Мейсон
Она все забрала и это справедливо.
Я сам отдал ей в наказанье.
Забыть бы о грехах, оставшихся лишь в прошлом.
Если она есть у меня, а я у нее, то мы далеко не уйдем.
Тук. Тук. Тук. Я постучал в дверь Джулс, оглядываясь по сторонам и засунув руки в карманы брюк. Верхний Ист-Сайд весьма консервативное место, кричащее о больших деньгах по сравнению с центром города, где я живу.
Мой отец живет всего в нескольких кварталах отсюда. Но улица Джулс отличается от той, где вырос я. Кремовый цвет камня и замысловатая резьба имеют свою историю. Настоящую историю. Я оглядываюсь на маленький железный заборчик и калитку перед ее домом. Прямо за ними находится заполненный спешащими людьми тротуар.
Раскачиваюсь с носка на каблук и снова стучу, гадая, что прохожие думают об этом доме. Он выглядит невероятно богатым, а ухоженный сад и освещение на окнах только добавляют красоты старому дому.
Я был в нем несколько раз, и странно, что сейчас нервничаю из-за того, что нахожусь здесь. Но, может быть, это связано с тем, что я впервые вхожу через парадную дверь при дневном свете. Ухмыляюсь при этой мысли, но это правда. Я морщусь, когда снова стучу большим железным молотком по двери.
Дверь распахивается, и появляется моя Джулс, но она не задерживается, оставляя открытой дверь и исчезает внутри, бормоча, что ей нужно что-то взять, но я не расслышал, что именно. Какого черта?
— Джулс, — кричу я ей вслед, кладу руку на тяжелую красную дверь и заглядываю внутрь, но Джулс не отвечает.
Дверь скрипит, и я захожу внутрь.
Делаю несколько шагов вперед и щелкаю выключателем справа от себя, прежде чем закрыть входную дверь. Большая хрустальная люстра освещает большой коридор. Потолки выше, чем казались ночью. Верхнюю половину стены покрывают бледно-голубые и кремовые обои в cтиле пейсли, которые гармонично сочетаются с глубоким синим цветом спинок кресел.
Дом выглядит современно и элегантно, но немного по-женски, он определенно не в моем вкусе. Дом сохраняет свою классическую красоту, смесь современности и традиционности. Как и сама Джулс.
— Джулс, — зову я ее, кладу ключи в карман и вытираю туфли о коврик, прежде чем ступить на ковер в холле.
— Извини, — слышу я голос Джулс, прежде чем вижу ее. Она появляется из-за угла, пытаясь вставить сережку в ухо. Джулс идет ко мне босая, в темно-синем платье в белый горошек и с тонким поясом из белой кожи на талии. Она великолепна, как всегда, но что-то не так. Однозначно. Хотя не могу сказать, что именно.
— Все хорошо? — спрашиваю я, не двигаясь и наблюдая за тем, как она надевает синие туфли на каблуке.
— Отлично. Все прекрасно.
Она качает головой и выпрямляется, делая шаг ко мне, затем, развернувшись, направляется назад тем же путем, которым пришла.
Я следую за ней в темную столовую. Впрочем, это помещение ни черта не похоже на столовую. На столе валяется куча бумаг, а в буфете — ноутбук и принтер.
— Извини за беспорядок, — говорит она сдавленным голосом, оборачиваясь. — Сейчас найду сумочку, и мы можем идти.
Она проходит мимо, направляясь к двери, но я протягиваю руку, упираясь ладонью в дверной проем, и жду, пока она взглянет на меня.
Когда Джулс поднимает на меня взгляд, мое сердце опускается в желудок. Хотя ее макияж безупречен, он не может скрыть того факта, что она плакала. Только бы не из-за меня.
— Что случилось?
Это скорее не вопрос, а приказ.
Губы у нее такие же темно-красные, как и при нашей первой встрече, и когда она раскрывает их, мои глаза как магнитом притягиваются к ним. Она ничего не говорит, только облизывает их и отворачивается. Впервые сознательно ослушалась меня. Прячется от меня.
