Неожиданный удар

Глава 8. Адам

Мои отношения с отцом и матерью – если это вообще можно назвать настоящими отношениями – всегда были натянутыми.

Мои родители были очень успешными адвокатами по уголовным делам, и я больше времени проводил в одиночестве, чем с ними. Будь это долгие задержки в офисе или полуночные встречи с любовниками, с которыми они изменяли друг другу, меня всегда отодвигали на задний план, оставляя медленно закипать и ждать крохи внимания.

Они уже давно вышли на пенсию, и тем не менее не могу сказать, что что-то сильно изменилось в плане совместного досуга. Честно говоря, сейчас это беспокоит меня не так сильно, как раньше. К тому времени как работа перестала быть главным приоритетом в их жизни, мы стали чужими людьми. Они уже упустили слишком много лет, чтобы можно было наверстать, и оставили слишком много пустоты между нами. Мне хватает тех встреч, которые мама устраивает раз в год на День благодарения.

Купер едва знает своих дедушку с бабушкой, но я уверен, что это к лучшему. Не хочу давать им возможность причинить ему боль, когда они неизбежно обнаружат в нем или его действиях какой-нибудь изъян.

Они не скрывали своего разочарования, когда я, потеряв голову от страха и дрожа от дождя, привел к их порогу двухлетнего мальчика. Я не пошел бы к ним, не будь в таком ужасе после того, как Бет, мама Купера и моя бывшая подружка, разыскала меня в баре и призналась, что у меня есть ребенок, о существовании которого я не имел ни малейшего понятия. Но мама есть мама, и мне всего лишь хотелось обнять женщину, которая носила меня девять месяцев.

Вместо этого я получил часовую лекцию о том, как негативно мои действия могут отразиться на нашей семье и, что гораздо важнее, на их карьерах. Все это время я качал на руках спящего сына, о котором не знал еще час назад.

Могу с уверенностью сказать, что помощи от них не было никакой. Они ничего не знали о том, как быть родителями, и в последующие дни я ругал себя за то, что подумал, будто эти обстоятельства разбудят материнские инстинкты моей мамы. Сложно найти то, чего не существует.

И глядя сейчас на Купера, который не замечает, как растаявшее мороженое стекает по вафельному рожку и капает на его пляжные шорты, я не могу представить себя в другом месте, лишенным этих мгновений.

Я беру салфетку из лежащей между нами стопки и передаю ему. Он сверкает невинной белозубой улыбкой, вытирает шорты и быстро слизывает все растаявшее мороженое с рожка.

Мы оба пахнем солнцезащитным кремом и носим бейсболки «Варриорс», но его надета козырьком назад, как у крутого парня.

С тех пор, как мы пришли на пляж, я борюсь с желанием развернуть ее.

– Как кепка будет защищать твое лицо от солнца, если она задом наперед?

Купер закатывает глаза, с хрустом доедая остатки рожка. Зонтик, который я воткнул в песок, как только мы выбрали место на пляже, довольно хорошо защищает от солнца, но я предпочитаю перестраховаться. Не говоря уже о том, что Купер становится ужасно капризным, если приходится терпеть боль от солнечных ожогов.

– Не делай вид, что ты не носишь свою кепку задом наперед, папа.

Я постукиваю по козырьку своей бейсболки.

– Нет, на солнце не ношу.

– Я разверну свою, когда мы выйдем на солнце, ладно? – предлагает он, ему явно надоел этот разговор.

– Договорились.

В кармане пиликает телефон, и я вздыхаю от облегчения, когда вижу загоревшееся на экране сообщение.

Бет: «Я на месте».

Я: «Ищи зонт с синей морской звездой».

– Твоя мама приехала, – говорю я Куперу и убираю телефон обратно.

Он кивает, вытирая ладони о шорты с Железным Человеком. В его глазах легкая нерешительность, отчего у меня сосет под ложечкой.

Отношения Купера и Бет… хрупкие. А как иначе, если они не контактировали много лет, а сейчас их свидания ограничиваются разом в неделю?

Во время беременности Бет страдала биполярным расстройством, но надлежащий диагноз ей поставили, когда Куперу исполнилось два года, и она столкнулась с переломным маниакальным эпизодом. После этого девушка привезла его ко мне, попросив помощи, и не проходит и дня, чтобы я не был благодарен за это.

