Неодолимая страсть

Глава 8

По улице неторопливо двигались пешеходы, телеги и кареты. День выдался солнечный и довольно теплый, воздух, омытый коротким утренним дождем, был чист. Однако Колина не покидала тревога. Что-то в этом дне не нравилось ему.

– Вам не стоит так беспокоиться, – сказал Жак. – С ней все будет в порядке. Никто не обнаружил связи с вашим прошлым или с мисс Бенбридж.

Колин грустно улыбнулся:

– Неужели по мне так заметно?

– Oui. Когда вы думаете, что на вас никто не смотрит.

Колин смотрел в окно кареты, люди шли по своим обычным делам. Что касается его, то в этот день у него было только одно дело – уехать из Лондона. В этот момент его карета направлялась к дороге на Бристоль. Вещи погружены, расчеты за взятый внаем дом произведены.

Колин же чувствовал незавершенность.

Чувство, что он оставляет здесь свое сердце, было тяжелее, чем раньше. Осознание, что он смертен, становилось глубже с каждым днем. Жизнь коротка, и мысль, что он проведет ее без Амелии, была невыносима.

– Я никогда не ездил с ней в карете, – сказал он. – Я никогда не сидел с ней за одним столом и не делил с ней трапезу. Все, чем я занимался эти последние годы, – это стремление занять более высокое положение, такое, которое позволило бы мне иметь право наслаждаться всеми радостями ее жизни.

Черные глаза Жака следили за ним из-под полей шляпы. Жак сидел напротив, расслабив крепко сбитое тело, которое по-прежнему излучало энергию.

– После смерти родителей, – тихо продолжал Колин, глядя в окно, – мой дядя нанялся кучером к лорду Уэлтону. Жалованье было мизерное, и мы были вынуждены покинуть цыганский табор, но дядя считал, что служба надежнее, чем цыганская жизнь. Он был убежденным холостяком, но очень серьезно относился к заботе обо мне.

– Так вот откуда ваше понятие о чести, – сказал француз.

Колин ответил слабой улыбкой.

– От этой перемены в нашей жизни я чувствовал себя несчастным. Мне было десять лет, и я остро переживал потерю друзей, особенно потому, что это произошло вскоре после того, как я потерял отца и мать. Я был уверен, что жизнь для меня кончена и я навеки останусь несчастным. А потом я увидел ее.

Он словно вернулся в прошлое, он так хорошо помнил этот день, как будто это произошло вчера.

– Ей было только семь лет, но я испытал благоговейный трепет. У нее были темные локоны, белая, как фарфор, кожа и зеленые глаза, она была похожа на прелестную куклу. Она протянула мне испачканную грязью руку, улыбнулась, показывая отсутствие нескольких зубов, и попросила поиграть с ней.

– Enchante, – заметил Жак.

– Да, она была очаровательна. Амелия могла заменить дюжину мальчишек, она была смелой, стойкой и изобретательной. Я спешил сделать свою работу, чтобы только побыть с ней. – Колин со вздохом откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. – Я помню, как я впервые как лакей ехал на запятках кареты. Я чувствовал себя таким взрослым и гордым. Она тоже была рада за меня, ее глаза сияли от восхищения. Затем я понял, что она сидит в карете, а я стою на запятках, и мне никогда не позволят сесть рядом с ней.

– С тех пор вы очень изменились, mon ami. Сейчас между ней и вами нет такого различия.

– О, есть, – возразил Колин. – Сейчас дело уже не в деньгах.

– Когда вы поняли, что любите ее?

– Я полюбил ее с первого же дня. – Его рука сжалась в кулак. – Это чувство просто росло и менялось, как и мы сами.

Он никогда не забудет тот день, когда они, как это часто бывало, резвились в ручье. Он в одних штанах, а она разделась до рубашки. Ей только что исполнилось пятнадцать, а ему было восемнадцать. Пытаясь поймать убегавшую лягушку, он споткнулся на каменистом берегу и упал. Это привело ее в восторг, и она звонко рассмеялась, Колин повернул голову, и то, что он увидел, навсегда изменило его жизнь. Залитая солнечным светом, в мокрой рубашке, смеющаяся, она показалась ему нимфой. Очаровательной. Невинно соблазнительной.

