Неотразимая

Глава 19

Приближался вечер. С юга дул теплый ветер. Томас ехал верхом рядом с Фиа. Он и сам не отдавал себе отчета, почему пригласил Фиа посетить замок. Такая мысль раньше никогда не приходила ему в голову. Но ведь он и не знал, что замок что-то значит для Фиа.

После многодневных разговоров казалось, что они совершили полный круг. Последние несколько часов они ехали молча. Обоим было ясно, что они избегают смотреть в глаза друг другу. Но по мере приближения к побережью Фиа стала узнавать знакомые места. Она несколько расслабилась, и радостное ожидание пересилило робость. Беспокойство Томаса тоже исчезло, и он наслаждался той радостью, которую доставляли Фиа родные места. Он словно наблюдал за игрой виртуоза-скрипача, исполняющего совсем простую мелодию. Надо лишь прислушаться к оттенкам. Томас видел, как запах моря успокаивает Фиа. Она дышала глубоко и ровно. Взгляд ее смягчился при виде рябины. Рябина нравилась ей больше шиповника. А в поместье мужа Фиа, должно быть, много зайцев, потому что она улыбнулась, когда заяц перебежал им дорогу.

Они были уже совсем близко. Тропинка весело бежала через сосновую рощу. Когда деревья расступились, они оказались на вершине небольшого холма. Внизу, под ними, среди шумевшего и переливающегося моря лежал Остров Макларенов, а на нем стоял замок Мейден-Блаш. Солнце начало склоняться к закату, окрасив небо в невероятные тона. Горизонт пылал алым, пурпурным, розовым. Отсвет этих красок играл на стенах замка, придавая ему удивительный и сказочный вид.

У основания замка можно было заметить медленно передвигающиеся фигурки. Это были рабочие-строители, которые расходились по домам после трудового дня, но даже отсюда, издалека, было видно, что делают они это с неохотой, словно им обидно отрываться, тратить дорогое время на сон и еду. Они восстанавливали замок с любовью, но не в том виде, в котором он был при Карре, а в том, в котором он простоял не одно столетие до Карра. Во всем его величии и красоте.

– Ты возрождаешь его?! – невольно вырвалось у Фиа. Томас кивнул, глаза его были прикованы к замку.

– Да, – тихо отозвался он, – в том виде, в котором он всегда существовал... И даже лучше.

– Но почему? – Фиа не понимала. – Ведь Уонтон-Блаш...

– Мейден-Блаш, – поправил ее Томас. – Замок получил название Уонтон-Блаш, когда его владельцем стал твой отец. Но теперь, когда его хозяин я, ему возвращено старое название. И так замок будет называться, пока жив хоть один Макларен. – Он посмотрел на нее уголком глаза. Томаса сейчас переполняли противоречивые чувства. Он испытывал триумф и горечь одновременно. Если такой человек, как Карр, не может восстановить замок, то кто же еще?

– Но каким образом? – Фиа с благоговением смотрела на открывшуюся ей картину. Северное крыло было уже завершено, и теперь работа шла над центральной частью, которую окутывали строительные леса.

– После пожара Карр решил избавиться от замка, – пояснил Томас. – Я узнал об этом. Карру было все равно, кому продавать его. Он продал его мне, точнее, моему агенту. – Фиа с удивлением уставилась на Томаса. Карр никогда не рассказывал ей об этом. Он продал ее родной дом, не сказав ей ни слова. Фиа против воли сжалась, будто от удара, удивляясь тому, что бессердечие Карра до сих пор ее задевает.

Что ж, оно и к лучшему. Томас сейчас делает то, о чем все время мечтала Фиа. Он восстанавливает замок, возвращает ему первоначальный вид. Он приводит замок в порядок, возрождает его гордые древние линии. Конечно, это к лучшему. Но Боже, как ей хочется увидеть конечный результат! Она почувствовала, как Томас нежно прикоснулся к ее подбородку. Их лошади стояли вплотную друг к другу.

– Это слезы? – спросил Томас.

– Нет, – ответила Фиа.

– Значит, тебе просто больно смотреть на заходящее солнце, – предложил объяснение Томас, уважая печаль Фиа.

– Да, – с готовностью подтвердила она.

