Непокорная жена генерала-дракона

63 Эпилог

Когда яркие божественно прекрасные звёздочки перед глазами улеглись, я снова стала видеть комнату: себя, любовно накрытую шёлковой простынёй, раскиданную по полу одежду, стол с остатками ужина, который мы, как обычно, не успели доесть.

В его бокале оставалось вино, а в моём – сок. Генерал запрещал мне что-либо крепче чая, обещая, что скоро сделает меня мамой.

А я так боялась и переживала. В прошлой жизни так отчаянно хотела ребёнка, но бесплодие стало приговором, перечеркнувшим мечты. А теперь у меня было молодое тело, но волнение всё равно оставалось.

А я очень хотела. Хотела малыша от любимого мужчины.

Я погладила кольцо с жёлтым полупрозрачным кристаллом, которое подарил Георг, чтобы я не волновалась. Как только во мне зародится жизнь, камень засветится – и я сразу узнаю.

– Не волнуйся так, Света-а-а, – пророкотал Георг. Он сидел на полу возле камина, подкладывая в огонь свежие поленья. – Кольцо реагирует на магию ребёнка. Как только она проявится, оно засветится. Но от зачатия до проявления магии может пройти несколько часов или даже дней. Скоро всё случится.

– Почему ты так уверен? – прошептала я, приподнявшись.

Простынь сползла с груди, и я подтянула её повыше.

Кожа моя больше не светилась, Георг забрал сияние во время близости: мы стали едиными. Прошёл уже месяц с тех пор, как мы делим постель, жизнь, мысли и чувства на двоих.

– Потому что ты моя пара, Светочка. Ты пришла ко мне из другой вселенной, победив смерть. Всё обязательно случится, – Георг обернулся ко мне через плечо, продолжая помешивать кочергой угли.

Я осторожно сошла с постели, завернувшись в простынь, и присела рядом с мужем, обняв его спину. Склонила голову ему на плечо. Он был обнажён, только в мягких штанах, и на его коже темнели серые полосы старых шрамов.

– Ты тоже её победил когда-то… смерть, – я мягко проскользила пальцами по упругим мышцам, вырисовывая невидимые узоры, прижалась губами к коже и стала зацеловывать его раны, его боль которую он когда-то пережил. Жаль меня тогда не было рядом, я бы не дала ему страдать, исцелила бы мгновенно.

– Всё, иди в постель или я тебя сейчас отнесу, – пророкотал он, взяв мои ладони и поднеся по очереди к тёплым губам.

Я обожала, когда он так делал: глядел в глаза, не отрываясь, и радужки его разливались тёплым серебром.

Я улыбнулась и прижалась к Георгу теснее, впитывая его будоражащий запах. Почему бы не сделать это на мягком ковре? В постели, в ванной, на балконе, в саду и в экипаже мы уже были и не раз, а на полу в спальне ещё нет.

Георг обнял меня за талию и попытался поднять, чтобы отнести в постель.

– Подожди, – остановила я его и, мурлыкнув, взялась губами за мочку уха. – Не торопись…

Я отпустила прикрывающую меня простынь и оказалась обнажена перед мужчиной.

В его глазах вспыхнул огонь, будто и не были мы близки сейчас, и час назад, и вечером, и утром…

Генерал запустил пальцы мне в волосы и склонился к моим губам. Горячие поцелуи-укусы обжигали мои ключицы, шею, плечи, а властные пальцы гладили кожу, сжимали трепещущую грудь, перекатывая горошины сосков.

Опять он главный, подчиняет, умело возбуждает. Так сладко мучительно, что я таю и опускаюсь на ковёр, принимая его.

Генерал ещё ни разу не позволял мне вести. Всегда ошеломлял напором, безудержно врывался, словно ураган, брал меня, делал своей жадно, страстно, словно не мог насытиться. И мне очень нравилось чувствовать себя всецело его, растворяться в его сильных руках и его настойчивом, поглощающем ритме, но… я ведь непокорная.

– Позволь, – прошептала я срывающимся голосом, сжав его ладонь, и поглядела в глаза. – Позволь мне…

Я поцеловала его пальцы, привстала и перекинула колено через его бёдра, оказавшись сверху.

