Нелюбимая жена-попаданка для герцога

2.

Зеркало, тяжелое, с золотой резьбой по краям, возвышается надо мной, как немой свидетель самого сюрреалистического момента в моей жизни. Оно явно дорогое, старинное, возможно, видело больше, чем я когда-либо успею, но прямо сейчас оно мне не друг Потому что в его глубине на меня смотрит. не я.

Я моргаю. Раз. Два. Три. Отражение остаётся тем же.

Гладкая кожа, ни одной морщины, хотя мне, простите, шестьдесят пять, а не восемнадцать! Огромные, ярко-зелёные глаза, не мои карие уставшие, а выразительные, как у героини любовного романа, где всех непременно спасает любовь. Длинные золотистые волосы, которые выглядят так, будто их всю жизнь холили, лелеяли, кормили аминокислотами и заплетали самые заботливые эльфийские феи.

Я с подозрением смотрю на это великолепие, беру прядь, осторожно тяну. Тянется.

Не парик. Блин, настоящие.

— Ну и ну... — шепчу я, ощущая, как разум судорожно пытается найти логическое объяснение происходящему.

Варианты:

1. Кома. Я в реанимации, подключена к аппаратам, и мой мозг устраивает грандиозное прощальное представление.

2. Глюк. Мне вкололи что-то очень нехорошее, и сейчас я в той стадии, когда вижу красивые визуальные эффекты.

3. Попала в другой мир. Но, блин, почему я выгляжу так, будто лично королева эльфов благословила меня на великое будущее?!

Я медленно, очень осторожно, трогаю лицо. Кожа не просто гладкая — шелковая. Скулы высокие, губы пухлые, нос маленький и изящный, хотя раньше был... просто нос.

— Охренеть, — честно сообщаю я своему отражению, и девушка в зеркале точно так же раскрывает губы, округляет глаза и выглядит так, будто сама не понимает, что, чёрт возьми, происходит.

Я резко разворачиваюсь от зеркала, всё ещё переваривая тот факт, что выгляжу не как уставший терапевт на пенсии, а как персонаж из очень дорогого исторического сериала, и тут же вскакиваю на месте, едва не завизжав.

Вокруг меня толпа слуг.

Живых. Настоящих. Суетящихся. И очень, очень старомодно одетых.

Богатые ткани, аккуратные причёски, серьёзные лица, выражение полной покорности и... золотая расческа?!

Одна девушка — молоденькая, с огромными глазами — почти бежит ко мне, протягивая эту самую расчёску с таким видом, будто это меч короля Артура, а не банальная щётка для волос. Вторая, чуть постарше, с выражением напряжённого энтузиазма, подаёт изящные туфельки — маленькие, с бантами, выглядят так, будто в них невозможно ходить, но зато умереть от красоты можно.

Третья вообще появляется с подносом.

С подносом! С едой!

Золотые тарелки, нарезанные фрукты, пирожные с кремом... Они что, кормить меня собрались? В постели?

Я ошарашенно оглядываюсь, медленно поднимаю руки, как человек, оказавшийся в эпицентре какой-то нелепой кулинарной сектантской церемонии, и, очень осторожно, выдаю.

— Э-э... а вы кто?

И тут начинается самое интересное.

Слуги переглядываются. Испуганно. Кто-то нервно сглатывает, кто-то судорожно мнёт передник, одна девушка выглядит так, будто готова схватиться за сердце и упасть в обморок прямо здесь.

— Мы… мы ваши слуги, миледи!

Ох ты ж ёлки-палки.

— Это я поняла, — говорю я, изо всех сил стараясь не выдать панику, которая уже скачет вокруг размахивая красными флажками. — А почему вас так много?

— Потому что... — служанка с расчёской нервно переминается с ноги на ногу. —Потому что вы графиня, миледи.

Я замираю.

Просто... замираю.

Как будто мой мозг завис, как старый компьютер, и теперь срочно нуждается в перезагрузке.

— Кто?! — не веря своим ушам, переспрашиваю я.

— Графиня. — несчастная девушка выглядит так, будто сейчас либо расплачется, либо сбежит, либо начнёт молиться, чтобы меня внезапно осенило.

НУ всё. Я официально и бесповоротно влипла.

