Глава 4

Флер вышла из кареты Дэниела Сент-Джона и в сопро­вождении слуги направилась к входной двери тюрьмы.

Было одно немаловажное удобство для двадцатидевя­тилетней женщины, оставшейся в девицах и посвятившей себя благотворительной деятельности. Когда ты говоришь маленькую ложь, люди тебе верят. Мистер Сент-Джон и его жена Диана думали, что она собирается посетить собрание, которое планирует открыть новую школу для рабочих.

Флер знала все о лондонских тюрьмах. Она поддержи­вала таких реформаторов, как Элизабет Фрай, которые хо­тели улучшить условия содержания заключенных. Она не­одобрительно отнеслась к решению мистера Томпсона по­местить Данте в одну из самых худших тюрем. На узкой мно­голюдной улице воняло пищевыми отходами, из старых строений доносился гул голосов. Облупленная штукатур­ка, почерневшая от времени и сырости, производила гне­тущее впечатление.

Гордость Данте будет уязвлена, если кто-то его увидит в этом месте. Флер тщательно отрепетировала план, соглас­но которому она якобы оказалась здесь.

Жена главного тюремщика встретила ее с поклонами, и это означало, что к предпринятым Флер шагам отнеслись благосклонно. Флер прислала ей модное платье с широкой юбкой из серебристо-голубого муслина.

Женщина ввела ее в зловонную приемную, в которой находились должники, а их кредиторы пытались заполучить свой долг. Несколько окон камеры пропускали минимум света, но Флер все же сумела разглядеть, что особых попы­ток обеспечить какой-то комфорт здесь не предпринима­лось. Несмотря на убожество обстановки, ее поразил бое­вой дух мужчин, играющих в карты на кусочки соломы.

В самой гуще этих игроков, с шуточками и смешками, продолжал ту самую игру, которая и привела его сюда, Данте Дюклерк.

В отличие от своих товарищей, у которых был довольно помятый вид, Данте выглядел безупречно. Было видно, что этот галстук он носит уже несколько дней, а сюртук нужда­ется в утюге. Однако он был выбрит и одет словно для вы­езда в город, хотя не приходилось сомневаться, что за пре­делы этих, стен ему не вырваться.

– К вам посетительница, мистер Дюклерк. Леди, – объявила женщина.

Они посмотрели в глаза друг другу. Улыбка слетела с лица Данте. Бросив карты, он подошел к ней.

– Мисс Монли, я удивлен. – В его тоне явно слышалось неодобрение. – Мег, я провожу ее во двор.

– За десять пенсов вы можете воспользоваться моей комнатой, если хотите.

– Мы выйдем во двор, Мег.

Данте вывел Флер из помещения. В загоне хрюкали три свиньи, несколько цыплят клевали почти голую землю. У дальней стены находилась грубо сколоченная скамья.

– Вам не следовало сюда приходить.

– Не бранитесь, Данте. Мне уже доводилось видеть по­добные места, Я привезла вам кое-что от Шарлотты.

– Она уже присылала деньги, чтобы заплатить за мясо. Скажите ей, что я ни в чем не нуждаюсь.

– Это не совсем от Шарлотты. – Флер села на скамью и извлекла из ридикюля маленький кошелек. – Одна леди навестила вашу сестру, когда мы на прошлой неделе воз­вратились в город. Она сказала, что вы подарили ей эти дра­гоценности при расставании. Узнав о вашем нынешнем по­ложении, она сочла себя не вправе держать их у себя.

Открыв кошелек, Флер вынула две аметистовые се­режки.

Данте посмотрел на них.

– Не сомневаюсь, вы сочли безумием с моей стороны, что я потратил на это мои последние гинеи.

– Я думаю, вы решили, что эти гинеи не сделают погоды и для вас важно поддержать репутацию.

– Вы откровенны, Флер. – Он взял кошелек. – И доброжелательны. А теперь вы должны идти. Это не место для вас.

Однако Флер даже не пошевелилась. Целую ночь она провела в мучительных размышлениях, в результате яви­лась сюда и пройдет все до конца.

