Нежный цвет чертополоха

Глава четвёртая

Граф Бушар де Вандом де Бревьянд, едва услышав новость о дочери, страшно разволновался. Тотчас, отказавшись от охоты, Вандом поспешил назад в замок.

Когда Бушар на пиру в замке короля Людовика встретился с Изабеллой де Шапеллот, он и не подозревал, что эта прекрасная незнакомка является дочерью врага его семьи. Но любовь захватила мужчину с головой, и девушка, на его счастье, ответила славному рыцарю взаимностью, а старая вражда родителей не стала помехой для вспыхнувших чувств.

Молодые люди некоторое время тайно встречались, а позже Изабелла отпросилась пожить в монастыре, где со всем рвением намеревалась молиться господу. Разумеется, такому достойному желанию отец отказать не мог, и девушка отправилась в обитель. В тот же день влюблённые обвенчались.

Впоследствии Изабелла не раз отправлялась помолиться и исповедоваться, и граф Ульрих искренне радовался благочестию дочери. Отцу было невдомёк, что как только за спиной юной леди закрывались ворота и сопровождающие её слуги удалялись, плутовка через запасную дверь покидала обитель и вскоре оказывалась в объятиях Бушара. Всё это время молодые супруги проводили вместе, скрываясь от людских глаз в охотничьем домике, ютящимся в угодьях Бревьянда неподалёку от монастыря. Но счастье влюблённых длилось не долго…

Из Палестины от иерусалимского короля Амори прибыли гонцы с просьбой к европейским королям помочь в борьбе с Салах ад-Дином, но монархи не воспылали праведным желанием спасти христианского правителя от мусульманского нашествия. Правда, Людовик решил отделаться показной поддержкой и послал небольшой отряд крестоносцев, призвав к выполнению долга в том числе и графа Вандома. Влюблённый рыцарь надеялся, что расставание будет недолгим, но его поход затянулся на долгие девять лет.

Весть о том, что Изабель ждет ребенка застала молодого воина в лазарете, где Бушар после ранения боролся за свою жизнь. Позже, когда граф выздоровел, ему пришло второе послание о рождении дочери, но гонец сообщил и печальное известие о смерти супруги. Вандом тут же засобирался домой, но судьба вновь посмеялась над рыцарем. Неф с белыми парусами унёс его по неспокойным волнам не к родным берегам, а в мусульманский плен.

Многое пришлось пережить Бушару в неволе, но он сумел вырваться на свободу и добраться до христианских владений – древней Акры. Здесь он вступил в братство тамплиеров, и орден помог рыцарю вернуться на родину.

Той поздней осенью 1183 года, когда Вандом с отрядом крестоносцев возвращался из Палестины, постоянно шли дожди. Небо, окутанное тяжелой серой пеленою, навевало тоску, а холодные ветра пробираясь под промокшую одежду, жалили до онемения. Рыцари измотались в походе до последней степени. Повозок было мало, и раненые ковыляли сами, а если они не могли идти или ползти, их просто бросали. Жизнь казалась дерьмом, и лишь надежда добраться до дома и увидеть ребёнка, рождённого любимой женщиной, поддерживала Бушара.

Вот такие воспоминания граф Вандом хранил в душе по возвращении в Бревьянд. Но действительность оказалась не столь радужной, какой она казалось рыцарю издалека. Свой замок он обнаружил разграбленным войском Плантагенетов, а селенья опустошёнными бродячими разбойниками и голодом.

Услышав о возвращении славного рыцаря, Генрих Шампанский поддержал бедного Вандома и взял под свою защиту. Граф и по сей день служил сюзерену верой и правдой.

В надежде найти свою дочь, де Вандом первым делом поспешил к отцу своей возлюбленной. Но Ульрих не пустил отважного крестоносца даже на порог:

– Ты соблазнил мою дочь и посмел явиться ко мне на глаза! – кричал возмущённый отец. – Я велел отправить твоего ублюдка в приют! И меня не интересовало в какой монастырь вассалы отвезли младенца! – рыкнул де Шапеллот и потребовал выставить незваного гостя вон.