Томас улыбнулся, взгляд его был полон нежности. Он легко провел большим пальцем по ее губам. Неожиданно для себя Фиа схватила его руку. На лице Томаса появилось растерянное выражение. Фиа на мгновение смешалась, потом повернула его руку ладонью кверху и осыпала ее поцелуями.

Томас с силой сжал ей руку. Если она сейчас увидит в его глазах хоть малейший намек на жалость, то потеряет самообладание. Поэтому Фиа закрыла глаза и почувствовала себя трусихой. Ока поднесла его ладонь к своей щеке и прижалась к ней.

У Томаса вырвался непонятный звук. Проклятие? Молитва? Фиа не смогла разобрать. Затем совершенно неожиданно произошло что-то совсем непонятное. Лошадь Томаса дернулась и прижала ногу Фиа. Томас с трудом удержал ее на месте, но лошадь Фиа испугалась и отпрянула. Томас мгновенно выдернул свою руку из рук Фиа и обхватил ее за талию. Глаза Фиа широко раскрылись, когда Томас наклонился к ней, подхватил другой рукой под колени и быстро пересадил на свою лошадь перед собой. Теперь его лошадь стояла смирно. Одной рукой он продолжал обнимать Фиа за талию, а другой нежно гладил ее волосы, отводя их назад.

На какое-то мгновение их взгляды встретились. Томас притянул ее к себе и припал к губам, осыпал щеки поцелуями. Он целовал ее так, словно не мог насытиться. Целовал страстно, глубоко, нежно, так, как никто не целовал ее раньше. Его голод пробудил в ней ответное чувство. Она сцепила пальцы у него на затылке и хотела, чтобы эти удивительные поцелуи, от которых так сладко кружилась голова, никогда не кончались.

Но они, разумеется, закончились. Томас, наконец, отпустил ее и почему-то поднял лицо к небу. Фиа немного осмелела и принялась целовать его мощную загорелую шею. Вкус был солоноватый, не похожий ни на что. Томас задрожал.

Она провела кончиком языка по шее. Томас дрожал все заметнее, но голову не опускал.

Она была опытной соблазнительницей, бессердечной, неотразимой. Так утверждали все мужчины в свете, включая и Томаса. Почему же она не могла заставить его целовать ее снова и снова?

– Томас... – начала было Фиа.

Он опустил голову и посмотрел на нее, и слова застряли у нее в горле. Его взгляд горел нескрываемой страстью, едва сдерживаемой. Ей вдруг стало тревожно.

– Это что, твое очередное колдовство? – хрипло выдохнул Томас. – Пытка, которую ты изобрела в своей испорченной головке? Это излишне. Ты не можешь придумать ничего, чтобы заставить меня хотеть тебя больше, чем я хочу тебя сейчас.

– Но ты же больше, ты сильнее, чем я, – удивилась Фиа.

– Нет, я слабее, чем котенок, которому день от роду, особенно когда дело касается тебя. Когда ты рядом, я забываю обо всем, но... насильно мил не будешь. Мне легче научиться летать, чем завоевать твою благосклонность.

– Даже если бы я соблазняла, дразнила тебя, если бы ты был уже совсем рядом с тем, чего хочешь? – Фиа и сама не понимала, что побуждает ее говорить так.

Он покачал головой:

– Фиа, тебе лучше прекратить свои игры и оставить меня в покое.

– Не могу.

– Тогда мы будем вынуждены остаться здесь навсегда, потому что я тоже не могу покинуть тебя. – Улыбка Томаса светилась бесконечной грустью.

Сердце Фиа билось учащенно. Они стояли почти у самого обрыва.

– Чего ты хочешь, Томас? – тихо спросила она, глядя ему прямо в глаза.

Он ответил тотчас, не задумываясь.

– Я хочу, чтобы ты умоляла меня остаться, – жестко произнес он. – Но умоляла об этом, зная, что будешь подо мной.

Он не сказал ни слова о чувствах, но Фиа была женщиной, не девушкой. На брачном ложе, как и в жизни, она тоже не испытала любви, однако прекрасно понимала, что такое любовь, потому что страдала от ее отсутствия. Томасу не было нужды говорить вслух то, что было ясно обоим.

– Прошу тебя, – с трудом проговорила Фиа.

Радость победителя сверкнула в глазах Томаса. Он счастливо улыбнулся, осторожно опустил Фиа на землю и спрыгнул к ней.

