Глава 18

– Примерно через месяц Кей решил, что с него достаточно, – рассказывала Фиа, шагая рядом с Томасом. – Он вскочил и заявил наставнику: «Поскольку она знает все ответы, пусть и делает все задания!»

Томас рассмеялся. Они остановились под большим раскидистым деревом. Солнечный свет с трудом пробивался сквозь листву, создавая удивительную мозаику света и тени на обращенном к Томасу лице Фиа.

– Ну а ты что? – спросил Томас. Фиа бросила на него озорной взгляд. Еще месяц назад Томас ни за что не смог бы определить этот взгляд как озорной, но они провели вместе уже достаточно времени. Он научился различать выражения ее лица намного лучше.

Смотреть на Фиа было все равно что свеситься за борт и разглядывать глубокую воду. Чтобы научиться смотреть в глубину, надо уметь видеть сквозь отраженное небо. «Удивительно увлекательное занятие!» – подумал Томас. Ему доставляло огромное удовольствие наблюдать за Фиа.

– А ты? – повторил он свой вопрос, улыбаясь. Фиа сложила на груди руки и прислонилась спиной к дереву.

– Нет, конечно, мистер Элтон стал заниматься со мной отдельно. Я перестала мешать Кею своими бесконечными вопросами. Каждому из нас от этого стало только лучше. Знаешь, – доверилась она ему, – Кей очень честолюбивый юноша. – И когда Томас вопросительно посмотрел на нее, она с мудрым видом кивнула и добавила: – А как он радостно смеется, когда выигрывает!

Томас едва сдержался, чтобы не рассказать Фиа, что Кей почти слово в слово сказал то же самое о ней. Тогда Томас не поверил юноше, но теперь вспомнил его слова и понял, что Кей сказал правду. Теперь он верил многому, чему еще некоторое время назад не смог бы поверить.

– А разве у тебя не было учителей в детстве? – удивился Томас. По молчаливому взаимному договору они избегали упоминать имена Карра и Джеймса Бартона. – Или учителя были, но ты не баловала их своим усердием? – поддразнил Томас Фиа.

Фиа обожала, когда ее дразнили. Глаза ее начинали сиять от удовольствия, как сейчас.

– У нас не было учителей, – ответила она. – Хотя я полагаю, что Эш время от времени занимался с местным викарием, а Рейн учился в Итоне, пока его оттуда не выгнали.

– Но тобой не занимались, – подытожил Томас. Фиа слегка покраснела. Если бы Томас так внимательно не смотрел на нее, он бы не заметил этого.

– Я научилась читать и писать, хотя читать мне было нечего. Не забывай, меня воспитывали совсем для другого. – Фиа тщательно подбирала слова. – Когда я появилась в Брамбл-Хаусе, я была мудрее, чем женщина втрое старше меня, но была абсолютной невеждой. Помню, как в один из первых дней я подслушала урок Кея. Тогда я не могла поверить, что степень моего невежества столь велика. – Голос ее звучал глухо. – И я решила наверстать упущенное. – Она посмотрела на него веселыми глазами. – Прежде чем ты что-нибудь скажешь, я должна добавить, что до сих пор многого не знаю и прекрасно это понимаю.

Она говорила правду. Время от времени, беседуя с Томасом, Фиа просила его остановиться и повторить сказанное. Пробелы в ее образовании были огромны и непредсказуемы, а жажда знаний неистощима. Она стремилась восполнить эти пробелы как можно быстрее.

– Я джентльмен и никогда не буду указывать даме на ее недостатки.

Фиа опустила руки.

– Да, – сказала она, приближаясь к нему, – ты джентльмен.

Томас улыбнулся ей. Прежде чем понял, что делает, он быстрым движением поправил упавшую на лицо прядь ее волос и заправил ей за ухо. Волосы были шелковистые и теплые.

– Тебя это разочаровывает? – спросил он.

В ответ она повернула голову так быстро, словно старалась успеть, чтобы его рука коснулась ее щеки. А может, это ему показалось? Последнее время Томас часто ловил себя на том, что вкладывает в ее действия тот смысл, который хочет видеть.

