Нелюбезный Шут

13. Чёрная луна Сильных трав

Дорога сбегала с пригорка к небольшому озеру, на берегу которого расположились симпатичные домики.

Издалека было видно, что там какой-то праздник. Дома и улочки украшены цветочными гирляндами, жители в ярких нарядах. Чем ближе мы подходили, тем громче становились слышны музыка, громкие голоса, смех и… хрюканье вместе с характерным запахом.

Вот кто был главным украшением праздника.

Молодые поросята и годовалые свиньи в курточках и штанишках, платьицах и шляпках красовались на специально сделанном помосте, украшенном цветами, а жители громко обсуждали, кто из обожаемых питомцев достоин приза.

Выглядело зрелище забавно и весело. После двух дней молчаливого путешествия по лесу с мрачным, как сыч, воином, мне очень захотелось посмотреть на это представление поближе, чтобы хоть немного развеяться от тяжёлых дум.

Всё это время я мучилась между горечью от его признания, что я не его женщина и что если я захочу — то мы расстанемся, и в то же время во мне тихо кипела обида на то, что он всё это время ловко управлял мной, как куклой.

Разговаривать Шут больше не желал, свои раны смазывал сам. Фламберг и лютню он нёс теперь на здоровом плече, а больную руку держал за поясом, заодно оттягивая его от раны. Наш путь лежал вдоль реки, костра воин не разводил, и ужинали мы всухомятку тем, что нашлось в его торбе. Спали мы тоже порознь, и это не поднимало мне настроение.

Я не понимала, чему мне верить и кто я для него на самом деле. Я не хотела разрывать наш договор, но и как мне помириться с Шутом — тоже не знала.

Поэтому я надеялась, что необычный праздник поднимет Джастеру настроение, и он заговорит.

Но лучше бы он молчал.

— Занесло же в деревню свинолюбов… — Шут бурчал себе под нос, но так, что его прекрасно слышали окружающие. — Что такого умилительного в наряженной свинье? Свинья — она свинья и есть, как её ни ряди. Жрёт помои, живёт в грязи. Тупая скотина на убой. Какой повод любить такую скотину больше человека?

На нас стали недовольно оглядываться. И без того мы своими чёрными нарядами привлекали внимание, особенно Джастер с его-то ростом и внешностью, но такое ворчание настраивало жителей деревни против нас. А я вовсе не хотела бежать из этой деревни обратно в лес. Поэтому старалась делать вид, что ничего не слышу, но Шут не успокаивался.

— Говорят, свинина по вкусу напоминает человечину, только не помню, чьё мясо нежнее, — говорил он сам с собой, игнорируя растущее вокруг недовольство.

В том числе и моё. Внутренний гнев закипал всё сильнее.

— Теперь понятно, почему. Таких свиней от людей не отличишь. Особенно ночью. Так с ходу и не поймешь, где хозяин, а где…

Всё. Надоел! Я не собираюсь снова терпеть его хамство и недовольство!

Голос у меня только прорезался, значит?! В тени наставницы я всё время?!

Я тебе покажу, в какой я тени!

Игнорируя нарастающий ропот негодования, я развернулась к Джастеру и ткнула пальцем воину в грудь, почти попав в заживающий шрам, сразу останавливая и Шута, и ворчание.

— А теперь послушай меня! — сердито смотрела я в хмурое лицо, но впервые такое выражение меня не смутило. Я ему покажу, насколько мне хватает и решительности и уверенности в себе!

Я заставлю его себя уважать!

— Хватит ворчать! Если у тебя плохое настроение, не надо портить его другим! У тебя нет права оскорблять ни этих людей, ни их свиней!

За моей спиной раздались одобрительные выкрики. Джастер нахмурился ещё больше, наверняка собираясь выдать очередное ядовитое замечание, но я не собиралась терпеть его скверное настроение, как и щадить самолюбие. Сам напросился, сам и получит!

— Теперь я не удивляюсь, почему она тебя бросила, — прошипела я ему в лицо, не обращая внимания на то, как между нами всё сильнее натягивалась какая-то невидимая струнка.

Удар достиг цели. Он вздрогнул, сжал кулаки и стиснул челюсти так, что отчётливо скрипнули зубы. Чёрные глаза сощурились в бешеный прищур.

— Ещё одно слово, ведьма, и ты проклянёшь день, когда мы встретились, — тихо процедил Шут.

Страх от этой угрозы смыла новая волна внезапной злости. Да что он вообще себе позволяет?! Сколько можно грубить всем подряд, включая меня?!

Надоело всё это терпеть!

Я — госпожа ведьма Янига, а не девчонка для развлечений!

— Это так ты теперь ценишь то, что имеешь, значит? — зло прошипела я в ответ. — А потом жалеть будешь, как с ней? Да иди ты тогда, куда хочешь, и не мешай мне радоваться! Рядом с тобой молоко скиснет, не то что чувства! Надоел до смерти со своими уроками и ворчанием!

Дзин-нь!.. Невидимая струна, что всё больше натягивалась между нами, — оборвалась.

Ясное небо над головой раскололось, молнии ударили между мной и очень побледневшим Шутом, земля дала трещину…

В душе взвыло и застонало от внезапного чувства, что сделала что-то… непоправимое. Но злость кипела во мне, и я отмахнулась от глупых предчувствий.

Шут же отшатнулся так, словно получил пощёчину. Кровь отлила от лица, в широко раскрытых почерневших глазах стояла боль. Но в следующее мгновение глаза Джастера сузились и побелели от невиданной мной прежде ярости.

И даже через кипевшую во мне злость я поняла: всё. Мне конец. Он же сейчас и пепла не оставит ни от меня, ни от деревни…

Воин выпрямился и закрыл глаза, сжав кулаки и челюсти добела. В следующий миг между нами с неслышным грохотом рухнул невидимый ледяной занавес толщиной, наверное, больше, чем огромный фламберг Шута.

Но я не успела осознать случившееся до конца.

Слишком мирно светило солнце, зеленела трава, и хрюкали наряженные свиньи.

— Как скажете, госпожа, — негромко и очень спокойно сказал Джастер с неглубоким вежливым поклоном.

Только вот чёрный заледеневший взгляд равнодушно смотрел сквозь меня, а от всей его фигуры веяло ощутимым холодом.

— Воля ваша. Не смею больше вам мешать. Наслаждайтесь новолунием, госпожа.

Он развернулся и под довольное улюлюкание крестьян отправился к трактиру, чья вывеска красовалась неподалёку. Только вот ступал Шут так осторожно и бережно, словно нёс что-то очень хрупкое и ценное и шёл по тонкому льду, а не по утоптанной дороге…

Наслаждаться новолунием… Зачем он так сказал?

— Вот это по-нашему, госпожа ведьма, понимаю! Как вы ловко его на место поставили! Негоже псине без хозяйского слова лаять!

Рядом со мной возник коренастый мужик в зелёном кафтане. Благодушное лицо излучало удовлетворение и неуловимо роднило его с одной из участниц необычных смотрин.