– Я пришла с визитом к вам, Данте. И очень невежли­во выгонять меня.

– Прошу прощения. Разумеется, святая Флер хотела бы утешить заключенного. Я даже не спросил о вашем здоровье. Вам сейчас лучше? Если Шарл привезла вас в город из Леклер-Парка, я делаю вывод, что вы благополучно выздо­равливаете. Вы выглядите сегодня очень славно. Голубой наряд оттеняет цвет ваших глаз.

Все эти любезности он произносил довольно саркасти­ческим тоном. Да, его гордость была уязвлена. Он явно хо­тел, чтобы она ушла.

– Да, я выздоровела, благодарю вас. Я оставалась с Сент-Джоном, пока поправлялась.

– А Фартингстоун?

– Он не допускал его. Вплоть до настоящего времени.

Суровое выражение на его лице исчезло. Он снова стал похож на Данте, который в течение одного дня во время пребывания в коттедже был ее другом. На его лице появи­лась озабоченность.

– Чего он хочет?

– Он собирается попросить Верховный суд, чтобы все мои финансы были поставлены под его контроль по причине моего душевного состояния и моей неспособности здраво мыслить. Адвокат Сент-Джона считает, что он мо­жет добиться успеха. То, что я убежала и меня нашли в кот­тедже с вами, вряд ли мне поможет. Наряду с контролем над моими финансами он намерен просить об опекунстве надо мной.

Данте сел рядом.

– Черт бы побрал этого типа! Если дойдет до этого, может, вам лучше попросить кого-то об установлении опекунства. Мой брат вернется через месяц. Он согласится на это.

– Хотя я полностью доверяю Леклеру, я не хотела бы возлагать эту ответственность на его плечи или быть подот­четной ему. Я думаю о другом решении.

– Если могу вам чем-то помочь, то я к вашим услугам. – Данте вдруг взволнованно поднялся. – Здесь неподходя­щее место для вас, и если узнают, что вы здесь побывали, у Фартингстоуна появятся дополнительные козыри. Очень любезно с вашей стороны, что вы навестили меня, Флер. Признаюсь, что я беспокоился о вас все эти дни. Тем не менее вам лучше уйти.

– Пожалуйста, сядьте, Данте. Я хочу рассказать вам о своем решении и узнать, что вы о нем думаете.

Данте со вздохом повиновался. Она немного отстрани­лась от него, чтобы можно было наблюдать за цыплятами и свиньями, а не за его реакцией. Она опасалась, что не захо­чет видеть, как он отнесется к ее словам.

– Данте, Леклер когда-нибудь говорил вам, почему мы с ним не поженились?

Воцарилось молчание.

– Разумеется, нет, – наконец ответил Данте. – Пола­гаю, что из-за Бьянки.

Она и раньше знала, что Леклер не рассказывал об этом Данте, но некоторая надежда на это все-таки была. Это зна­чительно облегчило бы объяснение.


– Дело было не в Бьянке. Между Леклером и мной ни­когда не было настоящего романа. Все это было притворством. Я не хотела выходить замуж, и этот спектакль давал мне возможность выиграть год.

– Это многое объясняет. Я всегда думал, что Вердж пло­хо поступил с вами. Любовь многое прощает, но вы и он были почти обручены, перед тем как Бьянка приехала в Англию.

– Это было притворством с самого начала. Я никогда не собиралась выходить замуж. – Флер закрыла глаза, сде­лала глубокий вдох и продолжила: – Правда, по мере того как крепла наша дружба, мне приходила мысль, что воз­можна альтернатива. Такой нестандартный вид брака. Я предложила ему, но он отказался.

– О чем вы говорите, Флер?

Как сказать об этом напрямик? Она не говорила об этом так откровенно с Леклером. Он каким-то образом знал, что именно она имеет в виду.

– Флер, вы предлагали моему брату фиктивный брак? Брак без физической близости?

Она почувствовала, как запылало ее лицо.

– Я не удивилась, что он отказался. Думаю, что мое со­стояние делало брак со мной соблазнительным, но, как ви­конт, он хотел сына.