У него перехватило дыхание; тело напряглось. Жаркое желание закипело в крови, во рту пересохло. Колин не был невинным, но физические потребности, лишь раздражавшие его раньше, нельзя было и сравнить с вожделением, возникшим в нем при виде полуобнаженного тела Амелии.

Каким-то образом… незаметно для него Амелия превратилась в девушку. И он возжелал ее. Он никогда и ничего не желал так сильно, как желал ее. Его сердце сжалось от неожиданного желания, руки невольно потянулись к ней. Где-то глубоко внутри он ощущал пустоту и знал, что она заполнит ее. Она сделает его настоящим мужчиной. Без страха и сомнений. Она была для него всем, когда он был ребенком. Он знал, что она будет для него всем, когда он станет мужчиной.

– Колин? – Ее улыбка исчезла, между ними возникла какая-то напряженность.

Позднее, вечером, Пьетро заметил мрачное настроение племянника и расспросил его. Когда Колин поделился с дядей своим открытием, Пьетро пришел в невероятную ярость.

– Держись от нее подальше, – с горящими глазами взревел Пьетро. – Мне бы давно следовало прекратить вашу дружбу.

– Нет! – Колин пришел в ужас от одной только мысли. Он не мог себе представить жизнь без нее.

Пьетро стукнул кулаком по столу и наклонился к Колину:

– Она намного выше тебя по положению. Тебе ее не достать. Ты лишишь нас средств к существованию!

– Я люблю ее! – Как только эти слова сорвались с его губ, он понял, что это правда.

С мрачным выражением лица дядя выволок его из конюшни и отвез в деревню. Там он передал Колина в руки хорошенькой проститутки, которая с удовольствием довела его до изнурения и выжала досуха. Зрелая женщина, она не была такой, как почти все неопытные девушки, с которыми он развлекался раньше. Она отпустила его, убедившись, что он полностью истощен. Он ушел с ощущением, что все его мышцы превратились в желе и ему необходимо как следует выспаться.

Когда несколько часов спустя он, еле волоча ноги, вошел в кабачок, дядя встретил его радостной улыбкой, полной отцовской гордости.

– Теперь ты будешь любить другую женщину, – заявил он, любовно похлопывая племянника по спине.

На что Колин ответил:

– Я благодарен ей, да. Но я люблю одну Амелию.

У Пьетро вытянулось лицо. На следующий день, когда Колин увидел Амелию и почувствовал то же похотливое желание, которое возникло тогда у ручья, инстинкт подсказал ему, что близость с ней была бы совсем другой. Амелия делала дни светлее, а его сердце – радостнее, и он догадывался, что она сделала бы и близость чувственнее и богаче. Жажда такой связи не покидала Колина. Она терзала его, не давая ему покоя.

В течение следующих нескольких месяцев Пьетро каждый день просил, чтобы Колин оставил ее. Если он ее любит, сказал дядя, то должен желать, чтобы у нее было все самое лучшее, а конюх-цыган никогда не сможет ей этого дать.

И Колин все же нашел в себе силы оттолкнуть ее, потому что любил. Тогда это просто убило его.

Сейчас он снова убивает себя.

Карета наклонилась, качнулась в сторону и загромыхала дальше по мостовой, каждая минута уносила его все дальше и дальше от той единственной, которую он желал больше всего на свете.

– Вы вернетесь к ней, – тихо сказал Жак. – Это еще не конец.

– Пока мы не закончим дело с Картлендом, я не могу даже мечтать, что добьюсь ее. У Куинна есть при-чи1 га использовать Картленда. Несмотря на то что Картленд доставлял много хлопот, он отличный сыщик. Пока он разыскивает меня, у меня нет будущего.

– Я верю в судьбу, mon ami. И вам не суждено погибнуть от руки этого человека. Могу вам обещать это.

Колин кивнул, но, честно говоря, он не был настроен так оптимистично.

Рука в белой перчатке, ухватившаяся за край рамы в окошке кареты, была рукой Монтойи. Амелия в этом была совершенно уверена.