— Ольсен Олив я, госпожа ведьма, староста Пеггивилля, понимаете? Признаться, я-то уж мыслил, что придётся нам вашего псину вежливости поучить…

Злость и раздражение отступали, но никакого удовольствия от своей «победы» я не испытывала. Хуже того, мне становилось очень не по себе. Я не понимала, что не так, но чувство внезапной утраты и какой-то почти непоправимой ошибки не желало покидать душу.

— Да уж… — я попыталась изобразить улыбку, пытаясь разглядеть чёрную спину, но меня уже окружили со всех сторон.

Улыбка вышла плохо, но местных, в том числе и старосту, это не заботило.

— Молодец, госпожа ведьма! Как за наших свинок заступилась! Ай да госпожа ведьма!

Одобрительные мужские крики неслись со всех сторон. На удивление, женщины и дети помалкивали, выражая своё одобрение какими-то робкими, заискивающими улыбками и кивками.

Мне оставалось только мило улыбаться в ответ, чтобы окончательно загладить неприятное впечатление от ворчания Джастера.

Эх, Янига… Он же теперь молчать неделю будет.

И как он сказал это: «Наслаждайтесь…»

Словно я попала во что-то… очень нехорошее. И рассчитывать могу теперь только на себя.

Но что опасного может быть в такой милой деревне?!

Свиньи?

Фу, глупости.

Я постаралась выкинуть нашу ссору из головы. Подумаешь, ерунда какая. Остынет и всё нормально будет. Не в первый раз поругались. Может, заодно ворчать меньше станет. А то совсем никакого уважения ни ко мне, ни к людям…

— Госпожа ведьма, — староста снова привлёк к себе внимание. — А у вас не найдётся чево-нить для моей Эвелиночки?

— Э… — я огляделась в поисках его спутницы, но староста потянул меня к помосту, на котором хрюкала свинья в соломенной шляпке с дикими розочками и розовом платье с оборками.

— Не правда ли, она просто прелестна! — староста смотрел на свинью с таким обожанием, что я невольно подумала: а так ли не прав был Джастер в своём нелестном сравнении?

— Эй, Ольсен! — закричал кто-то из толпы. — Так нечестно! Пусть госпожа ведьма тогда и нашу Розу оценит!

— И моего Паттерсона!

— И Солнце-с-гор!

— И…

Я пришла в тихий ужас от такой перспективы, а Ольсен примиряюще замахал руками.

— Хорошо, хорошо! — Он повернулся ко мне. — Госпожа ведьма, у нас тут смотрины, как понимаете. Судьи есть, но каждый любит своё, понимаете? Если вы присоединитесь…

Судить свиней? Я окинула взглядом хрюкающих претендентов, и мне захотелось присоединиться к Джастеру. Но я взяла себя в руки и постаралась мило улыбнуться:

— С большим удовольствием!

Судейство затянулось надолго. Почтенные судьи спорили до хрипоты, обсуждая достоинства своих свиней и выискивая недостатки у чужих, и были готовы спорить до следующего утра. Но в мои планы это не входило. Я успела здорово устать, проголодаться, и мне очень хотелось, чтобы эти глупые смотрины скорее закончились. В итоге, я предложила выбрать не одного победителя, а нескольких, выставив в качестве призов от себя специальную травку для красоты свинок. Мысль пришла в голову неожиданно, пока я слушала споры и думала о том, что за этот отвратительный день опять умудрилась поссориться с Джастером, не успев помириться с прошлого раза.

Кроме готовых склянок, в сумке хранились пересушенные на солнце травы, которые у меня рука не поднялась выкинуть. Так почему не зачаровать на привлекательность свиней?

Это же не торговля зельями…

Предложение было принято с воодушевлением. Поскольку все свиньи для меня были, что называется, на одно лицо, я выбирала самые симпатичные наряды.

Конец смотрин означал начало праздничного застолья, которое все мужчины дружно собирались отметить в трактире. Но сначала заботливо загоняли в хлев главных хозяев торжества, пока женщины и дети тихо расходились по домам. Мне же ещё предстояло подготовить и вручить награды победителям.

— Псина ваша — редкостная сволочь, грубиян и хам, госпожа ведьма! Мало его пороли, пока поперёк лавки лежал!

Жаловаться тощий трактирщик с длинными тонкими рыжими усами начал, едва я переступила порог его заведения. Ужинать и ночевать сразу расхотелось, зато очень захотелось снять туфлю и стукнуть хозяина по лбу.

Ну, вылитый таракан.

Неудивительно, что Джастер деликатничать не стал…

— Это ж даже Лупочник так себя не ведёт, когда нажрётся, а нажирается он до скотского виду!

Мельком я оглядела заведение. Просто, грубо, не очень чисто. Сарай сараем и есть. Только, к сожалению, ночевать больше негде. Несмотря на моё «судейство», никто из зажиточных крестьян свой дом для ночлега госпоже ведьме не предложил.

Впрочем, я уже не была уверена, что деревня настолько милая, как показалось сначала.

— Что он сделал? — я недовольно поморщилась: опять мне за Шута выслушивать и извиняться…

— Дом мой свинарником обозвал, шкура паршивая! Еда ему — помои, пиво — ополоски! Шоб ему типун на язык присел! Даже озеро наше обхаял, брехун! Мол, на гнилом болоте вода чище, язва ему в брюхо! — тут же начал загибать пальцы этот вислоусый тип.

Как будто деньги за каждое слово считает.

Но меня интересовало другое.

— Комната у вас для ночлега найдётся?

— Ежели так комнату просят, то я наместник короля, — насупился «таракан». — Но так и быть, коль уж вы наших свинок так уважили… За кухней дверь, ключ не потеряйте! А ещё псина ваша кувшин расколошматил!

— Какой кувшин? — я решила не обращать внимания на его грубость.

— Девки мои паршивца энтого, аки гостя, уважить по жаре хотели, воды подали, а он его об стену как жахнет! Да вона, сами гляньте!

Повернув голову в указанном направлении, я действительно увидела отбитое горлышко кувшина, болтавшееся на гвозде, торчащем в притолоке двери. Ниже гвоздя растеклось большое мокрое пятно.

Памятуя, в какой ярости был Шут, трактирщик очень легко отделался.

— Дело, конечно, ваше, баб… ведьмовское, — продолжал бубнить «таракан», смерив меня исподлобья таким подозрительным взглядом, что сразу понятно, какие «дела» он имел в виду. — Но как по мне, гнать такого кобеля взашей надо. И неча ему среди порядочных людей делать!

— Где он? — спорить и, тем более, что-то доказывать этому неприятному типу я не собиралась.

Трактирщик сложил руки на тощей груди и презрительно выпятил губу.

— Эта пся паршивая сказал, что в таком хлеву ноги его не будет! А я его за дверь и выставил тута же! Пущай где хочет — там и ночует, чурбан неотесанный, хучь на гнилом болоте, хучь в поле, хучь в бору с медведём обжимается! И не просите за него! Я такого брехуна поганого и в отхожее место не пущу!

Я невольно потерла лицо ладонью. В бору с медведём — это Джастер как раз мог. В лес ушёл, значит…

Ну и ладно, там он точно успокоится. А то ещё поубивает тут кого ненароком…

— Он заплатил?