– Почему вы мне это рассказываете? Вы задумались о замужестве?

– Вчера вечером после встречи с Грегори я подумала об этом. Мне пришла в голову мысль о таком браке, какой я предлагала вашему брату. Муж будет иметь право, кото­рое Грегори не сможет обойти. Понимание этого положит конец его преследованиям. Я права, не правда ли? Вы не находите?

Снова воцарилось длительное молчание.

– Я могу лишь сказать, что вы должны быть предельно осторожны в выборе человека для этой цели, Флер.

То, каким тоном это было сказано, заставило Флер по­смотреть Данте в лицо. Он глядел на нее изучающим, за­думчивым взглядом.

–Да, очень осторожной, – согласилась она. – Это дол­жен быть человек, которому я доверяю. Человек, который с твердым пониманием отнесется к тому, что я не могу быть настоящей женой.

Он продолжал смотреть на нее. Она почти растеряла все свое мужество, но воспоминание о багровом, с прожилка­ми, лице Грегори, который требует ее возвращения от Сент-Джона, о том, каким вкрадчивым и в то же время непрере­каемым тоном он с ней разговаривал, заставило ее взять себя в руки.

– Это должен быть человек, живущий полной жиз­нью и заинтересованный в том, чтобы этот брак не стес­нил его, – продолжила она. – Мужчина, который полу­чит половину моего дохода и позволит мне использовать другую половину так, как я пожелаю. В реальности мы оба будем жить порознь. В действительности мы не будем на­ходиться в браке.

– Вы рисуете мужчину, безукоризненно честного, ко­торый должен быть своего рода образцом. Как, например, мой брат. Но таких, как он, очень мало.

– Я имею в виду порядочного человека, но вовсе не хо­дячую добродетель. Может быть, это такой мужчина, который не возьмет и пенни от подруги, но сможет принять со­лидную сумму от жены. Человек, имеющий богатый опыт, который знает, что свеча не загорается до тех пор, пока ее не подожгут. Мужчина, которому нет нужды искать утех у жены, потому что он может найти их в любом месте за одну лишь улыбку. Такой, как вы.

Ну вот. Слово сказано.

Выражение лица Данте сделалось еще более сосредото­ченным. Он продолжал изучающе смотреть на нее, словно пытаясь определить, насколько она серьезна.

Казалось, прошла целая вечность в молчании, которое нарушали звуки городской жизни да кудахтанье кур. Флер вознесла молитву о том, чтобы на его лице не появилось отвращения.

Ей пришлось отвернуться.


– Я никогда не собиралась делать подобное предложе­ние какому-либо другому мужчине, Данте. Я понимаю, что вы можете смотреть на меня как на нечто противоестествен­ное.

– Все не так уж противоестественно, Флер. Скажите, а вы уверены, что еще не переросли свои девичьи страхи?

– Это не девичьи страхи. У меня кровь леденеет при мысли о… Когда я услышала, что мужчина хочет совершить сделку и купить меня… я не могла дышать. – Ею вдруг ов­ладела паника, как и в ту страшную ночь.

Данте отреагировал мгновенно и слегка погладил ее по волосам:

– Успокойтесь, милый нежный цветок. Если вы так го­ворите, я вам верю.

Снова воцарилось молчание. Флер закрыла глаза и по­молилась, чтобы он не отверг ее напрочь.

– Вы упомянули два пункта соглашения, которые ка­саются физической близости и денег и выходят за рамки ординарных, Флер. Есть ли еще какие-нибудь необычные условия?

Его готовность выслушать ее породила в ней надежду, что ее жизнь, ее планы не будут у нее украдены.

– Мои прибыли я получаю, от треста, которым владел отец. У меня есть земли и другие источники поступлений, которые я унаследовала в основном от тети. Я хочу, чтобы мне было обещано, что я могу распоряжаться этой собствен­ностью и доходами так, как я пожелаю. Я хочу вашего подтверждения, что вы не станете вмешиваться и подпишете необходимый документ.