Он безумно желал ее, однако слова слабо отражали его чувства. Он наклонился немного вперед, надеясь, что Фиа поднимет лицо, но она этого не сделала.

– А ты знаешь, что означает слово «платонический»? – поинтересовался он.

Фиа отступила и сосредоточилась.

– По-моему, это форма... привязанности, о которой говорил греческий философ Платон.

– Совершенно верно. А что это за привязанность? Фиа посмотрела ему в глаза. Ее собственные синие глаза как будто заволокло облачко.

– Это... глубокая дружба.

Томасу никогда бы не пришло в голову, что она считает его другом. Да ему вовсе не хотелось, чтобы она смотрела на него как на друга. Это могло исключить что-то другое. Внезапно глаза ее потухли, словно солнце спряталось за облака. Томас понял всю нелепость предположения, что между ними существуют какие-либо отношения. А в особенности нечто большее, чем дружба.

Он похитил ее! Он держит ее здесь, чтобы она не причинила вреда его лучшему другу, по крайней мере, он так говорил себе вначале. Теперь он уже не был уверен в своих намерениях, не мог точно сказать, зачем держит ее здесь. Он только знал, что теперь это имеет очень малое отношение к Джеймсу Бартону.

В то же время Фиа старается использовать сложившуюся ситуацию наилучшим образом. Он должен быть благодарен ей за то, что, с тех пор как они вместе поужинали неделю назад на кухне, она не выказывала ни малейшей склонности соблазнить его.

О чем Томас весьма и весьма сожалел. Он начал... начал ухаживать за ней. Да. Он старался заставить ее смеяться, улыбаться, шутить, говорить, не задумываясь о словах. Вдруг он заметил, что Фиа продолжает стоять, будто терпеливо дожидаясь... чего?

Ответ был очевиден. Конечно, она ожидала, что их прогулка сейчас продолжится.

– Что-то случилось? – обратилась она к Томасу. И опять, как уже много раз, его юмор спас положение.

– Прости меня, – будто очнулся он, – я проглотил что-то нехорошее сегодня.

– Но сейчас все в порядке? – с невинным видом полюбопытствовала Фиа.

– Надеюсь.

– Тогда, может, ты хотел бы вернуться в дом?

– Ни в коем случае, пожалуйста, давай еще пройдемся. – Он предложил ей руку, и она, немного замешкавшись, приняла ее и пошла рядом.

– Ты с такой любовью говоришь о своих приемных детях, ты уже столько раз рассказывала мне о Кее, – вспомнил Томас, я Фиа с радостью вернулась к более безопасной теме разговора. – Он мне очень нравится, расскажи еще о нем.

Обычно, когда он спрашивал о чем-то личном, она вскидывала подбородок, словно принимая оборонительную позицию. Не предаст ли он ее доверие? Что он запомнит из ее рассказа, чтобы использовать против нее? Такие вопросы постоянно крутились в ее голове. Томас понимал это, потому что задавал себе те же вопросы, когда Фиа просила его рассказать о себе. Однако она не уклонялась от расспросов, и Томас тоже.

Разговор этот, который доставлял им огромное удовольствие, был весьма опасен, так как оба они очень хотели поверить друг другу. Они пытались отогнать глубоко укоренившиеся подозрения, от которых никак не могли избавиться. И только позднее Томас вдруг осознал непредвиденное последствие их словесного общения. Оказалось, оно очень его возбуждает.

– Никогда не прощу себе, что Пип был ранен из-за меня, – проговорила Фиа вместо ответа на вопрос о Кее. Томас заметил, что очень часто ровность ее голоса не соответствовала глубине чувств, которые она испытывала и не хотела выдавать.

Томас уже не винил ее за Пипа. Он слишком много узнал с тех пор. Что-то Фиа рассказала ему сама, о чем-то он догадайся, хотя о многом она не желала говорить вслух.

Когда Фиа и Пип познакомились, ее тронула его юношеская восторженность. Она не строила относительно Пипа абсолютно никаких планов. Она просто общалась с ним как со своим хорошим другом, у которого по отношению к ней не было никаких романтических интересов, так же как она общалась со своим приемным сыном Кеем. Фиа не могла предположить, что Пип примет ее дружеское отношение за нечто большее, а когда поняла, было уже слишком поздно.

