Трент стоял в холле квартиры. Десять минут назад, вот здесь, на этом самом месте, он был счастлив со своей женой. А сейчас Кэрри смотрела на него обвиняющим взглядом, готовая верить в самое худшее. Но когда он заговорил, он сумел держаться холодно и спокойно:
— В полицию вызывали несколько человек из дома.
— Меня не вызывали, — с негодованием парировала она.
— Ты ее не знала.
— А ты знал?
— Да.
— Ты ведь встречался с ней, да?
Он поднял вверх руки.
— Боже мой, — ему горько и неприятно было говорить на эту тему, — два раза. Ничего не было.
Но, очевидно, Кэрри думала иначе.
— Если бы ничего не было, тебе бы не звонили из полиции и не вызывали в участок посреди ночи, — она наклонила голову набок. — Что все это значит? В участок — ночью? Должно быть, очень важные обстоятельства…
Трент чувствовал, что теряет терпенье. Почему он не сказал о письме? Все сразу стало бы просто и ясно.
Возможно, потому, что с женщинами ничего не бывает просто, особенно с этой женщиной. У него было неосознанное подозрение, что Кэрри не хочет верить ни единому его слову.
— У них были вопросы. Они спрашивали, не знал ли я что-нибудь о том, почему она решила расстаться с жизнью.
— И ты знал?
— Нет, — категорически сказал Трент.
Кэрри помолчала, и на мгновенье у него блеснула надежда, что она оставит эту тему. Как бы не так!
— Ты не говоришь мне всего, да?
— Я уже все сказал, — он принялся ходить взад и вперед.
— Подожди минутку. А как насчет того, что самоубийство, может быть, вовсе и не самоубийство?
— Спокойной ночи, Кэрри.
— Ты серьезно хочешь уйти от этого разговора?
Он резко повернулся к ней:
— Это не разговор. Это допрос с пристрастием.
— Ну, ты должен был уже привыкнуть к такому…
— Ты… — невыносимо, уже просто невозможно сдерживаться.
— Что? — продолжала приставать она, сверкая зеленью глаз.
— Невозможно поверить. Ты ведешь себя как…
— Как кто? Как жена? — прервала она.
Он смотрел на нее, всеми силами стараясь не раскричаться:
— Я хотел сказать, как сумасшедшая.
Видно было, что она немного отступила. Посмотрела вниз, прикусила губу. Когда она снова взглянула на него, он увидел слезы в ее глазах. Усталым и охрипшим голосом она сказала:
— Наверное, я действительно сумасшедшая. Если считать сумасшествием желание знать о человеке все. Когда люди женаты, они не должны ничего скрывать друг о друге.
Трента всего затрясло.
— Как ты, например, ничего не скрыла от меня о своем отце? Или о болезни своей матери? — вкрадчиво спросил он.
Его слова словно застали Кэрри врасплох. Она сразу как-то съежилась, закрылась.
— Я устала, — прошептала она и прошла мимо него в свою комнату.
Трент потряс головой:
— У-ух, и я устал…
Кэрри сидела на своей кровати в полном изнеможении. Что с ней случилось? Она чувствовала себя надоедливым, плохо воспитанным ребенком, капризным двухлетним баловнем, не дающим другим детям своих игрушек, но истерично требующим их игрушки!
Да что же такое произошло? Она никогда в жизни не вела себя так, никогда и ни к кому не относилась так неуважительно, с такой нетерпимостью.
Трент прав, она абсолютно сумасшедшая. Но, может, это из-за того, что она отчаянно влюблена?
Господи, что она натворила! Пристала к человеку, словно полицейская ищейка…
Темное летнее небо освещали огни вечернего города. Это зрелище нисколько не отвлекало ее от мрачных мыслей. Кэрри требовала, чтобы он говорил ей правду, но самой себе она могла честно признаться — ей вовсе не нужна эта правда. Ей просто неосознанно хотелось, чтобы Трент признался в чем-то настолько ужасном, что она будет вынуждена расстаться с ним.