— Я не хочу говорить об этом, — произносит она и начинает отталкивать мою руку, чтобы отвергнуть меня и снова отрицать наши отношения, но я не дам этого сделать. Я так крепко хватаю ее за руку, что она останавливается и смотрит на меня.
— Это так не работает. Я уже говорил тебе. Если ты со мной, то ты со мной.
После моих слов жесткое выражение на ее лице исчезает, но теперь боль отражается в ее глазах.
— Ты не владеешь мной, — Джулс выплевывает слова, предназначенные для того, чтобы причинить мне боль, разрушить легкость между нами.
— Дело не в этом, Джулс.
Мой голос звучит тихо, когда я отпускаю ее, но она не сопротивляется, а стоит и ждет моего следующего шага. Джулс знает, как чертовски хорошо это работает между нами, знает, что бы это ни было, я возьму на себя это бремя.
— Мне не нравится видеть тебя расстроенной, — говорю я и приближаю свои губы к ее. Я слышу, как учащенно бьется ее сердце. — Скажи мне, что случилось, чтобы я мог все исправить.
Хочу привести ей довод, чтобы она не отталкивала меня, успокоить, что она может мне доверять, что я позабочусь о ней, сказать ей все, что я знаю, что она хочет услышать. Но не могу заставить себя сделать это. К счастью, мне это и не нужно.
Она лишь на мгновение подносит руки к лицу, выражение ее лица искажается, прежде чем она падает мне на грудь. Вот она, моя девочка, она так легко поддается мне. Я обнимаю ее, чувствуя, как трясутся ее плечи и вздрагивают от тихих рыданий.
— Я не хотела снова плакать, — выдыхает она мне в грудь, слова приглушены пиджаком. Она качает головой, когда я наклоняюсь, успокаивающе поглаживаю ее по спине, снова и снова целуя волосы.
— Все хорошо. Чтобы ни случилось, я позабочусь об этом.
Не знаю, почему я это говорю. Это глупо с моей стороны, и такая независимая женщина, как Джулс, реагирует именно так, как и должна. Она отстраняется от меня, вытирает глаза и судорожно вздыхает.
— Ничего… — Она закрывает глаза и пытается взять себя в руки. — Это невозможно исправить.
Она бросает взгляд на фотографию в серебряной гравированной рамке на стене, затем снова вытирает глаза и подходит к большому зеркалу в дальнем конце столовой.
Я лишь мельком бросаю взгляд на фотографию. Она со дня ее свадьбы, и он на ней. Очевидно. В конце концов, он был ее мужем.
Паника охватывает меня, тошнота зарождается в желудке.
— Это из-за твоего мужа? — спрашиваю я ее, пытаясь сдержать стыд и чувство вины.
Она оглядывается через плечо с виноватым видом. Чертова ирония.
— Мне очень жаль.
— Не стоит, — говорю я, подходя к ней, кладу руку на ее хрупкое плечо и смотрю на нее в зеркало. — Все в порядке?
— Нет, — быстро отвечает она и шмыгает носом.
Она уже поправила макияж и выглядит так, будто снова притворяется, что все в порядке, но потом ее глаза встречаются в зеркале с моими. Они полны гнева и неумолимого холода.
— У него была квартира, — уверенно произносит она. — Место для встреч с любовницей, или женщинами на одну ночь, или что-то в этом духе.
Я пытаюсь надеть на лицо маску шока, ведь для меня все это не новость. Я не был уверен, знает ли она. Впервые с тех пор, как мы встретились, я чувствую себя виноватым за то, что не сказал ей, как будто каким-то образом мог бы спасти ее от этой душевной боли, если бы поделился частью правды. Только кусочком.
Она смеется, но что-то злое и грустное слышится в этом смехе.
— Ты думаешь, что я жалкая, не так ли? Домохозяйка, которая понятия не имела, что делает муж за ее спиной, — она качает головой, голос хрипит, и силы покидают ее с каждым словом.
Мне больно от того, что она винит и принижает себя. Она сильнее, чем думает. И стоит гораздо больше.
— То, что он сделал, — это отражение его, а не тебя, — говорю я ей, делая еще один шаг вперед и становясь позади нее, так что ее спина слегка касается моей груди. — Ты вовсе не жалкая, Джулс.
