В итоге вместо работы они сидели в кухне и пили чай с молоком, пытаясь согреться. Кота Ярослава Григорьевна укутала шарфом, Аню наградила сердитым взглядом. Теплее, разумеется, ей от этого не стало.
Из коридора донеслось постукивание трости директора. Кот и Аня переглянулись.
Лукиан Иванович, в отличие от Константина, не забыл поздороваться. Аня сочла это неплохим началом. Но директор всего лишь кивнул ей, обратился же он к Мурлу:
— Рассказывайте.
— Ми-и-и, — задумчиво протянул кот, наткнулся на взгляд Лихо и торопливо закончил:
— Докладываю, сэр! Защита была установлена успешно и работает. На объекте и прилегающей территории враг не замечен. Продержаться можно, хотя провиант на исходе! Сэр!
— Он в "Колл оф дьюти" переиграл, — пояснила Аня приподнявшему бровь директору. Лукиан Иванович вздохнул:
— Поверьте мне, Анна, это не самый скверный случай. Вот когда Мурл год не вылезал из коробки, по его собственному утверждению — в знак солидарности, было намного хуже. Что ж, так или иначе, я услышал главное и теперь спокоен за вас.
До конца дня Аня озадаченно размышляла, кому могло быть хуже, если хвостатое недоразумение целый год о себе не напоминало. Ведь, если кот в коробке, то его, считай, и нет. Или есть?..
Мурл же всех игнорировал, но при этом путался под ногами, старательно изображая, что он и есть, и одновременно — нет.
Если у тебя целых две комнаты в квартире, привитая с детства чистоплотность, да еще идеальное зрение, долго терпеть грязь и кавардак не получится. Аня терпела сорок минут. Дольше просто не было сил.
В тот день мешки для мусора получили много, очень много добычи, начиная с погибшей елки и заканчивая пивными бутылками. "Во всем можно увидеть плюсы," — думала Аня, таская за собой пылесос. Тот, как всегда, упирался, но не стоил и колеса хозяйственной сумки. — "Если прямо сейчас нагрянет тетушка Лера, она точно поверит, что здесь был парень! Может быть, даже несколько." Кот спрятал пустые бутылки под мебель, нарисовал на всех зеркалах жирной лапой смайлики, напихал фантиков в комнатные растения, а люстру украсил непарным носком. Но Аня не сдавалась, и ближе к полуночи кавардак оказался побежден. Почти. В доме больше не было грязи, но никуда не исчез запах гостя. Пахло "Олд спайсом".
— Зачем Мурлу дезодорант?.. — размышляла Аня, отмывая последний грязный объект в квартире — себя. — Ведь пользы коту от парфюма еще меньше, чем, к примеру, от позолоченных усов.
Она устала, измучилась и заснула, едва голова прикоснулась к подушке. Сон не был спокойным: громадные мешки для мусора все разевали и разевали жадные черные рты, гремели и скрежетали бутылками в бездонной утробе…
Аня села в постели, нашарила выключатель лампы и замерла, уставившись на источник шума. Пятый этаж, узенький подоконник, ни единого дерева, достаточно близкого к подоконнику, но, тем не менее, кто-то царапал снаружи стекло, бил и толкал форточку. Рвался в квартиру.
Она забыла.
Она смела всю защиту.
— Ой, мама… тетушка… кто-нибудь…
Форточка распахнулась. Штору дернули в сторону — сильно, бесцеремонно, оторвав от карниза наполовину. Разум подсказывал ей "Беги!!!", а тело не слушалось, пальцы стиснули край одеяла так, что стали неметь. Она не могла отвести взгляд от вцепившейся в штору руки: худой, абсолютно серой, с неестественно длинными когтистыми пальцами.
Обладатель руки не пролез даже — просочился сквозь форточку, легко спрыгнул на пол и теперь приближался к кровати. Сделал пару нарочито неспешных шагов, давая понять жертве, что ей все равно не сбежать, уселся на край постели и смотрел на Аню со странным любопытством.
Она невольно отшатнулась. Отодвигалась, пока не уперлась спиной в стену. Ночной гость вонял, да так, что защипало глаза. От него несло гнилью, немытым телом и ржаво-железным запахом, у которого мог быть только один источник. Черное пальто мальчишки было запятнано кровью во многих местах.
Совсем недавно это пальто принадлежало ей. Как и шарф.
Упыреныш протянул к Ане руку, ткнул когтистым указательным пальцем и потребовал:
— Сгинь!
Не смотря на весь ужас происходящего, она невольно возмутилась:
— Что значит "сгинь"? Это моя реплика!
— То и значит. Собирай манатки и катись'тстюда куда п'дальше, п'ка я добрый. П'няла? Я тя не видел, ты меня тож. И шапку какую-нть дай, — добавил он неожиданно.
— Шапку?.. Да, да, конечно… Сейчас.
Это было единственное из требований мальчишки, которое она хоть сколько-нибудь поняла.
Машинально запахнув на горле ночнушку с бабочками, которая вдруг стала казаться ей слишком короткой, Аня полезла в шкаф. Зеркало на одной из створок — вопреки всему, что она знала об умертвиях-кровососах — демонстрировало ей упыреныша: тот комфортно уселся на постели с ногами и рассматривал книжные полки. Схватил одну книгу, полистал, отшвырнул. Другую. И третью. Взял пластмассового индейца — давний подарок мальчика, с которым Аня почти смогла подружиться — повертел и спрятал в карман. Обернулся к Ане и стал разглядывать ее — нагло, оценивающе:
— Какие у тя ножки!