— Попробовал бы он не заплатить! — недовольно пробурчал трактирщик. — Я б его шустро вежести-то выучил!

Забрав ключ, я попросила принести ужин в комнату, сославшись на то, что буду делать зелья для победительниц смотрин.

Мне хотелось отдохнуть, а не пировать с шумными крестьянами в общем зале. И без того свиной дух, казалось, пропитал меня насквозь. Никакие духи не отобьют, пока не помоюсь…

Вздохнув, я отправилась делать обещанные награды для победителей.

Комната оказалась бывшей кладовкой, в которой прорубили узкое оконце на одну ставню и втиснули кровать и крохотный стол в две доски.

Глядя на немытый пол и явно несвежее бельё, я подумала, что тоже предпочла бы пообжиматься в бору, только не с медведём, а с Джастером…

Впрочем, выбора у меня не было.

С делами я управилась быстро и, вручив мешочки с заговоренными травами довольным мужикам, тихо ускользнула к себе, надеясь хоть немного отдохнуть. Но не тут-то было.

В дверь робко постучали, и на моё разрешение в образовавшуюся щель проскользнула худенькая конопатая девчушка, с двумя жалкими косицами и в замызганном сером платье. В её руках красовался поднос с огарком свечи, плошкой, полной жаркого с овощами, миской с кашей и кружкой с вином. Девчушка закрыла дверь ногой и еле донесла поднос до столика. При этом она испуганно оглядывалась и вообще выглядела забитой. На фоне холёных свиней и их хозяев контраст была разительный.

— Госпожа… — девчушка робко посмотрела на меня и тут же испуганно опустила бледно-голубые глаза в пол.

— Что-то ещё?

При виде жаркого в голове вдруг всплыли нелестные слова Джастера. Даже есть расхотелось.

Нашёл же, с чем сравнить!

Ещё и «наслаждайтесь» так сказал, что впору подавиться теперь…

Внезапный приступ тошноты мне сдержать удалось. Нет уж. Желания пробовать жаркое сегодня у меня точно не было. А вот овощи и кашу я поем с удовольствием.

— Вы захотите после ужина прогуляться? — Девчушка озадачила меня неожиданным вопросом, за которым явно крылось отнюдь не праздное любопытство.

— Что-то случилось? — я отложила ложку и пристально взглянула в бледно-голубые глаза.

Она испуганно заморгала и так отчаянно замотала головой, что косицы забили по лицу. Да что же с ней такое?

— Я не сержусь, — я положила ей руки на плечи, желая успокоить, и ощутила под платьицем тонкие, почти птичьи косточки. Худющая какая… А ведь в трактире работает, не должна такой быть…

— Просто скажи, почему я захочу прогуляться после ужина.

Девчушка чуть расслабилась: я почувствовала, как опустились тонкие плечики.

— Вы в самом деле настоящая ведьма? И можете любовь наколдовать?

— В самом деле, — я кивнула и чуть улыбнулась. — Разве не видно?

Девчушка вздохнула.

— С вами хотят поговорить матушка, сестра и ещё… — она посмотрела на миски с едой, сглотнула и оглянулась на дверь. — Мне надо идти.

— Где они будут ждать?

В деревне определенно творились странные вещи, и я снова подумала про Джастера, но тут же отмела эту мысль. Раз со мной хотят поговорить женщины, и дело касается моей работы, бояться нечего. Наверняка просто не хотят на глазах у мужей зелья покупать.

Да и я рисковала, соглашаясь на это предложение. Эта деревня явно не в наделе Холиссы, и ссориться с неизвестной мне ведьмой совсем ни к чему.

Поучаствовать в празднике как гостья — это одно, а вот продавать зелья — совсем другое.

К тому же Шут так быстро не успокоится и не вернётся, а где его искать — я не представляла.

— У озера, — девчушка затараторила быстро и почти шёпотом. — За старой ивой, со двора по тропинке и налево. Только через заднюю дверь выходите, так вас никто не заметит. А ежели заметят: скажите, что в отхожее место идёте, оно там, во дворе, недалече.

— Тогда я поужинаю и прогуляюсь.

Девчушка понятливо кивнула, подхватила пустой поднос и исчезла за дверью.

Ужинать я закончила быстро. Вино пить не стала, решив на всякий случай воспользоваться этим как предлогом: мол, за водой пошла. Правда, объяснений, почему взяла с собой сумку с зельями, я не придумала и просто понадеялась, что на это не обратят внимания. Девчушка и остальные женщины явно не желали предавать нашу встречу огласке, и меня это тоже устраивало.

Убирать в комнате свои вещи было некуда, и я по-простому сунула торбу под подушку, понадеявшись, что никто моими вещами не заинтересуется. Заподозрить у меня наличие больших денег по потрёпанному простому платью и истоптанным туфлям довольно затруднительно, да и вообще, здесь кажется, свиньями куда больше интересуются, чем женщинами и их видом…

К счастью, мне удалось незамеченной проскользнуть к задней двери и выйти во двор. Уже смеркалось, но тропинка, по которой ходили к озеру, видна хорошо. Даже в темноте не заблудишься, настолько вытоптана.

Когда я подошла к указанной иве, из-за ствола показалась женская фигурка и поманила меня в заросли. Я невольно передёрнула плечами — не столько от холодного ветерка с озера, сколько почувствовав себя неуютно. С Джастером я чувствовала себя намного… уверенней.

Может, зря я так на него наругалась?

Но он сам виноват! Мог бы и не портить мне настроение! И не грубить всем подряд!

Пусть сидит в своём лесу! Я — госпожа ведьма! Сама разберусь!

Сердито выругав себя за мгновения слабости, я решительно пошла по направлению к густому ивняку.

— Госпожа, — плотные заросли ветвей раздвинулись, и я увидела молодую женщину, помахавшую мне рукой. Кто-то за ней прикрывал ладонью слабенькое пламя свечи.

— Сюда, госпожа.

Я последовала в открывшийся проход и оказалась на небольшом пятачке, надёжно укрытом со всех сторон. Женщин и девушек здесь собралось около десятка. И все выглядели забитыми и запуганными, но кроме этого было ещё что-то странное…

— Чем я могу вам помочь?

Женщины переглянулись, и вперед выступила одна из них. Молодая и когда-то наверняка красивая, сейчас, в сумерках и при свете свечи, скорбной маской бледного лица и ввалившимися глазами она больше напоминала покойницу.

— Спасите нас, госпожа! — женщина неожиданно рухнула на колени и умоляюще протянула ко мне руки. А следом за ней попадали и остальные. — Расколдуйте наших мужей! Вот, всё отдадим, всё, только спасите!

К моим ногам упал увесистый узел размером с хороший кочан капусты. Я потянула уголок и ахнула. Бусы, серьги, браслеты, кольца… Вот чего не хватало этим женщинам! Кажется, они и впрямь собрали всё, что у них было, чтобы оплатить мою помощь.

— Встаньте и расскажите, что у вас приключилось.

Поднимать узел я не стала: это означало бы согласие на работу. Но я не спешила соглашаться, не узнав, в чём тут дело.