Целую ее шею сбоку, глядя на нее в зеркало.
— Никогда бы не подумал, — добавляю я.
— Да, — признается она. — Однажды он изменил. Он был так расстроен, плакал и клялся, что больше никогда этого не сделает. И я ему поверила, а он солгал мне!
Мое сердце бешено колотится, и я отчаянно хочу спросить, с кем, с кем он тебе изменил? Но держу рот на замке и жду.
— Я действительно поверила ему, — боль сквозит в ее словах, когда она поворачивается в моих объятиях, кладя свои маленькие руки на лацканы моего пиджака. Ее взгляд скользит по пуговицам моей рубашки, а пальцы следуют за ним. — Я действительно думала, что он хорошо относится ко мне.
Я слегка отстраняюсь, хватая ее за запястья и привлекая тем самым ее внимание.
— Прости, — говорю я с искренним сочувствием, но это выходит грубо и резко, что шокирует ее.
Она тут же отстраняется от меня.
— И ты меня, — говорит она, глядя в пол, поворачиваясь и убирая волосы с лица. — Я думаю, может быть, сегодня вечером…
Я уже слышу, как она пытается найти отговорку, вижу, что хочет оттолкнуть меня, но я не позволю этому случиться. Я ни за что не уйду, пока не узнаю, что она все еще моя.
Каждый раз, когда она задает мне вопрос о том, что происходит между нами, я чувствую, что должен держать ее крепче. Я не могу позволить ей уйти, не узнав, кто я.
— Иди сюда, — произношу я едва слышно.
Она останавливается и вопросительно смотрит на меня из-под густых ресниц. Она не спрашивает, но повинуется, делая два маленьких шага ко мне.
— Он глупец, что изменял тебе, — говорю я ей, проводя большим пальцем по ее подбородку.
Она издает легкий смешок, я этого не ожидал.
— Ты известный игрок, Мейсон.
Я прищуриваюсь, когда она это произносит, улыбка исчезает с ее лица.
— Тебе не нужно притворяться, что тебе не все равно. Со мной все будет в порядке.
Я начинаю злиться, сердце бешено колотиться. Я, черт побери, не позволю ей принижать наши отношения.
— Наклонись над столом, — сквозь зубы произношу я.
Она моргает, полностью потрясенная. Ей надо было сначала думать, прежде чем нести такую чушь.
— Сейчас же, Джулс, — жестко приказываю я.
Хотелось бы мне забрать свои слова обратно, но я такой, какой есть, и это то, что она получит. Между нами назревает противостояние, мне не хватает воздуха. Мне нужна Джулс такой, какая она есть на самом деле, а не та версия, которую вызывают воспоминания о ее муже.
На мгновение наши взгляды встречаются, мое сердце в груди начинает бешено колотиться от мысли, что я могу ее потерять, но она сдается прежде, чем я успеваю что-либо предпринять.
Джулс упирается бедрами в стол, медленно наклоняясь, чтобы верхней частью тела лечь на столешницу. В том-то и прелесть наших отношений, что она хочет уступить мне. Она отчаянно хочет доверять и не пострадать при этом.
— Подними платье, — приказываю я ей.
Я слышу, как учащается ее дыхание
— Мейсон…
— Ни слова. Никаких оправданий.
Я сжимаю свой член, но у меня нет намерения трахать ее. Я хочу доставить ей удовольствие и показать, что она для меня значит.
— Подними платье и покажи мне себя.
Присаживаюсь на корточки позади нее, пока она медленно тянет ткань вверх, обнажая кружевные трусики.
Медленно скольжу пальцами по ее бедрам, прохожусь по попке, потом пояснице, прижимая ее к себе. Я осторожно отодвигаю трусики в сторону, любуюсь ее красотой. Медленно прохожусь языком по краю кружева и почти разрываю его, когда оттягиваю чуть сильнее, но вместо этого решаю использовать пальцы.
Сначала я играю с ее клитором, нежно проводя ногтем по набухшему бугорку, а затем возвращаюсь к ее входу.
Ее кожа покрывается мурашками. Ей не требуется много времени, чтобы стать влажной.
