Монтойя больше не согревал ее, и от прикосновения к прохладным простыням по голой спине Амелии пробежала дрожь. Если бы она посмотрела вниз, то из-под повязки увидела бы часть комнаты и отблески огня, горевшего в камине. Но она ничего не хотела видеть и крепко сжимала веки.
В своем воображении она видела Монтойю довольно экзотическим мужчиной. Сильным, красивым и весьма суровым. Она всей душой желала облегчить его страдания и немного утешить. Ей хотелось слышать его смех и целовать ямочки на его щеках, которые она видела слишком редко.
Неожиданно перед ней возник образ Колина в ореоле всей своей торжествующей силы, совсем как прежде полного жизни. Амелия застыла от изумления.
– В чем дело? – тихо спросил Монтойя, по отсутствию звуков она поняла, что он уже разделся.
Глубоко вздохнув, Амелия вернулась в действительность. Возможно, следовало вспомнить свою первую любовь в тот момент, когда она пустилась в греховное путешествие, но уже не с ним, а с другим человеком. Разобраться в этом ей не хватало опыта.
– Мне без тебя холодно, – солгала она, протягивая к нему руки.
– Сейчас тебе будет жарко, – утешил Монтойя, и кровать прогнулась под тяжестью его тела, навалившегося на Амелию.
Она чувствовала его тепло и нежное прикосновение его губ. Он гладил ее тело, не пропуская ни одной складочки или изгиба.
– Мне страшно поверить, что это не сон, – шептал он. – Я боюсь, что открою глаза и увижу, что тебя нет.
Амелия положила руку на свой плоский живот, чуть выше пупка.
– Я чувствую тут какой-то трепет, – призналась она. Он взял ее руку и нежно пожал.
– Сейчас я буду там. Глубоко-глубоко внутри тебя. – Он погладил ее живот.
Он, казалось, щекотал ее, и она засмеялась. Она почувствовала, что, целуя ее, он тоже улыбается.
– Я люблю тебя.
У нее замерло сердце, когда его пальцы глубоко погрузились в нее. Огрубевшим пальцем он раздвинул ее бедра, но она инстинктивно снова сжала их.
Произнесенные шепотом слова поразили ее так сильно, что она, задыхаясь, отвернулась от графа. Она никогда не думала, что снова услышит эти слова из уст другого. Готовые пролиться слезы жгли ее глаза.
– Раздвинь ноги, – просил он, целуя ее шею. – Позволь, я доставлю тебе удовольствие.
Ее охватила дрожь, чувства и сердце были в смятении.
– Рейнальдо…
– Нет. – Он продолжал со страстью целовать ее. – Называй меня как угодно, только не этим именем. Любимый или дорогой…
– …возлюбленный…
– Да… – Он ласкал ее языком, вызывая стоны. – Раскройся, – настойчиво просил он. – Позволь увидеть тебя… дотронуться до тебя.
Не в силах отказать ему, умолявшему с такой страстью, Амелия раздвинула ноги и выгнулась от его прикосновения к нежной горячей плоти, просившей его ласки.
– О!
Поцелуи Монтойи становились все более страстными; он знал, как надо ласкать женщину. Его огрубелые пальцы ласкали ее в одном ритме с ласками языка.
Амелия таяла от наслаждения, но старалась заглушить все растущее возбуждение, извиваясь под графом и судорожно хватаясь за него. Мускулы его рук напрягались. И она острее ощущала всю эротичность его прикосновений.
Одним пальцем он проник в ее глубину, она открылась навстречу ему.
– Какая ты скользкая, – с благоговением выдохнул он. – С какой жадностью ты сжимаешь мой палец. – В доказательство он продвинулся чуть глубже. Амелия вскрикнула, когда ее мышцы сжали вторгшегося гостя.
– Бог мой, в тебе так тесно и горячо, – восхитился он. – Ты убьешь меня, когда я войду в тебя. – Амелия взяла в руку его плоть, не понимая, как он войдет в нее. Такой толстый и твердый. Ее девственное тело уже пылало от прикосновения пальца.
Монтойя застонал от невыносимой жажды удовлетворения.
– Ты уже готова, – сказал он. – Чувствуешь? – Он слегка надавил пальцем на набухший бугорок и погладил его. В ответ ее мышцы сжали его палец, осторожно проникавший внутрь все глубже.