Его реакция свидетельствовала о том, что он считает эти условия весьма необычными, как это и было в действитель­ности. По закону мужья должны получать все и контроли­ровать все земли. Она предлагала неслыханное, но отчаян­но нуждалась в том, чтобы он согласился на это. Она жила независимой жизнью слишком долго и очень далеко зашла в осуществлении своего большого проекта, чтобы ее решения зависели от воли любого мужчины, тем более от мужа, который на самом деле не будет таковым.

–Даже без этой независимой доли мое состояние весь­ма значительно, Данте. Половина прибыли от треста – это солидная сумма.

– Насколько солидная?

– Ваша доля составит три тысячи, которые вы сможете использовать по своему усмотрению. Я и впредь буду со­держать дом и хозяйство за свой счет.

Данте засмеялся:

– Это и в самом деле большая сумма, Флер. Однако же взгляните, где мы сейчас. Простите меня, но это не слишком разумно с вашей стороны – делать подобное предло­жение человеку, который находится в тюрьме за долги. Вы не боитесь, что когда-нибудь я снова окажусь в стесненных обстоятельствах и проиграю ваше состояние?

– Все наши договоренности основываются на том, что вы человек чести. Этой гарантии для меня достаточно. Я ни на мгновение не сомневаюсь, что вы выполните все обе­щания, которые дадите. Даже если вам когда-то это пона­добится, я не верю, что вы это возьмете. Я также думаю, что вы никогда не наделаете долгов, которые поставят под угрозу то, что не является вашим.

Выражение лица у него снова сделалось загадочным. Она не могла понять, то ли ему польстили ее слова, то ли он пытается скрыть от нее свое мнение о том, что она просто дура.

– Должно быть, вы находите странным, что я не хвата­юсь обеими руками за это предложение. Оно очень щедро и полностью решает все мои проблемы.

– Как и мои. Оно, безусловно, взаимно выгодно.

– Оно слишком оптимистично с вашей стороны с уче­том кратковременности нашей дружбы, Флер.

– Я доверяю вам. Я знаю, что вы благородны. Я получаю удовольствие от общения с вами, а это так редко со мной бывает, когда дело касается мужчин.


– Вы можете найти лучший вариант.

– Не думаю.

Он резко поднялся и, скрестив руки на груди, с задум­чивым видом отошел прочь. Взрыв смеха в камере напом­нил Флер, в каком специфическом месте сделано это пред­ложение. Впрочем, оно само по себе было настолько из ряда вон выходящим, что для него трудно найти приличествую­щее место.

Он вернулся и остановился перед ней. Поставив ногу на скамейку, он нагнулся и приподнял ей подбородок сухи­ми теплыми пальцами, заставив ее посмотреть ему в глаза.

– Это удивительная идея. Совершенно неожиданная. Но я не тот человек, Флер, которые женятся.

– Но это не является браком в обычном смысле. Я ни­ когда не стану задавать вопросов о ваших любовницах, Дан­те. Я знаю, что не имею на это права. Не будет никаких сцен ревности.

– Свобода иметь любовниц – это не то, что беспокоит меня в настоящий момент. Мы говорим обо всей жизни. О том, насколько отдаленными друг от друга, по вашему мне­нию, мы должны быть. Если мы никогда не будем вместе, это вызовет массу вопросов.

– Нам не следует быть чужими. Мы можем иметь об­щий дом и принимать гостей, которые нас обоих устраи­вают.

– Полагаю, что нам придется так поступать поначалу, чтобы не вызвать у людей подозрений, особенно у Фартингстоуна.

– Вы можете переехать в мой дом в Мейфэре после свадьбы. Там вполне хватит для вас места.

Выражение лица у него сделалось серьезным, и Флер понимала, что он решает в этот момент ее судьбу. Его взор упал на ее губы. Большим пальцем он коснулся ее рта.

– Мне будет позволительно иногда целовать свою жену?

– Друзья это делают, разве не так?

Он мягко прикоснулся губами к ее губам. Этот теплый поцелуй породил некий проблеск внутри ее.

– Когда вы намечаете устроить свадьбу, мисс Монли? Так случилось, что в моем календаре не запланировано ни­каких светских мероприятий.