Джулс издает стон, расслабляясь на столе, и это заставляет меня улыбнуться.
Для нее путешествие будет долгим. Меня не волнует, что мы забронировали столик на ужин. Ей придется смириться с опозданием.
Я ввожу в нее палец, глубоко скользя внутрь, меняю позу, кладя вторую руку на бедро. Глаза Джулс закрыты, когда я трахаю ее, расслабляя и проверяя ее готовность. Я ускоряю темп, вспоминая свое раздражение, и добавляю еще один палец.
— Давай, Джулс, — говорю я и целую ее в шею. — Скажи, что мне все равно.
С ее уст срывается сдавленный крик, и она всхлипывает, чуть извиваясь в попытке уйти от интенсивного удовольствия.
Я ввожу в нее третий палец, поглаживая ее переднюю стенку прямо там, где находится комок нервов, и не отпускаю, когда она начинает кричать. Она изо всех сил пытается вырваться, дергая скатерть и стараясь отвести ногу в сторону, но я прижимаю ее бедром к столу, одной рукой безжалостно гладя ее, а другой орудуя внутри ее влагалища.
— Я бы никогда не стал изменять тебе.
А затем произношу слова, хотя она понятия не имеет, насколько они правдивы.
— Я бы никогда не воспользовался тобой.
— Мейсон! — выкрикивает она мое имя, и ее киска сжимается вокруг моих пальцев.
Мое имя! Я хочу, чтобы она кончала, выкрикивая мое имя. Кончала от того, что я с ней делаю, и она мне это позволила. Все, что она должна сделать, это уступить мне.
— Скажи, что ты понимаешь, Джулс.
Я не позволю ей кончить, пока не услышу, как она это произнесет. Клянусь Богом, я остановлюсь, если она не даст мне этого.
Возможно, я скрываю правду, но не лгу.
— Да.
— Что, да?
— Да, Мейсон.
Я улыбаюсь ей в волосы, замедляя темп и заставляя тем самым ее хныкать.
— Да, Мейсон, что? — спрашиваю я ее.
Мое сердце колотится в груди, но мне нужно услышать, как она это говорит. Я не хочу, чтобы это дерьмо с ее мужем имело какое-то отношение к тому, что есть у нас.
— Ты этого не сделаешь. — Она прикусывает губу, глядя на меня с мольбой о пощаде. — Ты не причинишь мне вреда.
Я прижимаюсь губами к ее губам одновременно трахая пальцами ее влагалище, безжалостно прижимаясь к ее твердому клитору. Она хнычет мне в рот, когда ее настигает экстаз, и стучит рукою по столу в попытке сдержать свое тело, чтобы не выгнуться от моего прикосновения. Я не отступаю ни на шаг, получая от нее каждый кусочек ее оргазма.
Джулс выгибает спину, дрожь освобождения все еще сотрясает ее. Именно такой я и хочу видеть ее всегда.
В ее мягких голубых глазах нет никакого беспокойства, только выражение удовольствия на лице.
Именно я сделал это с ней.
Мой член тверд, как гребаный камень, но сейчас все только для нее. Она оглядывается через плечо, все еще тяжело дыша и вцепившись пальцами в кремовую скатерть. Джулс ждет, что я возьму нее. Трахну ее прямо здесь и сейчас. Но, фото ее мужа прямо перед нами.
Часть меня хочет это сделать. Чтобы заставить ее спазмировать на моем члене. Чтобы показать ей, как будет обращаться с ней настоящий мужчина. Но не могу. Мне нужно убираться отсюда к чертовой матери.
Оттягиваю ее бедра назад, попка прижимается к моему твердому члену.
Ее ресницы дрожат, и она широко раскрытыми глазами смотрит на меня, ожидая, что я скажу.
— Сначала ужин, дорогая.
Нежно целую ее в губы, чувствуя ее сбившееся дыхание на своей щеке, затем касаюсь ее клитора через трусики и улыбаюсь, когда дрожь пробегает по ее телу. Она откидывает голову мне на плечо.
Я оставляю поцелуй на ложбинке шеи, а потом шепчу ей:
— Сегодня вечером.