Я ещё не до конца осознала, что теперь, оказывается, графиня, но одно знаю точно — если я сейчас не разберусь с этими суетливыми людьми, то умру второй раз. От стресса.

Моя поджелудочная уже нервно покашливает, а печень злобно ворчит где-то в глубине организма при виде того, что творится на подносе.

— Так, стоп, — поднимаю руку, останавливая пирожные, которые уже норовят оказаться у меня во рту. — Унесите это!

Слуги замирают.

— Я что, неясно сказала? — нахмуриваюсь. — Уберите пирожные, у меня поджелудочная не выдержит.

Тишина.

— И печень тоже. Она у меня, может, и молодая теперь, но в прошлой жизни она уже многое повидала.

Тишина становится ещё глубже.

— Несите чёрный хлеб с маслом и сыром, — говорю уже твёрдо.

Слуги застывают. Масло, конечно, тоже не очень. Но сегодня можно!

Я подозрительно щурюсь.

— Унас... нет чёрного хлеба, миледи, — тихо, с явным ужасом сообщает служанка: Я тяжело выдыхаю.

— Ладно, несите белый, чёрт с вами.

Кто-то срочно крестится.

НУ спасибо, чувствую себя сатаной в ночнушке.

— И коту принесите еду, — добавляю уже почти машинально, но, кажется, именно эта просьба ломает их окончательно.

— К…коту? — переспрашивает служанка так, будто я велела принести жареного дракона с лимоном.

Я оглядываюсь и, конечно же, вижу своего рыжего предателя, который уже развалился на моей кровати, нагло потягиваясь, как король, которому привезли новую подданную.

— Да, коту. Рыжий, требуй корм, он же тут теперь аристократ.

Рыжий медленно моргает, всем своим видом показывая, что он давно знал, что станет местной элитой.

Слуги мнутся, но кивают и выбегают из комнаты, явно решив, что я окончательно слетела с катушек.

Я устало падаю обратно на кровать.

НУ и денёк. Ну и утро. Ну и жизнь.

Я всё ещё пыталась осознать свою новую реальность, смириться с мыслью, что теперь я юная графиня с шикарными волосами, свитой слуг и явно завышенными ожиданиями от моего поведения, когда дверь громыхнула, будто её пытались, снести тараном, и в комнату влетел самый внушительный мужчина, которого мне доводилось видеть.

Высокий, широкоплечий, с суровым выражением лица и такими густыми бровями, что ими можно было штурмовать крепости. На нём — дорогое тёмное одеяние, перехваченное поясом, тяжелый перстень на пальце, а на лице выражение человека, который не просто привык командовать, но и требует, чтобы при этом ещё и стояли по стойке "смирно".

Слуги, которые ещё минуту назад хлопали ресницами и боялись дышать в мою сторону, согнулись в глубоких поклонах так быстро, что я даже мельком подумала: А у них там тренировки по синхронному прогибанию проводятся?

Мужчина, не тратя время на вступления, впивается в меня тяжелым взглядом, сверкает глазами так, что где-то в параллельной вселенной наверняка закипает чайник, и громогласно рявкает:

— Вайнерис, ты наконец очнулась!

Я подавилась воздухом.

Он сказал это таким тоном, будто я из чистого вредительства устроила кому-то инфаркт, а теперь, значит, лежу тут, лентяйка, красивая и живая, вместо того, чтобы не знаю, бросаться грудью на защиту королевства.

Я моргнула.

— Ну... да?

— Слава богам! — повторно рявкнул он, резко махнул рукой, словно уже закончил с этим неловким моментом, и перешёл в режим "командую армией"

— Значит так! Завтра свадьба! Веди себя идеально!

Тишина.

Я не сразу осознала, что он сказал. Нет, правда, мой мозг на секунду завис, возможно, в попытке предотвратить нервный срыв.

Но потом…

ЗАВТРА?!

Моё сознание оформило экстренный сбой системы, перезагрузилось и выдало реакцию, достойную аристократки моего уровня.

— Чего завтра?! — выдала я с такой интонацией, что где-то в далёком будущем один бариста уронил чашку.

Слуги сжались в комочки страха.

Дядя щурится.

А я уже предчувствую, что сейчас узнаю что-то очень... очень неприятное.