Вскоре после этого она легла в психиатрическую клинику, где два года лечилась, училась принимать свое прошлое и то, чего можно ожидать в будущем.

К моменту ее выписки из клиники Куперу исполнилось четыре года. Понадобился еще год, чтобы она набралась смелости связаться со мной и попросить о встрече с ним. Но прошли уже годы, и Купер вырос в самостоятельную личность, которая чувствовала себя преданной, злилась и отказывалась верить во что-то кроме того, что мама бросила его. Что она его не хотела.

Масла в огонь подливало и то, что первые несколько месяцев после выписки Бет мы провели в зале суда, поскольку она передала мне полную опеку над Купером за исключением еженедельных посещений. Я легко согласился на эти встречи, понимая, что она не только добровольно отдает родительские права, но и таким образом заботится о своем психическом здоровье.

Она была не обязана делать это, но поступила как мать, которая хочет лучшего для своего маленького мальчика.

С тех пор нам всем пришлось нелегко, но постепенно у них все налаживается. У нас налаживается.

– Привет, ребята!

Мы с Купером одновременно оборачиваемся. Бет, пританцовывая, идет к нам. Сегодня ее глаза блестят, она полна энергии, и я рад. Это ее лучшие дни.

Проницательные голубые глаза встречаются с моими и на мгновение замирают, без слов сообщая мне, что она в порядке. Я киваю и успокаивающе сжимаю плечо Купера. Его нервозность легко ощущается в летнем воздухе.

– Вы самые симпатичные парни на пляже в своих одинаковых кепках. Хотя у меня чувство, будто я пропустила уведомление о моде на супергероев. В следующий раз приду в своем лучшем прикиде от «Марвел», чтобы сочетаться с этими потрясными шортами с Железным Человеком, – щебечет Бет, подходя к нам.

Сегодня на ней бледно-желтый сарафан и сандалии на плоской подошве. Даже ее обычно бледная кожа слегка разрумянилась, как будто она провела несколько часов на солнце.

– Ты была бы Вандой или Черной Вдовой? – спрашивает ее Купер.

Бет задумчиво хмыкает, почесывая подбородок.

– Вандой.

Он кивает, соглашаясь с ответом, а потом поворачивается ко мне, пока его мама кладет свою сумку рядом с нашим маленьким кулером и садится с другой стороны от сына.

Ухмыляясь одним уголком рта, Купер спрашивает:

– Зимний Солдат или Сокол?

– Ох, приятель. Это сложный выбор.

– Я знаю, что выбрал бы, – пожимает он плечами.

Я поднимаю подбородок.

– Ну, не держи меня в неведении. Кого бы ты выбрал?

– Не-а. Ты первый, чтобы я знал, что ты не просто повторяешь за мной.

– Хорошо. Зимний Солдат.

Губы Купера удивленно приоткрываются, и он кривит лицо, как будто его действительно шокирует мой ответ.

– Пап, щит Капитана у Сокола.

– Спойлеры! – визжит Бет, закрывая уши. – Я еще не досмотрела «Мстители. Финал».

– Чего? – одновременно восклицаем мы с Купером. Я смотрю на нее поверх головы Купера и говорю: – Похоже, тебе предстоит домашнее задание.

– Похоже, – соглашается она.

Мимо проносится сильный порыв ветра, и Бет быстро убирает свои длинные темные волосы от лица и стягивает резинкой. Я уже собираюсь отвести взгляд и проверить, не сдуло ли что-нибудь из наших вещей, как замечаю у нее на запястье черный завиток, прикрытый чистой повязкой. Меня охватывает любопытство, и я вопросительно киваю на ее руку.

– Купер, не сходишь проверить воду? Ты же знаешь, я такая неженка, – говорит она.

Сын смеется и, встав, отряхивает песок с рук и ног.

– Конечно. Сейчас вернусь!

Он бежит по пляжу и осторожно опускает пальцы ног в легкие волны, а я разворачиваюсь лицом к Бет. Мои пальцы почти касаются ее коленей. Она широко улыбается и протягивает мне руку, давая рассмотреть внутреннюю сторону запястья.

– Когда ты ее сделала? – спрашиваю я, беря ее за руку и изучая поближе.