Амелия жалобно застонала, когда палец с нарастающей быстротой стал то входить, то выходить из нее. Монтойя знал, как возбуждать женщину, и ее кожа покрылась потом, а груди пронзила боль. Умоляющие звуки вырывались из ее горла, и она старалась как можно ближе прижаться к графу.
– Скажи мне, чего ты хочешь, – прошептал он, приблизив губы к ее уху. – Скажи мне, как доставить тебе удовольствие.
– Мои соски…
– Они прекрасны. Так соблазнительно возбуждены. Жаждут моих губ.
– Да! – Амелия выгнулась, бесстыдно предлагая себя.
– Скажи, любовь моя. – Он уже дотронулся до девственной плевы. – Скажи, чего ты хочешь.
– Я хочу…
– Да? – Он продолжал двигаться внутри ее.
– Я хочу чувствовать на своей груди твои губы.
– Ум-м… с удовольствием, – охотно согласился он.
У нее перехватило дыхание. Обжигающий жар охватывал нежную кожу. Напряжение возрастало с каждым движением его пальца.
От наступившего освобождения она задохнулась. Тело словно окаменело, сердце готово было выскочить из ее груди, в ушах стучала кровь.
И на вершине ее наслаждения он разорвал барьер, разделявший их. В пылу вырвавшейся на свободу страсти Амелия почти не заметила, что потеряла девственность, и слеза, появившаяся в уголке ее глаза, была не от боли, а от того, что наслаждение было почти невыносимым.
Когда Амелия пришла в себя, она услышала его хрипловатый голос, произносивший ласковые и восторженные слова. Как она счастлива, что это произошло с мужчиной, который так страстно желал ее и вызывал у нее ответное желание! То, что могло бы стать обязанностью, оказалось радостью.
Сотни чувств боролись в Амелии, и все они хотели быть выраженными словами. Но у нее сжало горло, и она не смогла их произнести.
Вместо слов она обняла его и прижала к своей груди.
Колин слушал, как успокаивается биение ее сердца, и думал, что никогда еще не любил ее так сильно. Во власти страсти она была богиней, созданной для любви и желаний, ее прекрасное тело пылало, и блестело. Земная. Свободная и горячая, какой и хотела быть. Созданная для любовных утех.
С ним.
Ни один другой мужчина не смог бы заставить ее раскрыться. Она говорила, что без него ничего не чувствует. Она оживает только рядом с ним. Теплая и нежная, влажная и возбужденная. Жаждущая ласки.
– Это было, – с тихим вздохом сказала она, – чудесно.
Колин потерся лицом о ее грудь и засмеялся, сердце переполняла радость. Он сам словно пробудился от слишком долгого сна. Она преследовала его, ей надо было, чтобы его желание отпустило на свободу ее собственное.
– Твоя борода щекочет меня, – пожаловалась она, отталкивая его голову.
Ее явная чувственность заставляла его неудовлетворенную плоть протестующе пульсировать.
Но мечты, которые он вынашивал годами, не ограничивались удовлетворением себя самого. Он хотел наслаждения и для нее, ему это было Необходимо. Еще не закончится эта ночь, а он уже привяжет ее к себе наслаждением, поработит желаниями, покажет ей все грани и высоты наслаждения. Ее любовь была бесценной наградой, но не менее важной была ее страстность.
– Можно пощекотать тебя в других местах? – подняв голову, спросил он.
Она облизнула нижнюю губу. Колин тут же провел по ее пухлой губе кончиком языка. Это был недвусмысленный соблазняющий намек.
Ее сердце екнуло, она поняла его намерение.
– Ты шутишь.
– Нисколько. Я хочу познать тебя, Амелия. Снаружи и внутри.
Он почти слышал, как проносятся в ее голове мысли. Амелия размышляла.
– Я думаю, что таким образом мне легче познать тебя, – задумчиво сказала она, – чем тебе познать меня.
У него от этой мысли задрожали руки, и он повернулся на спину, чтобы не придавить Амелию.
– Тебе бы это понравилось, – вслух размышляла она, заметив его реакцию. – Неужели там, ниже, у женщины что-то совсем не похожее на ее рот?
– Мне нравится, что ты любознательна. Надеюсь, ты будешь такой всегда.
– Как-нибудь я кое-чему научу тебя.
– Сирена. Ты уже околдовала меня. Неужели надо еще больше поработить меня?