– Прости меня, – произнес Томас.

Фиа не спросила за что, но Томас почувствовал, как на мгновение она крепче сжала его руку. Какое-то время они шли молча. С каждым шагом все острее становился запах моря, скал и сосен.

– Кей вспоминает отца? – спросил Томас.

– Грегори? Иногда. Грегори проводил с детьми мало времени, – ответила Фиа.

– А ты? Ты тоскуешь по мужу? – Томас сам не понимал, почему он вдруг задал этот вопрос.

Фиа вдруг остановилась, повернулась к нему и какое-то время молча смотрела на Томаса. Потом заговорила:

– Грегори Макфарлен был человеком не очень умным. Пределом его мечтаний была популярность среди светских щеголей и картежников. Своими детьми он занимался мало.

Да и меня, пожалуй, больше терпел, чем любил. Однако детям он дал гораздо больше, чем другие родители, и, в конечном счете, больше, чем ожидала я. Я его не любила, но и не ненавидела, уважала, а не презирала. В нашем браке не было ничего выдающегося.

– Но почему же ты вышла за него? – Это был лишний вопрос. Возможно, она сама не знает, почему Карр выдал ее за Макфарлена.

– Я вышла замуж из-за его усадьбы, – объявила Фиа и пошла прочь.

– Но наверняка было что-то еще, – предположил Томас, когда нагнал и остановил ее, положив руку на плечо. – Зачем Карру какой-то сельский дом в глуши?

– Карру? Но какое отношение ко всему этому имеет Карр?

– Ведь это он заставил тебя выйти замуж за Макфарлена.

– С чего ты взял? – удивилась Фиа. Томас наблюдал за ней с возрастающим интересом.

– Как ты сама призналась, – начал он осторожно, – Карр растил тебя специально для...

– Будь проклят Карр! – неожиданно резко проговорила Фиа. – Будь прокляты все его планы! Я вышла замуж за Макфарлена только ради того, чтобы сбежать от Карра, от его махинаций и заговоров. Я надеялась, что, когда Макфарлен умрет, я стану свободной и никто больше не будет манипулировать мной. Я мечтала получить независимость!

– Но неужели ты сама верила в это, – усомнился Томас. – Ведь у Макфарлена сын...

– Тогда я еще не знала, что у Макфарлена есть дети, – довольно резко ответила Фиа, но затем ее лицо смягчилось. – Я даже не подозревала об этом.

Томас услышал резкость в ее голосе, но не понял, чем она вызвана. «Если Фиа так ненавидит Карра, то почему она столько времени проводит в его компании? – недоумевал он. – Карр выставляет ее в обществе, как лошадь на продажу». Вслух Томас ничего не сказал, но подумал, что сравнение это очень точно.

А Фиа думала о более приятном: о Кее и Коре. Как она была раздосадована вначале их присутствием в Брамбл-Хаусе, но потом эта досада прошла. Постепенно пустота в ее душе стала заполняться новым, еще неведомым ей доселе чувством. Она долго подбирала название тому, что испытывала, изумляясь, что в ее сердце нашлось место такой теплой радости от близости с детьми.

Конечно, она любила Гунну, а позднее, когда ближе узнала братьев, привязалась к ним. Но чтобы она полюбила двух чужих детей, это невероятно! Она даже сама не подозревала, сколь сильно полюбила их, пока не умер Грегори и не появился Карр. Она была готова на все, чтобы защитить детей. Фиа устремила взгляд на Томаса, который в свою очередь задумчиво разглядывал ее.

И тут же мысли о Кее, Коре и Карре покинули Фиа. Она не выносила, когда он так смотрел на нее, и быстро прошла вперед. Какое значение имеют для него мотивы, по которым она вышла замуж? Разве мало женщин выходят замуж по расчету, чтобы улучшить положение в обществе или стать богаче? Честно говоря, так поступает большинство. Тогда почему ее признание вызвало у него чувство, похожее на брезгливость?