С тех пор не проходило и дня, чтобы сердце Бушара не сжималось от боли при воспоминаниях о любимой и потерянной малютке. Но не в характере Бушара было сдаваться и опускать руки, и отец начал поиски дочери. Во всей округе не осталось монастыря, где бы он не побывал сам или не послал туда своих людей, но всё безрезультатно: девочку найти так и не смогли.

Вандом уже отчаялся, решив, что малютка, наверное, тоже скончалась, и вот сегодня, в сердце бедного отца поселилась надежда: мечта всей его жизни сбудется, и он увидит свою дочь. От нетерпения и волнения по телу графа пробегала мелкая дрожь, и, лишь переступив порог, он воскликнул:

– Где она? Я хочу ее немедленно видеть! – потребовал Вандом и, прихрамывая, пошагал по залу, опираясь на отделанную слоновой костью и серебром клюку.

– Сейчас позовём, – зная вспыльчивый нрав хозяина, успокаивал господина привратник.

– Ей нужно привести себя в порядок, – вышла навстречу графу Лагрета.

– Конечно, – согласился Бушар и вдруг спохватился. – Да и мне стоит переодеться после охоты. Позови Фрея! – приказал он и поковылял в свои аппартаменты.

Слуга, выскочив из темноты перехода, незамедлительно поспешил за господином. Сменив запылившуюся одежду, граф строго спросил:

– Фрей, как я выгляжу? – ожидая честного ответа, взглянул на вассала Вандом.

Отступив на пару шагов, слуга пытливо оглядел наряд господина: парчовый сюркот[7] синего цвета с вышитой каймой и мехом белки, свисавшую с правого плеча бордовую накидку, отделанную вышивкой, и мягкие сапоги с заправленными в них красными шоссами.[8] Руку хозяина украшал семейный перстень с алым камнем, а двухполосная перевязь и серебряный венец указывали на его благородное происхождение.

– Все в порядке, мессир! – ответил Фрей.

– Так ли это? – недоверчиво насупил брови граф, но, оглядев себя в начищенное до блеска медное зеркало, остался доволен своим гардеробом и пошагал обратно в залу.

Вандом подошёл к высокому стулу и, прежде чем сесть, поправил складки плаща. Выставив вперед длинную ногу в плотно облегающем шоссе, господин грузно опустился на обитое бархатом сиденье. Покрутив носком до блеска начищенного сапога, граф положил руки на подлокотники и замер в ожидании. В его глазах блистали надежда и постоянная насторожённость, что не удивительно для человека, всю жизнь защищавшего свою жизнь и права от бесконечных посягательств врагов.

Хотя Бушар и выглядел спокойным и величественным, на самом деле в его душе метались тысячи сомнений.

«Действительно ли эта девушка моя дочь?» – терзался он, в нетерпении посматривая на лестницу.

Прознав о поисках графа, ушлые проходимцы пытались подсунуть ему всевозможных самозванок. Правда, никто в точности не знал, как выглядела жена Вандома, а потому поначалу с регулярным упорством Бушару предлагали всех, кого не лень. Претендовали на роль его дочери и жгучие востроглазые брюнетки, и рыженькие веснушчатые милашки, и светловолосые ангелочки, но, кроме заверений, что эта девочка рождена женой Вадома, никаких других доказательств сопровождающие соискательниц не представляли. Вглядываясь в черты детей, граф, не видя сходства ни с собой, ни с Изабелой, не испытывал душевного родства. И сегодня сердце старика взволнованно вздрагивало, он очень боялся вновь разочароваться, но в то же время ему безумно хотелось наконец обрести пропавшую дочь.

Между тем, преодолев первое разочарование от бедной обстановки предоставленной ей комнаты, Франческа, желая разглядеть себя уже при солнечном свете, вновь подошла к зеркалу. Взглянув на отражение, девушка пришла в ужас. Даже мутный металл позволял понять, насколько она до безобразия грязная и ободранная.

– Господи, я похоже на нищенку! – в отчаянье заскулила она и тут же топнула ножкой. – Берта, потребуй, чтобы мне подготовили горячую воду и приличную одежду.

– Хорошо, госпожа, – поклонилась нянюшка и удалилась.