Томас легко подхватил ее на руки и отнес на вершину холма, к опушке сосновой рощи, туда, где зеленая трава была густой и мягкой. Он опустил ее на траву и принялся освобождать от юбок, в то время как Фиа поспешно расшнуровывала корсет. Они торопились так, словно боялись, что сейчас пробьют часы и волшебство закончится.

Наконец Фиа освободилась от юбок и корсета, скинула башмаки. Томас отступил назад.

Неуверенным взглядом Фиа следила за Томасом. Она вдруг почувствовала себя ужасно неловко, не зная, куда девать руки. Почему он так смотрит на нее? Ведь это она должна иметь загадочный вид, а не Томас.

– Ты сейчас... ляжешь рядом со мной? – еле выговорила Фиа, приведя этим вопросом Томаса в неподдельное изумление. В голосе ее звучала неуверенность, словно Фиа не знала, как назвать то, чего она хочет от него. Плечики ее прижимались к земле, подбородок, как обычно, строптиво вскинут. Но вот что делать с руками? Фиа вытянула их вдоль тела ладонями вверх, словно призывая Томаса. Глаза ее горели нетерпением и... страхом.

И Томаса вдруг озарило: неужели это возможно?

– Фиа, – начал он, – сколько у тебя было любовников?

Она была так прелестна в своей беззащитности. Фиа вздрогнула и приподнялась на одной руке. Ее тело и грудь прикрывала только нижняя рубашка, отделанная кружевами.

– Фиа?

Она глубоко вздохнула, грудь ее приподнялась.

– У меня был только муж, – с трудом призналась она. – У меня никогда не было любовников.

Томас был потрясен даром, который она ему предлагала.

– Позволь мне стать твоим любовником, Фиа, прошу тебя.

– Я бы с радостью позволила, – еле слышно прошептала она, – но не могу сдвинуться с места.

В восторге от ее искренности, Томас рассмеялся этому признанию. Он бросился к Фиа, схватил ее в охапку, поднял, мягкую, невесомую, нежную, крошечную. Прижался лицом к ее шее, лаская губами. Потом опустился на одно колено, скинул с себя камзол и положил его на траву, чтобы Фиа легла на него.

– Боже, как я люблю твои волосы! – бормотал Томас, пропуская сквозь пальцы пряди шелковистых волос. Он не хотел спешить. Хотел, чтобы это мгновение не кончалось, хотел ласкать ее, играть с ней.

– Почему ты дрожишь? – спросила она, почувствовав дрожь в его теле.

– Нет-нет, тебе показалось, – заверил ее Томас, с большим трудом подбирая слова. – Я хочу тебя. Хочу. Очень трудно сдерживать себя... не взять тебя сразу. – От этой прямоты Фиа покраснела. Томас склонился над ней и сжал ладонями ее лицо. Какая же она маленькая, какая хрупкая! – Но я не сделаю этого.

– Прошу тебя, сделай.

Робость покинула Фиа. Она поверила в глубину его желания. «Еще бы», – усмехнулся про себя Томас. Его плоть окрепла и уткнулась в бедро Фиа. Не почувствовать такое было невозможно.

Томас приподнял подол нижней рубашки Фиа и увидел обтянутые шелковыми чулками стройные ноги. Он сел на траву, взял Фиа за лодыжки и положил ее ноги себе на колени. Глаза Фиа широко раскрылись от удивления. Томас озорно улыбнулся.

– Леди Фиа, у вас прелестные ножки. Прямо как у молодой кобылицы. – Глаза Фиа засияли от удовольствия, с уст сорвался довольный стон. Как ей нравится, когда ее поддразнивают! – Как можно скрывать такие ножки? Просто грех! Зачем женщины прячут их, как по-вашему?

– Сэр, а вдруг под чулками жуткие бородавки? – в тон ему отозвалась Фиа, слегка задыхаясь от возбуждения.

– Мне сдается, вы говорите неправду, леди Фиа. – Голос Томаса звучал низко, чуть хрипловато и очень чувственно, опьяняя Фиа. – Сдается мне, ваши ножки столь же безупречны, как и вся вы. Сейчас я выясню это.