Это деньги склонили его к такому решению. Он был бы последним идиотом, если бы не ухватился за неожиданно появившуюся возможность покончить с финансовыми про­блемами.

Данте говорил себе это десятки раз, когда обдумывал причину, по которой он принял предложение Флер.

Конечно, женитьба поможет ему выбраться из кризис­ной ситуации. Но в то же время он вынужден был признать, что предложение Флер затронуло в нем иные, доселе неве­домые ему струны. Она доверяла ему. Это было что-то уди­вительное и ко многому обязывало.

Это совершенно необычное соглашение во многом было просто идеальным. Каждодневное сосуществование едва ли окажется неприятным. У него будет столько же свободы, сколько и раньше, но к тому же появятся деньги. В конечном счете он перестанет зависеть от своей семьи.

Да, в финансовом отношении все складывается очень хорошо.

Лишь единственное облачко омрачало открывшиеся пе­ред ним сияющие горизонты: если Флер оставалась безраз­личной к мужчинам, то он не был равнодушен к Флер.

Тогда, во дворе, где цыплята сновали возле его ног и он взвешивал все «за» и «против» ее предложения, эта часть договоренности несколько смутила его. Когда он взял ее руку в знак того, что принимает предложение, ему потре­бовалось определенное усилие воли, чтобы не запечатлеть на ней поцелуй иного рода, чем тот, который она позво­лила.

Но это пройдет. Когда он вернется к прежнему образу жизни, его влечение к ней быстро исчезнет. Оно редко со­хранялось у него долго по отношению к одной женщине.

И хотя все упиралось в ее деньги, она дала понять, что дело не только в них. Поэтому, когда Джулиан Хэмптон, адвокат Дюклерков, приехал в тюрьму, чтобы обсудить ус­ловия соглашения, Данте не стал оспаривать сумму в три тысячи в год, хотя в случае нормального брака он получил бы гораздо больше.

Он не моргнув глазом выслушал объяснение Хэмпто­на, что земли также будут находиться в собственности Флер и она станет использовать их и доход от них так, как сочтет нужным.

Он остался бесстрастным даже тогда, когда Хэмптон со­общил ему, что он может покинуть тюрьму. Адвокат уже поговорил с Томпсоном по просьбе Флер и проинформи­ровал кредитора, что невеста Данте намерена выплатить полностью весьма кругленький долг в пятнадцать тысяч фунтов.

Обговорив в деталях все условия Флер, Хэмптон затем официальным тоном сказал:

– Как консультант вашей семьи я бы предостерег тебя против этого брака. – Он был другом семьи в течение мно­гих лет, но сейчас и голосом, и всем своим поведением по­казывал, что он исполняет профессиональный долг.

– Условия необычны, но щедры.

– Ты обещаешь согласиться с финансовыми решения­ми даже в том случае, если они неразумны. Она может промотать все состояние, которое не принадлежит тресту, и у тебя не будет права предотвратить это.

– В таком Случае мы станем жить на доходы от треста. Однако маловероятно, чтобы она промотала все осталь­ное.

Хэмптон встал и подошел к крохотному грязному окон­цу камеры. На сей раз Данте заплатил Мег десять пенсов за возможность поговорить без помех. Хэмптон смотрел на захламленный двор, всем своим видом являя воплощение профессиональной ответственности. Вряд ли кто-нибудь мог подумать, что когда-то в детстве они вместе играли, когда Хэмптон приезжал в гости к Верджилу.

– Разумеется, частное соглашение не имеет законной силы. Если ты решишь, что ее действия неразумны, или пожелаешь прервать договоренность по другим причинам, ни один судья ее не поддержит. Я объяснил ей это.

– Думаю, что она уже понимает масштабы риска.

– Да. Это дело твоей чести. Именно так она и сказала. Я предпочел бы, чтобы эти слова были зафиксированы на бумаге. Тогда их можно было бы соответственным образом интерпретировать и оспорить. Если она рассчитывает толь­ко на твое благородство, то у тебя нет иной альтернативы, кроме как поступить неблагородно.