Она обхватила голову руками. Боже, что она творит! Следует по стопам отца, который вел себя когда-то так же с ней и с ее матерью? Ищет предлог, чтобы оставить Трента прежде, чем он бросит ее?
За дверью включили телевизор, донеслись звуки передачи какой-то спортивной игры со словами комментаторов и криками болельщиков.
Она должна исправить то, что натворила. Им нужно поговорить. Если не сделать этого, то не удастся преодолеть сегодняшний вечер, завтрашний день. И вряд ли будет возможно преодолеть весь последующий год…
Она достала из сумочки щетку для волос, белое новое белье из шкафа и вышла из комнаты.
Как она и думала, Трент растянулся на диване в гостиной, уставившись в экран телевизора. Бейсбол. «Нью-йоркские янки» играли с кем-то не менее знаменитым, но Кэрри спортивные страсти вовсе не занимали.
Сердце сильно колотилось в груди, когда она стояла за диваном. Она повесила трусики на щетку для волос и помахала этим самодельным белым флагом перед его лицом. Он замер, потом повернул голову к Кэрри и сказал ровным голосом:
— Это что, приманка или извращенный способ предложения перемирия?
— Что бы ни было, лишь бы это вернуло нас в лифт, — ответила Кэрри и, чуть улыбнувшись, добавила: — Образно говоря.
В его глазах мелькнуло удивление.
— Садись, — предложил Трент.
Кэрри обошла вокруг дивана. Трент выключил телевизор. Она присела на журнальный столик перед ним:
— Могу я начать первой?
— Валяй.
— Пожалуйста, извини меня.
Трент взял ее руку в свою и кивнул:
— И ты меня тоже прости.
Он так легко принял ее извинение и простил ее, не говоря уже о том, что и сам попросил прощения, хотя не сделал ничего предосудительного.
Кэрри стало легче, напряжение спало, она продолжила:
— Я вела себя совершенно недопустимо по отношению к тебе. Я никогда ни с кем в жизни так не разговаривала.
— Я польщен, — где-то в глубине его глаз мелькнула ирония.
Кэрри глубоко вздохнула, на секунду задумавшись, с чего начать:
— Мне было девять, когда отец оставил нас. Мне бы очень хотелось сказать, что он сделал это неожиданно, вдруг, но это совсем не так — он постоянно предупреждал нас. Может быть, он не справлялся — в его понимании — с ролью отца, может быть, мы с мамой были совсем не подходящие для него люди и для него жить с нами было слишком сложно, не знаю. Но я всегда слышала его слова: однажды я не принесу чек… однажды я не уложу тебя спать… однажды я не буду играть с тобой… однажды я не… и далее по списку. И однажды он не вернулся домой…
Трент легко гладил ее руку, и это помогло ей продолжить:
— Мне кажется, я испытала облегчение. Но с тех пор стала подозрительно относиться к парням, мне как-то не хотелось доверять им. Просто у меня это не получалось. Думаю, это недоверие возникло из-за ухода отца. У меня никогда не было длительных отношений с мужчинами. Я всегда старалась закончить их, прежде чем они перейдут на новую стадию, станут серьезными, поэтому никогда ничего серьезного не было, понимаешь?
— Да, я понимаю, — улыбнувшись, кивнул Трент.
— Ты тоже защищался?
— Да, но по совершенно другой причине.
Кэрри не стала отвлекаться на выяснение его причин, сейчас ее время говорить начистоту.
— Я не говорила тебе о моем отце, потому что я не могла полностью доверять тебе.
Трент молча смотрел ей в глаза. Потом поднял ее руку и поцеловал холодные пальцы:
— Понимаю и уважаю это.
— Но я хочу доверять тебе.
— Я тоже.
— Я хочу полностью доверять тебе, потому что… — она остановилась.