На удивление скоро девушку провели в комнату с большой деревянной кадкой. С облегчением погрузившись в тёплую воду Франческа, почувствовала себя лучше, а, смыв всю грязь, окончательно повеселела.

Лагрета принесла гостье сохранившиеся наряды младшей сестры Бушара, которая давно вышла замуж и навсегда покинула стены замка. Взглянув на платье, девушка вздохнула, но понимая, что ничего лучшего ей не найти, смирилась и согласилась донашивать вышедшее из моды старьё.

Нянюшка помогла Франческе одеть тонкую нательную белую тунику. За ней последовало светло-синее платье – блио, с широкими рукавами из полотна ручной работы, расшитое белыми незабудками. Облегавшее ее прелестную фигурку платье девушка перетянула кожаным поясом. Волосы лёгкими волнами легли на приоткрытые девичьи плечи, и Берта тонким латунным венцом закрепила на них прозрачную вуаль.

– Ну вот теперь вы похожи на дочь графа, – улыбнулась старуха и, строго взглянув на воспитанницу, предупредила: – Помните, вы должны вести себя благочестиво и не забывать, что вы благородная леди.

Тут в комнату вернулась Лагрета, на её памяти дочерью графа назывались по меньшей мере две девицы, а потому служанка и не торопилась признавать в незнакомке хозяйку. Но, оглядев преобразившуюся замарашку, она в удивлении вскинула брови и смиренно опустилась в поклоне:

– Его милость ждёт вас, госпожа, – проговорила Лагрета, и Франческа, глубоко вздохнув, тихо последовала за провожатой.

Сердце девушки, готовое выскочить из груди, бешено колотилось, колени под широким подолом ветхого платья дрожали, и бедняжка готова была упасть в обморок. Опасаясь, как бы не оступиться, Франческа, касаясь выщербленных временем стен, неспешно спускалась по каменным ступеням. Закручиваясь спиралью, лестница заканчивалась в плохо освещённом переходе. Шаркая туфлями, вслед за подопечной плелась нянюшка, сжимая в руках шкатулку с драгоценностями. Опустив взгляд и скромно сложив руки, Франческа наконец зашла в залу, всё ещё не в силах поверить, что через мгновенье она обретёт отца.

«А если граф не признает меня? – вдруг кольнуло в груди и, испугавшись, девушка обратила мысленный взор к небесам. – О, Святая Мадонна будь снисходительна, разве я недостаточно настрадалась? Молю тебя. Сейчас решится моя судьба – быть мне дочерью графа, или, оставшись сиротой, отправиться в монастырь, – тут Франческа поняла, что последнее высказывание может, вовсе не понравится господу. – Нет, я ни в коем случае не считаю плохой участью посвятить свою жизнь тебе, – взялась она оправдываться, – но тогда я не смогу вернуть себе то, что принадлежит мне по праву. О, прости меня за мои пагубные мысли!» – совсем запуталась глупышка.

Закрытые ставни, защищавшие замок от полуденной духоты, пропускали мало света, и граф Вандом прищурился. При тусклом мерцании редких свечей он едва мог разглядеть лицо вошедшей девушки, но, лишь взглянув на неё, он разволновался.

– Прошу, дитя, подойди поближе, – ласково позвал Бушар.

Продолжая смотреть в пол, Франческа повиновалась, хотя ее так и подмывало взглянуть на графа. Но ей следовало помнить о хороших манерах, коим её обучала тетушка Жанна и о которых постоянно талдычила Берта.

Приблизившись, девушка всё же решилась взглянуть на господина и в полном недоумении вытаращила глаза. В мечтах Франческа представляла своего отца мужчиной средних лет, сильным, доблестным рыцарем, но вместо этого перед ней сидел высохший, обиженный судьбой старик. Поредевшие седые волосы воина спадали на угловатые плечи. Покрытое морщинами лицо уродовали мелкие шрамы и глубокий рубец на левой щеке, а костлявые пальцы человека цепко сжимали подлокотники стула. Серые, потерявшие былой блеск глаза графа пронизывающе посмотрели на неё, и Франческа смутилась.