Она легким движением провела рукой по его животу и взяла его напрягшуюся плоть. Он шумно выдохнул, а Амелия села лицом к нему. Он протянул руку и остановил ее. Несмотря на то, что Амелия ничего не видела, она повернула голову. Свободной рукой она попыталась снять с глаз косынку.
– Еще рано, – сказал он.
– Я готова.
– А я нет.
Она как будто собиралась возразить, но, передумав, провела рукой по всей длине его члена. Колин скрипнул зубами и вцепился в одеяло.
– Я хочу сделать с тобой то же, – прошептала она, – что ты сделал со мной.
– Знаешь, мы, мужчины, менее чувствительны, чем женщины, когда достигаем наслаждения.
– Но ощущения одинаковы, не так ли?
Он улыбнулся:
– Полагаю, да.
Амелия села, подобрав ноги. Обеими руками она ласкала его, сжимая и поглаживая. То, что он чувствовал, обжигало его спину и пронзало сердце. В ее прикосновениях было благоговение. И страх.
Краешком ногтя она провела по вздувшейся вене, и у Колина вырвался тихий страдальческий стон.
– Скажи мне, что тебе нравится, – попросила она. – Скажи, как доставить тебе удовольствие.
– Ты уже доставила его. – Колин погладил изящный изгиб ее спины.
– Скажи, как доставить тебе еще большее наслаждение.
– Если ты повторишь это, я кончу прямо в твои руки.
– Или в рот? – Она вопросительно склонила на бок голову.
– Не сегодня, – задыхаясь, ответил он и оттолкнул ее руку. – Черт побери, не делай этого!
– Это было потрясающе, – чуть испуганно сказала она, доведя его до неистовства.
Колин, раздвинув ее бедра, лег сверху. Повязка на ее глазах сдвинулась, но он быстро подхватил ее и вернул на место.
– С тобой так приятно. – Маленькими руками Амелия погладила его плечи. – Такой большой и твердый… везде.
Он услышал беспокойство в ее голосе и поспешил развеять его.
– Ты получишь удовольствие, – пообещал Колин, опираясь на одну руку, чтобы своим весом не давить на Амелию, а другой начал массировать ее нежную плоть. Она застонала и задвигала бедрами. – То, что было, не сравнить с тем, что будет, когда я окажусь внутри тебя.
Она обняла его за шею своими тонкими руками и еще ближе притянула к себе.
– Я хочу этого. Я хочу, чтобы это было с тобой.
– Да. – Он провел языком по раковине ее уха, и дрожь пробежала по телу Амелии. – Ты чувственная женщина. Это видно по тому, как ты двигаешься, как смотришь на меня.
– Я слишком худенькая, – тихо заметила она.
– Ты само совершенство. Некоторые женщины подходят всем мужчинам. Ты сделана только для одного меня. У меня горячая кровь, сильная страсть; поэтому ты создана выносливой. У тебя изящные, но не слабые руки и ноги. Твое тело роскошно, оно без недостатков.
Он пальцем проверил, готова ли она. Ответный призывный стон был достаточным поощрением. Он прикоснулся головкой члена к узкой щелочке, ведущей внутрь ее тела. На кончике дрожала капля, он был слишком возбужден и собирался облегчить, смягчить свое вторжение, в чем не было необходимости. Амелия и так была влажной и горячей. От легкого движения его бедер разбухший член проскользнул внутрь ее.
– О Боже!.. – ахнула она, хватая ртом воздух.
Тело Колина напряглось, когда ее мышцы сжались. Обжигающий жар охватил его. Пот заливал поясницу, Колин согнул спину в усилиях сдержать свое нетерпение. Амелии нужно дать время привыкнуть к его величине и незнакомому ощущению вторжения.
Амелия ухватилась за его бедра, бедра начали потихоньку покачиваться, и он почти утратил самообладание.
– Проклятие! – вырвалось у него, тело сотрясалось в отчаянной попытке облегчить мучительную боль, оно не сдержало вырвавшийся из него поток семени.
– Глубже, я хочу глубже, – попросила Амелия, и Колин был так благодарен ей за это, что поцеловал ее долгим страстным поцелуем. Она раскрыла губы и втянула в рот его язык.
Колин всем телом навалился на нее, вжимая в постель, обхватив ладонями ее лицо, разжигая желание.
– Амелия… – стонал он, прижимая свою скользкую от пота щеку к ее щеке. – Ты лишаешь меня возможности дать тебе то, чего ты заслуживаешь.