Когда невзрачный экипаж проезжал мимо нее, она случайно взглянула в открытое окошко и увидела там Жака. Застыв на месте от удивления, она почувствовала, как от пробудившейся надежды пробежала радостная дрожь по телу. Затем Амелия заметила кучу багажа, привязанного к карете.

Монтойя уезжал из Лондона.

К счастью для нее, но к несчастью для него, его кучер выбрал ту самую улицу, которую переходили они с Марией.

– Мария, – торопливо сказала Амелия, боясь потерять из виду карету и упустить его.

– Что? – рассеянно ответила сестра. – Я вижу, здесь выставлены маски.

Амелия не успела задержать ее, Мария проскользнула в ближайшую лавочку, и веселое звяканье дверного колокольчика подтвердило ее исчезновение.

Вокруг толпились прохожие, многие расступались при виде Тима, возвышавшегося над сестрами. Охраняя своих подопечных, он следил за ними орлиным глазом.

– Тим. – Амелия подняла руку и указала на удалявшуюся карету. – В этой черной дорожной карете Монтойя. Мы должны спешить, иначе потеряем его.

Впечатление, что что-то драгоценное ускользает сквозь пальцы, вызвало у нее такое волнение, какого она еще никогда не испытывала. Она подобрала юбки и почти побежала следом за каретой.

В нескольких ярдах от нее кучер наемной кареты высадил пассажиров. Подняв руку, Амелия отчаянно замахала ему.

Тим тихо выругался, подхватил ее под локоть и потащил вперед.

– Стой! – грозно крикнул он кучеру, уже поднявшему кнут.

Кучер обернулся и, замерев при виде Тима, испуганно кивнул. Они подбежали к карете, Тим распахнул дверцу и затолкал Амелию внутрь. Затем оглянулся на двух сопровождавших их лакеев:

– Вернитесь и найдите миссис Сент-Джон. Расскажите ей, что произошло.

Рыжий Сэм, много лет служивший Сент-Джону, коротко кивнул:

– Ладно. Будь осторожен.

Тим влез в карету, задвинув Амелию подальше в угол.

– Мне это не нравится, – сердито сказал он.

– Быстрее! – торопила она. – Можешь ругать меня хоть всю дорогу.

Он что-то проворчал и снова выругался, затем дал указания кучеру.

Наемная карета двинулась и влилась в поток экипажей.

Колокольчик еще позванивал, когда Мария резко остановилась в дверях лавочки.

Высокий, элегантно одетый джентльмен преградил ей дорогу. Рядом с ним стояла хорошенькая блондинка, одетая по последней французской моде. Мария перевела взгляд с одного на другого.

– Саймон! – ахнула Мария от удивления, узнав Куинна.

– Mhuirnin. – Он взял ее руку и поднес к губам, в голосе ясно слышалась нежность и симпатия. – Вы, как всегда, выглядите потрясающе.

Саймон Куинн стоял перед ней, вызывая восхищение и греховные мысли, как будто имел на это право. В бежевых панталонах до колен и темно-зеленом камзоле, он своей мощной фигурой привлекал взгляды всех женщин, находившихся поблизости. Он походил на простого работника, одетого в превосходно сшитую одежду, достойную самого короля.

– А я и не знала, что вы вернулись в Лондон, – мягко упрекнула Мария. – И признаюсь, я более чем обижена, что вы не сразу же нашли меня.

Француженка улыбнулась улыбкой, не коснувшейся ее холодных синих глаз. «Куинн…» Она покачала головой, и украшавшие ее яркие ленты зашевелились.

– Кажется, дурное обращение с женщинами становится чертой вашего характера.

– Тихо, – грубо перебил он.

Мария нахмурилась, она ни разу не замечала, чтобы Саймон был так резок с хорошенькими женщинами.

Снова звякнул колокольчик, Мария хотела отступить в сторону, но ее остановила чья-то рука, схватившая за плечо. Взмахнув пышными розовыми юбками, Мария резко повернулась и увидела рядом с собой встревоженного Сэма.

– Мисс Амелия увидела карету, – неосторожно начал лакей, – и побежала за ней. С ней Тим, но…

– Амелия? – Только теперь Мария заметила, что сестры нет рядом с ней. Она распахнула дверь и выбежала на заполненную людьми улицу.