Хэмптон обернулся. Его лицо оставалось бесстрастным, взгляд черных глаз был загадочно непроницаем. Впрочем, никогда нельзя было понять, что на самом деле думает Хэм­птон. Данте знал, что многие женщины находили его таин­ственным и романтичным, в то время как мужская часть общества считала его слишком гордым и замкнутым.

– Все-таки я должен предостеречь тебя и по другим причинам. Я навел справки о ней.

– Я не просил тебя об этом. – Данте постарался сдержать раздражение, однако скулы его напряглись.

– Сент-Джон и я подумали, что нелишне выяснить, на­ сколько обвинения Фартингстоуна обоснованны.

Хэмптон был также и адвокатом Сент-Джона, что объяс­нялось их общими дружескими отношениями с Леклером. Они представляли собой круг друзей, которые в течение многих лет сражались вместе. Будучи молодыми людьми, они получили прозвище Хэмпстедское общество дуэлян­тов, и Данте был вовлечен в эту группу после окончания университета.

– Мне так повезло, что ты и Сент-Джон – мои ангелы-хранители. .

– Сейчас, когда Леклер в Италии…

– К черту Сент-Джона и тебя…

– Мы твои друзья, Дюклерк. Можешь злиться, если тебе так хочется, но выслушай меня. Мисс Монли отказалась объяснить некоторые моменты, о которых я ее спросил, и у меня большие сомнения, существуют ли вообще разумные объяснения на этот счет.


– Ты разговаривал с ней во время наведения этих справок? – Он представил себе, как Хэмптон изучающим взгля­дом смотрит на Флер, задавая ей свои адвокатские вопросы, и это его еще больше разозлило.

– Я говорил также с Фартингстоуном…

– К черту Фартингстоуна!

– Ты только выслушай меня. – Хэмптон погладил рукой каменный бордюр окна. – Перемены в поведении тво­ей невесты после ее разрыва с Леклером хорошо известны. Однако недавно она пошла еще дальше в своей расточительности. Она не просто разбазаривает свой доход. Она продала кое-что из того, что не контролируется трестом, и раздаривает деньги направо и налево. В большинстве слу­чаев это вполне предсказуемые акты благотворительности. Но в прошлом году она направила крупную сумму, не меньше тысячи фунтов, на север во время прекращения работы на угольных шахтах. Деньги пошли на содержание семей горнорабочих и шкиперов.

– Это означает лишь то, что ей не нравится, когда люди умирают с голоду.

– Это свидетельствует также о том, что она может быть связана с некоторыми радикальными группировками, ко­торые действуют в обход закона. И в этой связи возникает вопрос, не убегала ли она, когда ты ее обнаружил, к ним и не замешана ли она в том, что происходило с усадьбами в ту самую ночь.

– Я в это не верю.

– Это также означает, что у Фартингстоуна есть влия­тельные люди, которые не хотят, чтобы такая финансовая поддержка повторилась.

К последнему замечанию стоило прислушаться. Не бы­ло сомнения, что именно эти облеченные властью люди могли нашептывать судьям в Верховном суде.

– Уменьшение ее состояния было довольно значительным за последние два года. Смерть ее матери, вероятно, каким-то образом связана с ее возросшей щедростью. Фартингстоун может знать все детали. Он считает, что пятьде­сят процентов земель ушло. Она продала их.

Неудивительно, что Фартингстоун объявил ее помешан­ной. Землю копили, наследовали, ее страстно желали.

– У нее и без этого остается богатое состояние.

– Еще один момент. Когда ее спросили, каким обра­зом она решает, какую собственность и когда продать, она заявила, что у нее есть советник. Она не назвала имени это­ го человека. Фартингстоун полагает, что никакого консуль­танта у нее нет, что это чистая фантазия.

– Она заявляет, что слышит голоса? Разговаривает с не­видимыми друзьями? Надеюсь, ты не веришь…

– В настоящее время она планирует продать самый боль­шой участок земли, усадьбу в Дареме. Она унаследовала ее от своей тети Офелии. Я не сказал, что ее тетя была боль­шой оригиналкой. Похоже, это в крови их семейства.—Хэм­птон постарался не выказать своего раздражения, произнося эту фразу.