— Как тебе на стыдно! — воспитание на пару секунд победило в ней ужас. — Ты же еще…
— Я — чё? Ма-аленький? — мальчишка явно насмехался над ней. — Мне уже сто двац'семь лет как двена'цть. На Лиговке родился, на Лиговке жил, на Лиговке сдох. Всяких девок видал [1].
— Вот шапка, — поспешила сменить тему Аня, показывая ему находку. — Подойдет?
— Чё?! — возмутился мальчишка. — С бубоном? Хотя… Буду в ней ми-иленький, — он ухмыльнулся еще шире. Все романтические представления Ани о пресловутых "детях ночи" умерли в муках: у мальчишки было не два острых клыка, но полная пасть. И, словно ужаса было еще недостаточно, она поняла: одежда — лишь маскировка, маленький мертвец не чувствует холода. Симпатичная шапочка с помпоном, вероятно, поможет ему подбираться к доверчивым людям.
— Дай сюда!
— Да, конечно… — Аня протянула к мальчишке дрожащую руку.
— Ишь! Трясется она! — усмехнулся упырь и вдруг схватил вовсе не шапку — стиснул запястье Ани. Слово дверями электрички защемило — никаких шансов вырваться. Она всхлипнула и невольно разжала пальцы. Мальчишка подчеркнуто не спеша провел когтем по тыльной стороне ее ладони. Потекла кровь, заливая руку, капая на постель, на оброненную шапочку. В глазах потемнело — но не на столько, чтобы Аня не видела происходящее. Упыреныш достал из кармана платок: белоснежный батистовый, явно дамский. Аня знала аромат, исходивший от него. Или ей просто мерещилось это от страха — она уже не понимала.
В чем она была теперь абсолютно уверена, так это в том, что мальчишка залез в ее дом не случайно. Ей даже не нужно было для этого видеть монограмму на платке, хотя она ее видела.
Упыреныш прижал платочек к порезу и держал, пока тот не пропитался кровью полностью. Затолкал окровавленную тряпицу в карман, высунул язык и облизал Анину руку. Нечеловечески длинный, мертвенно-серый язык прошелся по ее коже, и от пореза не осталось следа.
— Ммм… — сладенько! — причмокнул мальчишка. — Я к те через п'сят лет вернусь!
— Я уже буду старая, — пробормотала Аня, почти теряя сознание.
— Так и я не жаницца приду! — хохотнул упыреныш, сцапал шапку и одним прыжком оказался на форточке. Сиганул оттуда на тополь и пропал в темноте зимней ночи.
Ветер хлопнул форточкой, едва не разбив стекло. Этот звук привел ее в чувство.
Связных мыслей было немного:
"Маленький мертвец только что подарил мне жизнь."
"Надо бежать отсюда!!!"
Аня заметалась по квартире, одновременно переодеваясь и собирая вещи. Она была абсолютно уверена: обнаружив подлог, Верлиока непременно сорвет злость на ее жилище. Меркантильная человеческая натура не желала с этим смирится. В сумку и чемодан на колесах летели книги и диски вперемешку с одеждой. Она вышвыривала вещи обратно, заменяя другими, прекрасно понимая, что все не утащишь. После нескольких минут сдалась и махнула рукой. Закинула на плечи рюкзак с ноутбуком. Снова пронеслась по дому, выкручивая и выключая все, что могла вспомнить, заперла дверь и побежала в зимнюю темноту, бездумно, без цели — лишь бы подальше от дома.
Аня дважды упала по дороге, прежде чем поняла, что ноги сами принесли ее к метро.
— Нет! — заскрипела она зубами. — Не вы! Прости меня, Лихо. Люди на вашей войне бесполезны!
Она начала замерзать. Как ни странно, холод помог ей собраться с мыслями.
"Надо убраться из города. Может, в глухой провинции найду специалиста по нечисти. Деньги пока есть. Главное — не втягивать те…"
И тут ожил телефон в кармане.
— Привет, солнышко! Прости, если разбудила. Просто скажи: ты в порядке? — без сомнения, это был голос тетушки. И номер тетушки. И ее неизменная забота, лишь самую малость напрягающая взрослую Аню.
Ничего подозрительного, если забыть, что на часах — четыре-двадцать утра.
— Гм-м… — Аня тянула время, лихорадочно соображая. "Да! Вот оно." — Напомни, пожалуйста, тебе плюшевого Ктулху кто подарил — восьмой "Б" или десятый "Б"?
— Ань, ты чего? Какой бэ? Ты прекрасно знаешь, что мне его подарил второй отряд в лагере "Адмиралтеец", мы вместе там были. Что с тобой?! Я же не просто так звоню — чувствую: что-то не так! Выкладывай сейчас же! Нет, погоди, ты что — на улице? Это троллейбус мимо поехал? Что случилось?!
— Эээ… мыши, — ляпнула Аня. Идеи закончились сразу после Ктулху, к тому же разболелась голова. "А что… Это мысль!" — У нас в доме травят мышей. Ультразвуком.
— Мышей, — растерянно повторила тетушка.
— Так ведь хрущоба…
— Ультразвуком.
— Так ведь проверенный способ. Но голова от него болит — сил нет.
— Сейчас?!
— Так ведь Россия. Самая непредсказуемая страна в мире, тебе ли не знать, как учителю.
— Ну-ка, марш в мою квартиру! — рявкнула тетушка. Аня вздохнула с облегчением и подчинилась.
"У тетушки есть защита. Хорошая, надежная, ее не смести и не смыть, я об этом позаботилась. Верлиока бы меня в такое место не послала. Высплюсь, а завтра уже побегу. Можно для начала в Сибирь, а там…"
_________________________
[1] На Лиговском проспекте в Петербурге XIX — начала XX века было множество публичных домов.