Да и не лежала у меня душа отнимать последнее у тех, кто оказался в беде. А что беда серьёзная, я уже не сомневалась.

Женщины поднимались, виновато переглядываясь и отводя глаза. Слово за слово я вытянула из них всю историю.

Возвращалась я в глубокой задумчивости. Одна из девиц оказалась дочкой трактирщика и сестрой той самой девчушки. Девица проводила меня, неся свечу впереди. У задней двери она загасила огонёк, ещё раз слёзно попросила помочь им, и я отправилась к себе, понимая, что всё-таки вляпалась в нехорошую историю.

Год назад такой же праздник (только его героинями были женщины, а не животные) Пеггивилль посетила другая ведьма, тоже владеющая любовной магией. Но так сложилось, что она была старухой и, в придачу, со скверным характером. Девица, рассказавшая историю, плакала и рыдала, каясь в том, что тогда выиграла смотрины и нагрубила старухе, сказав, что её мужики без всяких зелий любить будут, а такую каргу уже ни одна магия не украсит и любой мужик лучше со свиньей ляжет, чем с такой ведьмой. Остальные бабы товарку поддержали и погнали ведьму прочь, а мужики только посмеялись над глупыми склоками. Ведьма ушла из деревни, напоследок пообещав женщинам, что отныне их мужья будут любить только свиней, а не жён и детей. Проклятие сработало. Уже на следующее утро все мужчины души не чаяли в свиньях и поросятах, а к своим семьям относились хуже, чем к скотине. Настолько хуже, что могли в обмен на свинью отдать соседу хоть жену, хоть ребёнка. Кроме того, свинолюбами они стали на самом деле, отчего меня чуть не стошнило во время рассказа.

Не один раз я вспоминала слова Шута, всё больше чувствуя себя виноватой и… глупой девчонкой.

Могла бы догадаться, что он не просто так про свинолюбов ворчать начал…

Где искать ту ведьму — никто не знал, хотя я не сомневалась, что это была хозяйка надела. Судя по возрасту и скверному характеру, путешествовала она редко, но обид не прощала.

Женщины, давно раскаявшиеся в содеянном, уже отчаялись, не зная, что делать, и вот, к их великой радости, в деревне появилась я. Теперь же бабы были готовы на всё, чтобы вернуть себе мужчин и снова почувствовать себя людьми, а не бесправной скотиной.

По чести говоря, к концу рассказа я не сомневалась, что должна отказаться.

Потому что не следует порядочной ведьме лезть в дела другой ведьмы, да ещё и в её наделе. За дело дуры наказаны, нечего ведьму оскорблять.

Холиссино проклятие я бы точно снимать не стала, но её бы назвать каргой и старухой никто не посмел. Хотя по годам она годилась мне в матери, выглядела она очень привлекательно и мужики за ней бегали больше, чем за молодками.

«Привыкла жить в тени наставницы… Только сейчас голос прорезался…»

Нет! Ничего подобного!

Холисса меня прекрасно воспитала!

Она и сама не стала бы!..

Я вдруг поняла, что не уверена в ответе. Характер у моей наставницы был крут, и она вполне могла бы как снять проклятие, так и своего добавить или оставить всё как есть, смотря в каких отношениях она была с хозяйкой этого надела…

Мне же навлекать на себя неприятности совсем не следовало. Мало того, что я не представляла, где вообще находится эта деревня и какие города есть поблизости — и есть ли они вообще.

Ссориться с опытной и злопамятной ведьмой из-за глупых баб совсем не хотелось.

Бабы же упрашивали так слёзно и жалостливо, что мне не хватило духу сразу им отказать, и я пообещала подумать до утра.

Теперь же, сидя у окна и глядя на тёмное безлунное небо, я думала о том, как завтра отказать бабам и поскорее покинуть эту деревню. Пусть сами хозяйку надела ищут и прощение у неё вымаливают.

Наверняка она живёт и здравствует, иначе бы тут давно новая молодая ведьма появилась и проклятие сняла, чтобы свою власть утвердить.

А я вмешиваться в это не…

— Не надо, тятенька! — звонко пискнул за окном девчоночий голосок. — Ай! Больно!

Я осторожно выглянула в окно. Перед дверями кухни, у поленницы, трактирщик нагнул знакомую мне девчушку через дровяного козла и свежесорванным ивовым прутом порол по тощему заду, задрав рубаху до живота. Прут свистел в воздухе, девчонка вскрикивала и обливалась слезами.

Мать и старшая сестра стояли рядом, опустив головы и не смея заступиться за младшую.

Не знаю, чтобы сделал Джастер, если бы это увидел. Но он бы терпеть и молчать точно не стал.

В этом я не сомневалась.

Я отвела глаза. Я — не Шут. Не моё дело, за что отец своё дитя наказывает. Может, она натворила чего…

После десятого удара трактирщик опустил руку. Девчонка сползла на землю и лежала, тихо всхлипывая и не в силах подняться. В воздухе отчётливо пахло кровью.

— Ещё раз посмеешь у моей Анунночки еду таскать — убью паскуду! И вас тоже касается, дармоедки!

Меня затрясло от омерзения, негодования и незнакомой до этого ненависти.

Больше всего захотелось вылезти из окошка во двор и придушить этого «таракана» его же усами.

Трактирщик бросил тёмный прут в ноги жене и старшей дочери и скрылся за углом дома. Женщины кинулись к лежащей девчонке, и мать взяла её на руки.

— Воды за баню принеси, только тихо, — негромко сказала она старшей дочери, унося младшую куда-то в темноту.

Меня никто из них не заметил.

Я закусила рукав платья, пытаясь совладать с охватившими меня чувствами.

«Чёрный цвет — цвет защиты и защитников… Маг, облачившийся в чёрное, делает внешнюю темноту источником своей силы, обращаясь к божественной Паре…»

«Поэтому его носишь ты…»

Я потрясла головой, прогоняя неожиданные воспоминания.

Нет, Джастер, с этим ты ошибся. Я не маг, я ведьма. Это ты защищаешь других оружием.

Я же просто могу снять проклятие, превратившее людей в настоящих скотов.

Но, если я вмешаюсь — это будет вызов хозяйке надела!

Спокойно, Янига! Ты ведьма, а не глупая девчонка, чтобы горячку пороть! Хватит уже на сегодня! Хорошо подумай, во что ввязываешься!

Шут же предупредил про новолуние! А он слов на ветер не бросает, сама знаешь!

Но я себе не прощу, если не сниму это проклятие! Мне же вот это всё до конца жизни в кошмарах сниться будет…

Думай, ведьма, думай!

Ни одно оскорбление не стоило того, что переживали эти женщины и девочки каждый день.

Я снова выглянула во двор.

Темно и тихо. Ночь безлунная, только сверчки иногда трещат.

Чёрная луна сильных трав.

Время, когда можно изменить свою судьбу.

Ох, Джастер!

Как же не вовремя ты…

Я оборвала себя на полумысли.

Шута здесь нет и решение принимать только мне.

Я — госпожа ведьма. И я уверена в своих силах.

Я села на кровать и поняла, что решение принято.

Думай, Янига. Непростая задачка тебе попалась.