Она остановилась, потому что чуть не выговорила три очень важных слова, которые никогда еще не говорила ни одному мужчине, и было страшно произнести их. Но она была откровенна, и ничего не хотелось скрывать:
— Я хочу полностью доверять тебе, потому что… я люблю тебя.
Кэрри ждала его реакции — вдруг он будет шокирован или еще хуже… Но его лицо было совершенно непроницаемо, это отрезвило и напугало ее. Видя, что Трент собирается заговорить, она остановила его:
— Пожалуйста, не надо. Не отвечай. Просто сейчас я хотела сказать все. Хорошо?
Его глаза неожиданно потемнели, стали очень глубокими и теплыми. Он кивнул и опять сжал ее руку.
— Хорошо. Оставим это.
— Спасибо.
Но Трент добавил подчеркнуто:
— Пока. Договорим потом.
Со вздохом облегчения Кэрри кивнула. Просто в этот момент она не вынесла бы отказа. Он наклонился немного:
— Думаю, теперь моя очередь.
— Хорошо, — кивнула она.
— Несколько месяцев назад я познакомился с Мэри Эндикот. Она была очень приятной, славной девушкой. Но у нас не было ничего общего, и, встретившись во второй раз, мы оба решили, что третьего свидания не будет. Я несколько раз встречал ее здесь, в доме, мы здоровались. Вот и все, — он слегка запнулся. — А потом появилось сообщение о том, что она покончила с собой. Такой ужас… — Он перевел дыхание, помолчал и продолжил: — Несколько недель назад я получил анонимное письмо. Кто-то требовал, чтобы я перевел миллион долларов на названный им счет, иначе он опубликует позорящие меня сведения из моего прошлого. Позже я понял, что это намек на мои отношения с Мэри. Но, поскольку мне нечего было скрывать, я просто выкинул письмо. Думал, что это идиотская шутка, кто-то решил разыграть меня. Но когда меня вызвали в полицию первый раз с вопросами о Мэри, я вспомнил и сказал им об этом письме. Они сказали, что в доме еще кто-то получил такое же письмо.
— Кто? — заинтересовалась Кэрри.
— Они не сказали, — покачал головой Трент. — Но когда вызвали меня вторично, показали это, другое, письмо. Они хотели знать, похоже ли оно на мое.
— Похоже?
— Очень, хотя полицейские заклеили часть текста и саму угрозу я не мог видеть.
Кэрри задумчиво покачала головой. Кто же еще в доме получил такое письмо? Интересно, Аманда или Джулия знали что-нибудь о Мэри Эндикот или о письме? Но нельзя же спрашивать их об этом, это ясно. Дело касается Трента, и ей нельзя делиться с кем бы то ни было таким личным, его личным. Даже с друзьями.
— И последнее, — снова привлек ее внимание Трент. — Когда я был там, капитан, друг нашей семьи, сказал, что они теперь подозревают, что смерть Мэри, возможно, вовсе не самоубийство. Но он не стал обсуждать эту тему.
Кэрри тяжело выдохнула:
— Боже…
— Да.
— Тогда это?..
— Тогда так, — он вновь взял ее руку и поцеловал пальцы.
— У тебя в карманах больше нет скелетов? — С медленной улыбкой она взглянула на него.
— Поищи сама, — он поднял обе руки.
Смеясь, она подошла к нему, села на его колени и обняла за шею:
— Это наша первая ссора.
— Ммм-хмм, — Трент тесней прижал ее, — и поскольку мы вынесли эту пренеприятную штуку, мы должны вознаградить себя особенно горячей компенсацией…
— Секс? — предложила Кэрри, засмеявшись.
— Да, — он ссадил ее с колен и встал, — но не здесь.
— Что?
— Подожди секунду, — он вышел из комнаты, потом вернулся, взял ее за руку и вывел из квартиры.
— Куда мы? — спросила Кэрри, когда они шли по коридору.