Я чувствую себя человеком, которого внезапно решили женить по почте. Ну, или графиней, которую бракосочетают в принудительном порядке без её ведома, что, собственно, и происходит:

Дядя раздражённо сверлит меня взглядом, таким тяжёлым, что, если бы у меня была совесть, она бы, наверное, уже поползла извиняться. Но совесть не проснулась, зато поднялось раздражение.

— Потому что ты всегда была несносной, но теперь тебе повезло. — Голос его звучит так, будто он говорит не о моей судьбе, а о хорошем урожае капусты. — Я договорился о браке. Ты выйдешь замуж за герцога, и нам не придётся тебя прятать.

— Прятать?!

Я возмущённо всплеснула руками. Вот это новости! Что, простите, со мной собирались делать, если бы этот несчастный герцог не согласился меня окольцевать? Засунуть в чулан? Завернуть в ковёр и отправить по почте в Африку?

Но потом... до меня начинает доходить смысл фразы.

— Подождите... вы хотите сказать, что у меня нет выбора? — уточняю я медленно, с тем внутренним ужасом, который обычно испытывают пациенты, когда я достаю очень большую иглу.

Дядя усмехается.

Плохо. Очень плохо.

Его усмешка настолько многозначительная и одновременно зловещая, что у меня бегут мурашки по спине и появляется чёткое желание начать рыть подземный ход для побега.

— Да. Либо ты выходишь замуж... либо мне придётся удалить тебя в монастырь.

Монастырь?

МО-НА-СТЫРЬ?

Мой внутренний голос делает резкий вдох и захлёбывается от возмущения.

Подождите. Монастырь — это ведь то место, где утром молитвы, днём работа, вечером покаяние, а потом снова молитвы, и так до конца дней? Где нельзя громко высказываться, спорить, требовать адекватной медицины и подкармливать кота колбасой? Где нельзя... Ой, мамочки!

Я чувствую приближающийся нервный тик.

— За что в монастырь?! — требую я объяснений, готовая биться за своё право на нормальную жизнь.

Дядя раздражённо фыркает:

— Ты не помнишь, что натворила?

Я быстро перебираю все варианты. Может, я украла у королевы ожерелье?

Устроила скандал в церкви? Наговорила гадостей кому то важному? Ну, последнему я бы не удивилась.

— Нет, не помню, — честно признаюсь я.

Дядя устало прикрывает глаза, явно мысленно отсчитывая до десяти, чтобы не запустить в меня чем-нибудь тяжёлым.

— Ты королю плюнула на парик, а герцогиню Андозскую назвала стервой.

Тишина.

Я моргаю.

Потом ещё раз моргаю.

А потом — хмыкаю.

— Хм, что-то я так скромно.

— МОЛЧИ! — рявкает дядя так, что слуги за дверью подпрыгивают и перекрещиваются.

Но поздно. Машина воспоминаний запущена.

— Значит, было за что! — бодро констатирую я, приходя в восторг от собственной боевой натуры.

— МОЛЧИ! — повторяет дядя, и в его голосе уже скрежет железобетонных нервов.

Он начинает размахивать руками, что в его случае выглядит угрожающе, а я на всякий случай прижимаюсь к стулу, потому что, кажется, мне сейчас достанется за мою прошлую версию.

— У меня и так из-за тебя неприятности! Нас изгонят со двора! — бушует дядя.

Хи. Ну, если я Вайнерис, то, похоже, моя прошлогодняя версия была ещё той бестией. Молодец девчонка, обобряю!

— Скажи спасибо, что после смерти твоих родителей я дал тебе всё!

Я нахмуриваюсь.

Так. Это уже интересно.

Похоже, я тут не просто несносная аристократка, а ещё и несчастная сиротка с особой историей.

Но все эти мысли тонут в одной главной проблеме.

Значит, если я не выйду замуж, то меня загонят в монастырь?

Ага. А если выйду — то за какого-то там герцога?

Ну из двух зол выбираем то, где кормят лучше.

Я глубоко вдыхаю, нахожу в себе моральные силы и, скрестив руки на груди, мрачно выдаю:

— А жених-то хоть симпатичный?

Дядя судорожно берётся за виски.

Я довольна собой.

Рыжий кот, сидящий у меня под стулом, вылизывает лапу и, кажется, молчаливо поддерживает мой выбор.