Чтобы снять проклятие, требовалось найти предмет, на который оно наложено. Предмет же мог быть любым, к которому могла прикоснуться ведьма. Искать такой можно очень долго. А значит, придётся задержаться в этой деревне, как бы мне ни хотелось сбежать отсюда побыстрее.

В который раз за вечер я обругала себя за нашу ссору. Совет Шута мне бы сейчас ох как пригодился! У него же такой нюх на ведьмовскую…

Так, стоп! Что он там этому «таракану» наговорил?!

Трактир свинарником обозвал — это понятно… Еда и пиво ему не угодили… Нет, это не то…

Я тёрла виски, силясь вспомнить подробности разговора. Было там что-то очень важное… Что я не заметила, не обратила внимания…

«Кувшин расколошматил… как жахнул… Озеро наше не угодило… Мол, в гнилом болоте вода чище… .»

Вода!!!

Ну конечно! Целое озеро воды! Как всё просто!

— Спасибо… — с глубокой благодарностью тихо пробормотала я, хотя Шут и не мог меня услышать. — Спасибо!

За окном раздались тихие шаги и негромкое позвякивание полного ведра.

Я выглянула в окно.

— Эй! Как сестра?

Хотя я окликнула тихо, девица охнула и едва не выпустила полное ведро из рук.

— Г-госпожа?

— Как она?

— Всё хорошо, не волнуйтесь, — голос девушки дрожал от сдерживаемых слёз. — Приболела чутка…

— Раны промойте, подорожник приложите и повязки сделайте. Только листья в кашицу сначала сжуйте. Понятно? — поделилась я одним из рецептов Джастера. — Повязки раза три в день меняйте и грязи к ранам не допускайте, загниют.

— Да, госпожа, — отозвалась девушка. — Благодарствую… А вы…

— Завтра, — отрезала я, не спеша давать обещание. — Остальное завтра.

Не дожидаясь ответа, я закрыла ставню и зажгла свечу.

Мне было над чем подумать.

Полночи я сидела над своими записками, подбирая наиболее подходящий состав и заклятье для отворотного зелья. Никакого проклятия не было. В озеро просто вылили зелье приворота, заговоренное на свиней. Действовало оно только на мужчин, и глупые бабы сами опаивали своих отцов, мужей и братьев с утра до ночи.

Закончив работу уже под утро, от усталости и переживаний я уснула без сновидений и проснулась от того, что в дверь стучали громко и настойчиво.

Оказалось, что староста пригласил меня, как почётную гостью, на забег хрюшек и новую пирушку в честь победителя. Сидя среди почтенных судей на украшенном цветами помосте, я видела не их и не визжащих толкающихся свиней, а устремлённые на меня молящие взгляды женщин всех возрастов.

В ушах же, на каждое хрюкание, эхом отдавалось: «Тятенька, не надо!»

В этот раз мне пришлось поучаствовать в праздничном пиру. Кусок в горло не лез, и, отсидев сколько позволяла вежливость, я ретировалась. Но пятый раз пьющие за здоровье своих свинок мужики на это уже не обратили внимания.

К озеру я пошла в сумерках.

Мужчины праздновали в общем зале, а женщин было не видно.

То ли по домам сидят, то ли по кустам прячутся, поглядеть, как я работать буду. Если так и было, я не стала отвлекаться на эти мысли. Делов-то: зелье в воду вылить и отворотное заклятье прочитать.

Сложнее баб уговорить не болтать о моей помощи. Глядишь, хозяйка надела и не узнает, что я тут побывала…

Моя уверенность в простоте работы стремительно начала исчезать, когда после первых слов отворота вода в озере забурлила. По ивняку зашелестело, но, услышав испуганные шёпотки, я не стала оборачиваться и смотреть на женщин.

Ритуал прерывать нельзя, этому меня Холисса хорошо выучила. Не переставая произносить заклятье, я с каким-то неожиданным внутренним отстранением наблюдала, как вспучился посреди озера водяной горб, лопнул, раскидав брызги аж до берега, и в темнеющее небо взвилась полуразложившаяся туша огромной свиньи, в водорослях, слизи, обрывках ленточек и женской одежды. На голове этого ночного кошмара красовались самые настоящие, закрученные в один оборот, рога, а клыки в пасти были под стать кабаньим. Глаза чудовища вспыхнули изумрудными точками, и с жутким хрипом тварь стала принюхиваться, ища того, кто посмел нарушить заклятье приворота.

Внутри все заледенело от ужаса. Великие боги… Что это такое?! Неужели приворот был на эту тушу?! Что мне делать?!

Джастер! Я не хочу этим «наслаждаться» без тебя!

Бабы за спиной завизжали и, судя по треску кустарника и топоту, кинулись прочь от озера. Если бы я могла — то последовала бы их примеру. Едва закончила договаривать последнее слово заклинания — сама, не понимая, как это удалось, — чудовищный труп, яростно взвизгнув, перебирая полуизглоданными ногами прямо по воздуху, ринулся на меня!

От ужаса я оцепенела, а ноги просто приросли к земле. Ничего подобного я никогда не видела и даже не слышала.

«Чёрный — цвет защиты и защитников… Маг, облачившийся в чёрное…» — снова навязчиво всплыло в голове. И вместе с тем внутри поднималась злость. На слабую и испуганную до полусмерти себя; на бросившего меня Шута; на эту омерзительную тварь, желающую меня сожрать…

Да как они все смеют так ко мне относиться!

Я — госпожа ведьма Янига, а не какая-то там сопливая девчонка! Я никому не позволю так со мной поступать!

Дар забурлил и поднялся, почти захлёстывая меня с головой и готовый выплеснуться на врага по первому слову…

Жуткая свинья кровожадно завизжала, прибавив скорости, намереваясь сожрать дерзкую ведьму.

Гнев слился с даром.

В воздухе наливался силой знак, единственный, который я знала против нежити.

— ИЗЫДИ!

Я вскинула руку в повелительном жесте, отпуская руну в цель. Знак ударил в чудовище и рассыпался снопом искр, красиво озарив мерзкую тушу.

Жуткая свинья даже не заметила этого, лишь поддав ходу.

Всё. Мне — конец.

Эта тварь намного сильнее водяниц.

Или… или это не нежить.

В следующий миг из ниоткуда возникла яркая фиолетовая молния и поразила оглушительно завизжавшее чудовище. Уродливая свиная туша корчилась, рассыпалась пеплом, который уносил поднявшийся ветер, не давая праху коснуться воды.

Опустив руку, я ошеломлённо смотрела на исчезающее чудище, чувствуя, что ещё чуть-чуть — и я упаду на землю и разревусь, как девчонка, от радости и облегчения.

Д-джастер… Это же ты! Ты меня не бросил…

Где ты?!

Но вместо Шута откликнулись невидимые наблюдательницы. Если воин и был где-то неподалёку, я его не увижу, как ни старайся, пока сам не захочет показаться.

А он не захочет. У него были все основания сердиться на одну глупую ведьму.

— Чудо… чудо… — зашелестел ивняк на разные голоса за моей спиной. — Могучая госпожа…

Незаметно вздохнув, я постаралась взять себя в руки.