Взглянув в лицо девушки, Бушар ошеломлённо замер и, не отводя взгляда, смотрел на неё, словно побитый пёс, вымаливающий прощение и подачку. Лишь издали завидев девичью фигурку и её струящиеся по плечам золотистые волосы, он решил, что к нему явилась сама Святая Мадонна, и дни его сочтены. А теперь граф и вовсе потерял дар речи. Сердце в груди старика вздрогнуло и затрепетало, тонкие губы нервно задрожали, а на его глазах застыли жгучие слезы. В своей жизни Бушар знал лишь одну женщину, ставшую для него идеалом чистой красоты, – это Изабель де Шапеллот, и теперь ему показалось, что она наконец вернулась к нему.

Пожирая глазами лицо Франчески, граф не мог поверить своему счастью…Те же милые черты: нежный овал подбородка, высокий открытый лоб, алые пухлые губки, аккуратненький носик и глаза… огромные, неземные, словно два необыкновенных сапфира, сияющих на прекрасном, мраморной белизны, лице.

Бушару хотелось заключить в объятия это прекрасное чудо, но он побоялся, что девушка неправильно поймёт его и, сдерживая дрожь, старый воин, только сильнее сжал подлокотники стула.

– Ну что ж, добро пожаловать, милое дитя, – пробормотал граф и, подхватив клюку, встал. – Давайте обедать, наверное, вы проголодались с дороги. Там и поговорим.

Стараясь успокоиться и собраться с мыслями, Вандом развернулся и поковылял к столу, а Франческа растерянно посмотрела ему вслед.

«Он ещё и хромой!» – с сожалением подумала девушка.

– Что это значит, нянюшка, он признаёт меня или нет? Он даже не спросил моего имени! – испуганно прошептала она Берте.

– Наверное, стоит его спросить об этом, – обескураженно пожала плечами женщина, а девушка в отчаянье закусила губу.

– Похоже, он не поверил, что я его дочь!

– Не беспокойся, моя дорогая, у меня есть доказательства, – спокойно возразила Берта, и сжимая в руках шкатулку, поспешила за графом. Только хозяин собрался присесть, как нянюшка поинтересовалась:

– Прошу прощения, ваша светлость, меня зовут Берта, – представилась она и присела в почтенном поклоне. – Я оберегаю эту девушку с детства.

– Что ты там бормочешь, женщина? – поморщился Вандом, недовольно взглянув на старуху, и сел за стол, в ожидании вина и яств сложив руки перед собой.

– Ваша светлость, нам бы хотелось знать, вы признаете эту девушку своей дочерью? – спросила нянюшка, и граф вновь задумчиво уставился на Франческу.

«Она очень похожа на Изабель. И по возрасту подходит. Неужели я наконец нашёл свою дочь?! – взволнованно стучало сердце отца. – Бедняжка, из-за меня она стала сиротой с самого рождения. Ей наверняка ничего неизвестно о женщине, которая ее родила. Я должен рассказать ей об Изабель, но как мне это сделать? Она посчитает меня подлецом, ведь я, получается, бросил их обеих».

Прерывая мысли хозяина, Берта вновь поинтересовалась:

– Так что вы скажете, ваша светлость? Вот это мне велено передать вам, – протянула она ларец.

Вандом нахмурился:

– Что там?

– Здесь подтверждение того, что эта девушка ваша дочь. Это велела передать вам аббатиса Мелиса, из Ремирмонского аббатства, – поклонилась Берта.

– Аббатиса Ремирмонского аббатства? – удивился граф.

Он виделся с монахиней лет шесть назад, и настоятельница уверяла, что у них нет подходящей по возрасту девочки. Этот монастырь был одним из первых, куда наведался Бушар, именно сюда приезжала Изабель, чтобы потом встретиться с ним.

«Неужели служительница церкви соврала? Разве такое возможно? Или просто не знала или не хотела говорить? Но почему?» – терялся в догадках Вандом и настороженно потянулся к шкатулке.

Открыв её, он взглянул на содержимое. Внутри лежал сложенный вдвое пергамент и несколько драгоценных украшений, в том числе и большая золотая брошь в виде листа клёна с алым камнем посередине. При виде её у графа снова нервно задрожали губы.