– Там, – сказал Сэм, указывая на двигавшуюся по улице наемную карету.

– Она увидела Монтойю? – спросила Мария, сердце сжималось от предчувствия. Приподняв юбки, она проталкивалась сквозь толпу. Саймон и блондинка быстрым шагом шли за ней по пятам, а следом за ними, не отставая, торопились люди Сент-Джона. Вся эта процессия казалась, наверное, очень странной, но Мария об этом не думала. Ее единственной целью было догнать Амелию.

Когда стало ясно, что нет никакой надежды догнать карету пешком, Мария остановилась.

– Мне нужна карета.

– Я уже послал за ней, – заверил Сэм, остановившийся рядом с хозяйкой.

– Найди Сент-Джона и все объясни ему. – Она уже перебирала в уме, что можно сделать за несколько оставшихся часов. – Остальных людей я возьму с собой. Как только мы найдем Амелию, я кого-нибудь пришлю с указаниями.

Сэм кивнул в знак согласия.

– Черт возьми, что происходит? – спросил Саймон, сведя брови над ярко блестевшими синими глазами. Блондинка ко всей этой неразберихе проявляла весьма слабый интерес.

Мария вздохнула:

– Несколько дней назад моя сестра влюбилась в незнакомца в маске, которого встретила на балу, и сейчас гонится за ним.

Саймон настороженно напрягся, и тревога Марии возросла. Если он чувствовал опасность в создавшейся ситуации, то одного беспокойства было недостаточно.

– Это тревожит меня, – продолжала Мария, – но она непоколебима. Я пыталась разубедить ее, но она решила найти его. И Сент-Джон тоже. Я предложила помочь Амелии в ее поисках. Зная хотя бы часть дела, я могла бы каким-то образом повлиять на происходящее, но, очевидно, несколько минут назад она увидела его на улице и сейчас гонится за ним.

– Боже милостивый! – воскликнул пораженный Саймон.

– О, это восхитительно! – сказала мисс Руссо, и ее глаза оживились.

– Я поеду с вами, – заявил Саймон, махнув рукой лакею, ожидавшему его неподалеку. Лакей побежал за каретой.

– Вам не стоит вмешиваться, – вздохнув, сказала Мария, – вы сейчас заняты. Развлекайтесь.

– Вы расстроены, mhuirnin. А я, может быть, помогу. Мы направлялись куда-нибудь за город погулять. Мисс Руссо не возражает, если мы направимся в другое место.

– Нет, нисколько, – с улыбкой сказала мисс Руссо. – Я с удовольствием поеду. Глупые молодые любовники всегда так забавны.

Саймон издал настолько угрожающий звук, что Мария перестала возражать и замолчала.

Саймон много лет был ее наставником. И его помощь сейчас была бы неоценима. Какие бы отношения ни связывали его с мисс Руссо, Мария предоставляла им разобраться самим. Ей хватало и своих забот.

Прошло еще несколько минут, и блеск черной лакированной кареты возвестил о приближении кучера Сент-Джона. Мария надеялась, что им не придется ехать далеко и более тяжелой дорожной кареты не потребуется. Экипаж Саймона остановился позади ее кареты, и они поспешно пустились в погоню.

Колин с облегчением вылез из дорожной кареты – за многие часы пути от Лондона до небольшой гостиницы за Ридингом у него затекли ноги. Он на минуту остановился во дворе и оглядел залитые лунным светом окрестности. Жак вылез из кареты следом за ним, и они вошли в гостиницу, где собирались переночевать.

Внутри было сумрачно и тихо. Лишь несколько постояльцев оставались в общем зале; остальные уже спали. Колин и Жак быстро договорились с хозяином, и вскоре Колин очутился в маленькой, скудно обставленной комнате, чистенькой и удобной.

Как только он остался один, тоска тяжелым грузом опустилась на сердце. День пути отделял его от Амелии, а завтра расстояние между ними увеличится. Расстроенный развитием событий, он надеялся, что сон принесет ему короткое облегчение, но после долгих лет, в течение которых Колина не покидали мечты об Амелии, он не мог на это рассчитывать.