Они дошли до лифта, Трент нажал кнопку вызова:
— Ты сказала, что бы ни было, лишь бы это вернуло нас в лифт, — он наклонил голову. — Я только хотел доставить тебе удовольствие, дорогая моя.
Кэрри бросило в жар. Как только открылись двери лифта и он мгновенно втащил ее внутрь, она тоненько, как капризная маленькая девочка, засмеялась:
— А как же жильцы нашего дома? Они же не смогут…
Договорить ей не удалось, Трент закрыл ее рот поцелуем в тот момент, когда закрылись двери. И нажал кнопку «остановка», когда тронулся лифт.
— Но, Трент… — успела выдохнуть Кэрри.
Но он уже прижал ее к стене лифта, спустил вниз платье и накрыл обеими руками ее грудь.
— Мы быстренько, — бормотал Трент, опуская вниз голову.
Его язык сразу же коснулся соска, она задохнулась и застонала.
— Но не слишком быстро, — все ее тело ниже пояса болело, пульсировало.
— Чтобы тебе было хорошо.
Его руки вновь пришли к ней, эти ласки сводили ее с ума, она задохнулась, горло перехватывало:
— О-о, о-у, боже, Трент, а-а…
Через десять минут тихий и скромный швейцар Генри Браун прекратил звонить в компанию по ремонту лифтов, потому что лифт наконец заработал и рассерженные обитатели дома смогли подняться в свои комфортабельные квартиры.
«Кэрри и Трент сидели на дереве.
Ц-е-л-о-в-а-л-и-с-ь.
Сначала любовь, потом свадьба. Затем…
Минутку!
Сначала свадьба».
Забавная считалка из ее детства. Улыбаясь, Кэрри взглянула на часы. Седьмой час. Вот так раз! Она задержалась, была встреча с очень важным для фирмы клиентом, ее никак нельзя было сократить. Надо поторопиться.
Она привела в порядок рабочий стол, выключила компьютер и взяла сумочку. Все складывается прекрасно на этой новой работе. Все оценили ее исполнительность и эффективность работы, а необычные, интересные идеи много раз вызывали восторг у коллег.
В это время многие уже разошлись по домам, лишь несколько трудоголиков уткнулись в мониторы. Кэрри попрощалась с ними и направилась к лифтам.
Она так счастлива! О такой работе можно было только мечтать. И все это Трент, только благодаря ему осуществилось ее желание.
Трент. Ее муж. Ее любовник…
Кэрри нажала кнопку «Холл» и поехала вниз, заново переживая эти десять минут с ним на небесах, вчера, в лифте их дома.
Открывшиеся двери вернули ее в реальность. Реальность шевельнула камень внутри, который был там тоже со вчерашнего дня. Как это ее угораздило сказать Тренту о своей любви? Абсолютное безумие!
Жара на улице нисколько не спала, и Кэрри охватил удушливый запах нагретого асфальта, выхлопных газов машин. Она встала на краю тротуара и подняла руку, останавливая такси. Сейчас ей самой трудно поверить, что она говорила Тренту о своей любви. Хорошо хотя бы, что хватило ума не дать ему ответить.
Не слишком сложно понять, что он мог ответить. Трент добрый, заботливый, сказочный любовник, но он не производит впечатление человека, который сказал бы «я тебя люблю», и, вообще, ему вряд ли понравилась бы даже мысль о таких словах.
Взвизгнув тормозами, остановилось такси. Кэрри, сказав водителю адрес, уселась в прохладном салоне, наблюдая, как шофер маневрирует среди плотного потока автомашин. Мысли о вчерашнем не оставляли ее. Если бы она не остановила Трента, возможно, он сказал бы что-то джентльменское, вроде: «Спасибо, ты восхитительна!»