«Эта вещь принадлежала Изабель, я подарил ее, когда мы обвенчались».

Старый воин вновь разволновался и достал из шкатулки папирус. Прищурив глаза, он прочитал:

«Мой муж, мой возлюбленный, мой Бушар! Чувствую, что дни мои сочтены, и очень сожалею, что судьба отвела нам так мало счастливых дней. Особенно мне горестно оставлять нашу маленькую девочку. Мой отец грозиться отправить её в монастырь, и я молюсь лишь об одном, чтобы господь сохранил тебя и её и позволил вам обрести друг друга. Я знаю ты, моя любовь, обязательно найдёшь мою девочку и сделаешь всё для нашей малышки. Надеюсь, вы будете счастливы, а я буду взирать на вас с небес и радоваться за вас, мои дорогие. Мой возлюбленный, поцелуй за меня нашу дочь. А я мысленно целую тебя и ухожу с мыслью о тебе и нашей девочке. Любящая тебя, Изабель».

Строчки поплыли в глазах графа и, не в силах сдержать слёз, он уронил голову на руки. Женщины изумлённо смотрели на растроганного старика, и у Франчески защемило сердце. Наконец Бушар пришёл в себя и, стыдясь собственной слабости, хмурясь вытер глаза, положил письмо обратно в шкатулку и взглянул на девушку:

– Как тебя зовут? – несмотря на все его старания голос мужчины дрогнул.

– Франческа, – пролепетала она, не сводя с него глаз.

– Что за нелепое имя у такой прелестной девушки? Наверное, тебя назвали так в честь святой покровительницы пилигримов? – сдерживая волнение, предположил он. Не зная, что ответить Франческа удивленно открыла рот, но Бушар приказал. – Подойди ко мне.

Девушка повиновалась и встала рядом со стариком. Резко поднявшись с места, граф крепко обнял её и, уткнувшись лицом в её волосы, вновь прослезился.

– Ты так похожа на свою мать, – прошептал Вандом. – На мою прекрасную Изабель.

«Похоже, граф действительно сильно любил мою матушку», – поняла Франческа и неожиданно почувствовала к мужчине жалость. Незнакомое тёплое чувство растеклось по груди, а в голове мелькнула непривычная и в тоже время безумно приятная мысль: "Отец?! Неужели у меня теперь есть отец?!" – радостно встрепенулось сердце. Неожиданно для себя она обвила шею старика руками и тоже прослезилась.

Обнимая графа, Франческа вознесла Святой Мадонне благодарность: «Спасибо, что не оставила меня!» – ликовала юная леди, понимая, что теперь её судьба решена, но самое удивительное – она обрела отца.

В это время слуги, настороженно косясь на хозяина, обнимающего незнакомую девушку, накрывали на стол. Бушар, немного успокоившись, выпустил Франческу из объятий и, указав ей знаком сесть напротив, сам опустился на своё место. Виночерпий наполнил бокал господина вином, он отхлебнул и, похоже, полностью взял себя в руки, только лихорадочно горящие глаза выдавали его волнение. Не сказав ни слова, граф сложил пергамент и спрятал за пазуху, а шкатулку вернул Берте. Женщина поклонилась и поспешила обратно в предоставленную им комнату.

Отпив ещё глоток, Вандом вновь взглянул на девушку.

– Ваша светлость, вы можете рассказать мне что-нибудь о моей маме, – сгорая от нетерпения, спросила Франческа. Ей хотелось знать всё, что касалось ее рождения, ведь тётушка Жанна не любила это обсуждать.

– Отец, – поправил он её. – Прошу, дитя моё, называй меня отец, – граф, не зная, с чего начать, неожиданно замолчал, но, собравшись с мыслями, начал повествование о вспыхнувшей любви.

Затаив дыхание, девушка слушала романтичную историю своих родителей и даже забыла о еде, хотя была страшно голодна, а когда Вандом закончил говорить, она глубоко вздохнула.

«Как бы сложилась моя судьба, если бы граф не отправился в земли Палестины?» – печально размышляла Франческа и, заметив её задумчивость, старик по-доброму улыбнулся.