Он собирался задвинуть занавеси, когда дверь за спиной открылась. Схватившись за рукоятку кинжала, спрятанного под одеждой, Колин пригнулся, чтобы стать незаметнее.

– Монтойя.

При звуке мелодичного женственного голоса Амелии он так и застыл в этой позе. Он полагал, что за ним кто-то будет следить, но только не она. Теперь опасность, грозившая ему, нависла и над нею.

– Я должна была увидеть вас, – тихо сказала она. – Ваша карета там, на улице, проехала мимо меня, и я не могла допустить, чтобы вы уехали.

Только годы выучки и привычка жить своим умом сдержали его удивление, помешали ему разрушить все, открыв перед ней лицо. Он задвинул занавеси, приглушив слабый свет луны, и только тогда повернулся к ней. Если повезет, то неяркий огонь в камине позволит прятать лицо в тени, и Амелия не узнает его.

Колин совершенно не был готов к встрече с ней. Ее появление в его комнате было подобно удару, из сжавшегося горла вырвался рык властного первобытного зверя. Амелия вздрогнула от этого звука и, раскрыв губы, прерывисто задышала.

Его опущенные вдоль тела руки сжались в кулаки. Понимала ли она, что делает с ним?

Гордая и бесстрашная, в шляпе с небрежно завязанными лентами, в платье из блестящего шелка и изящных белых кружев она стояла у двери.

Скромный покрой ее платья возбуждал и разжигал в нем жгучее желание овладеть ею. Колин любил ее страстно, чувство переплеталось с оставшимися следами мальчишеского обожания, он желал ее, всем своим сердцем.

– Скажите, вы ведь приехали не одна? – спросил он. Предположение, что такую красоту никто не сопровождал, вызвало у него возмущение. Амелия была сокровищем, которое надо ценить и беречь. То, что она ехала без охраны, не осознавая опасности, вызывало дрожь ярости.

– Меня охраняют. – Ее глаза блестели в полутьме, шепотом она спросила: – Вы на меня сердитесь?

– Нет, – резко ответил он, громко стучавшее сердце готово было вырваться из груди.

– Маска… – Она шумно вздохнула. – Многие мужчины прекрасно выглядят в вечерней одежде. Вы…

– Амелия…

– Вы… я всегда волнуюсь, когда вижу вас. В чем бы вы ни были, где бы мы ни были.

Он закрыл глаза, ее слова льстили ему. Он невольно шагнул к ней, затем резко остановился. Неожиданно комната показалась слишком тесной и душной; безумно захотелось снять всю одежду до последней нитки и с себя, и с нее. Его жажда овладеть ею становилась почти яростной, она, терзая и разрывая, требовала удовлетворения.

– Вы рады меня видеть? – тоненьким голоском спросила Амелия.

Колин покачал головой, не в силах оторвать от нее глаз:

– Это убивает меня.

Нежность в выражении ее прекрасного лица пробудила что-то глубоко скрытое в его душе.

– Я чувствую ваше томление, и оно влечет меня к вам. – Она сделала шаг к нему, и он поднял руку, не позволяя подойти слишком близко. – Пока вы желаете меня, я тоже буду желать вас.

– Я бы давно перестал желать вас, – хрипло произнес он, – если бы это было возможно.

Она, склонив набок голову, пристально смотрела на него:

– Вы лжете.

Не удержавшись, он улыбнулся. Она по-прежнему была отважной.

– Вам нравится желать меня, – сказала она с чисто женским удовлетворением.

– Мне бы еще больше понравилось, если бы вы стали моей, – вкрадчиво сказал он.

Взгляд упал на кровать. Амелия облизнула нижнюю губу, и резкий нетерпеливый звук вырвался из его груди.

– Поедемте со мной, – глядя на него, начала упрашивать она. – Познакомитесь с моей семьей. Моя сестра и ее муж могут помочь вам. Что бы ни мучило вас, они могут помочь разрешить ваши трудности.

У Колина упало сердце. Он должен сказать «нет»… Он не может подвергать риску ее жизнь…

Но возможность получить Амелию сейчас… И больше не надо ждать, не надо прятаться…

Ночь, рядом постель, и они одни. Его самая невероятная мечта стала реальностью.

