге и мужестве этого молодого мужчины, она испытывала к нему чувство глубокого уважения.

Покойный отец маркиза отличался властным и жестким нравом и считал, что лишь избранные могут быть удостоены его внимания, поэтому водил дружбу с весьма ограниченным количеством людей.

Тем не менее к семье Лингфилдов он всегда относился по-доброму: приглашал сэра Чарльза на состязания по стрельбе, а раз или два в год даже к себе в дом вместе с супругой.

Известие о его кончине очень опечалило сэра Чарльза.

Через некоторое время после смерти отца молодой маркиз уволился из армии, и жизнь на перешедших в его владение землях потекла совершенно по-новому.

Слуги в обоих домах маркиза были по большей части представителями проживавших на его территориях семей, поэтому об устраиваемых им увеселениях и пирушках знали все.

Люди более пожилого возраста чуть ли в обморок не падали, слыша, что вытворяет маркиз.

Отец Валеты постоянно пытался оправдать его действия.

— Это последствия войны, — объяснял он дочери. — Ему пришлось на протяжении нескольких лет бороться с неприятелем за границей. После такого испытания никому не удается оставаться таким, каким ты был раньше.

— Ты ведь не ведешь себя так, как он, папа, — возражала ему Валета.

Отец улыбался:

— Я слишком стар для подобных развлечений. И потом, у меня не так много денег, как у маркиза.

— Не могу представить себе, что, если бы у тебя имелись деньги, ты ударился бы в пьянство и разгул, — отвечала Валета. — Ведь на свете существует множество других способов развлечения.

— Не суди его строго, — говорил ей отец. — Представители многих поколений его рода защищали нашу страну от врага и заботились о людях в мирное время. И наш маркиз когда-нибудь образумится.

Валета же была уверена, что этот человек неспособен заботиться о ком бы то ни было, кроме себя.

Она слышала о том, какие подарки он делал молоденьким актрисам, выступавшим на сцене Ковент-Гардена, и о том, на какие отваживался подвиги, когда стремился доказать окружающим, что он лучший всадник и лучший стрелок. И все ради собственного удовлетворения.

Однажды маркиз устроил соревнования на фаэтонах — один из участников должен был приехать первым из Лондона в Ньюмаркет. В ходе состязания два фаэтона столкнулись. Были смертельно ранены три лошади, и их пришлось застрелить.

— Никогда не слышала о столь необузданном человеке, как этот маркиз! — с возмущением говорила Валета отцу, несмотря на все его разъяснения.

— Согласен, что до настоящего момента он проявлял себя в основном как хулиган, — отвечал отец, вздыхая. — Но, помяни мое слово, дочка, скоро его баловство закончится.

— Побыстрее бы это случилось! — отвечала Валета. — Ему давно пора вплотную заняться своими владениями. Эндрюс слишком стар для роли доверенного маркиза и не выносит, когда к нему приходят с проблемами и жалобами.

— Ты права, — соглашался отец. — Люди ждут не дождутся того момента, когда маркиз нагуляется и начнет заниматься делами. Они очень нуждаются в его внимании и помощи.

— Может, ты намекнешь ему на это, папа? — спрашивала Валета.

— Что ты, дочка! Неужели ты думаешь, что у меня есть возможность остаться с маркизом наедине и спокойно о чем-то побеседовать с ним? — Отец добродушно усмехался. — Я благодарен ему и за то, что иногда он приглашает меня на свои вечера. Народу у него бывает видимо-невидимо. И на серьезные темы никто не разговаривает.

Валета вздыхала.

В то утро, когда отца принесли мертвым после скачек у маркиза, она почувствовала, что была бы рада, если бы и сам маркиз отдал Богу душу. Если бы свернул себе шею во время своих проклятых бегов…

— Как я ненавижу его! — процедила она сквозь зубы, стоя в одиночестве в своей небольшой, милой сердцу гостиной.

И от отчаяния сильно зажмурила глаза и покачала головой. Теперь этот разгульный мерзавец был ее попечителем и имел над, ней власть!

Желая отделаться от невыносимых мыслей, она рванула к двери, выскочила из комнаты и прошла по небольшому коридору в кухню.

Здесь, склонившись над шитьем, ее уже ожидала няня.

Валета постоянно уговаривала няню перейти в какую-нибудь другую, более удобную комнату, когда та занималась не кухонными делами, но эти уговоры были бесполезны. Няня утверждала, что на кухне ей уютнее всего и что работается здесь лучше.

Услышав приближающиеся шаги Валеты, няня оторвалась от шитья и подняла голову. Войдя на кухню, Валета взглянула в уставшие добрые глаза старушки. В них застыл немой вопрос.

— Расскажите же мне, что он говорил?

Валета неторопливо выдвинула из-за стола стул и медленно опустилась на него.

— Я на сто процентов уверена, что наш маркиз — самый мерзкий человек в мире! — заявила она.

— Почему вы так расстроены, детка моя? — с тревогой спросила няня. — Я думала, что этот тип пожаловал к нам с единственной целью — принести вам свои извинения и выразить соболезнования. О чем вы беседовали?

— Совсем о другом, — мрачно сказала Валета.

— Что вы имеете в виду?

— Я до сих пор не могу в это поверить, няня! — с отчаянием воскликнула Валета. — Папа оставил маркизу завещание, в котором назначил его моим попечителем!

Няня отложила в сторону шитье, ошарашенно глядя на Валету:

— Вы не шутите?

Валета покачала головой.

На протяжении нескольких минут обе они напряженно молчали. Наконец няня вновь взяла в руки ночную сорочку, которую шила для Валеты, и продолжила работать.

— Вообще-то это не так уж и плохо, — заметила она. — Вы оказались в весьма затруднительном положении, и попечитель вам просто необходим. А маркиз — человек очень богатый.

Валета ахнула:

— Да что ты такое говоришь, няня? Неужели ты не понимаешь, что теперь моя ситуация вообще безвыходная?

— Думаю, вы ошибаетесь, — спокойно возразила няня. — После кончины сэра Чарльза я места себе не нахожу — все ломаю голову над тем, как вам дальше жить. Без денег, без родственников. Вам ведь и надеяться-то не на что! А с попечителем, тем более таким, все будет гораздо проще. И если он не пренебрежет своими новыми обязанностями, то нам следует ожидать больших перемен в жизни.

Валета, задыхаясь от негодования, вскочила со стула:

— Оказывается, ты не лучше этого маркиза, няня! Я хочу, чтобы моя жизнь продолжалась здесь! В этом доме, с тобой!

И не желаю подчиняться ни маркизу, ни кому бы то ни было!

— Успокойтесь, детка моя. Вы сами не понимаете, как вам повезло. Кстати, не забывайте, что попечитель обладает чуть ли не теми же правами, что и родитель. Вам придется слушаться маркиза и жить там, где он велит.

— Няня, да что с тобой случилось? — закричала Валета, окончательно выходя из себя. — Ты говоришь таким тоном, будто довольна тем, что происходит! Да как я могу воспринимать чудовище, виновное в смерти папы, как своего попечителя?!

— Поживем — увидим, — все так же невозмутимо ответила няня. — Только вы не волнуйтесь. Мне кажется, что это необычное обстоятельство обернется для вас чем-то очень удачным. Поживем — увидим.