Не отрывая взгляда от ее лица, Томас одной рукой приподнял ее ногу, а второй начал ослаблять подвязку. Длинные пальцы Томаса были удивительно нежны. Фиа вздрогнула от новизны ощущений, нескрываемое желание во взгляде Томаса обжигало ее. Медленно-медленно он опускал чулок, обнажая ножку. Глаза его горели, а озорная улыбка словно говорила: «Сейчас я тебя съем».

– Как ты думаешь, какое наказание наложить на тебя, если ножка окажется безупречной? – Томас продолжал игру.

Фиа не ответила. Она была не в состоянии говорить, голос отказывал. Она приподнялась на локтях, ей очень захотелось увидеть сильные загорелые руки Томаса на своих ногах. В этом зрелище было нечто неописуемо возбуждающее. Желание проснулось в ней. Его пробуждение она ощутила в груди и между ног.

– Так какое же наказание? – шутливо повторил Томас. – Ножка оказалась безупречной.

– Значит, бородавки на другой ноге, – ответила Фиа, улыбаясь.

В улыбке Томаса сквозило недоверие, но он приподнял другую ногу Фиа и в одно мгновение справился с подвязкой. Он ласкал ее ножку, медленно поднимаясь от лодыжки к коленке и выше. Выше... Фиа полуприкрыла глаза. Ее охватила дрожь. Томас медленно продвигал руку все выше. Голова Фиа безвольно покачивалась из стороны в сторону. Она чувствовала, что это всего лишь прелюдия, должно быть еще что-то... Да, вот так! Томас сжал в ладонях ее ягодицы.

Фиа закрыла глаза, чтобы ничто не отвлекало ее от ощущений, которые рождали прикосновения Томаса, от жара его больших ладоней и огрубевших кончиков пальцев.

– Ложись на спину. – Голос Томаса прозвучал совсем рядом. Фиа почувствовала, как рука Томаса поддержала ее, помогая лечь на камзол. – На спину, любовь моя!

«Любовь моя». Сколько молодых дев вот так же опрокидывались на спину с широко разведенными ногами, заслышав эти волшебные слова! И все же Фиа подчинилась жгучей настойчивости в его голосе. Необычная слабость охватила ее, слабость и жар одновременно. «Ложись на спину, Фиа, любовь моя».

Томас опять подложил одну ладонь ей под ягодицы, продолжая другой рукой ласкать ее обнаженные бедра, все ближе подбираясь к заветному черному треугольнику между ног. Когда рука Томаса будто нечаянно накрыла его, Фиа вздрогнула.

Томас вновь коснулся черного треугольника и задержал руку. Его указательный палец медленно погрузился в глубину, нащупывая и лаская самый чувствительный бугорок.

Боже! Фиа вцепилась ему в плечи – ей нужна была хоть какая-то опора, якорь, чтобы внезапно накатившая мощная волна необычных и неведомых ранее ощущений не смыла ее, не унесла в неизвестность. Свободной рукой Томас держал ее, а другой продолжал волшебство, невнятно нашептывая какие-то слова, полные страсти и нежности.

– Да-да! – вдруг вырвалось у Фиа. В этом коротком восклицании одновременно слились согласие, разрешение и мольба. – Да! – выдохнула она еще раз.

Бедра ее приподнялись, непроизвольно устремляясь навстречу его рукам. Одну ногу Фиа согнула в колене и отвела в сторону, целиком открываясь Томасу и его волшебным ласкам.

– Не бойся, Фиа, – прошептал он. Пальцы его спустились чуть ниже и вошли в нее.

Фиа выгнулась, словно туго натянутый лук, ее руки вцепились в Томаса. Она даже не подозревала о таком наслаждении. Слышала, но не испытывала и всегда радовалась, что ей повезло и она не относится к числу женщин с неуемным сексуальным аппетитом. Глупышка!

Длинные пальцы Томаса проникали все глубже. У Фиа кружилась голова, казалось, что кружится сама земля. Фиа приоткрыла глаза, ей хотелось видеть Томаса. Взгляд его серо-голубых глаз был прикован к ее лицу. От напряжения его загорелая кожа покрылась легкой испариной и блестела, напоминая отполированную бронзу.

Фиа все поняла. Он хочет ее. Он хочет большего, чем то, что происходит сейчас. Фиа тоже хотела большего. Она жаждала, чтобы он вошел в нее глубоко-глубоко.

– Прошу тебя, – с мольбой в голосе тихо произнесла она.