– Света-а-а, – захрипел он, когда я опустилась на него, горячего и напряжёного, ловя губами судорожный вздох.

Я подхватила ритм, и Георг, ошеломлённый тем, что больше не он главный, обвил меня обеими руками, помогая мне двигаться.

Снова вместе, снова единые.

Но веду я недолго. Вскоре он снова главный, снова покоряет. И я вновь состою из одной лишь страсти, взлетаю к небесам, а перед глазами рассыпается фейерверк ярчайших искр. Сквозь мокрые ресницы вижу его лицо. Он целует, гладит меня, несёт в постель и заворачивает нас обоих в одеяло…

Когда дыхание выровнялось, я счастливо потёрлась лицом о мужскую грудь и потянулась поправить ссыпавшиеся на лицо волосы. Но, когда извлекла руку из-под одеяла, комнату вдруг озарило свечение кольца.

– Георг! – восторженно закричала я.

– Светка, – восторженно рассмеялся муж, привлекая меня к себе. Поцеловал в волосы, в мокрые ресницы, в дрожащие губы. – Ну, я же говорил: скоро. Иди ко мне, Светочка, любимая. Иди, ко мне.

Георг обнял меня крепко и прижал к самому сердцу.

– А я всё равно не верю! – прошептала я, захлёбываясь от счастья.

Генерал положил горячую ладонь мне на живот и заглянул с теплотой в глаза:

– Верь. Теперь нас трое. И больше никаких на полу, – строго покачал он головой. – Теперь только в мягкой кроватке и очень осторожно.

Наутро мы собрались с детьми в уютной светлой столовой, которую я обставляла со всей любовью. Четверо наших собак уже кружили под ногами, радостные, что семья наконец проснулась. Георг, как и обещал, подарил Эдварду и Лилиане щенят той же породы, что были Парсиваль с Лавандой: толстеньких, лохматеньких и очень милых.

Я наполнила чашки чаем и разложила всем блинчики, поправила Лилиане воротничок платья, а Эдварду пригладила пушистые волосы, пахнущие мёдом, как у маленького малыша. Георга поцеловала в щёку, потеревшись о него всем телом и, наконец, заняла своё место рядом с мужем.

– Дети, у нас с мамой скоро появится ребёнок, – проговорил генерал.

– Ну, хвала Создателю! – воскликнула госпожа Фридрихсон. Она завтракала всегда с нами, поскольку давно уже была членом семьи.

– Ура! – воскликнула Лилиана, подбежала к нам с Георгом и обняла обоих за шею. – Вы заслужили малыша! Вы такие молодцы! Мне не терпится выбирать вместе с вами игрушки и маленькие костюмчики! Я буду помогать о нём заботиться!

Эдвард отложил салфетку и задумчиво проговорил:

– Значит, теперь я буду старшим братом? Я научу малыша кататься на лошади, ты позволишь, па?

После всех последних событий дети так сблизились с Георгом, что стали называть его папой. И как будто это было нужно всем: и ему, и им. Потеря родителей – тяжелейшее испытание, а Георг был не просто другом их отца, он был Императору самым близким человеком и детей его знал с рождения. Именно Георгу, умирая, тот поручил их воспитывать, зная, что генерал будет с ними всем сердцем.

– Сначала я научу достаточно хорошо ездить тебя, – ответил Георг, указав вилкой на тарелку, чтобы принц не забывал о еде.

– Мам, ну, скажи, я и так хорошо езжу! – воскликнул Эдвард. – Ладно, перепрыжка через барьеры ещё не очень выходит, но я научусь! У меня хороший учитель и ещё полно времени! – мальчик рассёк ножичком блинчик и отправил кусочек в рот.

– Ты у меня умничка, Эдвард, – я потрепала мальчика по волосам и наклонилась поцеловать в лоб. – Обязательно будешь делать перепрыжку лучше всех!

– Спасибо, мам.

Дети стали называть меня мамой, и эти слова согревали моё сердце. У нас с Георгом получилась настоящая большая, крепкая, дружная семья.

Такая, какую мне всегда хотелось.