— Ты должна понимать, что положение нашей семьи шаткое. Тебе повезло, что герцог согласился на этот брак, хоть и не видел тебя ни разу. Не вздумай испортить всё, Вайнерис.

Я слушаю дядю, смотрю на его напряжённое лицо, сжатые губы, тяжёлый взгляд, и чувствую, как внутри медленно, но верно поднимается желание кого-нибудь стукнуть.

Причём кого-нибудь очень конкретного.

Шаткое положение семьи? О да, как же! Бедненький, перед всеми за меня отчитываться приходится! Свадьбу, значит, он уладил, проблемы решил, а я тут вообще кто? И что значит ни разу не видел? Обалдеть. Может он меня невзлюбит или заочно уже терпеть не может.

Ужас. Меня без моего ведома продают в супружескую кабалу какому-то герцогу судя по всему, выраженным терпением и нервами, раз он согласился, а мне ещё и запрещено портить дядину репутацию?!

Да у меня тут моральное право устроить истерику!

Но нет.

Я делаю глубокий вдох и не устраиваю.

Потому что я не какая-то там нежная аристократическая барышня, которая при слове "брак" падает в обморок. Потому что в прошлой жизни я вышла замуж за работу, и пусть она меня периодически убивала морально и физически, но зато по-настоящему ценила мой профессионализм.

Что ж... посмотрим, как этот герцог справится со мной.

Я сжимаю губы, выпрямляю спину, бросаю последний взгляд на дядю и больше не

спорю. Он величественно уходит. За ним прикрывают дверь. Он, видимо, не в состоянии это сделать. Его б на завод, к тому мужику, которому я больничный не дала.

Не ладно. Раз судьба решила, что у меня будет новая жизнь — значит, я эту жизнь проживу не своих условиях.

Встаю, разворачиваюсь и подхожу к зеркалу.

В отражении юная графиня с решительным блеском в глазах и выражением лица "я только что придумала план, и вам он точно не понравится".

Я прищуриваюсь и, слегка склонив голову, бросаю вызов самой себе.

— Невеста-то я, конечно, нелюбимая... но это пока.

Кот, свернувшийся на подушках, подозрительно мурчит явно чувствуя надвигающийся хаос.

Ну что ж... посмотрим, кто тут кого "удалит".

Предсвадебный приём — торжество лицемерия, фестиваль лживых комплиментов и праздник, на который меня никто не звал, но почему-то назначили главной звездой. Хотя звездой я себя не чувствую. Скорее, изысканным десертом на серебряном подносе, который все оценивают взглядом, но пробовать не торопятся.

Зал полон разнаряженной знати. Женщины украдкой бросают в мою сторону оценивающие взгляды, с выражением, в котором угадывается либо сочувствие, либо удовлетворение от того, что на моём месте не они. Мужчины — те и вовсе делают вид, что не замечают происходящего, только вот в их взглядах сквозит странная смесь любопытства и облегчения.

Ну ещё бы. Никто не завидует невесте, которую продают в политический брак как дорогой кусок мяса.

Вот вам молодая графиня, свежая, упакованная, год урожая не указан, но товар хорошего качества! Берите, разбирайте! Политическая стабильность в подарок!

Я сжимаю губы.

Может, кому-то было бы лестно выйти замуж за самого герцога Райнара, но только не мне. Я не слепая. Я знаю, что меня продают, а он покупает. И от этого приторного осознания тошнит даже сильнее, чем от местного вина.

Но я, между прочим, графиня.

Не баран на рынке.

Он появился точно по расписанию, с эффектностью, которой мог бы позавидовать главный злодей в финальной сцене.

Высокий. Очень высокий. Широкоплечий, с мощной, но поджарой фигурой, и движениями человека, который привык управлять, а не подчиняться.

Волосы тёмные, чуть растрёпанные, будто он только что спешился после скачки, но небрежность эта выглядит чертовски естественно. Как и вся его ледяная отточенная красота.

Сильные черты лица, выразительный подбородок, скулы, которые могли бы резать стекло, губы — тонкие, сжаты в линию, словно мир его раздражает в целом, а я в частности.

Ну и глаза.

Холодные, стальные, глубже, чем казначейский долг королевства.

Анна Викторовна внутри меня свистнула с восхищением.

ОЙ-ой-ой, мальчик, ну ты и красавчик.