– Ну не стоит печалиться. Все наши беды позади. Теперь ты дома и моё сердце спокойно. – Слуга подлил господину вина и он, взглянув на привратника, поинтересовался. – Какие покои вы предоставили моей дочери?

Слуга сделал знак, и в залу влетела Лагрета; взглянув на неё, Гуго передал ей вопрос хозяина.

Женщина явно растерялась и, с опаской покосившись на Франческу, пролепетала:

– Комнату прислуги, ваша милость, – и поспешила оправдаться. – Мы не знали, мессир, кто эта девушка.

– Ну а теперь знаете? – насупил он брови.

– Конечно, господин, я сейчас же отдам распоряжение, чтобы подготовили покои вашей сестры, – поторопилась заверить служанка и тут же исчезла с глаз, а у Франчески внутри всё возликовало.

– Ну что же ты не кушаешь? – заметив, что она почти не притронулась к еде, притворно нахмурился граф. – Давай, давай, я не хочу, чтобы мою дочь унесло ветром, – расплылся в улыбке Бушар и взял с блюда большой кусок телятины.

Улыбнувшись отцу, Франческа тоже подхватила кусочек и с аппетитом взялась его поглощать.

– Ну теперь расскажи, как ты жила всё это время? Почему аббатиса Мария говорила, что у неё нет такой послушницы, – вдруг спросил граф и девушка растерялась.

Она совсем была не готова к вопросу и теперь не знала, что ей ответить. Понимая, что врать о монастыре, которого она в глаза не видела будет сложно, она, подумав, решилась открыться.

– Потому что я никогда не была в этом монастыре, – потупилась девушка.

– Вот как? – вскинул брови граф. – А в каком же монастыре ты тогда воспитывалась и как потом попала в Ремирмонское аббатство?

– Я не воспитывалась в монастыре и в аббатстве никогда не была, – ответила Франческа и, заметив немой вопрос в глазах графа, призналась. – Я всё время жила в Шапеллоте.

Вандом замер и, обдумывая сказанное, всё больше хмурился.

– Ах, этот старый чёрт Ульрих! – наконец воскликнул он. – Вот значит, как решил отомстить! Раз я отобрал его дочь, он решил лишить меня моей! И как я сразу не подумал об этом! Его счастье, что он не вернулся из святых земель, я сам бы свернул ему шею!

– Не говорите так! – воскликнула Франческа. – Дедушка был добр ко мне и очень меня любил!

Вандом сначала сердито зыкнул на девушку, но потом, взглянув в её глаза, обмяк.

– Да, наверное, на его месте я поступил бы так же, – вздохнул он. – Разве можно не любить тебя, дитя моё. В конце концов бог рассудил нас и вернул тебя мне, а потому я готов теперь простить ему все обиды. – Но неожиданно граф задумался и озабоченно посмотрел на дочь. – Я слышал о том, что Генрих Шампанский требовал освободить Шапеллот, но Жанна не пожелала сдаться. – И напряжённо нахмурившись, проронил: – Выходит, ты единственная наследница графа Ульриха?

Граф ушел в себя и опустошил бокал, а через некоторое время проговорил:

– Будет лучше если ты никому не будешь сообщать, кто твоя мать. Это Жанна научила врать про аббатство? – строго взглянул он и Франческа только пожала плечами. – Вот и дальше говори, что ты воспитывалась там. Я сам съезжу к настоятельнице и переговорю с ней.

– А если меня начнут расспрашивать об этом аббатстве?

– Ничего, погостишь там недельку-другую, со всем познакомишься и разберёшься, – улыбнулся Вандом. – А теперь можешь пойти к себе. Думаю, ты устала с дороги и тебе нужно хорошо отдохнуть.

Франческа улыбнулась, встала из-за стола и почтенно поклонились отцу. Граф хлопнул в ладоши, тут же появились слуги, готовые проводить госпожу в предназначенные ей покои. Когда девушка удалилась, хозяин приказал позвать Свена, и лишь рыцарь оказался в зале, как Вандом проговорил:

– Я признателен вам! Вы смогли отыскать мою дочь и доставить её сюда, – поставив пустой кубок на стол, проговорил граф.