– О чем? – спросил Томас, голос его звучал хрипло. Он пристально посмотрел Фиа в глаза. – Чего ты хочешь? Скажи.

– Хочу, чтобы ты был во мне. Томас быстро лег рядом с ней.

– Я хочу, чтобы ты вошел в меня и еще... чтобы на тебе ничего не было.

Фиа выжидательно смотрела на него, у нее перехватило дыхание от собственной дерзости. Сейчас он подумает, что она ведет себя как дешевая уличная женщина.

Одним ловким движением Томас поднялся на ноги, попутно стягивая с себя льняную рубашку, и небрежно отшвырнул ее прочь. Затем снял и отбросил один сапог, потом другой. Немного отвернувшись, он скинул штаны и исподнее.

Томас выглядел необыкновенно мужественным. Широкую мускулистую грудь покрывали шелковистые темные завитки, сужаясь к животу до узкой полоски. Руки длинные и сильные, с прекрасно развитой мускулатурой, кожа чистая и гладкая. Ягодицы твердые и так же хорошо очерчены, как и вся фигура, узкие бедра, длинные ноги. Фиа подняла глаза к лицу Томаса. Он не спускал с нее пристального взгляда, словно собирался целиком проглотить ее.

Фиа опустила глаза к его плоскому животу, к гордо вырвавшемуся вперед твердому огромному члену. Страх вкрался в желание, сжигавшее Фиа. Взгляд Томаса упал туда, куда устремился ее несколько испуганный взгляд. Он улыбнулся одними уголками губ, отчего на его щеках появились очаровательные ямочки. В улыбке его сквозила уверенность в своей мужской неотразимости.

– Не бойся, больно не будет, – пообещал Томас.

– Я знаю, – тихо отозвалась Фиа. Она верила ему. Он не причинит ей боли, разве что бросит сейчас все вот так, на самой грани, на самом краешке того, о чем она и не подозревала раньше и что сейчас стало самым главным.

Он опустился рядом с ней на колени и осторожно снял с нее шелковую нижнюю сорочку, отделанную тончайшими кружевами.

– Ты прекрасна! – вырвалось у него, когда он увидел небольшие упругие груди.

Фиа никогда не понимала, что влечет мужчин к женской груди, но сейчас она радовалась, что ее грудь доставляет Томасу такое наслаждение. Рядом с ним Фиа чувствовала себя удивительно женственной, странно беззащитной и в то же время обладающей неожиданной властью над ним.

Она всегда знала, что красива, но только теперь, когда ей об этом сказал Томас Макларен, она почувствовала себя действительно красивой.

Томас склонился к ее груди и губами обхватил небольшой сосок. Поцеловал, провел по нему и вокруг кончиком влажного языка и принялся сосать... вытворяя с ним, бог знает что, однако нечто совершенно волшебное, восхитительно возбуждающее. Томас перекатывал сосок во рту, щекотал его кончиком языка, нежно покусывал и затем повторял все с другим соском. Мягкие и податливые вначале, соски набухли и стали теперь твердыми и упругими.

Фиа стонала от удовольствия, теребя его шелковистые кудри, притягивая к груди его голову. Томас еще глубже втянул в рот сосок, он сосал его уверенно и ритмично. Его рука накрыла другую грудь, пальцы нежно, но властно сжимали ее. Фиа уперлась пятками в землю и подняла бедра навстречу Томасу, умоляя и требуя того, чего хотела.

Она хотела его. Хотела ощутить его твердую плоть в себе.

Рука Томаса скользнула вдоль ее тела и крепко обняла бедро. Он осторожно прижал Фиа к земле, перекинул через нее ногу и навис над ней. Она ощутила, как его горячий, невероятно твердый и словно покрытый нежнейшей лайкой член, будто дразня ее, уперся в нижнюю часть живота.

Томас целовал ее в губы, обжигая своими губами. Он целовал ее так же, как тогда, когда усадил к себе в седло. Теперь Фиа поняла, что ему нужно. Она сразу же раздвинула губы, одновременно лаская руками его спину, наслаждаясь ощущением гладкой кожи и твердых мышц. А он все целовал и целовал ее...