Или мог широко улыбнуться, показав свои умопомрачительные ямочки, и пуститься в длинное рассуждение о себе, своей жизни, о том, чего он в ней хочет и чего не хочет. И хотя Трент очень хорошо относится к ней, и она совсем ему не безразлична, и у них соглашение — соглашение на год, — но что будет потом, ему не вполне ясно и…
Кэрри почувствовала небольшое головокружение. В машине немногим лучше, чем снаружи.
Да, действительно, любовь лишает разума.
Такси остановилось у дома ее матери. Дав водителю щедрые чаевые, Кэрри пошла по ступеням к дверям, ощущая на лбу капли пота.
Ванда что-то делала на кухне.
— Добрый день, — повернулась она, услышав, что вошла Кэрри.
— Привет. Как тут дела? Все в порядке?
— Все супер-пупер, — добродушно ответила Ванда, с удовольствием используя новое для нее словосочетание, потому что говорить все время «хорошо» или «прекрасно», описывая состояние Рейчел, немного скучновато.
Ванда теперь жила здесь, в квартире Рейчел. Кэрри всегда этого хотела, но не могла себе позволить. Впрочем, убедить мать, что это нужно, что так лучше, она тоже не могла. Рейчел, в ее нынешнем состоянии, не всегда выносила Кэрри рядом, а терпеть чужого человека просто отказывалась. Но ее состояние в последние несколько месяцев ухудшилось. К счастью, Рейчел наконец согласилась, чтобы Ванда была с ней все время, и Кэрри стало намного спокойней.
— Может быть, закажем сегодня обед? — предложила Кэрри.
— А он уже заказан, — ответила Ванда, вынимая из буфета тарелки, стаканы и столовые приборы. — Должны доставить с минуты на минуту.
— Как здорово. Что вы заказали?
— Я не заказывала.
— Что? — растерялась Кэрри.
Ванда смутилась:
— Обед заказывают каждый день. Примерно в семь его привозят.
— Не понимаю… — покачала головой Кэрри.
Ванда повернулась к ней, с вилками и ножами в руках.
— Мистер Тенфорд организовал все это. Он сказал, что у меня здесь достаточно работы, и готовить еду три раза в день — это уж слишком. Я сказала ему, что возражаю, но он настоял.
Кэрри не верила своим ушам:
— Когда все это было?
— Несколько дней назад. Он заезжал сюда во время своего перерыва на ланч.
И снова Кэрри была потрясена.
— Трент не говорил мне ни о чем — ни что был здесь, ни про обеды…
— Возможно, хотел вас удивить?
— И удивил, — мрачно подытожила Кэрри.
Трент был здесь? Во время ланча?
Но почему даже не упомянул об этом?
На короткий момент Кэрри почувствовала, что привычное недоверие снова овладевает ею, но ей удалось быстро справиться с собой и оттолкнуть эти глупые подозрения. Какая разница, почему он приехал сюда и почему забыл сказать ей? Он был здесь. Этого вполне достаточно.
— Еда прибывает с официантом и всем, что положено, — радостно сказала Ванда. — О, ваша мама не спит. Она приняла ванну и отдыхает.
— Спасибо, Ванда.
Кэрри пошла к Рейчел. Первое, что она увидела, открыв дверь, лицо своей матери, очень бледное, но совсем молодое. Седые волосы зачесаны назад. Маму можно даже назвать хорошенькой. Правда, может быть, Кэрри видела то, что хотела увидеть.
— Привет, мам.
Рейчел подняла на нее взгляд, и Кэрри увидела, что мать узнала ее.
— Кэрри?
Глаза Кэрри наполнились слезами. Моменты прояснения последнее время случались крайне редко, и, когда это происходило, Кэрри наполняли благодарность и ярость одновременно.
Она подошла и села у кровати.
— Мой прекрасный муж заказал обед для нас троих. Как хочешь: поговорим за обедом или лучше посмотреть что-нибудь?
— Кэрри, дорогая…
— Что, мам?