– Это честь для меня служить вам, ваша милость! – поклонился рыцарь.

– Итак, Свен из Эльзаса, как я могу тебя отблагодарить?

– Для меня нет большей благодарности, чем служить Господу нашему по воле, которой я смог оказать вам небольшую услугу, – скромно ответил Свен, и хозяин оценил его ответ.

– Ну что ж ты стоишь – присаживайся, угощайся, – предложил Вандом, и рыцарь опустился за стол. – Я слышал ты уже принял устав храмовника?

– Да, мессир.

Бушар тяжело вздохнул, он знал, как быстро можно поддаться мечтам о славе.

– Где? – продолжал расспрашивать граф.

– В храме святого Петра.

– Тогда тебе нужны доспехи благородного рыцаря, – заявил граф, рассматривая поношенную кольчугу воина, и указал рукой на стоящий в углу резной сундук. – Вон там я храню свои доспехи и накидку храмовника, в которых воевал. Возьми их, они твои, или ты желаешь, чтобы я отплатил тебе серебром?

Свен был очень удивлён тем, что граф расплачивается доспехами крестоносца. О таком он даже и не мечтал. Он слышал о знаменитой кольчуге графа, сделанной в далёкой Руси, она была исключительно прочной и лёгкой. Глаза рыцаря заблестели от радости:

– Благодарю, ваша милость, я возьму доспехи, – поспешно ответил Свен, боясь, что хозяин может передумать, но, вспомнив о случае в лесу, вдруг засмущался. – Только, сир… Такую награду в большей степени заслуживает Марсель де Феррон, – пробормотал он и, заметив удивлённо вскинутые брови хозяина, рассказал ему о происшествии в лесу.

Выслушав рыцаря, Вандом возразил.

– Эти доспехи заслуженно принадлежат тебе, что до де Феррона, я подумаю, как его отблагодарить, – пообещал граф, и Свен облегчённо вздохнул.

Поужинав и получив кольчугу, рыцарь отправился отдыхать: поутру он собирался отправиться к своему господину в Эльзас.

Переступив порог просторной комнаты, Франческа счастливо улыбнулась.

– Вот это обстановка, достойная дочери графа! – мысленно воскликнула она.

Франческа оглядела большую кровать с резным изголовьем, тяжёлым балдахином и заправленную расшитым узорами толстым покрывалом. Прошлась вдоль стен, разглядывая красочные гобелены, и шагнула на устилающий пол восточный ковёр, с удовольствием почувствовав его тепло и мягкость, заглянула в начищенное зеркало в витиеватой серебряной раме и взяла со столика, инкрустированного перламутром, новенький гребень из слоновой кости. Повертев его в руках, она положила его на место и отметила кованные шляпки медных гвоздей на обитых кожей сундуках. Открывать их Франческа не стала.

«Успеется, – решила она для себя и провела пальчиком по великолепной работы серебряному кувшину и бокалам. Оглядела фаянсовый таз для умывания, подошла к огромному камину с уже полыхающим в нём огнём и совершенно счастливо улыбнулась: "Господи, спасибо тебе! Всё мои беды позади!"

В комнату зашла взволнованная Берта.

– Ну как, девочка моя? О чём тебя расспрашивал граф? Надеюсь, ты всё правильно сказала ему про аббатство и мать.

– Нет, я ему во всем призналась.

– Зачем! – всплеснула руками женщина.

– Ты предлагаешь мне обманывать человека, который только что признал меня дочерью? – отчаяние ясно читалось в глазах Франчески.

– Наверное, вы правы, дитя моё, – вздохнула нянюшка. – Граф Ульрих мёртв, госпожа тоже, зачем теперь скрывать от Вандома, где ты была всё это время. А отец сумеет защитить свою дочь.

Берта помогла госпоже раздеться, и Франческа, растянувшись на мягкой перине, уставилась в потолок.

– О, Святая Мадонна, что же будет с со мной дальше? Вечерние сумерки стремительно упали на землю. Июльская духота еще висела в воздухе. Замок окутала тишина, только эхо звонких ударов молота разносилось по окрестности.