Это я знаю, кто на самом деле уничтожил чудовище. А бабы должны накрепко запомнить, что ссориться с ведьмой не стоит.

И что об этом происшествии им лучше молчать.

С прищуром оглядев кусты, в лучших традициях Джастера я сложила руки на груди и провозгласила:

— Проклятие снято. Можете выходить.

Ивняк заходил ходуном, и на берег стали выбираться женщины разного возраста. Их было намного больше, чем вчера. Похоже, вся деревня собралась, от старух до девчонок.

— Блл… бла-благодда… рим… ствуем, госпожа! — кланяясь и заикаясь, заголосили бабы на разные голоса. — Жуть-то какая…

— Надеюсь, это послужит вам уроком, — я опять позаимствовала суровые интонации Шута, и бабы, от мала до велика, дружно закивали, невнятно уверяя меня в том, что больше никогда в жизни ведьму не обидят, детям своим накажут, и всегда любой ведьме в деревне будет оказан должный почёт и уважение.

Я остановила их неумелые благодарности, грозившие затянуться надолго, коротким и чётким жестом, опять-таки подхваченным у Джастера.

Как же многому я у него научилась, оказывается…

— Оплату жду завтра утром. И чтобы ни гу-гу об этом. А то вернусь и прокляну ещё страшнее.

Развернувшись с прямой спиной и поднятым подбородком, я направилась в сторону темневшего на взгорке трактира, старясь не слишком явно отмахиваться от поднявшихся с травы комаров, чтобы не испортить впечатление от могущества ведьмовской силы.

Бабы, тихо и с опаской переговариваясь, следовали за мной в отдалении, чтобы растащить своих упившихся благоверных по домам и отпаивать их отворотной водичкой.

В свою комнату я вернулась тем же путём, что и пришла: через заднюю дверь. В зале еще слышались голоса особо стойких свинолюбов, но речь была неразборчива и переходила в храп.

Я закрылась в комнате, нервно кусая губу. Меня трясло после пережитого ужаса, только вот приготовить травяной отвар, обнять и успокоить меня некому.

Задув свечу, я легла, пытаясь хоть немного согреться под тонким шерстяным одеялом от внутреннего озноба, заодно размышляя, что делать дальше.

Джастер в своей неподражаемой манере предупреждал меня, что дело нечисто, но я не прислушалась к его словам. Ещё и накричала на него при всех. И не только накричала…

Никогда не видела, чтобы у него глаза белели от ярости. Даже не думала, что он может настолько разозлиться.

Не стоило снова напоминать о его возлюбленной. И грубить тоже не стоило.

За всё это время я не смогла помочь ему. Зато боли причинить успела много и, стыдно признаться, несколько раз — намеренно.

А ведь он мне жизнь спас и не однажды. В том числе — сегодня.

И чем я лучше той дуры, что навлекла беду на деревню? Похоже, ничем…

Джастер… Ты же не бросил меня, правда? Конечно, я виновата, что не послушала тебя, но ведь это же ты убил это чудище…

За окном прошуршали шаги и негромко стукнули вёдра: бабы носили воду с озера.

Я поуютнее устроилась на кровати, потихоньку успокаивая сама себя. Ничего. Наверняка Джастер уже успокоился, иначе не стал бы помогать. Я извинюсь перед ним, и он меня простит. Всегда же прощал.

И всё будет как прежде.

Надо завтра его найти. Он же не знает, что я уже все дела здесь закончила и ухожу…

Завтрак утром мне подала в комнату старшая дочь трактирщика с такими любезностями и поклонами, что даже неприятно стало. Но я терпеливо выслушивала её неловкие благодарности, а затем ещё пришлось принять и выслушать трёх женщин, принесших обещанную плату.

Собрав вещи, к которым добавился увесистый свёрток с наградой за снятие порчи, и такой же тяжёлый свёрток с колбасами, хлебом, варёными яйцами, крупой и зеленью, — вовремя вспомнила, что запасы еды Шут явно не пополнил — я покинула деревню с многочисленными напутствиями и благодарностями, но в одиночестве.

К счастью, я знала, где искать воина. На мои расспросы женщины рассказали, что вечером видели огонёк на другой стороне озера. А поскольку все деревенские мужики два дня гуляли в трактире, разжигать костёр там мог только Шут.

Пока же я брела по дороге, обходя озеро, и думала, что даже не представляла, насколько привыкла к обществу Джастера. Даже теперь, на виду деревни, я ощущала себя настолько неуютно и одиноко, что ещё немного — и за каждым кустом начнут мерещиться разбойники.

Моё оружие осталось у Шута. Я зашла в деревню как ведьма, а вышла нагруженная, как лошадь.

Но и без своих сумок я ему и в подмётки не гожусь, как воин…

Шут не был бы собой, если бы устроил лагерь близко к проклятой деревне. Где именно на другом берегу видели огонёк, бабы так и не смогли объяснить, споря и махая руками в разные стороны. И потому мне ничего не оставалось, как обойти всё озеро в поисках Шута.

Свернув с дороги, я долго пробиралась вдоль заросшего ивняком и камышами топкого берега, прежде чем под ногами перестало хлюпать, а глинистая земля сменилась сухой полупесчаной почвой. Ивы уступили место соснам, и идти стало легче, хотя берег заметно начал подниматься над водой.

Я не один раз успела обругать и себя, и Джастера, забравшегося в такие дебри, когда увидела небольшой просвет впереди и отсвет костерка. На радостях я поспешила вперёд, забыв обо всём, и едва не упала в узкую незаметную ложбинку ручья, запнувшись за выпирающие из земли узловатые корни.

— Джастер?

Мне никто не ответил, и я, перепрыгнув ручей, уже осторожно пошла вперёд, внезапно подумав, что устроить лагерь мог и кто-то из деревенских. Не все же два дня на празднике пили…

Осторожно выглянув из-за сосны, я поняла, что мне повезло. Знакомая торба, лютня и фламберг возле небольшого костерка вмиг развеяли все мои опасения.

Джастер выбрал прекрасное место. С высокого обрыва открывался прекрасный вид на озеро, дорогу и деревню на том берегу, легкий ветерок сдувал комаров, а сосны достаточно густо сплетали ветви над головой, укрывая от солнца и…

И места здесь хватало только для одного.

Из-за края обрыва показалась правая рука, ухватилась за свисавшую ветку, а в следующее мгновение Шут с котелком воды в левой выбрался наверх. Всё такой же мрачный, с Живым мечом на поясе и такой… родной…

У меня даже слёзы на глаза навернулись от радости. Сама не ожидала, что так по нему соскучилась…

— Джастер! — Я радостно шагнула к хмурому воину, но замерла, наткнувшись на ощутимый холод невидимой стены. — Мне дали еды и украшений как оплату…

Не говоря ни слова, Шут вылил воду в кострище и убрал котелок в торбу. Его лицо оставалось хмурым и непроницаемым, и потому я не сразу поняла, что он даже не обратил на меня внимания.