Томас приподнял бедра, навис над ней, затем снова опустился. Было необыкновенно хорошо почувствовать тяжесть его тела, такого крепкого и настойчиво-требовательного, на своем мягком и послушном. Ощутив его твердую плоть, Фиа инстинктивно развела ноги, и Томас очутился между ними. Рука его скользнула вниз, ухватила член и медленно, словно дразня Фиа, направила его между влажных складок ее плоти, прижимая к маленькому удивительному бугорку, отчего по всему ее телу побежали волны необыкновенного наслаждения. Фиа громко застонала. Стон этот прозвучал для Томаса музыкой. Он медленно продвигался дальше, ощущая, как его жаждущая плоть входит все глубже и глубже...

– Фиа! – воскликнул Томас и одним точно рассчитанным движением вошел в нее до предела. Она резко вскинула тело ему навстречу. Томаса била дрожь. Он уже не целовал ее в губы, он просто ласкал ее. – Подожди, Фиа, замри, не двигайся, помоги мне, иначе я не выдержу, – хрипло шептал он. – Я не хочу кончать сейчас. Не двигайся!

Глаза у нее широко открылись от удивления. Не двигаться? Когда он в ней?

Невозможно!

Фиа заерзала под ним. Он в ответ дернулся. От острого ощущения у Фиа перехватило дыхание. Да! Вот так! Еще! Еще!

Томас вышел из нее и медленно двинулся обратно. Фиа вторила его движениям, она была не в состоянии остановиться.

– Нет. – Голос Томаса обдал ее жаром. – Подожди! – Он очень медленно, со стоном наслаждения вышел из Фиа. – Иди ко мне, прими меня, любовь моя.

Фиа еще шире развела ноги и подняла бедра навстречу Томасу, готовясь принять его плоть, и Томас быстро вошел в нее. Изумленный крик вырвался у Фиа.

– Еще! Еще!

И еще. Томас медленно и ритмично выходил из Фиа и снова входил, обучая ее этому древнему танцу. Казалось, что каждая частичка ее тела пела от счастья познания, от соучастия в великом таинстве любви. Движения Томаса становились все сильнее, все настойчивее. Он полностью отдался во власть древнего инстинкта.

– Да, – повторяла Фиа. – Еще! Прошу тебя! – Она догадывалась, что это еще не все, чувствовала, что приближается нечто неведомое ей ранее, точно знала, что еще немного, и блаженство, которое она испытывает сейчас, возрастет многократно.

Томас закинул ее ноги себе на спину, и Фиа крепко сжала их. Теперь они слились в одно целое. Томас вошел в нее еще глубже, движения стали более быстрыми и резкими, тело его покрылось испариной.

Фиа закрыла глаза и отдалась во власть новых ощущений, которые захлестнули и подхватили ее. Она, не сопротивляясь, подчинилась им... Острота ощущений пронзала Фиа словно боль, а Томас шептал что-то невнятно-ласковое, взлетая и вновь погружаясь в нее.

Фиа забыла обо всем на свете, забыла о своей защитной броне, непрерывно, словно заклинание, повторяя в такт движениям:

– Томас, прошу тебя, еще, еще!

– Да, Фиа, да! – шептал Томас, приподнимая ее бедра и прижимаясь губами к ее шее. Фиа захлестнула новая волна жара и наслаждения. Все ощущения, от самых слабых до самых сильных, будто сжались в одну пружину, готовую распрямиться в любой момент. – Я хочу, чтобы ты сейчас кончила, это твой миг, бери его!

От этих слов пружину будто отпустило. Желание взорвалось в Фиа фейерверком наслаждения, сотрясая все ее тело, расширяясь и расходясь волнами, опустошая и одновременно наполняя ее.

– Томас! – изумленно вырвалось у нее. – Томас!

Он не отозвался, не мог. Язык не слушался его. Тело Фиа подчинилось ему, оно принимало его и отвечало взаимной страстью. Для них сейчас уже больше ничего не существовало вокруг. Весь мир сузился до этого мгновения. Фиа уже была не в состоянии сопротивляться, она кричала и стонала от наслаждения.

Затем ее бедра резко сжались и сдавили Томаса, пальцы впились в его спину. Томас почувствовал, как плоть Фиа резко сократилась и зажала в себе его член. Настал его миг. Томас уперся руками в землю, приподнялся, ощущая ее бедра своими, и резкими частыми движениями стал входить и выходить из нее. Не сдерживая больше себя, он закричал в небо.