– Мне больно, – заплакала она, не выпуская его. – А ты еще не вошел в меня.
– Ты маленькая и неопытная, а я большой и твердый. Если я буду спешить, тебе будет больно и сейчас, и потом.
– Ты слишком большой…
– Нет, пропади все пропадом! – Он не хотел быть грубым, но она жадно втягивала в себя головку его члена, пробуждая первобытные инстинкты брать силой, заставляя забыть, что ты джентльмен.
– Тогда дай мне посмотреть. Может быть, если я увижу, меня это будет меньше беспокоить. Когда я ничего не вижу, все воспринимается слишком остро. Каждый звук, каждое прикосновение усиливаются.
Колин замер. Сейчас не время, и все же он не мог допустить, чтобы этой ночью что-то огорчило ее. Он был в раю. Он больше всего на свете желал, чтобы рай окружал и ее.
– Я боюсь того, что произойдет, когда ты увидишь меня. Если ты отвергнешь меня, я этого не переживу.
У нее задрожала нижняя губа. Затем Амелия спросила:
– Ты взял с собой одну из твоих масок?
– Ты просишь меня оторваться от тебя? – Он посмотрел на нее удивленным взглядом. – Ты с ума сошла? Я уже в тебе.
– Не совсем, – возразила она. – Не так, как бы я хотела. – В ее голосе звучала умоляющая, упрашивающая нотка, которой Колин был не в силах противостоять.
Амелия убьет его, думал он со странной смесью гордости и иронии. Она никогда не будет холодной в спальне, как никогда не была холодной и вне ее. Он почти со страхом ожидал дня, когда в Амелии полностью пробудится чувственность. Разве он переживет женское коварство? Он чувствовал, что умирает.
– Это возбуждает меня, – прошептала Амелия, сопровождая это странное заявление прерывистыми вздохами. – Твой вид в маске. – Она дотронулась до его губ и обвела их пальцем. – У тебя такой порочный рот. Я мечтала о нем. Мне хотелось, чтобы он касался моей кожи и шептал жаркие слова желания.
Содрогаясь от страсти, Колин нетерпеливо вошел в нее. Она таяла от ощущений. Ее соски, отвердев, уперлись в его грудь, а мышцы живота подрагивали.
– Мне было бы приятно смотреть на тебя. Не отказывай мне. – Амелия обхватила его бедра и втягивала Колина в себя.
Чем глубже он погружался, тем сильнее ее девственная плоть сопротивлялась, не желая подстраиваться под мужское тело.
– Пожалуйста… – попросила Амелия с душераздирающей мольбой в голосе. – Не оставляй меня слепой в такую минуту моей жизни.
С проклятием Колин освободился из ее объятий, его тело дрожало от неудовлетворенного желания. Он слез с кровати и прошел на онемевших ногах к шкафу, где наготове стоял его саквояж. Открыв его, Колин достал маску, которую хранил как дорогое воспоминание об украденных минутах, которые провел с Амелией.
Он смотрел на блестящую белую маску в своих руках со все более нараставшим чувством негодования, ибо цель маски – не позволять Колину Митчеллу приближаться к любимой женщине.
Как он жалел, что, покупая маску, не задумался, к чему приведет этот обман! Один взгляд на Амелию – глоток воды для умирающего от жажды, – вот и все, чего он ожидал от этой хитрости.
– Скорее, – поторопила она горловым голосом опытной соблазнительницы. Женское обаяние, которое другие так стараются приобрести и которому обучаются, было у нее врожденным.
Колин поднес полумаску к лицу и завязал черные шелковые ленточки. Повернув голову, он взглянул на Амелию и понял, что уже не выйдет из этой комнаты тем человеком, каким вошел сюда. Застенчиво скрестив ноги и руки, она откинулась на подушки, повязки уже не было на ее лице. В ее зеленых глазах он увидел вожделение, желание и такое восхищение, что чуть не задохнулся.
Повернувшись, он встал перед ней, давая возможность хорошо рассмотреть его возбужденный член и напрягшиеся мышцы. Он увидел, как она сглотнула, и понял, каким пугающим, должно быть, был его вид.
Его тело, крепкое и мускулистое, благодаря частым физическим упражнениям было почти вдвое больше ее тела. Его похоть достигла предела. Вены раздувались от бурлящей крови, и он сжал пенис, чтобы облегчить боль.