Я, конечно, не Алла Борисовна, но, похоже, тебе придётся поберечься.

Райнар подходит медленно, с безупречной выверенностью движений, будто даже его шаги проходят военную подготовку Он останавливается передо мной, выпрямляется в полный рост — а он, на минуточку, выше меня примерно на целый запас терпения, который я сейчас трачу.

Взгляд — холодный, оценивающий, как будто он не на невесту смотрит, а на лошадь перед покупкой. Из его глаз автоматически вычтены все эмоции, кроме снисходительного разочарования, и это, честно говоря, уже наглость.

— Леди Вайнерис.

Голос у него низкий, хрипловатый, как у человека, который редко говорит впустую. В другой ситуации я бы, возможно, даже оценила.

Но не в этой.

Я смотрю на него с таким же дружелюбием, с каким стоматологи смотрят на пациента, который боится бормашины, но жрёт карамельки килограммами

— Лорд Райнар, — отвечаю с тонким намёком на сарказм, который мог бы пройти незамеченным, если бы не был таким жирным.

Он чуть наклоняет голову, смотрит пристально, слишком пристально, слишком, бесчувственно.

О, у нас тут мужчина, эмоциональный, как гранитная плита.

— Надеюсь, вы понимаете, что этот брак... исключительно политический.

Вот так, без предисловий, без вежливости, просто в лоб.

Я широко, доброжелательно, по-настоящему очаровательно улыбаюсь.

— А я надеялась, что из-за безумной любви.

Райнар замирает на секунду, словно его только что ударили по щеке шелковым платком с перчаткой внутри.

Но тут же берёт себя в руки, будто знает, что за эмоции в этом мире полагается штраф.

Вот и славно.

Будем выбивать из него штрафы.

Этот мужчина — ледяная скала. Высокая, неприступная, и, судя по выражению лица, ещё и с табличкой "не приближаться без особого разрешения Его Величества". Но мне уже хочется в него чем-нибудь запустить. Желательно — чем-то тяжёлым, что хорошо летает и громко бьётся.

— Наши отношения не предполагают близости, — спокойно сообщает он, с таким видом, будто я уже разделась, растянулась на шелковых простынях и томно позвала его к себе.

Я, естественно, закатываю глаза так, что где-то в другой реальности встаёт ветер и начинает листать страницы семейного кодекса.

— Боже вас упаси, герцог — я даже ладонь к груди прижимаю, изображая аристократическое возмущение. — Я же не варвар. Но, а как же консумация брака?

Его бровь дернулась. Прям реально дернулась. Кажется, юная леди не должна была такого говорить. Упс.

- Я про другую близость, миледи. Душевную. А входить к вам в спальню я буду исключительно ради будущих наследников:

- Понятно, все предельно ясно.

Всё, что мне сейчас нужно — это веер и кресло-качалка, чтобы окончательно выглядеть леди, которая услышала возмутительные новости и требует срочно принести нюхательные соли.

Райнар не меняется в лице. Вообще.

Вот просто никак.

— Отлично, что мы поняли друг друга, — холодно подытоживает он, и этот тон…этот тон.

Я на него внимательно смотрю.

Нет, ну это уникальное явление природы. Вечный айсберг Он что, рождается каждое утро из снежной лавины, питается критикой и дышит чистым раздражением?

Я не выдерживаю.

— Скажите, а у вас всегда такое лицо, или только в особо торжественных случаях?

И вот тут я вижу, как он едва заметно щурится.

Не знаю, чем он там дышит, но похоже, воздух вокруг нас стал на пару градусов холоднее.

Герцог на долю секунды сжимает челюсть.

Настолько быстро, что обычный человек и не заметил бы. Но я-то заметила.

О, невероятно. Я заставила Его Ледяное Высочество испытать эмоцию.

Конечно, не ту, что можно записать в список приятных, скорее что-то между "мне нужно больше терпения" и "этой женщине срочно требуется катапульт".

— Если вам кажется, что этот брак даёт вам право вести себя дерзко... — начинает он таким тоном, будто читает мне приговор.

— Я просто пытаюсь оживить беседу, — сладко улыбаюсь, так невинно, что даже святой бы заподозрил неладное.

Райнар не оценивает.

Вообще.

— Не стоит.

Это не угроза, нет. Это констатация факта.