— У меня есть кое-что, — покачала головой Рейчел.
— Что такое?
— Боль.
— Где? Покажи мне, — сердце Кэрри упало.
Рейчел показала на сердце.
— Сильно болит? — У Кэрри начиналась паника.
— Потому что ушел твой отец.
Одна паника сменилась другой, печаль смешивалась с гневом.
— Я знаю, мам. Но это было очень и очень давно.
— Он ушел из-за меня…
— Не надо думать об этом сейчас, — в холле раздался звонок. — Привезли обед, наверное, твой любимый чесночный хлеб, ты его всегда ешь с таким удовольствием.
Рейчел с силой сжала пальцы Кэрри.
— Мне нужно подумать сейчас. Мне сейчас необходимо поговорить об этом.
У Кэрри сжалось горло — видеть отчаяние матери было выше ее сил. Страшно, что этот разговор может расстроить мать, и тогда повторится то, что происходило так недавно. С другой стороны, если Рейчел так нужно что-то сказать, пусть скажет. Сейчас. Ведь позже может и не наступить.
Кэрри кивнула:
— Хорошо.
Рейчел благодарно посмотрела на дочь, вздохнула.
— Это я попросила его уйти. Ты ведь не знала, да?
— Не знала.
— Я так устала от его угроз. Каждый день. Но ужасней всего было то, что происходило с тобой, когда он говорил, что уйдет. Я не могла допустить, чтобы так продолжалось. И однажды вечером я сказала ему: «Уходи сейчас», — в глазах Рейчел стояли слезы. — И он ушел.
Кэрри накрыла руку матери своей и сказала с искренней страстностью:
— Как я рада, что ты решилась на это!
— Но он даже не попрощался с тобой, — горестно продолжала Рейчел, выпуская пальцы Кэрри. — Я никогда не смогу простить себе этого.
— Ты должна простить себя. Точно так же, как я должна простить себя за то, что очень хотела, чтобы он ушел.
Рейчел смотрела на Кэрри широко открытыми глазами.
А Кэрри продолжала, потому что наконец ей представился случай освободиться от своей тайной, скрываемой от матери вины:
— Я тоже не могла этого больше выносить. Я молилась каждый вечер перед сном, чтобы он ушел. И когда это случилось, когда я проснулась утром и была только ты… В первый момент я почувствовала облегчение, потом даже какое-то возбуждение, что начнется совсем другая, новая жизнь… Я скучала по нему, не пойми меня неправильно, но… Время проходило, и мои воспоминания о нем становились лучше, чем реальность. Понимаешь?
Рейчел улыбнулась, кивнула и на какое-то время стала похожа на себя прежнюю:
— Да, понимаю.
В комнату вошли Ванда и официант с подносом аппетитно пахнущих блюд. Кэрри мысленно поблагодарила Трента за то, что он сделал их жизнь намного легче.
Они уселись вчетвером, уговорив официанта составить им компанию. Спустя некоторое время, Рейчел с улыбкой взглянула на дочь и предложила посмотреть какой-нибудь фильм.
— Выбирай, мам, — сказала Кэрри, отламывая кусочки хлеба.
— Может быть: «К королю с любовью»?
— Послушайте, хочу вас подготовить, — доставая диск, Кэрри с улыбкой повернулась к Ванде и официанту, — два часа моя влюбленная мама будет рассказывать вам, как изумителен Сидни Пойтер.
— Я к этому уже готова, — улыбнулась Ванда.
— Но он ведь действительно великолепен, — пожал плечами официант.
— Не волнуйся, родная моя, когда этот человек на экране, два часа пролетят очень быстро, как один миг, — улыбнулась дочери Рейчел.
Слишком быстро, подумала Кэрри, вставляя диск в видеомагнитофон и включая телевизор. Через два часа Ванда ляжет спать, Кэрри отправится домой, а Рейчел, скорей всего, вернется в свое искаженное болезнью сознание.