— Ты всё ещё сердишься, да? — Я виновато опустила голову, надеясь, что это поможет смягчить его, как помогало всегда. — Прости, пожалуйста… Ты всё правильно говорил…

Воин надел перевязь и повесил лютню за спину. Прищурясь, посмотрел на солнце, а потом в лес, как будто не было никакой ведьмы.

Я просто не могла подойти к нему ближе, чем на несколько шагов. Как если бы Шут взял фламберг и его остриём нарисовал вокруг себя границу, через которую нет хода никому.

Только если раньше я была внутри этого круга, то теперь осталась снаружи.

Да он что, с ума сошёл?! Из-за такой ерунды так обижаться?!

— Джастер! — рассердившись, я упёрла руки в бёдра. — Между прочим, я извинилась! Если ты хочешь играть в молчанку — пожалуйста! Но ты сам виноват, мог бы по-человечески сказать, а не груби!..

Воин шагнул вперёд, глядя поверх меня, и мне пришлось посторониться, уступая ему дорогу. Не оглядываясь и не обращая внимания на мой очередной окрик, он зашагал прочь от озера.

Сердитая, растерянная и негодующая, я подхватила юбку и поспешила за ним.

Ну что за невыносимый тип!

До самого вечера мрачный воин шёл вперёд, не отвечая ни на мои вопросы, ни на обвинения, ни на извинения.

Скоро я поняла, что Джастер не выбирает дороги, идя, куда глаза глядят. Очень быстро я устала и выбилась из сил, стараясь успеть за его размеренным шагом и не потерять чёрную рубаху в переплетении ветвей и кустарников. Подол платья превратился в лохмотья, многострадальные туфли грозили развалиться прямо на ногах, а тяжёлая поклажа совсем не облегчала путешествие.

На все мои просьбы подождать или замедлить шаг, ответа не было.

Только теперь я вдруг очень остро осознала, насколько он заботился обо мне раньше. Мы никогда не ходили по таким чащобам и буеракам. Зацепиться подолом за ветку я могла только по собственной невнимательности, а уж каким светлым и приветливым, оказывается, был до этого лес…

Сейчас над нами деревья смыкали ветви так плотно, что внизу царил мрачный давящий полумрак. Хвоя вперемешку с прошлогодними шишками и обломанными, поросшими лишайником ветками хрустела под ногами и забивалась в обувь. Колючие ветки цеплялись за одежду и волосы.

И со всех сторон я чувствовала недобрые взгляды, а несколько раз даже замечала серые тени и огоньки глаз…

Шут же не обращал внимания ни на что. Он просто шёл, не останавливаясь, перешагивая поваленные стволы, и лишь изредка обходил упавшие деревья, заросшие мхом и лишайником.

С большим трудом мне удавалось не отставать от него, и больше всего я боялась, что он вдруг исчезнет, и я останусь одна в этой жуткой чаще.

Чем дальше мы шли, тем сильнее я чувствовала ледяную стену отчуждения, возникшую между нами по моей вине.

И причина была вовсе не в деревне свинолюбов. Это он бы мне простил легко. Просто очередной урок «сама узнаешь».

И это пугало очень сильно. Никогда он так себя не вёл. Даже когда я чуть не убила его, он не рассердился, а простил…

Шут не замечал моих терзаний. Он просто шёл, забыв о моём существовании.

Вокруг становилось совсем темно. Ещё немного и я даже его светлую шевелюру не различу…

Где-то справа раздался одинокий вой. Слева и сзади ему ответили другие голоса. Я вздрогнула, с трудом сдержавшись, чтобы не застучать зубами от страха.

Потому что уже не была уверена, что Шут захочет меня защитить, если волки решат полакомиться такой добычей…

Джастер же остановился, огляделся и свернул куда-то в сторону. Я торопливо кинулась за ним и через несколько десятков шагов увидела крохотную прогалину. Одна из сосен упала, и её вывороченные корни торчали вверх скрюченными пальцами. Яма под ней могла бы стать логовом, но чем-то не угодила волкам.

Шут сложил свои вещи под сосной напротив выворотня и начал устраивать костёр, вопреки всему усевшись спиной не к яме, а к лесу.

Я устроилась под выворотнем, подумав даже, что он всё же обо мне позаботился, но скоро поняла, что ошиблась.

Шут меня просто не замечал. Даже когда я оказывалась прямо перед ним, это был равнодушный взгляд сквозь.

Я даже не пустое место.

Вот просто нет меня — и всё.

Когда в котелке закипела вода, налитая туда из фляги, Джастер бросил в неё пригоршню сосновых иголок, сорванных с ветки над головой.

Мои попытки предложить на ужин полученную в деревне еду мрачный воин просто не заметил.

Вместо ужина Джастер пил отвар и смотрел на огонь, но его взгляд был глубоко отстранённым и погруженным внутрь.

Мне же кусок не лез в горло. Молчание Шута и растущее весь день чувство вины давили на сердце невыносимой тяжестью. И чем дальше, тем больше я понимала: он так и будет молчать. Идти и молчать, не замечая не просто моего присутствия, а самого моего существования.

Словно в тот момент нашей ссоры просто вычеркнул одну ведьму из своей жизни.

Я могу бежать за ним по лесу, пока хватит сил, а могу прямо сейчас встать и уйти на съедение волкам, — он даже не заметит этого.

Только теперь я вспомнила, с какой болью он смотрел на меня. С болью, а не гневом.

Белая ярость, ставшая ледяной стеной, пришла потом.

«Воля ваша… Не смею больше вам мешать…» Так он сказал.

Сказано — сделано.

Шут не бросал слов на ветер.

Он ушёл от своей возлюбленной, когда она выбрала другого.

Что ему стоило уйти от глупой самонадеянной и возгордившейся ведьмы?!

Да ничего!

А… вдруг… вдруг она прогнала его такими же словами?!…

У-у-у, дура! Какая же я дура…

В судьбоносные ночи чёрной луны я умудрилась порвать отношения с единственным мужчиной и человеком, без которого не представляла себе жизни…

И самоуверенно бросила вызов опытной, опасной и явно недоброй ведьме, сняв её ужасное проклятие с деревни.

Великие боги… Что-то мне подсказывает, что с такими поворотами моя судьба закончится очень скоро.

И совсем не радостно.

А до этого…

Ничего больше не будет.

Ни его шуток, ни ехидных замечаний, ни мальчишеских светлых и озорных улыбок, ни ночных и трактирных песен, ни тёплого взгляда, ни такой приятной и ненавязчивой заботы, ни нежных, проникновенных любовных ласк…

Не будет «доброго утра» и «доброй ночи».

Не будет разговоров про сказки и легенды прошлого, про волшебство и древнюю магию, про богов и демонов…

Ничего того, чем я, оказывается, жила с момента нашей встречи, — не будет.

И «госпожи ведьмы» Яниги — не будет.

Потому что её создал Джастер.

А без него…

Без Шута по-прежнему была просто молодая и творящая глупости деревенская девчонка Янига…

Но я же не хотела этого! Совсем не хотела!

Только теперь я, наконец, поняла, что натворила, и это понимание окатило меня холодом.

«Ты просила дважды… Третий раз отказывать не буду… мы расстанемся…»

Нет… не может быть!.. Я не могла сделать такую глупость!