Фиа до боли закусила губу. Она тщетно прислушивалась, не раздастся ли за спиной звук его шагов. Все было тихо: он оставался там, где она его оставила. Фиа как бы случайно посмотрела назад и увидела, что он озадаченно смотрит ей вслед.

Неужели она ошиблась и его лицо выражало совсем не брезгливость и недоверие? Никогда раньше она не погружалась в чувства другого человека. Чувства людей, с которыми она привыкла иметь дело, всегда были очевидны и поверхностны, примитивны. Нужно было просто иметь пару глаз, направленных на определенную часть мужского тела, чтобы оценить эти чувства.

С этой точки зрения ей было ясно, что Томас испытывал по отношению к ней определенные чувства. Но она хотела быть для него чем-то большим, чем просто предметом его эротических мечтаний, хотя быть предметом его мечтаний... Фиа сглотнула.

Иногда ночью она думала о нем, думала так же, как раньше мужчины думали о ней или, по крайней мере, нашептывали ей на ухо. Она представляла себя в объятиях Томаса, чувствовала его прикосновения, мучилась и сгорала от желания, которое еще ни разу не было удовлетворено. Желание это Фиа едва сознавала, а удовлетворить его мог только он. Если бы захотел.

Боже правый, о чем она думает! Ее мысли, чувства, причины, по которым она позволила себя похитить, ее цели здесь – все смешалось у нее в голове, все шло не так, как она задумала. Она, совсем как молоденькая неопытная девушка, потеряла голову от Томаса Макларена и теперь не знала, что с этим делать.

Внезапно Фиа ощутила легкое прикосновение к плечу. Она обернулась. Позади стоял Томас и пристально вглядывался в нее.

– Что случилось? – невольно вырвалось у Фиа.

– Ты так любишь Брамбл-Хаус, он так важен для тебя?

– Люблю? – повторила Фиа в смятении. Весь ее мир был разрушен. – Не знаю. Моим домом раньше был Уонтон-Блаш, хотя я знала, что он никогда не будет принадлежать мне, я никогда не смогу...

– Не сможешь что? – выдохнул Томас, по-прежнему вглядываясь ей в лицо.

– Привести его в порядок.

– В порядок?

– Да. Знаешь, глядя на этот замок, я всегда думала о королеве, которую сослали и которая была вынуждена прятаться в замке под личиной куртизанки.

– Понимаю, – пробормотал Томас. Острое желание сжигало его, он не мог оторвать жадного взгляда от ее мягких, чуть приоткрытых губ. Если она приблизится еще хоть на дюйм, что делать? Что случится? А что случится, если он ничего не сделает?

Фиа силой заставила себя оторвать взгляд от его глаз и продолжила разговор:

– Однажды я нашла в замке картину, на которой он был изображен еще до того, как перешел во владение Карра. На меня эта картина производила почти волшебное действие. Возможно, все дело было в таланте художника. – Фиа лукаво улыбнулась. – Я представляла себе, что я та самая Элизабет, первая хозяйка замка, и жду возвращения Дугала.

– Дугала Макларена?

– Да, – подтвердила Фиа. Ей вдруг захотелось снова прикоснуться к лицу Томаса, как тогда, в ночь маскарада. Сейчас он не был так гладко выбрит, и кожа должна быть другой на ощупь. – Но когда я подросла, то поняла, что я не Элизабет и что Дугал никогда не приедет. И тогда я нашла другое место, которое стала называть своим домом.

– И другого Дугала? – спросил Томас.

– Нет. К тому времени я уже понимала, что к чему, – отозвалась Фиа.

– Ты нашла свой дом в Брамбл-Хаусе?

– Я нашла в Брамбл-Хаусе место для себя, – поправила его Фиа. – Но Брамбл-Хаус никогда не станет замком Уонтон-Блаш.

Томас помолчал мгновение, внимательно посмотрел Фиа в глаза и вдруг задал неожиданный вопрос:

– А ты бы хотела увидеть его?

– Увидеть что?

– Замок.

– Но там же не на что смотреть. Карр сказал, что все выгорело дотла.

– Не совсем, – он взял ее за руку, – пойдем со мной.

Загрузка...