Неодолимая страсть

Эпилог

– Через несколько часов мы отплываем, – сказал Куинн, играя кисточкой пестрой подушки. – Мои сундуки и слуга уже на борту, а Лизетта надежно заперта в каюте.

Они сидели в семейной гостиной нового дома Колина в Лондоне. Комната была большой, красиво отделанной, в мягких голубых с золотом тонах. Амелия украсила комнату, добавив яркие вещи из наследства Колина – подушки в роскошных наволочках, небольшие резные статуэтки и вазы с цыганскими украшениями, которые им на свадьбу подарил Пьетро. Это был не модный стиль, и многие нашли бы его ужасно безвкусным, но они оба любили эту комнату и проводили в ней немало времени.

«Будь самим собой», – говорила Амелия с вновь приобретенной уверенностью, безгранично возбуждавшей его. Амелия тоже проявляла смелость, которую так долго сдерживала. Боязнь, что она станет слишком похожа на отца, исчезла, а страх Колина оказаться недостойным ее уже не властвовал над его поступками.

Колин откинулся на спинку кресла и спросил Куинна:

– Французы согласились отпустить наших людей в обмен на мадемуазель Руссо и Картленда?

– И Жака. Он им тоже нужен. Но сейчас я беру с собой только Лизетту. Они могут получить тех двоих после того, как я удостоверюсь, что они выполнили свои обязательства.

– Я тебе не завидую, – сказал, поморщившись, Колин. – Не могу представить мадемуазель Руссо в роли послушной заключенной.

– Она жалка, но мне все это доставляет огромное удовольствие.

Колин рассмеялся:

– Потому что ты грубиян. Когда вернешься?

– Точно не знаю, – пожав плечами, сказал Куинн. – Возможно, когда узнаю, что остальных освободили. А может быть, я немного попутешествую.

– Ты хорошо заботишься о своих людях, Куинн. Этим твоим качеством я всегда восхищался.

– Они больше не мои люди. Я подал в отставку. – Он кивнул в ответ на поднятые брови Колина. – Это правда. Моя служба у Эддингтона некоторое время была интересной, но теперь я должен найти другие развлечения.

– Какие?

– Вроде каких-нибудь беспорядков. – Куинн усмехнулся. – Я вижу тебя в вечернем благоденствии и вспоминаю, что беззаботное существование не для меня. Мне было бы скучно до слез.

– Но не с любимой женщиной.

Куинн откинул назад свою темную голову и расхохотался таким громким искренним смехом, что Колин не мог не улыбнуться.

– Даже когда я безнадежно был влюблен в Марию, – сказал, поднимаясь, Куинн, – я, слава Богу, никогда не говорил такой чепухи.

Колин тоже встал и, смущенно краснея, сказал:

– Когда-нибудь я напомню тебе о твоих заверениях и посмотрю, как ты возьмешь свои слова обратно.

– Ха! Этот день еще не скоро наступит, друг мой. Вероятно, ни один из нас не доживет до этого времени.

Когда Куинн направился к двери, Колин почувствовал, что ему грустно с ним расставаться. Куинн по характеру бродяга, поэтому встречаться они будут нечасто. После того, что они перенесли и пережили вместе, Колин воспринимал Куинна как брата и знал, что будет скучать по нему.

– Прощай, друг мой. – Куинн похлопал Колина по спине. – Желаю тебе многих радостей и множество детей.

– Я тоже желаю тебе счастья.

Куинн поднял руку в военном салюте и ушел. Искать следующего приключения. Колин долго стоял перед закрывшейся дверью.

– Дорогой.

Ласковый, горловой звук голоса Амелии теплой волной коснулся его кожи.

Улыбаясь, Колин повернулся и увидел ее, одетую лишь в пеньюар, на верху лестницы. Волосы Амелии были уложены в сложную прическу с алмазами, вплетенными в напудренные локоны.

– Ты еще не одета? – спросил он.

– Почти готова.

– Мне так не кажется.

– Мне пришлось прерваться, когда Энн наносила последние штрихи…

– О? – Он широко улыбнулся. Ему был знаком этот соблазнительный, шаловливый взгляд ее глаз.

Она грациозным жестом подняла руку, на которой в свете канделябров блеснул изумруд обручального кольца. В тонких пальцах была зажата блестящая черная шелковая лента, на которой висела знакомая белая маска.

– Если хочешь, – предложила Амелия, – мы поедем, как и собирались, на маскарад. Я понимаю, тебе нужно время, чтобы одеться.

Он направился к лестнице.

– Мне нужно намного меньше времени, чтобы раздеться, – мягко заметил он.

– Я бы хотела, чтобы ты надел маску.

– Я отложил ее по особой причине.

– Какой хитрый.

Колин, шагая через две ступени, поднялся к ней, предвкушая ощущение ее мягкого, не стесненного платьем тела.

– Это я хитрый? Это вы, графиня Монтойя, вместо приличного светского вечера заманиваете меня в свою постель, чтобы провести ночь в распутном разгуле.

– Я не могу устоять. – Она поднесла маску к лицу и завязала ленты. – Я пылаю к тебе страстью.

– Так не отказывай себе, – прорычал он, прижимаясь губами к ее горлу. – Прошу тебя.

В ее смехе звучали радость и любовь. И они наполняли его сердце.