Он шагнул к ней:

– Я должен вам кое-что сказать. Вам трудно будет это понять. У вас есть время выслушать меня?

Она подняла затянутую в перчатку руку.

– Сколько угодно.

– А как же те, кто приехал с вами?

– Он пьет там, внизу. – Она улыбнулась. – Видите ли, я солгала. Я указала на другого мужчину и сказала, что это вы. Поэтому Тим следит за ним. А я тем временем потихоньку расспросила людей и нашла вас. Вы же ни на кого не похожи – высокий и широкоплечий. Когда вы входили, вас заметила служанка.

– А как же ваша репутация? Девушка явно благородного происхождения расспрашивает о холостом мужчине.

– Как только я узнала, где вы, я изобразила радость, что нашла своего брата.

Боже, неужели это правда? Амелия может принадлежать ему?

Она просто сияла, гордая своей сообразительностью.

– Вы приложили немало труда, чтобы найти меня, мисс Бенбридж.

– Амелия, – поправила она. – Да, немало.

Он улыбнулся:

– Тогда повернитесь лицом к двери.

– Зачем? – нахмурилась Амелия.

– Затем, что я хочу подойти к вам и не хочу, чтобы вы видели мое лицо при таком свете. – Когда она заколебалась, он сказал: – Это вы преследуете меня. Я нужен вам. Я буду вашим во всех отношениях, но вы должны беспрекословно слушаться меня. Вас это пугает?

Она сглотнула, ее зрачки расширились. Она покачала головой.

– Вас это возбуждает, – тихо сказал он. Горячая, неукротимая похоть опьяняла его с невероятной силой, доводя до безумия. Он всегда был главным в их отношениях. Его возбуждало, что это главенство останется и в постели! – Повернитесь.

Амелия послушно отвернулась от него, и Колин мгновенно оказался рядом, уже не опасаясь преждевременного разоблачения. Он прижался к ней, вдыхая аромат жимолости, и уперся руками в стену по обе стороны от ее головы.

Он заворожено смотрел на жилку на ее горле, бившуюся в одном ритме с ее сердцем.

Звук задвигаемого засова насторожил Колина, и он оглянулся.

Такая простая вещь, как запертая дверь, возбудила его сильнее, чем что-либо другое. Амелия хотела, чтобы он овладел ею, чтобы он раздел ее и вошел в ее прекрасное тело, чтобы не оставлял до полного удовлетворения, чтобы одержал над ней победу.

Несмотря на то, что все и так было ясно, он все еще хотел, чтобы она произнесла эти слова.

– Нет никакого сомнения, что вы не выйдете отсюда той девственницей, какой вошли сюда, – прошептал он, лаская языком пульсирующую жилку.

В ответ она дотянулась до стоявшего у двери стула и, прижавшись к Колину, освободила место, чтобы подсунуть спинку стула под ручку двери.

– Вы полагаете, нам помешают? – спросил он, смеясь так же, как смеялось его сердце. – Или просто хотите отгородиться от всего мира?

Мысль, что Амелия отрекается от целого мира ради того, чтобы быть с ним, сжимала его сердце. Еще девочкой она обещала ему это, выполнит ли она это обещание, став взрослой?

– Я хочу запереться от всех. – Ее улыбка была улыбкой женщины. – А может быть, хочу запереть здесь вас.

Колин, откинув назад голову, рассмеялся, он еще крепче прижал Амелию к себе.

– Ах, любовь моя, как я рад, что вы сохраняете такую силу духа.

– Угрозы близости недостаточно, чтобы привести меня в уныние, – ответила она.

А если бы она узнала, кто он? Эта мысль отрезвила его. Он набрал в грудь воздуха.

– Амелия, но прежде я должен раскрыть перед вами свое лицо и свое прошлое.

Амелия встревожилась:

– А это может изменить мои чувства к вам?

– Вполне вероятно, да.

– Тогда не раскрывайте ничего.

– Простите? – не понял он.

– Сейчас, в эту самую минуту, я чувствую, что задохнусь, если вас не будет рядом со мной. – Она говорила тихо и откровенно. – Я не хочу разочарования. В последние годы я оставалась равнодушной ко всему на свете. Как будто наблюдала за жизнью сквозь вуаль. И только с вами я вижу жизнь со всеми ее яркими красками.