Красиво изображенный нарцисс покрывает застарелые шрамы. У меня в горле встает ком, когда я вижу на лепестках имя и дату рождения Купера.

– Нарциссы символизируют второе рождение. Новое начало. Ну, и Купер стал моим, – шепчет она.

Глаза печет, но я смаргиваю влагу, не давая ей убежать. Провожу большим пальцем по слегка затемненному цветку.

– Она изумительная, Бет. Правда.

– У меня разрывается сердце оттого, что Купер не знает, как сильно я его люблю, – признается она.

– Он поймет. Ему нужно твое присутствие в жизни, так что пока ты продолжаешь стараться, он будет это чувствовать.

Она смеется, резко, почти мучительно.

– Куперу я нужна не больше, чем тебе.

– О чем ты говоришь? – спрашиваю я, округлив глаза и отпуская ее запястье. – Он точно не выдержит, если ты снова исчезнешь. К тому же я так долго воспитывал его один, Бет. Хорошо, когда можно поговорить с человеком, который заботится о нем так же, как я. Вы уже достигли такого прогресса в своих отношениях. Сейчас может казаться, что это не так, но со стороны виднее.

Она всхлипывает, и мои мышцы каменеют, а мозг теряет связь с телом.

– Я не хотел, чтобы ты плакала. Прости, – извиняюсь я. – Блин, чувствую себя козлом.

Она мотает головой и сердито фыркает.

– Не извиняйся. Это не плохие слезы. Они счастливые. Спасибо, Адам. Просто иногда становится… слишком тяжело. Я знаю, что сама виновата, но от этого не менее больно.

Я сжимаю ее колено, хотя инстинктивно мне хочется ее обнять. Тяжело смотреть, когда кому-то плохо, особенно если знаешь, что никакие твои действия или слова не избавят его от боли.

Будь это любой другой человек, я не стал бы останавливать себя и крепко обнял бы его, но Бет не любая. Никогда не была и никогда не будет. Наши границы четко обозначены, и, хотя я никогда не думал о ней в том же свете, как во время нашей краткой связи в университете, мне не хочется размывать их и разрушать те отношения, которые мы строим все вместе.

Мы с Бет не созданы друг для друга, и я знаю это уже больше десяти лет.

– Бет, ты не просила родиться с психическим заболеванием. Ты приняла верное решение, когда пришла ко мне и решила сначала позаботиться о себе. Он поймет, когда станет постарше.

Я даже думать без тошноты не могу о том, что произошло бы, не найди она меня возле того бара и не принеси мне Купера. Мы оба знаем, что она приняла правильное решение, даже если от этого очень больно.

– Как думаешь, он не возненавидит меня за то, что отдала тебе полную опеку? Не посчитает это предательством? Потому что иногда мне это видится именно так, – признается она. Ее печальный голос бьет меня прямо в грудь. – Я придерживаюсь своего выбора. Я верю, что это было – и есть – правильное решение. Я не смогу обеспечить его так, как ты, да и вообще никак, и всегда будет существовать вероятность, что я потеряю контроль. Но быть рядом с ним и в то же время так далеко еще хуже, чем страдать биполяркой.

Я стараюсь не показать, как меня шокируют ее слова. За последние несколько лет, прошедшие с постановки диагноза, Бет всего несколько раз открыто говорила о своем биполярном расстройстве и никогда в таком людном месте или таким будничным тоном.

Однако она так хорошо себя чувствует, что, возможно, мне не следует сильно удивляться. То, что она приняла свой диагноз, свидетельствует о ее росте.

– Он никогда не сможет ненавидеть тебя. Ты его мама, – говорю я.

Она кивает, слабо улыбаясь. Несколько раз моргает и, глубоко вдохнув, встает. Я вопросительно смотрю на нее.

– Если мы не присоединимся к нему в воде, он может вообще позабыть о нас, – смеется она.

Это правда. Полностью соглашаясь с Бет, я встаю и жду, пока она снимает свой сарафан через голову и остается в очень скромном желтом купальнике. Потом мы вместе идем к воде и мальчику, плавающему на спине в нескольких футах от каменистого берега.

Я зарываюсь пальцами ног в песок и улыбаюсь. Может, наша семья немного нестандартная, но все равно чертовски счастливая.