– Такой мой вид возбуждает или пугает тебя? – спросил он.
Амелия облизнула губы.
– Не пугает, – прошептала она. – Я волнуюсь и, может быть, тревожусь, но я не боюсь тебя.
– Ты сильная женщина, – с восхищением сказал он, быстрыми шагами подходя к ней.
Не тратя времени, он встал на колени, возвышаясь над нею, и развел в стороны ее руки, чтобы дотянуться губами до соска. Сильными ритмичными движениями он сосал грудь, а Амелия вскрикивала от наслаждения.
Она притянула к себе его голову.
– Войди в меня, – шепотом попросила она. – Мне неприятно это чувство неопределенности и неведения.
Откинувшись назад, Колин широко раздвинул ее ноги, чтобы видеть между ними место своих устремлений. Лежа на подушках и наклонившись вперед, она тоже видела его. Она не успела сравнить размеры своей маленькой розовой щелочки с толщиной и длиной его члена, как Колин уже вошел в ее нежную плоть. Амелия жалобно вскрикнула и впилась ногтями в его бедра.
Он осторожно, но безжалостно проникал все глубже и глубже, переведя свой взгляд на ее прекрасное лицо.
Закрывая спиной быстро затухающий свет камина, он не мог различать цвета, но видел, как блестит от пота ее лоб, а глаза полны слез.
– Я делаю тебе больно? – ужаснулся он, его пальцы впились в нее, когда она в ответ сжала мышцами его член. Она внутри была такой чертовски неподатливой и тесной, что Колину казалось, будто он попал в крепко сжатый кулак.
– Нет… – тонким, каким-то отдаленным голоском ответила она.
Колин взял ее руку и положил на вспухший клитор.
– Погладь себя, – подсказал он.
К его радости, она без смущения послушалась его и длинными тонкими пальцами почти без колебаний погладила влажную плоть.
Как он и ожидал, она со вновь усилившейся страстью начала сжимать и втягивать его внутрь, доводя до экстаза, Колин стонал и, задыхаясь, хватал ртом воздух, напоенный запахами чувственности и жимолости.
Амелия извивалась и издавала умоляющие звуки, проявляя такую страсть, что потом он удивлялся, как смог оставаться внутри ее, сдерживая себя до самой последней минуты. Наконец последним отчаянным рывком он полностью овладел ею, и ощущения, что он достиг самой ее глубины, было достаточно, чтобы вызвать у него слезы.
Амелия вскрикнула, почувствовав Монтойю в самой глубине своего тела. Ощущение облегчения от мучительной боли в том месте, которое требовало ласк, снова исчезло.
Когда он застыл в неподвижности, она попробовала добиться этого облегчения, крутя бедрами. У него вырвался звук, более похожий на звериное рычание, чем на человеческий голос, ее тело задрожало, еще более возбужденное этим звуком.
Монтойя все еще держал ее в своих мощных руках, а из разрезов маски на нее смотрели его горящие глаза. Красивые губы были сжаты, и мышцы на лице напряжены.
– Почему ты остановился? – со слезами спросила она.
– Потому что я готов кончить и не хочу делать этого без тебя.
– Я готова! – Ее голос звенел от отчаяния, плоть требовала удовлетворения, доставляя ей боль.
Почти без усилий он обхватил Амелию и, встав на колени, погрузился в нее на всю длину. Амелия прижалась к его широким плечам, проводя губами по солоноватому небритому подбородку. Монтойя переменил их положение, и комната закружилась перед ее глазами. В отместку за свое разочарование она укусила его.
Монтойя выругался и оттолкнул ее.
– Скачи, – грубо велел он.
Он сел на край кровати и посадил Амелию на себя, глубоко погрузив в нее член. Отведя назад руки, Монтойя приподнял тело, давая ей возможность делать с ним все, что она пожелает. Эта его поза была пронзительно эротична, на животе выступили крепкие мускулы, покрытая волосами грудь стала мокрой от пота.
И маска. Боже, маска прибавляла мрачной увлекательной таинственности, делавшей Амелию безрассудной.
– Сейчас же! – приказал он, и она вздрогнула.
Принимая его вызов, она распрямила плечи и подняла подбородок. Кажется, ему трудно по каким-то причинам, о которых она не подумала раньше. Он овладел ею с опытностью человека, который мог выбирать себе женщин: наверное, безобразные шрамы на его лице получены совсем недавно. Возможно, она была первой женщиной, которая приняла его в свою постель после нанесенных увечий. Эта мысль придала остроты уже и так поразительному событию.