Прижавшись к ее щеке, он прошептал:

– Вам следовало бы больше ценить свою девственность. Я не могу обладать вами…

Она повернула голову и прижалась к его губам. От неожиданного ощущения у него закружилась голова, и боль в возбужденном теле стала невыносимой. Он чувствовал ее движения, но не мог оторваться, чтобы понять, чего она хочет. Он языком ласкал ее губы, слизывая аромат невинности. Этот вкус пьянил и лишал сил. Колин не владел собой. Когда Амелия пальцами обхватила его запястье и положила его руку на свою грудь, он понял, что не может бороться с ней. Он не мог просто так сразу сказать, кто он. Это требовало больше такта.

– Я вижу вас своим сердцем, – с придыханием сказала она, отвечая на его поцелуй. – Я хочу отдаться вам, пока мои чувства остаются теми же, что и в эту минуту, – своевольными, возбужденными и свободными. Не кажусь ли я безрассудной и наивной? Не считаете ли вы меня глупой и порочной?

Каждое произнесенное ею слово все сильнее возбуждало Колина и лишало самообладания. «Своевольными. Возбужденными. Свободными». Это сочетание околдовывало цыганскую натуру. Амелия прожила детские годы, не зная запретов общества, ей было проще, чем другим, не обращать внимания на эти запреты. Кажется, это усиливало их сходство. В глубине души они оба желали бы со смехом свободно бегать по полям.

Колин зашел ей за спину и расстегнул бриллиантовую брошь, скреплявшую ее косынку.

– Можно, я завяжу вам глаза? – нерешительно спросил он. – Или это помешает вам?

Она хотела повернуть голову и посмотреть ему в глаза, но он остановил ее поцелуем.

– Я бы не хотел, чтобы вы узнали меня в момент страсти. Я не хочу омрачать наше свидание. Я слишком долго ждал его и сильно жаждал, чтобы все разрушить.

Кивнув, она не пошевелилась, когда он свернул мягким жгутом дорогое кружево и завязал ей этой импровизированной повязкой глаза.

– Как вы себя чувствуете?

– Странно.

– Не двигайтесь. – Колин отошел и сбросил камзол. Затем развязал шейный платок и занялся резными пуговицами из слоновой кости на своем жилете.

– Вы раздеваетесь? – спросила она.

– Да.

Он заметил дрожь, пробежавшую по ее телу, и улыбнулся. Как чувственно Амелия выглядела с распухшими от поцелуев губами и завязанными глазами. Ему оставалось лишь смотреть и наслаждаться. Пьетро пытался отвратить его от Амелии, убеждая, что в англичанках нет огня, без которого для мужчины-цыгана любовь немыслима. Тогда Колин не поверил ему и, конечно, не верил сейчас.

Ее прекрасные груди колыхались от бурного дыхания, руки то сжимались, то разжимались. Она была готова, в его безрадостной жизни она казалась оазисом среди пустыни.

Освободившись от жилета, Колин бросил его на спинку стула и вернулся к ней.

– Я хочу, чтобы вы поделились со мной своими мыслями. Расскажите, что вам нравится, а что нет. Я почувствую, если вы солжете. Вас выдаст ваше тело.

– Тогда зачем мне говорить?

– Ради вашей же пользы. – Он погладил ее плечи, а затем добрался до ряда крохотных матерчатых пуговок, идущего вдоль ее спины, – Говоря вслух, вы будете вынуждены думать о мельчайших деталях того, что я делаю с вами. Это свяжет ощущение удовольствия с настоящей минутой.

– Свяжет меня с вами.

– Да, и это тоже. – Он поцеловал ее шею. – Я хочу быть исполнителем ваших желаний. Вы, может быть, не решитесь коснуться меня или растеряетесь, не зная, что позволительно, а что нет. Но если вы почувствуете, что слова о вашем удовольствии доставляют удовольствие и мне, то поймете – это соединение двух любовников, равных в любовной игре.

– Это звучит так чувственно, – вздохнула она.

– У нас, любовь моя, так и будет.