Вот что за невидимая струна лопнула и ударила по душе болью.

«Иди ты, куда хочешь, и не мешай радоваться… Надоел уже со своими уроками…»

НЕТ! Я этого не выбирала!

Это… Это ошибка! Глупость!

Я… я же просто разозлилась! Вот и всё!

Это же… это же не так страшно… Ещё же можно всё исправить…

Правда же?! Джастер…

Ты ведь ждал меня на берегу! И даже в этой чаще мог легко исчезнуть из вида, и я бы пропала одна. Даже сейчас ты оставил мне место у костра!…

Значит, ты ещё не принял решение!

С отчаянной надеждой в душе я обошла костёр и опустилась на колени в нескольких шагах от Шута.

Он даже не покосился в мою сторону.

Словно нет никакой ведьмы.

Горько, больно до слёз и… И сама виновата. Знала же, что он просто так ничего не говорит. Но решила, что он ворчит из вредности. И позволила себе наговорить ему такого…

— Джастер… Ты говорил, что всегда даёшь один шанс… Прости меня, пожалуйста. Я… я не должна была так говорить. Я… Я не знаю, что на меня нашло. Я очень разозлилась, что ты ворчишь… Мне очень жаль. Правда. Я… не хотела…

Великие боги, ну что я несу! Хотела и ещё как хотела…

Привыкла, что он всегда меня прощал. Понимал и прощал, снисходительно посмеиваясь над ошибками и выходками молодой ведьмы.

И я возомнила себя госпожой. Забыла совсем, что он не слуга и не «пёс».

Вышла из тени наставницы, молодец…

Вместо обещанной помощи нарочно ударила по самому больному.

В один миг ради собственной глупой прихоти перечеркнула всё, что между нами было, всё, что я так ценила, оказывается… Его доверие, приязнь, теплоту, заботу, близость…

Всё лучшее, что было в моей жизни.

Вот и кто я после этого? Его в грубости и чёрствости упрекала, а сама-то… Дура дурой… Привыкла, что он всё понимает и всё прощает.

Решила, что так будет всегда.

И разрушила всё хорошее, что было между нами.

Предала его и себя.

Дура… Какая же я дура!..

— Ты был прав… — я даже не вытирала бегущие по щекам слёзы, всхлипывая и с трудом произнося слова. — Я… я привыкла к хорошему… И сама ничего не сберегла. Я поступила очень глупо… Я… . Я ничего не знаю про неё и про тебя… Я не имела права так говорить… И про нас тоже… Ты… ты всё для меня делал… А я… я всё испортила… Я не хочу, чтобы ты уходил, слышишь?! Совсем не хочу! Я не выбирала разорвать договор! Я не хочу его разрывать!.. Это всё неправильно! Так нельзя! Ты же понимаешь!.. Ты же всегда меня понимал… а я… П-прости… я… я т-такая д-дура… Ты меня теперь не-ненавидишь…

Я рыдала взахлёб, горько и отчаянно, как не рыдала даже над ним, умирающим.

Шут медленно повернул голову. В чёрных, ничего не выражающих глазах россыпью звёзд сияли коричнево-золотистые искры, которые я видела лишь однажды, попробовав семя снежноягодника, и увидеть снова совсем не желала.

Было в этом что-то очень жуткое. Словно на меня смотрел не человек, а кто-то… другой. И этот кто-то видел меня насквозь. Все мои мысли, душу и… сердце.

— Д-д…

Шут так же медленно перевёл взгляд обратно на огонь, поворошив костёр веткой, и я поняла, что перенервничала настолько, что даже отблески костра через слёзы не узнала. И совсем забыла, насколько пронзительно умеет он смотреть…

Вот скажет сейчас: «Уходи, ведьма» — и всё.

Я лягу и умру прямо здесь. Потому что жить с осознанием такой вины не смогу.

И без него — не хочу.

Да и всё равно без Джастера я отсюда не выберусь…

— Иди спать, ведьма, — тихо и невыразительно сказал воин, неотрывно глядя в пламя, золотые огни которого отражались в его глазах.

— Ты… ты простишь меня? — я встала, но не спешила уходить к своим вещам.

Ответом было молчание.

Мне ничего не оставалось, как вернуться на своё место. Закутавшись в плащ, я легла, но сон не шёл.

Джастер же сидел, не меняя позы и не сводя взгляда с огня. А я думала, как сильно он осунулся за эти дни и насколько резко и остро теперь рисовали тени его лицо. Лицо не юноши, а опытного зрелого мужчины, много повидавшего в своей жизни. Он словно состарился разом на двадцать лет, а всё из-за глупости одной ведьмы…

Спал ли он вообще, или так сидел у костра ночами, даже не играя и не изливая тоску, потому что ярость и боль от неожиданного предательства переполняли душу? Но, даже несмотря на это, он ждал. Ждал не только, чем закончится свинское дело, а ждал меня. Давая тот самый единственный шанс всё исправить.

Только… не слишком ли долго я шла?

Задержись я в деревне ещё немного или чуть замешкайся в дороге — и я бы не застала его на том обрыве.

Он бы ушёл.

Навсегда.

Ведь он сам говорил, что я не его женщина.

Но смогла обидеть также глубоко и больно.

Я ведь до сих пор ничего не знала о его прошлом. Но наговорила такого…

Великие боги, как он смотрел! Словно вместо меня увидел её…

«Моя жизнь давно утратила смысл…»

«Как бы плохо ни было, хочется жить, любить и радоваться хотя бы мелочам…»

Конечно, он ушёл. Ушёл с глубокой обидой и разбитым сердцем. Сколько он так живёт? Сколько носит эту боль в себе? Смог ли её простить, ведь любит до сих пор, несмотря ни на что…

«Любовь травами не лечится…»

Вот почему он согласился на наш договор.

Клин клином…

Разбитое сердце не лечат постельными забавами и колдовскими зельями. Он откликнулся на мой душевный порыв помочь…

«Добрая госпожа…»

Рядом с ним я впервые поняла, что такое быть женщиной и ведьмой. И поняла, что хочу быть с ним.

Доброта и ум — вот что он оценил во мне тогда.

И учил быть решительной и уверенной в себе.

А я… Захотела доказать ему свою решительность, только не хватило мне ни доброты, ни ума…

«Увлеклась… это пройдёт…»

Из глаз снова потекли слёзы. Неужели он был прав? Неужели всё, что я полагала любовью, — всего лишь увлечение? Очаровалась его любовными ласками и поэтому так легко забыла обо всём хорошем и…

Сердце болело и стонало от отчаяния.

Нет, мои чувства глубже, чем просто желание. Он важен и нужен мне. Как любовник, наставник, друг, как… как мой мужчина, что бы он там ни говорил.

Только…

Сможет ли простить меня? И… захочет ли?

— Джастер… ты… ты очень мне нужен. Я хочу быть с тобой.

Шёпот был еле слышным, а по лицу снова потекли слёзы.

Шут молчал.

Сидел, обхватив колени руками, смотрел на огонь и молчал.

Только в глубоких чёрных глазах плясало отражение пламени.