– Это свойственно моему семейству. Однако я не вижу, чтобы кто-то пытался приклеить моим сестрам ярлык не­ правоспособных.

– Была также еще одна тетя, несколько лет назад умер­шая. Настолько странная, что даже эксцентричная тетя Офелия старалась ее изолировать. – Хэмптон говорил дья­вольски ровным, бесцветным голосом. – Мисс Монли не сказала, кому она планирует продать собственность в Да­реме, и ни я, ни Сент-Джон не смогли выявить имя покупателя. Мы опасаемся, что она может стать жертвой мошен­ничества. В подобных случаях часто требуется секретность, и по завершении сделки она ничего вообще не откроет.

– Возможно, это объясняется тем, что она считает, что ты, как и Фартингстоун, не имеешь права требовать от нее раскрытия подробностей.

– Да, но у тебя будет такое право, несмотря на приват­ность ряда условий вашего брака. Я предложил, чтобы она изложила факты в письменном виде, запечатала это в конверт и позволила бы передать это письмо тебе. Она отказа­лась. «Это не ваше дело», – заявила она.

Ее ответ нисколько не шокировал Данте. Ее столь от­кровенное заявление делало предельно ясным, что она име­ла в виду, когда выдвигала свое предложение. Его раздра­жение отступило, когда он стал анализировать подоплеку.

Жить отдельно, заявила она тогда. Не находиться в ре­альном браке. Она имела в виду именно это.

– Я снова должен посоветовать тебе не соглашаться на этот брак, – сказал Хэмптон. На сей раз он произнес это не бесстрастным голосом адвоката, а придал ему дружеский оттенок.

– Я уже дал согласие на это, Джулиан.

– Ты можешь не связывать себя контрактом. Сент-Джон заплатит Томпсону, а Леклер по возвращении возмес­тит ему сумму.

– Пятнадцать тысяч – слишком большие деньги даже для моего брата.

– Я знаю, что он может себе это позволить. Только до­ход виконта может перекрыть эту сумму.

– Значит, сейчас я буду взят на поруки женой брата?

– Это альтернативное решение твоей нынешней про­блемы. Что касается принятия предложения, я могу взять это под свою опеку.

Хотя Данте не желал, чтобы Хэмптон опекал его брач­ный контракт, еще менее он стремился к тому, чтобы Сент-Джон, а затем Леклер выплачивали его долг. Он не хотел альтернативного решения.

Он понимал, что отвергает его по одной простой при­чине: он не намерен оставлять Флер в беде.

Она, нуждаясь в помощи, пришла к нему, и он согла­сился с ее планом. Может, она в какой-то степени помеша­на, но и не исключено, что Флер рациональна, как часы. В любом случае он обещал ей защиту.

– Многое из того, о чем ты рассказал, – всего лишь поступки женщины с добрым сердцем, которая слегка экс­центрична или излишне щедра, Хэмптон. Если она говорит, что у нее есть советник, я уверен, что он есть. Если он злоупотребляет ее доверием, я это выясню и буду иметь с ним дело.

– Что, если она не пожелает быть откровенной с то­бой? Она может потребовать твоей подписи на документах, о которых ты ничего не знаешь либо их не одобряешь. По этому соглашению в один прекрасный день ты вынужден будешь поспособствовать плану, который призван ее разо­рить.

– Я не подпишу ничего без объяснений, которые мне покажутся здравыми в финансовом отношении. В иерар­хии благородных поступков мой долг защитить ее стоит на первом месте. Независимо от нашего договора она останет­ся моей женой, и я буду нести ответственность за нее.

– Стало быть, ты преисполнен решимости? Коли так, то я, как твой друг и адвокат, намерен помочь тебе, даже несмотря на то что считаю это неразумным. Леклер мо­жет потребовать моей головы, но это уже проблема будущего.

Данте рассмеялся:

– Когда мой брат вернется, я объясню ему, что ты де­лал все возможное для моего спасения и что я, как всегда, жертва собственного безрассудства.

Загрузка...