В эту минуту Амелия решила, что будет любить его всем своим существом, сильнее, чем смогла бы любить его другая женщина. Она разберется в том смятении чувств, о котором догадывалась, и успокоит его своей страстью, докажет своим телом, что ее влечет к нему сердце.
Опираясь на его плечи, чтобы не упасть, Амелия приподнялась, вбирая его всего до конца, и, опустившись, ощутила прикосновение его к тому месту внутри ее, из которого исходила дрожь. У Амелии перехватило дыхание, и она содрогнулась.
– Вот так, – шепотом похвалил он, наблюдая за ней из-под густых черных ресниц. – Видишь, как я подхожу тебе? Я создан доставлять тебе удовольствие.
Прикусив нижнюю губу, она медленно повторяла движения, поняв, как это делается. Она коснулась шрама на его плече, рана была старой и уже давно зажила. Амелия погладила шрам, ощущая его неровную поверхность с рваными краями. Где-то в глубине сознания этот шрам беспокоил ее, заставлял…
Он заговорил, и все мысли исчезли из ее головы.
– Милая Амелия. Ты моя.
Амелия приподнялась и обхватила его так, что ее губы оказались на уровне его губ, поднимаясь и опускаясь, она чувствовала, как ее набухшие соски скользят по жестким волоскам, покрывавшим его грудь.
Утверждая свою власть над ним, как он утверждал свою власть над ней.
Монтойя, взяв в руку пряди ее волос, прижимая к себе, шептал поощряющие слова, а от движений его бедер у Амелии перехватывало дыхание, и она теряла разум.
Теряла свое сердце.
Почувствовав себя увереннее, она отвечала ему, тяжело дыша от усилий, и капли пота стекали между ее грудей.
– Я хочу, чтобы ты каждый день была такой. – В этих властных словах она слышала удовлетворение. – Я хочу, чтобы ты ощущала пустоту, когда меня не будет внутри тебя. Чтобы жаждала меня. Тосковала по мне.
Амелия знала, что так и будет. Она обезумела от вожделения, терлась, извиваясь, о его возбужденную отвердевшую плоть, как будто уже делала это раньше. Как будто понимала, что делает.
Он доводил Амелию до этого безумия своим большим телом, тяжелыми веками в прорези маски, губами, блестевшими от поцелуев. Он выглядел как языческий бог любви. Экзотически прекрасным. Бесконечно владевшим собой. Согласным лежать и получать наслаждение от распутницы; единственной целью которой было достичь наслаждения.
Прижав губы к его щеке, она шепнула: «Давай же, возьми меня!» И сама удивилась, как легко это сорвалось с ее языка.
Тело Монтойи вздрогнуло.
– Дай мне кончить, – задыхаясь, умоляла она. – Я хочу этого… я хочу тебя. Страшно. Глубоко. Мне надо, чтобы ты был со мной… – В то же мгновение он изогнулся и придавил ее к постели. Стоя на полу, сжимая кулаками одеяло, он со всей мощью вошел в нее, и от каждого толчка у нее, доведенной до экстаза, из горла вырывался восторженный крик.
Монтойя возвышался над нею, глядя на нее в прорези маски, его грудь вздымалась, живот напрягался, бедра сжимались, когда она приподнималась навстречу. Его тело было образцом мужской силы.
Нараставшее напряжение внутри живота скрутилось в узел, разум отступил перед грубостью наслаждения. А затем этот узел взорвался бурей ощущений, обжигавших кожу, сжимавших легкие, и рассыпался бесконечными короткими спазмами, обожествляющими его возбужденный пенис.
Гортанный громкий звук, вырвавшийся у графа, заставил Амелию выкрикнуть его имя, а ее глаза наполнились слезами. Все еще напряженный, он остановился, и она, подхваченная волной наслаждения, слабо запротестовала. Он застонал сквозь сжатые зубы, и в самой глубине ее тела из него изверглось горячее густое семя.
Это было грубо, просто и прекрасно. Он лежал, упираясь локтями, чтобы не давить на нее.
– Я люблю тебя, – горячим шепотом произнес он, слизывая ее слезы. – Я люблю тебя.
Амелия протянула руку к завязкам его маски.